Помоги проекту - поделись книгой:
Негры-рабы собирают кофе на плантации. Литография 1820-х годов. Фото: LEEMAGE/FOTOLINK
Время «кофейных баронов»
Теперь начался период процветания. Либеральная партия городских собственников и консервативная «плантаторская» сменяли друг друга у власти — так, что современники не замечали разницы между ними. Экономика неуклонно росла: кофе стал для нее золотой жилой.
Семена деревьев рода Coffea в Бразилию завезли из соседней Французской Гвианы в конце XVIII века, но лишь при Педру II начался подлинный бум: североамериканцы и европейцы усвоили массовую привычку к потреблению тонизирующего напитка, бразильцы, чтобы удовлетворить ее, покрывали свою страну новыми и новыми гектарами плантаций. Ввозили толпы невольников из Африки. Создавали новые латифундии, сколачивали состояния. Половину кофе, потреблявшегося во всем мире, вывозили тогда из Бразилии.
На первых порах кофе высаживали в основном в приморских провинциях — в Рио-де-Жанейро и на северо-востоке, но позже выяснилось, что в Сан-Паулу климат и почвы подходят лучше. Так эта область стала быстро развиваться и богатеть. И новым обладателям больших капиталов захотелось участвовать в делах управления своей родной провинцией, которое по-прежнему пребывало в руках «старорежимных» олигархов, — представительство во власти паулистов (уроженцев Сан-Паулу), важнейших доноров казны, даже в 1870-е оставалось еще очень скромным. Чем дальше, тем больше в провинции раздавалось голосов за федеративное устройство Бразилии, за автономию, даже за полное отделение от империи...
Все видели, что перемены неизбежны. Но кто и как способен их осуществить, не разрушив при этом государство? Ясно, что только император, наделенный Конституцией столь обширными полномочиями. Однако именно в это время Педру II стал постепенно отходить от дел: государь покровительствовал живописцам неоклассического направления, занимался астрономией и ботаникой, изучал древние языки и сочинял стихи, следил за «модным» техническим прогрессом, выписывал специализированные журналы из Европы, да и сам трижды туда наведывался. В обществе кипели страсти, создавались бесчисленные партии и движения, провозглашались лозунги, а «старый добрый» монарх оставался безучастным. Не реагировал даже на выпады и карикатуры в прессе — порой весьма вольные. Престиж короны падал незаметно, но неуклонно.
Решающий удар
В 1860-е годы империи пришлось вдобавок вести серьезную войну — с Парагваем. Эта небольшая страна под властью диктатора Солано Лопеса добилась в XIX веке определенной модернизации и теперь рвалась к морю. На пути оказались Бразилия, Уругвай и Аргентина — нимало не смущаясь, Лопес объявил войну всем трем странам. Казалось бы, ресурсы, силы и территории враждующих сторон были несопоставимы, и все равно в течение долгого времени чаша весов колебалась. Бразильцы, которых поначалу в предвкушении «маленькой победоносной войны» охватил бурный патриотизм, оказались разочарованы. Тем временем военные расходы становились астрономическими, империя увязла в долгах (в первую очередь дому Ротшильдов, который предоставил крупные займы). Начался финансовый кризис. Против правительства выступила даже часть консерваторов. А самые радикальные из либералов открыто основали в Рио Республиканский клуб и выпустили манифест, осуждающий самое политическое устройство державы: основанное на «архаических институтах», оно изолирует Бразилию от соседей по континенту.
Вопрос о том, нужно ли сохранить монархию в принципе, в кругу этих людей незаметно отпал — теперь обсуждалось только, как перейти к республике. Одни высказывались за насильственное свержение Педру II и даже предлагали приурочить его к столетию Великой французской революции. Но большинство все-таки стояло за мирный переход путем изменения общественного мнения.
Только за два отдельно взятых года, между 1870-м и 1872-м, появилось около 20 новых республиканских газет, не говоря о многочисленных клубах. Собрания в них выплескивались на улицы и превращались в митинги. Правда, взгляды сторонников перемен на то, какой именно быть грядущей федеративной республике, очень разнились. Республиканцы Рио, городские обыватели среднего достатка, делали упор на гражданские свободы и справедливое политическое представительство. А вот в Сан-Паулу, где в 1873 году возникла Паулистская республиканская партия (ПРП), возобладали интересы кофейных плантаторов — они больше думали о том, как приумножить свое влияние в провинции и самим принимать решения по максимально широкому кругу вопросов. На одном из съездов ПРП обсуждалась даже тема полного отделения Сан-Паулу.
Был пункт, объединявший большинство республиканцев, — требование окончательно отменить рабство. Рабов в империи «накопилось» очень много, около полутора миллионов (десятая часть населения), и труд их не приносил уже особой выгоды. Сам Педру II был сторонником освобождения невольников, однако проводить его, с императорской точки зрения, следовало медленно и строго в рамках законов. Впрочем, они и принимались один за другим, ограничение следовало за ограничением, но до решающей точки дойти никак не удавалось.
Аболиционисты же в 1880-х годах перешли от пропаганды к делу: тут и там возбуждались судебные тяжбы против рабовладельцев (адвокат и журналист Луис Гама, сам сын плантатора и черной рабыни, вызволил таким образом из неволи около тысячи человек). Устраивались массовые побеги с плантаций… Во всем этом участвовали лучшие представители нации: адвокаты, журналисты, писатели, владельцы типографий, отказывавшиеся печатать памфлеты идейных противников, ну и, конечно, люди, которые обеспечивали переброску негров и снабжали их продовольствием.
В 1887-м к кампании за отмену рабства присоединились сразу две крупные партии — либералы и ПРП. За ними сказали свое слово и военные: маршал Деодору да Фонсека сначала попросил освободить регулярные части от участия в экспедициях по поимке беглых, а затем, когда это прошение было отклонено, заявил, что солдаты все равно не согласятся пятнать воинскую честь. Император как раз находился тогда в Европе, и регентские обязанности исполняла (уже не в первый раз) его дочь принцесса Изабелла. Она вняла доводам аболиционистов и решила одним махом разрубить гордиев узел.
13 мая 1888 года появился «Золотой закон». Рабство в Бразилии отменялось полностью и без всяких выкупов. Долгожданный шаг, который по замыслу инфанты должен был еще и спасти монархию… Но на деле он нанес ей решающий удар. Монархия потеряла поддержку последних и главных союзников — плантаторов «старого образца». Потерпев по милости регентши огромные убытки, многие из них разорились. И им ничего не оставалось делать, как перейти под знамена своих вчерашних противников. Видный аболиционист (и при этом убежденный монархист!) Жозе ду Патросинью потом назвал их «республиканцами 14 мая», намекая, что они перешли в оппозицию к империи на следующий же день после отмены рабства. И даже те, кто остался лоялен Педру II, не желали грядущего воцарения его решительной дочери. Ее муж-француз, граф Гастон д’Э (Бурбон из Орлеанского дома), был очень непопулярен в бразильском обществе. Одна мысль, что со временем он может оказаться супругом императрицы, увеличивала число если не прямых республиканцев, то по крайней мере сочувствующих будущей смене режима.
Так обстояли дела в конце 1880-х. Ощущение неопределенности, казалось, витало в воздухе. И тут на авансцену политики вышли новые действующие лица — военные.
Кто спасет нацию?
До середины XIX столетия армейское сословие оставалось в Бразилии, как и в большинстве других стран, весьма закрытым и элитарным. Но в течение долгого правления Педру II социальный состав офицерства изменился. Платили в армии немного, продвижение по службе затягивалось, так что аристократы мало-помалу перестали стремиться к военной карьере, а те, кто все же ее избирал, часто были недовольны.
Такое положение серьезно изменила Парагвайская война. Во-первых, проверенные в боях товарищи по оружию теперь начали ощущать себя носителями особого корпоративного духа, недоступного погрязшим в коррупции гражданским. Во-вторых, они ощутили вкус к политике — ведь одержанные ими победы оказывали большое влияние на власть, и это понимали все. «В жизни у меня был лишь один покровитель — парагвайский диктатор Солано Лопес, — говорил на склоне лет маршал Деодору да Фонсека. — Ему, зачинщику войны, я обязан карьерой».
С другой стороны, как водится, прошедшие фронт ветераны зачастую считали, что заслуги их недооценены нацией и правительством. Горечь этого чувства естественным образом толкала их в лагерь республиканцев и аболиционистов.
А среди воспитанников элитной Военной школы Прайя Вермелья в Рио-де-Жанейро, где преподавалась не только тактика, но и философия, появлялось все больше сторонников главного идейного направления эпохи — французского позитивизма. Уже известный нам Бенжамин Констан, преподававший там, был яростным приверженцем идей знаменитого «отца социологии» Огюста Конта, который утверждал, что общественными явлениями управляют естественные, схожие с физическими законы. Курсанты Прайя Вермелья в большинстве сходились на том, что движение вперед научно-технической стезе — это залог движения вперед вообще, а самая лучшая форма правления есть описанная Контом «республиканская диктатура» — «правительство национального спасения, действующее в интересах народа». Для спасения нации и победы прогресса нужна сильная исполнительная власть, считали будущие офицеры. А кому же и установить такую власть, как не им, просвещенным людям эпохи?
Увидев, что военные часто возражают правительству, император запретил им публично высказываться или излагать в печатном виде политические взгляды. Но эти запреты по большому счету не соблюдались.
Для успеха движения за республику оставалось, очевидно, главное — объединить усилия гражданских и военных республиканцев, которые до поры до времени действовали сепаратно. Даже среди самих недовольных офицеров существовали две «непересекающиеся» фракции: «молодежь» (то есть в основном кадеты Прайя Вермелья) и «служаки» (потомственные офицеры, всю жизнь проведшие в казармах и не получившие высшего образования). Связующим звеном между ними стал Бенжамин Констан, которому вдобавок удалось решающее — привлечь на свою сторону Деодору да Фонсеку, популярнейшего в войсках полководца. Тот был убежденным консерватором и личным другом Педру II, но когда до маршала дошли слухи, что его отправят в отставку, личные интересы перевесили. И он решился — поначалу только свергнуть очередное правительство. Но вместе с ним «случайно» разрушилось все здание монархии.
В изгнание!
Поначалу выступление намечалось на 20 ноября 1889 года. Но дату пришлось перенести — прошел слух, что маршала отправят в отставку раньше, а части, где были особенно сильны заговорщики, передислоцируют или расформируют. Бенжамин Констан и лидеры гражданских республиканцев — Кинтину Бокаюва и Аристидис Лобу — бросились к Фонсеке убеждать его в необходимости немедленно провозгласить республику, чтобы разом решить все вопросы и избавиться от всех опасностей.
Утром 15 ноября с окраин Рио подтянулись подразделения, которыми командовали заговорщики. Процессия двинулась к центральной площади (теперь она носит имя Республики), где стояло здание Главного штаба. Премьер-министр виконт ди Оуру-Прету, предупрежденный о брожении в войсках, потребовал послать против бунтовщиков отряды морской пехоты и полиции, но те примкнули к восставшим во главе с Деодору да Фонсекой. Вместе они выстроились перед штабом, где успели собраться все министры. Маршал объявил им об их свержении. Оуру-Прету выслушал его речь безмолвно.
Кто тогда провозгласил республику открыто, неизвестно — свидетельства очевидцев на этот счет расходятся. Вероятнее всего, что крики «Да здравствует республика!» донеслись из уст отдельных офицеров, а консервативный маршал и заинтересованный в его поддержке Бенжамин Констан предпочли пока и не опровергать, и не поддерживать эти выклики.
Убедившись, что арсеналы взяты под надежную охрану и сторонники свергнутого правительства не смогут захватить ни винтовки, маршал вернулся домой. В 15.00 в муниципальном совете Рио-де-Жанейро, который тоже был «наэлектризован» Констаном, было составлено обращение к нации, где уже прямо говорилось об отмене монархии. Документ, подписанный сотней человек, спешно направили маршалу с просьбой от имени «собравшихся масс народа» — санкционировать. А императору только лишь впервые доложили о произошедшем. Он вернулся из загородной резиденции в столицу, дал аудиенцию Оуру-Прету и принял его отставку. Не подозревая о серьезности перемен, он решил назначить нового премьера, а Деодору да Фонсеке «предложить» только военное ведомство. Когда об этом известили маршала, тому оставалось лишь резонно заметить: «Поздно, у нас уже есть новое правительство». Вечером 15 ноября вышел первый декрет — о создании федеративной республики — Соединенных Штатов Бразилии. Нетрудно догадаться, что за государство было взято за образец.
Вообще же стремительность, с которой развивались события, произвела немалое впечатление на современников. Особенно поразил их тот факт, что общество никак не отреагировало на падение строя, казавшегося столь прочным и солидным.
Что касается императора, то дней жизни ему оставалось совсем немного. Вероятно, он чувствовал это и с тем большей покорностью подчинился предписанию как можно скорее покинуть страну. Уже 17 ноября он отплыл с семьей в Старый Свет. Последние два года Педру II проведет в Париже, и после его кончины в 1891-м французское республиканское правительство, невзирая на протесты властей из Рио, устроит ему государственные похороны. Кстати, европейские державы при этом все-таки признали бразильскую республику почти сразу, а вот консервативная Россия решилась на такой шаг только после смерти императора.
Здание единственной в Америке монархии рухнуло — без оглушительного треска, лишь с тихим хлопком. Просто система, которая хотя и с перебоями, но приспосабливалась до поры до времени к меняющимся динамическим условиям, исчерпала ресурс адаптации. Общество не так уж было убеждено в том, что ему нужна республика, но поскольку империя не смогла соответствовать требованиям времени, никто не встал на ее защиту в критическую минуту.
Автомобиль для дона Педро
Конечно, Бразилия далека от России, и потому наш рынок не представляет серьезного интереса для местных автопроизводителей. Но кое-что до нас доходило. Например, несколько лет назад в Москве можно было купить Volkswagen Pointer бразильской сборки. А еще — под капотами вполне европейских легковушек (например, MINI) может биться бразильское четырехцилиндровое «сердце».
Три миллиона легковых, 120 000 грузовиков, 50 000 автобусов… Это не просто цифры, а вполне весомые 12% ВВП страны и 10 миллиардов долларов ежегодных поступлений от экспорта. (Правда, эти данные относятся к докризисному периоду.) Большинство бразильских авто — это лицензионные версии машин 11 крупнейших мировых производителей, хотя вместе с мелкими местными предприятиями количество автозаводов доходит до 20. Давайте остановимся на нескольких оригинальных примерах.
Зелененький он был
Этот «кузнечик» фирмы Obvio! Automoti-veículos был в прошлом году показан на Нью-Йоркском автосалоне, и это неслучайно: следовало познакомить американцев с экологически чистым (может работать не только на бензине, но и на биоэтаноле или сжатом газе) пластмассовым автомобильчиком длиной всего 2,75 метра, который вскоре появился в автомагазинах США и Канады. Творение дизайнера Анисиу Кампуса стоило, правда, недешево — 14 000 долларов, но оно того стоило! Представьте себе: при массе машины 600 килограммов даже самый «хилый» из трех моторов мощностью 115 л. с. (а в более «крутом» Obvio! 828 стоит двигатель 170 л. с.) легко обставит многих соперников. Технологически машина также оригинальна: пластиковые панели кузова «натянуты» не на обычный стальной каркас — пространственная рама здесь карбоновая. А сам кузов (его вполне можно назвать монококом) не имеет ни одного шва!
Вместо коробки передач в заднеприводной трансмиссии использован вариатор CVT немецкой ZF с шестью фиксированными «передачами», в салоне стоит не бортовой, а самый настоящий PC с периферией в виде телевизионного тюнера и пятиканальной Dolby-аудиосистемой. Что любопытно, Obvio! при ширине всего 1,65 метра рассчитан на трех седоков, и все спереди.
Еще одна (тоже трехместная) модель фирмы Obvio! 012 стоит вдвое дороже, но это уже настоящий спорткар. Кузов длиной 3,2 метра обладает лучшей аэродинамикой, мотор развивает 250 л. с., так что максимальные 260 км/ч ограничены лишь электроникой. Остальная начинка и технологии те же, что и у городского 828-го, который на 100 км/ч тихоходнее. И напоследок самое, пожалуй, интересное: существуют гибридная и чисто электрическая версии обоих автомобилей. Причем электромобиль разгоняется до сотни за 4,5 секунды и может пройти без подзарядки… 450—500 километров! Пожалуй, восклицательный знак в конце названия автомобилей и самой фирмы поставлен неслучайно.
Огромное дабл-ю
Volkswagen в Бразилии — не чужой. Но здесь, наряду с известными во всем мире моделями, собирают и чисто бразильский эксклюзив с самым большим дабл-ю на решетке радиатора. Любой европеец знает грузовые фургоны и микроавтобусы Volkswagen Transporter. А вот бразилец мог бы рассказать о «созвездии» супертяжелых грузовиков Volkswagen Constellation. Самый мощный из них Titan Tractor 19-320 оснащен дизелем Cummins мощностью 320 л. с. и механической 16-ступенчатой коробкой передач ZF. Автоматы тут не признают, как и дисковые тормоза: барабанные более живучи на пыльных и грязных дорогах. А еще есть оригинальная исключительно местная опция: дверка, закрывающая ведущие в кабину ступеньки. Нет, не для красоты, а для того, чтобы налетчикам было труднее захватить машину с грузом! Грузовики Volkswagen занимают в Бразилии 30% рынка и экспортируются в Аргентину, Мексику, страны Африки и Ближнего Востока.
Кроме линейки Con stellation, местные заво ды Volkswagen выпускают так же автобусы (не микро, а городские и междугородние) Volksbus, тягачи массой до 26 тонн для тяжелых условий эксплуатации Worker и более легкие полной массой до 8 тонн Delivery. Правда, эмблема VW была на всех описанных машинах до 1 января, а с нового года предприятие за 1175 миллионов евро было приобретено концерном MAN, и через какое-то время, возможно, буквы на решетке изменятся.
Фабрика футбольных звезд
Фото: CORBIS/RPG
«Футбол в Бразилии — это не просто народное искусство, — писал в 1969 году знаменитый журналист и тренер Жуан Салданья. — Это народная страсть». В самом деле, это едва ли не самое удивительное явление в национальной истории и мировом спорте. Даже просто статистически. Бразилия — единственный пятикратный чемпион мира. Откуда же такой успех?
Т от же «певец мяча и бутсы» Салданья объяснял его так: «Мы можем играть в футбол круглый год. С января до декабря. Сам климат способствует физическому развитию наших игроков. Их мускулы гибки, мышцы разогреваются под ярким солнцем сами по себе… У нас начинают заниматься очень рано…» Главный тренер чудокоманды, завоевавшей мировое первенство в 1970-м, знал, что говорит. Самозабвение на поле у бразильцев и страсть к игре, конечно, и сейчас в крови — это заметно в каждом движении, жесте и взгляде, в каждом касании мяча. У них всегда получается очень красивый, яркий и, если хотите, вольнолюбивый футбол. Иногда и вправду в ущерб результату: радость от общения с мячом и друг с другом оказывается важнее, чем победа. Впрочем, за последние 30 лет ситуация тут все же изменилась.
Главными отправными точками этих перемен послужили два события: поражение в финале чемпионата мира 1950 года и победа на том же турнире в 1970-м. Что касается первого случая, то сложно передать масштаб драмы, им вызванной. Ведь это был первый и единственный за всю историю чемпионат, проходивший в Бразилии. Специально для финала построили самый большой на тот момент стадион в мире — «Маракану» в Рио-де-Жанейро, на 200 000 зрителей. На решающем матче национальной сборной против Уругвая присутствовали, согласно данным о проданных билетах, рекордные 199 850 человек, и, к ужасу всех и каждого из них, страна потерпела поражение со счетом 1:2! Народное горе было так велико, что впервые всерьез заговорили о необходимости футбольных реформ. Победа же в 1970-м совпала с новой общемировой тенденцией: стало возможно свободное и массовое перемещение талантов с континента на континент, или, проще говоря, торговля спортсменами. В 1970-х годах в нью-йоркский клуб «Космос» перешли завершать карьеру такие величины, как Пеле и Франц Беккенбауэр. Старый футбольный «режим» подошел к концу. И Бразилия поняла: продажа ценных игроков за рубеж может решить целый ряд проблем. Во-первых, она поможет национальному спорту материально, что для страны важно. Во-вторых, прославит бразильскую школу мастерства еще больше, поскольку будет показывать «товар лицом» не раз в четыре года, а каждую неделю. В-третьих, повысит шансы сборной на новые серьезные победы: проданные за рубеж звезды в сильных европейских чемпионатах часто расцветают, класс их игры повышается. И вот результат: сейчас бразильцы играют практически во всех успешных европейских клубах.
Но для того чтобы это стало возможным, пришлось многое изменить в национальной футбольной философии и системе подготовки спортсменов.
Когда-то главной и чуть ли не единственной тренировочной площадкой для здешних талантов были пляжи — вроде Копакабаны в Рио. Гоняя мяч босиком по песку, мальчишки с малолетства обретали особую технику движений, отличную от той, которая вырабатывается на твердом покрытии. Отсюда, с улицы, они порой и попадали прямо в профессиональные клубы, иногда уже в возрасте 25 лет. Теперь при возросшем спросе на бразильский футбол одним пляжем дело ограничиваться не могло. Нужно было создать такую систему, которая сохранила бы естественные «бразильские» преимущества и в то же время готовила игроков к серьезной карьере за рубежом. Тогда и стали появляться специальные учебные заведения, ориентированные на массовое, так сказать, «промышленное» производство универсального футбольного товара для дальнейшей продажи за океан. Одной из первых возникла школа при известном клубе «Сан-Паулу».
Рождение национальной страсти
Наверное, не случаен тот факт, что переход национального футбола «на индустриальные рельсы» начался в деловом и промышленном центре страны. Этот огромный мегаполис — самый населенный в Южном полушарии: с пригородами тут насчитывается около 20 миллионов человек, отчего город задыхается в автомобильных пробках. Две небольшие реки, несколько парков, ботанический сад — вот, пожалуй, и вся природа, никакой «экзотики». Поначалу трудно представить, что здесь могут быть условия для тренировок. Из окон нашей гостиницы Caesar Business на Авенида-Паулиста — бразильской Уоллстрит — кажется, что город плотно забит небоскребами, и если и осталось место для спортивных игр, то только далеко на периферии. Но стоит отъехать на несколько метров от главной улицы, как сразу встречается указатель к знаменитому стадиону «Пакаэмбу» и Национальному музею футбола. Еще немного — и мы минуем площадь Чарлза Миллера, «отца-основателя» национального футбола. (В конце XIX века сын иммигранта из Шотландии отправился на учебу в Старый Свет, а вернувшись, научил товарищей популярной английской игре.) Теперь это историческое событие, произошедшее в Сан-Паулу, вызывает раздражение и зависть у главных «футбольных конкурентов» — жителей Рио-де-Жанейро. Тамошние команды — «Фламенго», «Флуминенсе», «Ботафого» и «Васко да Гама», так же как и местные, входят в элиту мирового футбола. Порой даже клички игроков указывают на «муниципальную» принадлежность: скажем, если есть игрок по имени Марселинью Кариока (житель Рио), значит где-то есть и Марселинью Паулиста.
В Музее футбола есть все — от фотографий конца XIX века, когда родился бразильский футбол, до иллюстрации «эволюции» мяча и бутс. А еще — многочисленные телеэкраны, где часами крутятся кадры всех чемпионатов мира
Помимо «Сан-Паулу» главные футбольные наименования финансовой столицы — «Коринтианс», «Палмейрас», «Португеза», а в 70 километрах от города находится океанский порт Сантус, где в одноименном клубе почти всю карьеру проиграл Пеле. Все эти футбольные сообщества весьма известны в мире. Однако именно «Сан-Паулу» выделяется на их фоне самой мощной инфраструктурой.
Считается, что клуб был основан в 1929-м при слиянии двух других: «Паулистану» (одиннадцатикратный чемпион штата Сан-Паулу) и «АА дас Палмейрас» (трехкратный). В «Паулистану», кстати, играл бомбардир Артур Фриденрайх, которого исследователи называют величайшим мастером «допелеанской» эпохи. Впрочем, и новообразованная команда скоро обрела поводы для гордости. Начнем с того, что клубный стадион «Морумби» вмещает около 100 000 зрителей (в проекте подразумевалось еще больше — 150 000). В любом случае это мировой рекорд среди стадионов, принадлежащих клубам. Надо ли говорить, что гости из Рио смотрят в сторону «Морумби» с пренебрежением, а все местные отвечают тем же общенациональной «Маракане». Кроме того, «Сан-Паулу» на сегодняшний день — трехкратный победитель Кубка Либертадорес, основного клубного турнира Латинской Америки (аналога европейской Лиги чемпионов). А в 1992-м и 1993-м он еще становился и лучшим клубом мира, дважды выиграв Межконтинентальный кубок. Еще «паулисты» взяли верх в клубном чемпионате мира 2005-го и чемпионатах Бразилии 2006 и 2007 годов. Один из самых титулованных игроков современного мира, полузащитник «Милана» Рикарду дус Сантус Лейте, или просто Кака, обладатель «Золотого мяча» за 2007 год — воспитанник школы и клуба «Сан-Паулу», и уже один этот факт говорит о высочайшем уровне здешней подготовки.
Три ступени
Обучение молодежи на базе клуба началось в 1978 году. Сейчас эту разветвленную систему возглавляет доктор Марку Аурелиу, в прошлом известный спортивный врач-физиотерапевт. Его должность на наш слух звучит по-латиноамерикански пышно: суперинтендант футбольных школ «Сан-Паулу». Главный образовательный центр расположен на улице Маркес-ди-Сан-Висенти в районе Барра, на окраине мегаполиса. Еще немного к западу от Сан-Паулу располагается загородная база, где обычно тренируются молодые игроки. Впрочем, не все.
Вообще «учащаяся масса» разбита на три возрастные группы. Первая — от 6 до 10 лет — разбросана по самым обыкновенным футбольным школам, которые клуб только курирует, но находятся они в разных районах города, в его окрестностях и даже в других населенных пунктах штата. Деятельность 20 таких школ «Сан-Паулу» оплачивает полностью, они включены в его организационную структуру. Все остальные находятся под патронатом клуба, то есть получают помощь — амуницией, инвентарем, медицинской аппаратурой, лекарствами… В их распоряжении также врачи, тренеры, отборщики. Кто бы ни финансировал школу, для ребенка обучение всегда и на всех уровнях бесплатно. Как попасть в эти заведения? Очень просто. Достаточно регулярно гонять мяч на любой из спортплощадок Сан-Паулу. Не сегодня, так завтра талантливый парень наверняка попадется на глаза отборщикам (нередко ими работают известные в прошлом игроки). Их задача в том и состоит — бродить по огромному городу в поисках перспективной молодежи. Несколько раз в году отобранных таким образом мальчиков приглашают на двухнедельные сборы. Живут они в каком-нибудь принадлежащем «Сан-Паулу» отеле (чаще всего на главной базе в Барра, где есть гостиница на 95 человек), их кормят за счет клуба, дают форму, проводят медицинское обследование, тестируют по всем параметрам футбольного искусства. Главное тут, конечно, характер и владение мячом, для бразильского игрока эти показатели и сегодня считаются важнее всех прочих — даже физической подготовки. «Главное — чтобы был талант!» — так определяет их Марку Аурелиу. Вот за 14 дней специалисты и успевают отобрать таких «талантливых». Потом их распределяют по тем 20 начальным школам, которые входят в структуру клуба, и учат на этом этапе только футболу (поэтому параллельно мальчикам приходится ходить и в обычные общеобразовательные заведения). Потом, когда воспитанник достигает десятилетнего возраста, его могут пригласить уже собственно в Клубную футбольную школу — так сказать, на второй уровень. Она всего одна, и в ней все виды образования уже совмещены, так же как, к примеру, в московских профильных ЦМШ или МЦХШ. Естественно, все расходы вновь берет на себя клуб. Кстати, и на этом этапе (10—16 лет) в школу еще приходят ребята «со стороны» — из-под эгиды других команд или даже с улицы. «Сан-Паулу» периодически дает объявления о просмотре юношей самого разного возраста. Они могут быть из любой точки страны. Как правило, родители поступивших иногородних мальчиков стараются отыскать в Сан-Паулу родственников, а то и сами перебираются в город, поближе к школе. После 14 лет в исключительных случаях клуб может предложить ученику жить на базе. Тренировки в этом возрасте проходят трижды в неделю (с утра до вечера), а остальное время уходит на обычную учебу, правда, разминка по утрам остается. Ну а с 16 лет начинается третий, почти профессиональный этап, где большая часть дня отдана тренировкам. Теперь почти все воспитанники живут на клубной территории. В конце каждой недели устраиваются матчи в рамках целых турниров: чемпионатов штата среди юниоров, например. Марку Аурелиу рассказал, что некоторые ребята даже не доучиваются до 17 лет, поскольку клуб «Сан-Паулу» (а то и какой-нибудь другой) уже заключил с ними официальные контракты. Конечно же, до этого дорастают далеко не все, когда-то поступившие в начальную школу.
— Так что же, — поинтересовался я у Марку Аурелиу, — вот поступает ребенок в школу любого из уровней, а года через два-три всем становится ясно, что это ошибка, не вырастет из него хороший футболист. Его выгоняют?
— Да, когда мальчика признают бесперспективным, его исключают. И так бывает очень часто, — спокойно ответил директор. — Обычно в десятилетнем потоке начинают заниматься человек 120. К 14 годам остается половина. В итоге на выходе, в 17—18 лет, мы получаем 25—30 спортсменов.
— И, я полагаю, образованными людьми в общем смысле слова их назвать нельзя. Ведь наверняка предметам «неспортивным» они уделяют гораздо меньше внимания?
— Если перед нами отличный игрок, мы все будем тянуть его по остальным дисциплинам, — со вздохом признался мой собеседник. — Терять хороших футболистов, мягко говоря, не в наших интересах.
После этих слов суперинтендант взял со стола бумажку и изобразил на ней самый красноречивый аргумент, какой только мог выдумать. Он просто выписал в столбик имена игроков крупных европейских клубов, которые еще недавно были его учениками. Получилось впечатляюще. В Италии — Кака и Пату («Милан»), Жулиу Батиста и Сисинью («Рома»), Фабиу Симплиссиу («Парма»). В Испании — Эду («Валенсия»), Луис Фабиану («Севилья»). В Англии — Фабиу Аурелиу («Ливерпуль»), Денилсон («Арсенал»). В Германии — Зе Роберту («Бавария)». И это только самые известные имена. Действительно, при чем тут двойки по какой-нибудь математике...
— И заметьте, когда эти ребята попали в Европу, их не пришлось специально переучивать на академический европейский стиль. Мы теперь уделяем внимание всему: и мячу, и тактике, и стратегии игры, и атлетизму, и здоровью учеников. И что важно, учим их делать это самостоятельно.
Без разминки, конечно, не обойтись. Но главные упражнения бразильских детей — с мячом. В основе тренировочной методики лежит сама игра
От реликвий до аттракционов
Индустрия талантов
На занятиях тренеры «Сан-Паулу» часто заставляют своих подопечных дорабатывать каждый эпизод, следят за тем, чтобы те, что называется, играли, но не заигрывались. Разноплановость, способность при необходимости адаптироваться к любой из существующих в мире манер игры — основа основ «паулистской» философии. Со временем все поняли: результат матча — это, в конце концов, деньги. Большой футбол — большой бизнес…
«Рыночная цена» игрока бывает очень разной (в зависимости от его собственного уровня и от возможностей покупателей, а также от того, как договорятся управляющие команд), но на серьезном уровне речь всегда идет о миллионах долларов. Футболист подписывает контракт (о его дальнейшей зарплате агенты договариваются отдельно), а деньги за трансфер идут в общую клубную казну. И уже оттуда выделяются средства на финансирование школы. Сколько? Это зависит от политики руководства. Иногда предпочитают не воспитывать игроков у себя, а покупать на стороне. Но нынешний президент Марселу Португал Гуэва готов тратить много на это благородное и перспективное дело: сейчас и себе, и на продажу хватает.
Первая и самая совершенная в Бразилии отлаженная, эффективная, технологичная «фабрика футбола» впечатляет всеми сторонами своей инфраструктуры. К примеру, той же тренировочной базой. Рекордных площадей тут нет, но есть все, что необходимо, и лучшего качества: несколько отличных полей, классы для теоретических занятий, тренажерный зал, бассейн, отель, столовая, пресс-центр… Здешний медицинский корпус считается одним из самых современных центров спортивной физиотерапии и лечения травм в мире. Базу усиленно охраняют, и заниматься тут можно практически круглосуточно, не боясь назойливого внимания поклонников, которые порой целыми днями толпятся у ворот базы в надежде увидеть кого-то из своих кумиров (тут ведь готовятся и учащиеся, и игроки основного состава).
Кстати, еще одна любопытная подробность: в школе молодежь с «зеленого» возраста учат общаться с прессой. Специального предмета, посвященного этому вопросу, нет, но воспитанникам объясняется, что иногда от хорошего ответа на журналистский вопрос зависит карьера. В результате к «активному» возрасту все становятся предельно вежливыми, аккуратными в выражениях, когда надо уклончивыми. Все это мы испытали на себе, беседуя с одним из самых перспективных, по мнению школьной дирекции, защитником молодежного состава «Сан-Паулу». 17-летний Айслан Паулу Лотиси Бак уже заключил с клубом контракт до 2010 года. Родился он в городе Парана, где до 12 лет жил и учился в местной футбольной школе, а в 15 лет наконец попал в Сан-Паулу и сам явился на просмотр. Его взяли, а четыре года спустя предложили «узаконить отношения». Семья юноши относится к разряду вполне обеспеченных, но он предпочитает жить отдельно от родителей и уже снимает на свою зарплату квартирку в пригороде. От дома до клуба каждый день — два часа, но что это в сравнении с возможностью играть за «Сан-Паулу» (на красивые фразы парень, как уже было сказано, не скупится). И школа — о, школа! — она стала для него вторым домом. И за здоровьем его тут следить научили. Ни слова о трудностях, ни слова о собственном будущем после 2010 года — дескать, поиграет тут, потом посмотрит, где предложат контракт. Единственное личное пожелание промелькнуло лишь под конец разговора — Айслан сказал, что если уж придется ему играть в Европе, то лучше бы в Англии, Италии или Германии, а вот Испания ему не очень нравится. Почему — сам не знает.
В общем, самый примечательный вывод, какой мы вынесли из этого интервью, носил косвенный характер, а именно: на следующее же утро в одной из спортивных газет Сан-Паулу появилась заметка о том, что некие русские разговаривали с Айсланом, и по всем признакам молодой защитник скоро отправится в Москву. Что ж, ничего удивительного — ведь и у нас бразильцев хватает. Футболист ЦСКА Вагнер Лав, например, играет за национальную сборную, а великий в прошлом Зико, которого называли «белым Пеле», с нового сезона стал главным тренером того же армейского клуба. Но как быстро работает бразильская печать!
Уроки истории
В целом молодежная команда «Сан-Паулу» живет и работает в том же графике игр и тренировок, что и взрослый состав, — тут-то и происходит окончательная «доводка» мастерства и характера. Об этом мы толковали на упомянутом уже стадионе «Морумби», а точнее, в одноименном музее, где хранятся многочисленные трофеи клуба, — с тренером и отборщиком школы Жозе Сержиу Прести. Он сам играл за «Сан-Паулу» с 1973 по 1984 год, а еще при знакомстве оказался братом великого Ривелину, чемпиона мира 1970 года.
— Жозе, ваш прямой начальник Марку Аурелиу назвал школу «фабрикой футбола». Не кажется ли вам, что в этом есть что-то механистическое? Ведь бразильский футбол — по определению явление творческое, несерийное…
— Видите ли, у нас, как и у вас, страна многонациональная, так что и в футболе перемешались разные темпераменты и стили. Именно поэтому он так разнообразен и ярок. Так что о «фабрике» — это Аурелиу наверняка сказал условно. Собственно, пока ученик не достигнет 16 лет, мы стараемся не слишком забивать ему голову всякой «наукой» — как раз чтобы не схематизировать его игру. И даже будущую позицию игрока на поле, его футбольную специализацию, определяем только после 17 лет.
— А что все-таки лично для вас важнее всего при наборе?
— Трудно определить… Я бы сказал, в первую очередь надо видеть, как парень смотрится с мячом со стороны. Ведь это Бразилия, тут футболистами рождаются. Конкуренция огромна, и у кого дарование от природы не бьет через край, того в школу не возьмут. А потом мы уже стараемся подтянуть у себя физическую подготовку. В Европе на это смотрят очень внимательно. К нам порой даже приезжают «разведчики» оттуда, чтобы еще во время учебы отследить, кто повыносливее будет. Впрочем, чаще эту задачу берут на себя агенты наших собственных, местных посреднических фирм — иногда они даже платят за учебу того или иного мальчика, с тем чтобы потом взять комиссионные за его трансфер в Старый Свет.
— А ведь, по сути, только в бразильской футбольной истории встречаются такие феномены, как, например, великий Гарринча, у которого одна нога была короче другой, и это не помешало ему стать чемпионом мира в 1958-м и 1962 году. Если сегодня к вам в школу придет такой мальчик, возьмете его?
— Если он покажет такое же феноменальное мастерство, как Гарринча, конечно, возьму. Говорю вам, такие вещи видны с ходу. Правда, есть обратная возможность: если на экзамене станет понятно, что качество игры такого мальчика уже дошло до точки и учить его больше нечему, таких «идеальных» мы не берем. Вот всем известный Кака, например, явился к нам в 13 лет и поначалу многого не умел. Ничего, постепенно научили. Во всем блеске заиграл он только в 19 лет, а сейчас вот — лучший в Европе...
— А есть ли у вас уроки футбольной истории? Рассказываете детям, за кем следом идут они в спорте?
— Да нет, они и так все знают. Просто ходят к нам в музей, а дома телевизор смотрят. Тренеры, конечно, тоже кое-что передают между делом. История им интересна, но в первую очередь они сами стремятся войти в историю.
Поделиться книгой: