Помоги проекту - поделись книгой:
Но, может быть, отказавшись от чистых паров колхоз потерял богатый урожай озимых культур? Нет, урожаи остался таким же высоким, как и прежде.
Интересно, что в целом с занятых паров в Чувашии получают почти 2 миллиона пудов зерна, более 6 миллионов пудов сена, 7,5 миллиона пудов зеленых кормов, 1 миллион 200 тысяч пудов картофеля! Это 1 миллион 350 тысяч центнеров кормовых единиц. Иначе говоря, 20 тысяч тонн мяса или 112 тысяч тонн молока!
Новаторы одержали победу. И сейчас в большинстве хозяйств нечерноземной полосы Союза, то есть там, где полям хватает влаги, отказываются от чистых паров. Но можно ли занимать пары в степных районах?
Занятый пар идет на юг
Многие агрономы и полеводы считают, что к югу от линии Чернигов — Курск — Воронеж — Куйбышев в районах так называемого «недостаточного увлажнения» только чистые, черные пары могут сохранить влагу для озимых. И действительно, озимые посевы по чистым парам здесь, как правило, дают хорошие урожаи зерна — от 20 до 30 центнеров с гектара. Что же, на юге страны чистый пар незаменим?
Но... Оказывается, и здесь есть увесистое «но» против чистых паров. Там, где продуманно применили новый прием агротехники — занятые пары,— опыт дал положительные результаты.
В Одесской области есть колхоз имени Либкнехта. Он находится в засушливой местности. А на парах этого колхоза растут овощи, дыни, картофель. И урожаи озимых такие же, какие были на чистых парах.
Почему в этом колхозе занятые пары не иссушаются, как принято считать? Может быть, мы имеем дело со счастливым исключением из общих правил? При тщательной проверке оказалось, что не все традиционные приемы агротехники, в том числе и чистый пар, обоснованны.
В Луганске, в сельскохозяйственном институте, опытные участки которого расположены на торной дороге засух и суховеев, проводились интересные опыты с занятыми парами. Оказалось, что урожай озимых на юге зависит не столько от вида пара, сколько от характера его обработки.
Весь секрет — в обработке почвы. Паровые поля института, как чистые, так и занятые, были выровнены и прикатаны катками. Уплотнение почвы в паровых полях предохранило ее от иссушения сухими горячими ветрами. В то время как на многих соседних участках озимые совсем не выросли, на опытных делянках института урожай озимых и на черном пару и на занятом составил от 21 до 25 центнеров зерна с гектара. Это ли не успех!
Несложный на первый взгляд агротехнический прием — выравнивание и прикатывание почвы — решил судьбу урожая.
Когда в институте подсчитали общий урожай на занятых и чистых парах за несколько лет, получилось, что занятые пары, даже в самые неблагоприятные для урожая годы, дают от 45 до 80 процентов прибавки урожая по сравнению с чистыми. В обычные годы эта цифра увеличивается до 200 процентов!
Значит, чистые пары и в «зоне недостаточного увлажнения» не что иное, как дань традиции. Дань, исчисляемая миллионами пудов кормбв. Не слишком ли обильное жертвоприношение агрономической неграмотности?
Пришла пора и в центральных районах и на юге всерьез приняться за разработку «второй целины», как это сделали в Чувашии.
Осваивать «вторую целину» будет во много раз легче, чем первую, степную. Для этого даже пахать землю лишний раз не нужно будет, потому что чистые пары повсеместно вспахиваются, культивируются и перепахиваются. Их нужно только засевать да убирать урожай. Вот и все дополнительные хлопоты. Освоение «второй целины» поможет колхозам и совхозам быстрее двинуть вперед важнейшую отрасль своего хозяйства — животноводство. Ведь пары обычно занимают кормовыми культурами.
И внести свой заметный вклад в это благородное дело призвана молодежь. «Вторая целина» может находиться среди знакомых, обжитых полей многих колхозов и совхозов. Нужно ее искать и находить.
Заботы веселой Вены
13 апреля 1945 года советские солдаты после кровопролитных боев освободили от гитлеровского ига город Вену, вернув австрийскому народу его столицу, а стране — государственность. Так кончились для города самые тяжелые дни, которые когда-либо выпадали на его долю за две тысячи лет существования.
В город на «голубом Дуне» мы приехали спустя почти пятнадцать лет после освобождения.
Вена — город, который за улыбки и роскошь, моды и музыку всемирная молва еще в XVIII веке окрестила «веселой». Это определение сохранилось за ней и по сей день. Город действительно кажется веселым и привлекательным. И блестящие на солнце новенькие западногерманские «оппель-рекорды», чем-то напоминающие светло-зеленые парниковые огурчики; и вечерний рекламный неон на зданиях; и радиовальсы Иоганна Штрауса-сына; и девушки в юбках с кринолином; и благообразные, с натуральным румянцем старички в коротких кожаных штанах-шорти, отдыхающие на бульварных скамейках; и воскресная шумная толпа в гигантском парке Пратер, знаменитом своими аттракционами; и, наконец, говорливые, добродушные завсегдатаи многочисленных пивных — такова на первый взгляд мирная Вена наших дней...
Но время до сих пор еще не стерло здесь следов последней войны. И, приглядевшись внимательнее, вы их обязательно заметите.
Большинство улиц Вены, как и многих других западноевропейских городов, представляет собой сплошные каменные коридоры. Дома стоят вплотную друг к другу, никаких свободных пространств или даже узких просветов между ними нет. На таких улицах вы ни справа, ни слева от себя не увидите ни клочка неба. Небо только прямо над головой. Все эти здания разные (готический стиль здесь перекликается с романским, барокко переходит в модерн). Но вытянутые в одну непрерывную линию, они производят довольно унылое и однообразное впечатление.
Однако не все венские «коридоры» сплошные. На некоторых улицах между домами попадаются обширные пустыри. Раньше здесь стояли дома.
Пять тысяч зданий превратились в прах. Город бомбила англо-американская авиация. Вена пострадала в результате боев с бессмысленно сопротивлявшимися фашистами. Весной сорок пятого здесь гремели взрывы: гитлеровцы хотели стереть с лица земли прекрасный город в отместку за свой неминуемый разгром.
Теперь некоторые венские пустыри превратились в строительные площадки. Растут жилые дома. Их делают медленно, почти вручную. Ни крупных готовых блоков, ни строительных кранов-гигантов. Кирпичная кладка, леса, правда не деревянные, а металлические, но все-таки леса, от которых мы уже отвыкли. Меньше техники — больше занятых рабочих рук.
Дома современного стиля в Вене — редкость. Поэтому каждое очень заметно. Особенно «небоскребы». Собственно, этажей в таких зданиях сравнительно немного — всего 12—15, но они предельно «худы»: не больше 5 окон в ширину. Отсюда и их кажущаяся огромная высота — «небоскребность». Издали такое здание похоже на поставленную вертикально зажигалку. Эти бетонные «зажигалки» — влияние американизма, и они выглядят как-то странно и убого рядом с великолепными готическими соборами.
Как-то нам пришлось ехать в венском метро. Бежит трамвай в траншее, иногда секунд на 30—40 скрывается в тоннеле, ныряет под мосты и путепроводы, а то просто проносится между домами на уровне подвального этажа. Такова «подземная» дорога австрийской столицы. На площадке вагона напротив нас стоят двое молодых парней в синих комбинезонах; в руках у них сумки с инструментами. Верхние пуговицы рубашек расстегнуты, и на шее виднеются крестики. Ребята заметили на наших куртках значки с изображением спутников и ракет, переглянулись. Один из них спросил:
— Русские?
Мы разговорились. Наши знакомые оказались слесарями муниципалитета. Одному 19 лет, другому — 21. Мы поинтересовались, принимали ли они участие в Венском фестивале. Старший ответил:
— Мы члены молодежной католической организации, и нам запретили встречаться с участниками фестиваля. Руководство предупредило рядовых членов, что если их заметят на «коммунистических сборищах», то исключат из союза. А мы собираемся жениться... Нам потребуется жилье. Если мы будем участвовать в фестивале, нам его не получить.
— Мы все-таки с нашими девушками ходили несколько раз на концерты, — замечает младший.
Спустя несколько дней мы побывали на южной окраине Вены, где на средства католических профсоюзов сооружаются рабочие кварталы. Перед нами возвышались светлые четырех-, пятиэтажные дома с цветными рисунками на стенах. Картины были на религиозные сюжеты — из жития святых, но выполнены в модернистском стиле — резкие прямые линии, контрастные цвета. По-видимому, авторы этих фресок XX века были из той же плеяды «мастеров искусств», которые создали скульптуру «Девушка с булавами», возвышающуюся у венского Дворца спорта. Хаотическое скрещение трехугольных плоскостей — такова эта цементная «гимнастка». Ее обычно видят жители Вены, направляясь на представления ледяного ревю — блестящего ансамбля фигуристок, олицетворяющих подлинную красоту, изящество, пластичность человеческого тела.
бедившись, что размах городского строительства небольшой (мы насчитали с десяток готовых кварталов), мы спросили сопровождавшего нас гида, сколько же квартир получили за послевоенное время жители Вены.
— Четыреста тысяч, — не моргнув глазом, ответил нам этот солидный господин в безукоризненном костюме «в искорку». — Колоссальное строительство, не правда ли?
Мы пожали плечами и напомнили ему, что в столице Австрии около 1 800 тысяч жителей и что, следовательно, уже почти вся Вена (из расчета четырех человек на квартиру) живет в новых домах.
— Кто же тогда обитает в самой Вене, в этих старых домах, в трущобах, в «казармах»? — спросили мы.
Наш гид вынул из внутреннего кармана пиджака какую-то книжечку, полистал ее и, чуть-чуть заикаясь, проговорил:
— Извините, господа. Маленькая ошибка. Сорок тысяч за пятнадцать лет.
Мы вспомнили о двух молодых рабочих и подумали, что они, вероятно, еще не скоро получат свое место под солнцем «католического рая».
Летом прошлого года в Вене проходил фестиваль молодежи. Венцы говорят, что город в эти дни был полон неподдельной и душевной радости, настоящего веселья. И это, конечно, не случайно. Ведь фестиваль — праздник молодости, дружбы и мира.
А Вена умеет ценить мир, потому что слишком хорошо знает, что такое военные невзгоды и лишения. «Да, Вена будет веселой и счастливой только в условиях мира», — об этом мы думали, покидая австрийскую столицу.
Того и тоголезцы
Около шести веков назад негритянское племя эве, обитавшее в долине реки Нигер, решило переселиться ближе к берегу океана. Для поселения были облюбованы окрестности большого озера-лагуны. Озеро и деревня, выросшая на его северо-восточном берегу, получили название «Того», что на языке эве означает «за морем». Впоследствии это имя — Того — распространилось на всю страну, узкой полоской вытянувшуюся на север от Гвинейского залива, между бывшей английской колонией Золотой Берег (ныне независимое государство Гана) и французским владением Дагомея.
Неизвестно, как бы сложилась жизнь племени эве «за морем», если бы вскоре после переселения им не пришлось познакомиться с европейскими «цивилизаторами». Честь «открытия» Того для Европы принадлежит португальским морякам. Действия пришельцев не способствовали развитию страны, наоборот, они толкали ее назад, так как основным занятием их стала работорговля. Несмываемым позором рынков «живого товара» отмечены первые страницы истории Того.
Вслед за португальцами в этих местах появились англичане, французы, немцы. Все дальше забирались предприимчивые устроители торговых факторий. В 1884 году кайзеровская Германия объявила Того своим протекторатом. Дележ колоний после первой мировой войны привел в страну новых хозяев — французских колонизаторов. С тех пор не раз изменялись официальные наименования Того — она обозначалась на картах как подмандатная территория, как подопечная территория, как автономная республика в рамках Французского Союза, а с февраля 1958 года — просто как Республика Того. Но все эти изменения на политической карте мира не отражались ни на политическом положении страны, ни на жизни ее населения: Того оставалось колонией, которую сами европейцы образно называли «Золушкой Западной Африки». «Опекуны» выкачивали из нее прибыли и, разумеется, нисколько не заботились о развитии ее экономики и культуры.
Что же влекло колонизаторов? Того — страна щедрых урожаев. Под тропическим солнцем быстро вызревают самые изнеженные и требовательные к теплу культуры. Наиболее плодородна центральная часть страны — долины рек Сио, Нокуе, Хахо, расположенные меж невысоких плоских плато, поросших баобабами. На юге, ближе к океану, раскинулась низменная равнина с многочисленными лагунами. К северу лежат более скудные песчано-каменистые земли.
Главной «специализацией» Того до сих пор была поставка дешевого сельскохозяйственного сырья. Вся страна исполосована плантациями какао (главный предмет вывоза), кофе, хлопчатника, маниока, масличных и кокосовых пальм, кукурузы, проса, табака, риса, ямса.
Поскольку организация сельскохозяйственного вывоза была единственной целью иностранных предпринимателей, в Того было построено несколько железных дорог, аэродромов; но ни одного более или менее крупного промышленного предприятия.
Перед независимым Того встает задача покончить с экономической узостью. Природные ресурсы страны еще мало изучены, но уже сейчас можно приступить к разработке целого ряда месторождений минеральных ископаемых. Так, близ Анехо открыты богатые залежи фосфатов. В скором времени их добычу можно будет довести до 250 тысяч тонн ежегодно. В районе Палиме обнаружены залежи бокситов — к их разработке предполагается приступить в ближайшие годы.
В Того имеются также месторождения титана (у Сокоде), железной руды (на севере), золота и свинца (на северо-востоке). Помимо развития горнодобывающей отрасли промышленности, молодая республика собирается приступить к созданию своей обрабатывающей промышленности. Первым шагом в этом направлении явится постройка фабрик по переработке сельскохозяйственного сырья в столице Того — городе Ломе.
Добиться не только политической, но и экономической независимости— вот что волнует сейчас всех тоголезцев.
Всего тоголезцев немногим более одного миллиона. В это число входят представители примерно 25 различных негритянских племен, говорящих на различных языках и отличающихся друг от друга и одеждой и обычаями. Кроме того, в прибрежных районах Того живут негры, вернувшиеся в XIX веке из Бразилии на родину своих предков, увезенных работорговцами.
Наиболее многочисленны племена, обосновавшиеся на юге Того. Кроме эве, которые дали имя стране, здесь живут кватчи, мина, фон, кпла. Помимо сельского хозяйства (кокосовые пальмы, рис, ямс, маниока), они занимаются рыболовством. Скот не разводят, так как в этих районах обитает смертоносная для коров, овец и лошадей муха цеце.
Покроем своей одежды мужчины южных племен напоминают древних римлян — они обертывают вокруг тела кусок ярко раскрашенной материи. На ногах — легкие сандалии, на голове — широкополая шляпа.
Племена центральных районов Того— акпоссо, ана, аделе, анпанга и т. д. — невелики по численности. Они работают на плантациях кофе
и какао, выращивают хлопок и кукурузу, разводят малорослых коров, овец и коз. Одежда этих племен состоит из набедренной повязки у мужчин и у женщин.
Северные племена — котоколи, бассари, кабре, лоссо, конкомба — по внешнему виду сильно отличаются от своих соседей. Женщины носят набедренную повязку и тюрбан — обязательно голубого цвета, мужчины — брюки и шляпу. Мужчины вооружены копьями. Здесь приходится быть постоянно начеку: в лесах нередко можно встретить пантеру или льва, в реке — крокодила. Хижины северян часто сооружаются на высоте трех метров от земли — опять же во избежание встреч с хищниками.
Самым злободневным вопросом для обитателей сельских местностей Того является медицинское обслуживание. К моменту окончания срока «опеки» в Того насчитывалось всего 30 врачей, да и те живут в городах. Сельские местности практически лишены медицинского обслуживания.
Поэтому правительство независимого Того намерено в числе первоочередных мер заняться подготовкой медицинских кадров и строительством больниц, клиник, аптек, лечебных пунктов.
Другая насущная задача — народное образование. Сейчас большинство населения страны неграмотно.
Во всем Того открыто не больше 450 начальных школ и только 4 техникума. Нет ни одного высшего учебного заведения. Лишь несколько месяцев назад была создана школа по подготовке служащих для государственного аппарата. Сейчас поставлена задача в короткое время добиться осуществления всеобщего начального обучения.
День 27 апреля 1960 года, когда в столице республики городе Ломе был поднят национальный флаг Того — полотнище из трех зеленых и двух желтых полос, и в верхнем углу у древка белая звезда на фоне красного квадрата, — этот день стал началом новой истории Того. С гордым словом «аблоде» (свобода) вступают тоголезцы в крепнущую семью братских африканских народов, добившихся независимости.
Рассказ о счастливце Жоао и его чудесном корабле
Я думаю, что знаю о рыболовстве в гренландских водах больше, чем кто-либо из вас. Для этого надо просто посидеть в рыбачьей лодке, поработать не разгибая спины день за днем, пока погода позволяет. Трудиться приходится по восемнадцать часов в сутки, а спать можно дома, зимой. Жизнь — собачья. Население наших деревень целиком зависит от моря, люди живут лишь рыболовством.
Сотни лет мы переплываем Атлантический океан и ловим рыбу на отмелях. Утверждают, что мы, португальцы, добирались к Ньюфаундленду еще до того, как Колумб открыл Америку. Пренебрегая бурями и непогодой, мы наполняем суденышки рыбой — блестящей жирной треской. Посолив, ее отвозят домой, чтобы католики могли питаться ею во время поста, да и круглый год каждую пятницу, поскольку в этот день есть мясо запрещено.
Готовиться к лову начинают в первых числах марта. Мужчины подновляют снасти, красят лодочки. Женщины чинят теплое нижнее белье для холодных дней в туманном море, рубахи и шарфы, вышивают, шьют, вяжут, и все молятся святой мадонне о защите моряков.
В ту весну, о которой я рассказываю, мой брат Жоао де Соуза старался больше всех в нашей деревне. Ему было лишь двадцать четыре года, но он уже проработал десять лет простым рыбаком и теперь уходил в плавание капитаном. С четырнадцати лет он каждый год отправлялся ранней весной на Ньюфаундленд и возвращался только осенью. Каждое лето мужчины мечтают остаться в деревне, но, как только кончаются деньги, заработанные с таким трудом, им опять приходится идти на отмели.
Жоао никогда не забирал все свои деньги, возвращаясь осенью домой. Половину он старался оставить у судовладельца и все копил, ожидая, когда сбудется его гордая мечта. А это было нелегко, так как семья жила очень бедно.
Отец наш был капитаном рыболовного судна. В одно лето он не вернулся. Погиб вместе с двумя старшими сыновьями. Жоао был тогда совсем мальчишкой. Меня, старшего, отдали в семью дяди в соседнюю деревню. Поэтому, когда священник справлял панихиду по отцу, он сказал, что отныне Жоао несет ответственность за семью, но жители деревни только посмеивались над маленьким кормильцем.
Вечно его видели за каким-нибудь делом, и всегда у него была улыбка и веселое словцо на устах, так что рыбаки любили, когда он выходил с ними на лов. Зимой Жоао хлопотал не меньше сестер, добывая соль; правда, в деревне к нему относились не очень сердечно, поскольку он был чрезмерно бережлив. Он даже не участвовал в деревенских праздниках и процессиях. Слишком уж он был занят и слишком уж экономил.
Никто не понимал, почему Рафаэла так привязана к нему. Она и сама была такой же бедной, как Жоао, ведь ее отец погиб вместе с нашим. Ока не раз ложилась спать голодной, вечно возилась с накаленными солнцем бочками для засолки рыбы. Нарядных платьев у нее не было, но, казалось, она и не огорчалась из-за этого. Когда Рафаэла подросла, она стала самой красивой девушкой в деревне, но ни с кем не встречалась с того дня, как Жоао возвращался из плаванья. Рафаэла и Жоао дружили с детства. Днем они работали не покладая рук, а вечерами гуляли вместе по берегу и собирали плавник на топливо, да и все другое, что могло пригодиться. Рафаэла хоть и любила танцевать, но помогала Жоао сберечь каждый грош.
Жоао мечтал о собственном судне, о покупке красивого большого дома для Рафаэлы. Как только они поженятся, он не позволит ей больше копаться в соли, которая разъедает пальцы рук и ног и даже глаза, если возиться в ней долгие годы.
В конце концов Жоао добился своего, стал капитаном. Правда, судно он получил не самое новое, но все же «Санта Женевьева» была добрым кораблем. Брату, естественно, здорово завидовали и все-таки молодые люди из наших мест старались попасть на его судно. Они знали, что он суров и заставляет трудиться изо всех сил, но думали прежде всего о его рыбачьем счастье. Стоит человеку прослыть удачливым, как лучшие рыбаки стараются перейти к нему.
Жоао пришлось, конечно, вложить свои деньги в судно и оплатить часть расходов на снаряжение команды. Рыбак имел право на пару высоких резиновых сапог, непромокаемый костюм и толстые шерстяные рукавицы. Жоао оплатил также лодки и провиант. Судовладельцы предоставляли судно, рыболовную снасть и соль. Такое распределение расходов и соответственно им прибылей было давнишним и довольно хитроумным: капитан будет больше стараться, если рассчитывает на часть прибыли. Жоао пошел и на другое условие: половину своего заработка он обязался в дальнейшем вкладывать в корабль.
Судовладельцы были в денежных делах людьми опытными и пытались вытянуть у Жоао как можно больше. Ему напоминали, что можно найти и другого человека — с большими средствами. Жоао знал, что это действительно так, но знал также, что ему отдали предпочтение за его рыбацкую удачу. В конце концов ему пришлось израсходовать все, что он скопил.
В последнее воскресенье перед отплытием Жоао с Рафаэлой под руку направились в церковь. На нем была капитанская шапка с золотым позументом, синяя тужурка, золотые сережки в ушах, и вдобавок Рафаэла повязала ему на шею красный шелковый платок. В церкви они прошли туда, где обычно располагались капитаны. Рафаэла перешла на женскую половину, а Жоао присоединился к другим капитанам, ждавшим, пока епископ благословит их.
После богослужения капитан Жоао де Соуза и его невеста поговорили с другими капитанами. Любой из этой компании считал бы ниже своего достоинства стоять и разговаривать с Жоао, когда он был простым рыбаком. Мать и сестры подошли к нему, поздоровались и пожелали счастливого плавания. Рафаэла держала Жоао под руку, и все в церкви поняли, что отныне он принадлежит ей: мать и сестры не имели больше на него права. Теперь уже не мать будет делать ему традиционные подарки, которые сперва окроплялись святой водой. Женщины обычно дают уходящим в плавание сыновьям коровьи рога. В ньюфаундлендском тумане рыбак на лодке легко теряет из виду корабль, и тогда единственное спасение дудеть в такой рог, пока зов не услышат.
Но теперь Жоао и не нуждался в коровьем роге. Он сам будет посылать рыбаков в море рано утром и подбирать их вечером. Занят он будет больше других, а спать ему придется меньше, чем остальным, но зато приляжет он в капитанской каюте, где останется один.
В понедельник отчаливали. Жоао прибыл с Рафаэлой на шлюпке, поднялся на борт и отдал свой первый приказ:
— Спустить женщин и детей на берег! Подготовиться к снятию якоря!
Последнее объятие, последний поцелуй, и посетители спустились в шлюпки. Жоао проводил Рафаэлу в свою каюту. Она, конечно, уже бывала там, но оставаться на борту, пока все остальные женщины не покинут корабль, было привилегией жены капитана. После этого и она спустилась в шлюпку.
— Поднять якорь! — скомандовал Жоао.
Паруса поползли вверх, ветер надул их, и корабль гордо заскользил по морской глади. Молодой капитан забыл все, даже Рафаэлу: после долгих лет тяжелого труда и расчетливой бережливости его мечта исполнилась. И хоть судно небольшое и старое и на нем нет мотора, он сумеет с выгодой плавать на нем.
Как только вышли в открытое море, сразу же сказалось его счастье. Погода как нельзя лучше, ветер дует сильно и ровно. До Азорских островов дошли на редкость быстро, набрали недостающих рыбаков и пустились в дальнейшее плавание. «Санта Женевьева» покинула Португалию несколько раньше срока, но ей повезло; ее подгонял крепкий устойчивый восточный ветер, который называли пасхальным. Обычно он начинал дуть на несколько недель позже, но сейчас сразу наполнил паруса и погнал судно через океан вплоть до самых отмелей. Жоао опередил другие португальские суда. Одно из них с новым мощным мотором остановилось из-за неполадок в машинном отделении. Жоао не удержался, чтобы не просигналить капитану, не нуждается ли он в помощи.
Сначала тот не ответил. Жоао не отказал себе в удовольствии воспользоваться этим. Когда суда поравнялись, он зашел с подветренной стороны, окликнул капитана и предложил взять его пароход на буксир. Теперь тому пришлось ответить: все, мол, в порядке, справляюсь сам. Жоао просигналил «счастливого плавания», и вскоре «Санта Женевьева» легла на курс. В этот вечер гордый капитан Соуза приказал выдать команде двойную порцию вина.
Когда судно добралось до отмелей, шел дождь. Обычно рыбаки не любят дождя, а Жоао и из него извлек выгоду: он выкачал старую воду из всех баков и налил свежей, чтобы позже не пришлось пить застоявшуюся воду. Затем приказал вычистить весь корабль, и теперь он выглядел как прогулочная яхта.
Когда дождь кончился, Жоао приступил к выбору места для лова. От этого многое зависит, и он вел свое судно то вперед, то назад, измерял глубину, присматривался к направлению ветра и течения и, наконец, приказал бросить якорь. Рыбаки подготовили лодки и снасть, чтобы на следующее утро приступить к делу. Пока плыли к отмелям, лодочки были закреплены на палубе одна в одной. Теперь их осматривали, каждый рисовал свой опознавательный знак и писал свое имя. Кое-кто писал имя жены или невесты, но большинство на всякий случай выводило имя своего ангела-хранителя.
Поделиться книгой: