Помоги проекту - поделись книгой:
Что же изменилось за сто лет? Разбирать «Трабант» на части не пришлось, с тех пор успели построить какую-никакую дорогу, гордо названную Tanzam Highway (Танзания— Замбия). Правда, этого «хайвэя» опасаются и дальнобойщики, и туристы. На участке, проходящем через Национальный парк Микуми, надо в оба следить за дорогой, чтобы не задавить слона, жирафа или носорога. Впрочем, достаточно наехать на засохший слоновий помет — и до свиданья, колесо! Ведь из навоза торчат толстенные не переваренные животным колючки, смертельные для шин и безвредные для слоновьего кишечника. А «загорать», беспечно выставив ноги из-под машины, соблазняя окрестных львов легким обедом, — и вовсе занятие для любителей экстрима. Так что Рольф предпочел доплестись на спущенном колесе до Мбеи, где, по слухам, был шиномонтаж при швейцарской миссии. Был-то был, да только «Трабанта» там никогда не видели. И все же с помощью африканской смекалки и швейцарской точности через 12 часов уникальное колесо восстановили за смешные 10 долларов. А вот без АЗС — просто беда. Каково оказаться с запасом бензина на 500 километров, когда до ближайшей заправки все 800 и нет гарантии, что там вообще будет топливо! Зато можно заночевать в Ливингстоне в «четырехзвездочном» безымянном кемпинге Nonamecamp из соломенных хижин с электричеством от двигателя. Сто лет назад Гретцу такое и не снилось, а теперь тут от гостей отбоя нет. Фигуры попадаются колоритные: охотники на львов и студентки-зоологи, дальнобойщики и таможенники, торговцы бриллиантами и контрабандисты, пилоты, полицейские…
Путешествие уже позади, но Рольф в свои 60 не спешит «на пенсию». 3 июня он стартовал в новый пробег (разумеется, на «Трабанте») из Штольберга в Пекин на Олимпийские игры. Скажете, рановато выехал? Так ведь маршрут проложен через Египет и США. И ехать не спеша — куда интереснее!
Швеция в «табакерке»
Расположен Скансен на одном из красивейших островов Стокгольма под названием Юргорден. В старину здесь охотился весь королевский двор — само название острова означает «огороженная территория с оленями». А в начале XIX века на его самом высоком холме было выстроено небольшое укрепление — по-шведски «сканс». В его стенах юные принцы играли в военные игры, овладевая азами боевого искусства. Здесь основатель Скансена Артур Хазелиус и купил в 1891 году небольшой участок «с целью заложить музей, не имеющий аналогов, а именно фольклорный культурно-исторический музей под открытым небом».
Впрочем, подобная идея начала зарождаться у Хазелиуса намного раньше — еще в начале 1870-х годов. В то время волны индустриализации прокатывались по Европе, сметая на своем пути старый уклад жизни. Строились фабрики и заводы, прокладывались железные дороги. А мелкие фермерские хозяйства разорялись, и их бывшие владельцы покидали свои дома в поисках лучшей доли. Спасаясь от голода и нищеты, четверть населения тогда еще преимущественно сельскохозяйственной Швеции эмигрировала в Америку. А вместе с ними постепенно исчезал и определенный тип культуры со всеми ее материальными атрибутами. И тогда как одни были вдохновлены идеей строительства новой, промышленной Швеции, у других — прежде всего среди интеллигенции — индустриализация и урбанизация рождали противоборствующее настроение — «национальный романтизм». Его приверженцы боготворили природу и грезили об идиллическом существовании на ее лоне. Похожие устремления разделял и Хазелиус, однако романтической созерцательности он предпочел активный подход.
Здесь 150 строений, но некоторые пользуются особым успехом: в Окторпсгордене, например, разыгрываются кулинарные представления
Свою миссию по спасению исчезающей сельской Швеции он начал с коллекционирования крестьянской одежды. Затем последовали старинные постройки, мебель, домашняя утварь и рабочие инструменты. Причем с самого начала коллекционер-любитель вел строгую регистрацию поступлений, указывая, откуда они, кем изготовлены и кто их использовал.
В 1873 году Хазелиус впервые представил свою коллекцию публике, разместив ее на центральной улице Стокгольма под гордым названием «Скандинавское этнографическое собрание». Посетителей встречали макеты крестьянских изб с подлинными предметами интерьера, а дополняли композицию куклы-манекены в национальных костюмах. Несколько лет спустя, на Всемирной Парижской выставке 1878 года, Хазелиус получил за свою экспозицию золотую медаль. После чего уже со всех концов страны из богатых семей и разоряющихся мастерских стали приходить посылки с домашней утварью и ненужными рабочими станками. В 1880 году он переименовал разросшуюся коллекцию в «Музей северных стран» и добился того, что король выделил на Юргордене участок под строительство музейного здания. Оно началось в 1888 году, а завершилось лишь к 1907-му, спустя шесть лет после смерти Хазелиуса.
Это огромное здание, украшенное башнями, башенками, зубцами и шпилями, и сегодня встречает всех въезжающих на остров и следующих далее к Скансену. Смотрится оно настолько величественно, что японские туристы нередко принимают его за королевский дворец и начинают радостно фотографироваться на его фоне. Вообще-то, по первоначальному проекту архитектора Исака Густава Класона, музей был вчетверо больше и напоминал ренессансный замок с внутренним двором и четырьмя башнями по углам. Ведь согласно концепции Хазелиуса, грандиозное здание должно было вызывать в посетителях «сильный и мощный настрой» и пробуждать чувство любви к родине. На деле же было построено только западное крыло с огромным внутренним залом. Но и оно впечатляет, а зал размером 126,5 метра в длину и 24 в высоту остается самым большим в Швеции. Причем для отделки музея использовали только отечественные материалы, завезенные со всех концов страны.
Почти сразу после начала строительства Хазелиус понял, что традиционное размещение экспонатов за стеклами шкафов и витрин его не устраивает. Его просветительская концепция — дать посетителям возможность почувствовать себя частью исторической или географической среды, вжиться в нее — требовала иного «антуража» и иного устройства. В результате родилась концепция другого, совершенно необычного музея.
Все «как было»
Новая концепция предполагала существование живых экспонатов (люди и животные) в подлинном, привычном для них окружении. Для этих целей и был приобретен в 1891 году упомянутый участок около укрепления-«сканса». С тех пор со всех концов страны в новоиспеченный Скансен доставлялись старые дома и прилегающие к ним постройки. Причем размещались они в «правильном» географическом порядке: с севера Швеции — в северной части комплекса, с юга — в южной. Более того. На бесплодную, скалистую территорию острова завозилась из каждого региона «своя» земля, на которой высаживали свойственные данной местности деревья и травы, а также устраивали загоны для встречающихся там животных. Но и это еще не все. Служителей музей тоже нанимал точно из той области, откуда привезено здание, — все должно было быть «по-настоящему». Эти люди, одетые в национальные одежды, жили в домах-экспонатах, занимались привычным трудом и даже готовили себе еду, но в то же время рады были в любой момент отвлечься от повседневных занятий, чтобы ответить на вопросы посетителя.
В сегодняшнем музее сохраняют и развивают концепцию основателя — большое внимание по-прежнему уделяется флоре и фауне. К услугам посетителей — множество садов и огородов, например Сад роз, Сад трав, господский парк, приусадебные огороды, Школьный садик. Среди всей этой зелени весело снуют белки (в Швеции они олицетворяют собирательство), причем эти любопытные животные совершенно не боятся людей. Встречаются и павлины, тоже свободно разгуливающие по дорожкам. При чем тут павлины? А они обитают в Швеции с XVII века — их привозили для украшения дворцовых парков. Так что это тоже «местная» достопримечательность, след минувших времен.
Скансен «приглашает» в путешествие по шведским провинциям и эпохам: такую сценку можно было наблюдать в конце XIX — начале ХХ века
Кроме того, на специально огороженных территориях можно увидеть практически всех диких животных Скандинавии — от тюленей и оленей до волков и медведей. Местные породы животных домашних — также достояние Швеции. Причем в Скансене присутствуют как редкие, почти исчезнувшие виды, скажем, корова вэне или коза йэмт, так и широко распространенные сегодня: утки, куры, знаменитый сконский гусь и лошади разных пород (на которых, кстати, здесь же можно и прокатиться).
Наряду со спасенным живым наследием в Скансене по сей день представлены и материальные атрибуты исторического прошлого. Сегодня тут около 150 зданий, среди которых есть целые усадебные комплексы. Когда Хазелиус приобрел первый участок земли, на нем было два сооружения: Желтый и Красный дома начала XIX века. В Желтом поселился сам директор. А Красный, изначально служивший жильем для садовников прежнего владельца, был перестроен чуть позже под жилье садовников и сотрудников Скансена. К открытию музея к этим зданиям уже добавился так называемый сельский «домик из Муры» XVIII века — первая постройка, приобретенная Хазелиусом в середине 1880-х.
Первоначально основателя Скансена интересовали только крестьянские хозяйства со всей страны и жизнь «дикарей» — саамов. Но со временем стало ясно, что и дворянские поместья, и церкви с их колокольнями, и мастерские ремесленников — все это также под угрозой. И в комплексе стали появляться новые экспонаты: жилой дом уездного судьи 1820-х годов, танцевальный салон 1833-го, помещичья усадьба конца XVIII века. А еще — обсерватория, ателье художника Крунберга (он написал самый известный портрет Хазелиуса), киоск для объявлений и продажи сигар, рестораны, пивной зал (сейчас в нем театр) и многое другое.
История в картинках
За каждым из зданий — страница шведской истории. Так, Миссионерский дом, в котором община проводила воскресные вечера за молитвой и пением, напоминает о «движении за духовное пробуждение», набравшем силу к концу XIX века. Дело в том, что с XVII века все жители страны автоматически принадлежали к государственной протестантской церкви. Лишь в 1858 году отменили закон, запрещавший частным лицам проводить независимые религиозные собрания, после чего стали возможными подобные вечера. В 1860 году граждане получили право выходить из Шведской церкви и вступать в любую другую христианскую общину, в 1951 году был принят закон о свободе вероисповедания (сегодня в Швеции запрещены только те религии, которые допускают принесение в жертву людей или животных), а в 2000 году церковь была отделена от государства.
Расположенный неподалеку Народный дом переключает внимание посетителя с религиозной истории на политическую. В конце ХIХ — начале ХХ века представителям рабочего движения запрещалось снимать помещения для своих встреч. И тогда они стали собирать средства и строить своими руками народные дома, работая бесплатно по вечерам и в выходные. В этих домах — своего рода аналогах наших домов культуры — велась работа с молодежью, действовали различные кружки и секции. Здесь также читали лекции, устраивали лотереи и праздники — все это, разумеется, с обязательным для шведов «кофепитием». А чуть позже название этого дома перешло на всю государственную систему.
В 1921 году социал-демократы впервые заговорили об обществе всеобщего благосостояния, о так называемом «третьем пути», проходящем по кромке социализма и капитализма: «Мы боремся не за диктатуру рабочего класса, не за то, чтобы одно угнетение сменить другим. Мы боремся за то, чтобы в конце концов вообще упразднить классы и превратить Швецию в надежный дом для всех шведов. Поистине хороший дом не знает привилегированных или униженных, в нем нет ни любимчиков, ни пасынков. Здесь никто ни на кого не смотрит сверху вниз, никто не пытается нажиться за счет других, а сильные не издеваются над слабыми. В этом доме правят равенство, забота, сотрудничество, взаимопомощь». В 1932 году, став премьер-министром Швеции, социал-демократ Пер Альбин Ханссон принялся воплощать этот образ «народного дома» в жизнь, постепенно создав систему, которую мы теперь называем шведским социализмом, или шведской «моделью».
Столь же актуально сегодня в Швеции и еще одно движение, также набравшее силу к концу XIX века, — движение трезвенников. Тогда же по всей стране стали строиться дома трезвости (один из них есть и в Скансене), где рабочие могли бы культурно проводить досуг, позабыв об алкоголе. К их услугам там были библиотека, зал для докладов и концертов, кинозал и столовая. Кстати, и сегодня, при том что страна вступила в Европейский союз, где действует принцип свободного передвижения товаров и услуг, шведы не имеют права ввозить оттуда сколько угодно спиртного. Алкогольные напитки продаются только через сеть специализированных государственных магазинов — Систембулагет, — их количество и режим работы весьма ограниченны (скажем, в полуторамиллионном Стокгольме всего 12 магазинов, закрывающихся в шесть вечера). В прочих нельзя приобрести ничего крепче трехградусного пива.
Вместе со строительством домов трезвости блюстители нравов стремились закрывать уже существующие развлекательные заведения. Такая участь постигла и Губхюллан (название можно примерно перевести как «стариковская галерка»). Поначалу здесь играл оркестр, устраивались представления варьете, затем в здании разместилось симпатичное кафе, где можно было выпить традиционного кофе с пуншем. В 1920-е годы, когда в стране действовал «полусухой» закон и спиртное отпускалось гражданам строго по талонам, это здание с прилегающей территорией было приобретено музеем. Сейчас здесь уютные бар и кафе (в меню опять наличествует кофе с пуншем разных видов), а также Музей табака и спичек.
В подобной комнате «городского квартала», где «усталый мастер с фабрики» играет на цитре, могли в XIX веке жить 10—20 человек одновременно
В 1930-е годы в Скансене был устроен городской квартал, который позднее дополнили «промышленным районом». В квартале представлены практически все «заведения», необходимые горожанам, — пекарня, столярная, сапожная и прочие мастерские. А кроме того, типография, дом ювелира, домик священника, почта и даже контора банка! И что самое удивительное — все они действующие. Так, в механической мастерской рабочие в спецовках работают на допотопных станках, а их приход-уход по-прежнему отмечают настенные часы-компостер.
Кое-где, как, например, в мастерской стеклодувов, посетителям предлагается не только понаблюдать за работой, но и купить что-нибудь на память в имеющемся магазинчике. В расположенной неподалеку бакалейной лавке можно не только увидеть коробки с нюхательным табаком, бочонки с хмелем, горохом и даже с песком для плевательниц, но и купить кулечки с карамельками. А рядом, в булочной, вам предложат полакомиться свежеиспеченными крендельками и купить домой хлеб, изготовленный по старинным рецептам.
Совсем недавно, в прошлом году, при скобяной лавке был открыт магазин «Консум» по образу и подобию 1930-х годов. Стены до потолка выложены белым кафелем, молочные бутылки стоят на мраморном прилавке (тогда считали, что мрамор сохраняет холод). В витринах выставлены различные продукты, а кое-что из них, например печенье и лимонад, изготовленные по рецептам «своего» времени, можно купить и попробовать. «Консум» — тот редкий случай, когда работники Скансена в чем-то отходят от заложенного основателем принципа подлинности и идут на «воссоздание» некоторых деталей. Впрочем, откуда взять стеклянные молочные бутылки или бумажные упаковки для сухих хлебцев 70-летней давности? Приходится их тщательно реконструировать.
Тропой Линнея
Как почти во всех музеях мира, помимо постоянной экспозиции здесь регулярно проводятся временные мероприятия и выставки. Поскольку в 2007 году страна отмечает 300 лет со дня рождения Карла Линнея (1707—1778), то сейчас всех посетителей встречает фанерная фигура знаменитого ученого. Вместо лица — прорезь, куда можно вставить свою голову и сфотографироваться. Подобное незатейливое развлечение предлагали пляжные фотографы во времена наших бабушек и дедушек, да и сейчас его можно встретить повсюду. Вообще надо сказать, что в Скансене бережно хранят атмосферу патриархальности — здесь нет ни новомодного лоска, ни спецэффектов. Все очень просто, «без затей».
Рядом с фигурой из фанеры в корзинке лежат карты-путеводители по специально созданной «тропе Линнея». Она проходит по тем областям Скансена-«Швеции», где в свое время побывал великий ботаник, на ней 12 станций-остановок.
Карлу Линнею посвящена целая «ботаническая тропа», уставленная к тому же забавными фигурками автора первой классификации видов
Начинается маршрут в Саду трав. Это небольшой четырехугольный садик, огороженный постриженной сиренью. Кстати, такой тип живой ограды из плотно посаженных кустов («хекен») до сих пор успешно заменяет в Швеции глухие заборы. На грядках-клумбах — образцы растений, которые изучал когда-то Линней. Их шведские названия порой весьма необычны. Например, «любовная трава», «французский драгун» (наш обычный эстрагон), рядом — «собачий язык» (очень напоминает лебеду), «хлеб невесты»... На отдельной грядке — «аристократы»: пионы, розы, мальвы. А в центре высажены растения, определения которым дал сам ученый в соответствии со своей «половой» классификацией — как принято здесь говорить, «Бог создал — Линней классифицировал». Все растения он разделил на группы. На табличках значится: класс I — 1 законный муж в браке; класс II — 2 законных мужа в браке, и так до класса Х. Дальше — только интереснее: например, класс XIII — 20 или более мужей в браке. Класс ХХI — законный муж живет в одном доме с женами, но у них разные постели. Класс ХХII — законный муж и жены живут в отдельных домах. Класс ХХIII — законный муж живет с женой и любовницами, и, наконец, последний, ХХIV класс — бракосочетание происходит в уединении. Все это, конечно, относится к числу тычинок и пестиков в цветке, хоть и звучит загадочно...
Но мы идем дальше. Следующая остановка на тропе — аптека Крунан, «корона». Надо сказать, что все аптеки до сегодняшнего дня в Швеции имеют «собственные» имена — чаще всего какого-то животного или птицы. Пожилая аптекарша в сарафане на шнуровке с готовностью повествует о врачебно-медицинском этапе в жизни Линнея. Он начался в Голландии, где молодой ученый написал диссертацию «Новая гипотеза перемежающихся лихорадок» (тогдашнее название малярии). Вернувшись в Швецию с докторской степенью, Линней несколько лет работал врачом в Стокгольме. Вначале с пациентами было неважно, однако, вылечив несколько фрейлин от кашля, он вскоре стал придворным лекарем и одним из самых модных врачей столицы. Лечил он кашель тысячелистником — дам поил отваром из свежих листьев, а мужчинам предписывал курить трубку, набитую измельченными сухими листьями. Особенной же любовью Линнея пользовалась земляника. По его мнению, она не только излечивает подагру, но и очищает кровь, улучшает цвет лица и, кроме того, уменьшает вес. Многие дамы захотели похудеть с помощью вкусного средства, и в результате цена на ягоды выросла в 6 раз...
Тропа карабкается (и мы с нею) вверх, «на север», в Лапландию, где живут саамы. И вдруг — чудо. Стоит самая настоящая избушка на курьих ножках! А навстречу идет саамская скуластая девушка с вплетенными в волосы цветными шнурочками, в синем одеянии, украшенном бисером и красными суконными полосками. Она и помогает разъяснить сказочное видение: оказывается, именно так, на стволах с растопыренными корнями — точь-в-точь куриные лапы, — ставили саамы свои избушки-склады. В них они хранили копченые мясо и рыбу, когда уходили кочевать летом на север. А ножки-корни — это чтобы дикие звери не съели припасы, заготовленные на зиму.
Рядом стоит чум — в таких саамы жили примерно до 1960-х годов. Заглядываю внутрь — там горит маленький костерок, сидит «хозяин», рядом — семья любопытствующих туристов. Меня приглашают присоединиться. Пол вокруг очага, обложенного камнями, сплошь покрыт оленьими шкурами. Изнутри видно, что чум сделан из тонких березовых стволов, покрытых берестой и торфом. Узнав, что я из России, «хозяин» говорит, что бересту для этого чума пришлось покупать в нашей стране — несколько лет назад умер последний шведский заготовитель березовой коры.
Дальше извилистая дорожка пересекает центральную площадь Скансена, наглядно иллюстрируя путешествия ботаника по центральной Швеции — такой, как ее видел в XVIII веке Линней: с верстовыми столбами, невысокими оградами, сложенными из больших камней (их крестьяне убирали с полей и, чтобы ничего не пропадало, складывали по краям своих участков), и бельевыми мостками на прудах — на одном из них при мне стояла «служанка» и полоскала белье...
А заканчивается наш «поход» у солдатского хутора. Он связан с детскими годами Линнея — ботаник родился в местности Смоланд, откуда и была привезена эта бревенчатая избушка, выкрашенная в любимый шведами темно-красный цвет. Она не только иллюстрирует быт того времени, но и напоминает о старой системе «содержания войск населением», действовавшей до начала ХХ века. Суть ее состояла в том, что все крестьянские хозяйства делились на округа, каждый из которых должен был содержать «своего» солдата — построить ему дом, обеспечить одеждой и частично пропитанием. От короля воин получал оружие и ткань на мундир. Батраки охотно шли в армию — по крайней мере, они получали дом и могли жениться. Когда солдат уходил на войну, о его семье заботились члены общины. Но если он погибал, то семья должна была освободить дом для следующего постояльца.
В Скансене можно увидеть целые улицы старого Стокгольма или Гетеборга
Скансен ритуальный
Но все же, пожалуй, самое посещаемое место в Скансене — это мини-зоопарк. Здесь, как водится, маленькие ребята встречаются со зверятами. Они с интересом осматривают, учатся любить и понимать друг друга. А где еще городские дети могут увидеть живого цыпленка, утенка или козленка?
За каменным ограждением — крытый соломой домик и табличка с названием, которое переводится как «Русская черепаха». Маленькая черепашка деловито щиплет травку, не подозревая о своем славянском происхождении.
Что характерно — неподалеку раковина с жидким мылом и памятка: «Гладь наших зверей, но не забудь потом вымыть руки». Ведь основной метод шведского воспитания — не запреты, не мелочная опека (вы никогда не услышите окриков: «Не беги!», «Не трогай!», «Не вертись!»), а апеллирование к здравому смыслу и сознательности ребенка. Ему могут подсказать, рассказать, посоветовать и очень редко наказать (но не отшлепать — в Швеции запрещены физические наказания). Рядом с раковиной — яма с песком для прыжков в длину и линейка с рисунками животных против расстояний, на которые они могут прыгать. Все до примитивности просто и в то же время неназойливо воспитательно и познавательно.
С мини-зоопарком связана симпатичная традиция. Именно здесь подрастающие малыши расстаются со своими сосками — родители приводят их сюда для того, чтобы они оставили их «на память» котятам. Весь кошачий дворик усыпан такими разноцветными «игрушками», которыми весело забавляются животные. А вечером служители собирают эти дары и развешивают из них на деревьях гирлянды. Очень по-скандинавски...
Впрочем, в Скансене много хороших «коренных» традиций. Летом здесь, естественно, звучат народные музыка и танцы, в которых принимают участие все желающие, а на специальной открытой площадке ежедневно выступают различные оркестры и устраиваются танцевальные вечера в самых разных стилях.
Кроме того, круглый год отмечаются разные национальные праздники. Уже более 100 лет в музее проходят знаменитые предрождественские базары, где можно согреться чашечкой горячего глёга — смеси вина или сока с пряностями, изюмом и миндальными орешками. Везде звучит мягкая праздничная музыка, на окнах домиков уютно горят свечи, в воздухе витают запахи корицы и других «рождественских» специй...
13 декабря в музей прибывает «сама» святая Люсия в сопровождении свиты и в традиционной короне из горящих свечей — на типично шведский праздник, посвященный популярной в стране христианской мученице (и в то же время это праздник света в темнейшие дни года).
Традиция встречать Новый год в Скансене была заложена в 1895 году еще основателем музея и сохраняется по сей день — в эту ночь с главной сцены читается одно и то же стихотворение и поет хор, повсюду сверкают огни фейерверка, а посетители чокаются друг с другом бокалами с шампанским.
Но, пожалуй, главное событие — концерт «Allsång på Skansen», что можно перевести как «В Скансене поют все!». Каждое лето с главной сцены музея еженедельно транслируется одна из самых популярных телепрограмм Швеции. В чем-то это напоминает нашу «Юрмалу» или «Ялту» — здесь выступают знаменитые шведские исполнители, а ведет концерт популярный артист. Но и тут Скансен ввел интересную традицию: всем зрителям заранее вручают брошюру с текстами песен, чтобы они могли подпевать.
Очередь для того, чтобы попасть на передние места, занимают накануне чуть ли не в полночь, причем «завсегдатаи» уже сдружились за годы посещений — приходят с пледами, бутербродами, термосами с кофе. Днем угощают друг друга мороженым и укрывают от солнца (или дождя). Кто-то читает, кто-то вяжет, кто-то разговаривает в ожидании концерта. И все чувствуют себя членами одной большой семьи — а это для шведов редкость...
Познай себя
Концепция нового музея сначала прижилась в соседних странах — Финляндии, Голландии, Дании, Норвегии, затем в других частях «старой» Европы, а потом и мира. И в настоящее время музеи под открытым небом — распространенная форма сохранения национального культурного наследия. Основная тенденция в подходе к формированию экспозиции — переход от показа отдельных уникальных построек к воссозданию целостных архитектурно-этнографических комплексов, своего рода «слепков» с эпохи. Причем в некоторых странах этот тип музеев так и называется — «скансен».
Говорят, девизом Хазелиуса были слова: «Познай себя», приписываемые знаменитому дельфийскому оракулу. Неподалеку от Скансена, у входа в уже упомянутый нами Музей северных стран, — на стеле высечено: «Может настать день, когда всего нашего золота не хватит для воссоздания прошлого». И не пора ли России задуматься над этими словами и начать создавать свой Скансен, где бы наши дети и внуки могли познавать свою историю, познавать себя?
Ведь, в сущности, такое собрание, такой городок (вернее, целая страна) «в табакерке», сослужило бы большую службу в поисках и строительстве национальной идеи. А в случае с такой маленькой — по сравнению с нашей — страной, как Швеция, можно сказать, что Скансен сам национальная идея и есть. Суть ее в том, чтобы знать и любить свое отечество, как свою ферму или любое личное хозяйство, вести ему учет и прибираться в нем, следить, ухаживать, приумножать, рационализировать и привносить новые идеи. Как свидетельствует история, для знаменитого скандинавского королевства этого оказалось вполне достаточно.
Практическая информация
Часы работы:
Входная плата:
Клетки завтрашнего дня
Еще в самом начале XX века было известно, что зрелые кровяные клетки неспособны к размножению, а самые многочисленные из них — эритроциты — даже утрачивают ядро вместе со всем хромосомным аппаратом. Это, конечно, случай крайний, но вообще-то отказ от производства себе подобных характерен для большинства специализированных клеток в человеческом организме — мышечных, железистых, нервных. Но если нейроны или, скажем, яйцеклетки могут жить десятилетиями, то красные кровяные тельца — около ста дней. Однако меньше их при этом не становится. Откуда же они берутся?
В 1900-х годах известный гистолог, профессор Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга Александр Максимов исследовал развитие клеток крови и создал довольно стройную теорию. Согласно ей в красном костном мозгу живут специальные клетки, единственное занятие которых — делиться. После каждого деления, как и положено, получаются две одинаковые молодые клетки. Но в одной из них начинаются морфологические изменения, в результате которых она превращается в одну из клеток крови. Другая же, подросши до нужного размера, вновь делится — и опять одна из двух ее «дочек» выбирает карьеру кровяной клетки, а другая занимает место «мамы». Можно представить, что делящиеся клетки как бы образуют ствол, от которого в каждом цикле вбок отходят веточки — клетки, приобретающие специализацию. Видимо, поэтому Максимов, излагая в 1909 году свое открытие на заседании гематологического общества в Лейпциге, назвал клетку-прародительницу всех клеток крови Stamzelle, то есть стволовой.
От Максимова до Фриденштейна
По сути дела, существование стволовых клеток было «открытием на кончике пера»: ни сам Максимов, ни кто-либо другой в ту пору их не видел, точнее, не мог различить среди многочисленного и разнообразного клеточного «населения» костного мозга. Позднее теория получила прямые доказательства, однако долгое время считалось, что такие клетки характерны только для кроветворной ткани, за счет которой кровь непрерывно обновляется. Но ведь постоянная смена клеточного состава — это необходимое условие существования любого эпителия, от выстилки носоглотки до наружного слоя кожи (именно поэтому татуировку приходится загонять под него — иначе даже самая стойкая краска через несколько дней сойдет вместе со своим живым «холстом»). В основе этого непрерывного обновления лежит тот же механизм: часть потомков делящихся неспециализированных клеток приобретает определенные свойства. Подсчитано, что за 70 лет жизни человека его стволовые клетки в регулярно обновляющихся тканях производят в общей сложности около 14 тонн живой массы. Причем на клетки крови приходится только одна пятая этого количества, львиную же долю (около двух третей) постоянно порождаемой и теряемой плоти составляет эпителий кишечника.
годня кроветворные стволовые клетки, вычисленные Александром Максимовым, можно увидеть воочию. Так они выглядят в кровеносном сосуде эмбриона человека SPL/EAST NEWS Сегодня
Мышцам и сосудам постоянное обновление вроде бы не требуется, однако в определенных обстоятельствах, скажем, при травме или под действием регулярных физических нагрузок, они тоже используют эту функцию. Совсем, казалось бы, не склонные к регенерации кости человека и других млекопитающих все-таки срастаются после переломов, заполняя разрыв вновь образованной костной тканью. И во всех этих случаях новая ткань образуется не за счет деления специализированных клеток, а за счет дифференцировки (так называется процесс клеточной специализации) части потомков делящихся клеток, которые, как выяснилось, есть во всех этих тканях. Иногда они имеют особые названия: клетки, способные превратиться в мышечную ткань, называются миобласты, в костную — остеобласты и т. д. Общее же их название — тканевые стволовые клетки. Оно отражает их главную особенность — способность развиться в любой тип клетки определенной ткани, обычно той, в которой или возле которой данная стволовая клетка живет.
Однако еще в 1960-е годы советский гематолог Александр Фриденштейн обнаружил все в том же костном мозге среди обычных кроветворных стволовых клеток небольшое количество еще более пластичных. В опытах Фриденштейна и его сотрудников эти клетки (он их назвал мезенхимальными) превращались в хрящевую, костную, жировую ткань и, похоже, могли дать начало любому из примерно 230 типов клеток человеческого организма. А могли и не давать: в лаборатории Фриденштейна их научились неограниченно размножать «в пробирке» (точнее, в чашках Петри) так, что из одной клетки вырастала целая колония, но все ее члены оставались стволовыми клетками.
За рубежом этих работ не заметили. Сказывалась нарастающая самоизоляция советской науки. Гораздо позже эти клетки были «переоткрыты» американскими учеными, которые назвали их стромальными. Первооткрыватель универсальных стволовых клеток умер в 1998 году, и примерно тогда же начался нынешний бум вокруг клеточной терапии.
Капризные чудеса
Сообщения об эффектах применения стволовых клеток при различных заболеваниях, появляющиеся в последние годы в самых солидных научных журналах, все чаще похожи на рекламные материалы коммерческих клиник и салонов красоты, вроде процитированного в начале статьи. К сожалению, почти все подобные сообщения отличаются одной общей чертой, несущественной для обычного человека, но весьма красноречивой для специалиста. Все это — так называемые case reports, сообщения об уникальных конкретных случаях. Один из ведущих отечественных исследователей стволовых клеток язвительно назвал подобный тип публикаций «а вот у нас в деревне случай был...»
Это не значит, что такие истории недостоверны и описанных в них исцелений на самом деле не было. Это означает, что ни одна из них не может сегодня служить основой штатного метода лечения. То, что успешно излечило одного больного, может не дать никакого эффекта у другого, третьего, десятого. А в некоторых случаях может даже привести к ухудшению или вызвать крайне неприятные побочные эффекты. И самое обидное, что никто не может сказать, почему в одном случае введение стволовых клеток срабатывает, а во множестве других — нет.
Сказанное, правда, требует существенной оговорки: есть группа заболеваний, для которых уже сегодня пересадка стволовых клеток (своих или донорских) — не только стандартный, но основной или даже единственный действенный метод лечения. Так, например, устраняются последствия очень жестких форм противоопухолевой химиотерапии, уничтожающей вместе с раковыми клетками всю кроветворную ткань. По окончании такого курса больному просто подсаживают донорский костный мозг, и чужие стволовые клетки успешно заменяют погибшие собственные. Тот же метод (и по той же причине) применяется при лечении лучевой болезни. При лейкозе — когда кроветворная ткань пациента уничтожается намеренно, поскольку ее клетки встали на путь злокачественного перерождения (эта парадоксальная форма рака, при которой собственно опухоль отсутствует вовсе). Или — когда иммунная система по непонятным причинам атакует некоторые собственные ткани организма (к таким заболеваниям, называемым аутоиммунными, относятся, в частности, рассеянный склероз, ревматоидный артрит и системная красная волчанка). Наконец, есть заболевания, вызванные самопроизвольно возникающим дефицитом стволовых клеток во всем организме либо в каком-то конкретном органе или ткани (например, системный остеопороз). Все это эффективно лечится введением недостающих клеток. Соответствующие методики давно разработаны и применяются в клиниках.
красные) При созревании нервной ткани стволовые клетки превращаются в клеткипредшественники, лишь часть которых становится нейронами (красн
Способность стволовых клеток излечить естественный или искусственно вызванный дефицит стволовых клеток — это тривиально и неинтересно. А во всех прочих областях медицины результаты их применения пока что остаются историями о чудесных исцелениях. «Обнадеживающих экспериментальных работ множество. Того же, что можно назвать технологией, — результатов, подтвержденных рандомизированными (случайными) многоцентровыми клиническими испытаниями, — просто нет», — резюмирует заведующий лабораторией молекулярной генетики Института биологии гена РАН профессор Сергей Киселев.
Если вдуматься, в этом нет ничего удивительного. Широко известна история о заносчивом ученике чародея Акаре Кесселе, успешно вызвавшем некоего могучего духа и только после этого обнаружившем, что понятия не имеет, как им управлять. В положении такого нерадивого ученика и оказалась сегодня мировая наука: мало иметь в своем распоряжении клетки, способные превращаться во что угодно, надо еще уметь «объяснить» им, что именно мы от них ждем в каждом конкретном случае.
Можно, конечно, просто ввести их в зону поражения и предоставить им самостоятельно разбираться в ситуации. Чаще всего сегодня так и делают (обычно по жизненным показаниям — в тех случаях, когда другое лечение невозможно или не помогает), и это иногда срабатывает прямо-таки волшебным образом.
Но в том же «Магическом кристалле» демон, вызванный Акаром и обнаруживший его беспомощность, попросту убил его. Сегодня уже достоверно известно (к счастью, не из клинической практики, а из лабораторных исследований), что сходным образом могут повести себя и применяемые наугад стволовые клетки. Ученые из нью-йоркского Рочестерского университета, вырастив в культуре человеческие эмбриональные стволовые клетки совместно с более зрелыми клетками нейроглии (вспомогательной мозговой ткани), добились массового превращения их в нейроны. Последние были пересажены в мозг крысам, страдающим искусственно вызванной болезнью Паркинсона. Поначалу около 70% пересаженных нейронов начали вырабатывать медиатор дофамин (дефицит которого и является причиной болезни), и состояние крыс улучшилось вплоть до полного исчезновения симптомов паркинсонизма. Однако, как вскоре выяснилось, к 10-й неделе эксперимента дифференцировку сохранили лишь 25% нейронов. Остальные переродились обратно в неспециализированные клетки и принялись активно размножаться, распространяясь по всему мозгу животных. «Не нужно быть нейроонкологом, чтобы понять, что этот процесс — начало образования опухоли», — прокомментировал наблюдаемую картину руководитель исследования Стивен Голдман. И сделал недвусмысленный вывод: никто не сомневается, что стволовые клетки весьма перспективное средство лечения болезней типа паркинсонизма, но испытывать такие методики на людях явно пока рановато.
Поделиться книгой: