Помоги проекту - поделись книгой:
Мы наблюдали, как сильно изменяло окраску моря это «цветение». Вода иногда становилась красной или зеленой, соломенно-желтой или коричневой в зависимости от преобладания того или иного организма.
Остракоды, ночесветки и другие рачки, которые водились в морской толще, придавали воде красноватый оттенок. Этот необычный цвет не раз озадачивал путешественников.
Гончаров, например, в книге «Фрегат «Паллада» рассказывал, что море у берегов Японии покрывалось красной икрой, словно толченым кирпичом. Надо полагать, писатель ошибался, принимая за красную икру ночесветку, похожую на розоватый шарик. А однажды в Атлантике с парохода заметили кроваво-красные полосы в несколько миль длиной. Среди них плавал кит. Моряки подумали, что кит ранен и истекает кровью. Когда же они зачерпнули из-за борта ведро воды, то увидели остракод. Кит просто-напросто питался ими.
И еще одно интересное явление наблюдали мы из иллюминаторов «Северянки» — фосфорических рачков. Рачки виднелись только на глубине, куда проникал очень слабый свет. На фоне темно-синей воды они походили на мерцающие фонарики. Когда проскальзывала мимо рыба, они вздрагивали и кружились.
Рачки, а заодно с ними некоторые медузы, гребневики, черви, ракообразные вызывают сильное свечение моря. Это бывает не только в глубине, но и на поверхности моря в темные ночи. Течениями светящиеся организмы выносятся наверх, и на воде появляются яркие сполохи. Но еще чаще свечение можно наблюдать с корабля, если смотреть на бурлящую за кормой воду. Фосфорические организмы, встревоженные винтами, поднимаются с глубины и долго кружат, пока, наконец, не опустятся вниз. Светятся и бактерии, которые, размножаясь в больших количествах, делают воду похожей на жидкий фосфор.
По светящемуся следу корабли во время похода соблюдают кильватерную колонну, рыбаки находят косяки рыб или дельфинов, летчики обнаруживали неприятельские суда. Демаскирующее значение этого явления впервые оценил Степан Осипович Макаров в 1877 году при ночной торпедной атаке турецкого флота в Батумской бухте. Он правильно предполагал, что нельзя к кораблям подойти незамеченным. Быстро идущий катер оставляет след, нетрудно уйти и от торпеды, которую тоже можно увидеть по светящейся дорожке.
Но для Сергея Потайчука и Станислава Федорова «светлячки» представляли другой интерес. Некоторыми такими рачками питалась сельдь, и наши неутомимые исследователи измеряли примерное их количество в различных районах.
Когда лодка поднималась в верхние слои, Потайчук через краник глубомера брал воду для гидрохимического анализа.
Благодаря приборам, сконструированным специально для подводных исследований, мы сравнительно быстро получали данные, которые нашим предшественникам давались нелегко.
Когда-то было очень трудно измерить, например, глубину моря. На дно опускали трос с подвешенной гирей. Эта «операция» отнимала много сил и времени. Фритьоф Нансен за трехлетний дрейф на «Фраме» сделал всего лишь 62 промера океана. Теперь эхолот позволил отказаться от этой утомительной работы. Он ежесекундно воспринимал отраженные от дна сигналы и чертил профиль дна со всеми скалами и хребтами.
Легко определялись и температура и соленость различных слоев моря. Это делалось при помощи электронного термосолемера. Датчики прибора устанавливались за бортом, и, когда океанолог включал питание, на экране светилась индикаторная полоса. Азимутальной ручкой он совмещал индикаторную линию с отсчетом, узнавая таким образом температуру и соленость воды. То же самое дублировал электротермосолемер.
Для определения прозрачности воды применялось простое и оригинальное приспособление. Перед верхним иллюминатором незадолго до погружения привязывался шкертик с укрепленными на нем через каждые 5 метров алюминиевыми трубками, напоминающими в воде селедок. Поплавок на конце веревки вырывался на поверхность и натягивал шкертик. По трубкам можно было отсчитать видимость. Если, например, различалось двадцать трубок, то видимость составляла 100 метров. К сожалению, за весь наш рейс нам не удалось увидеть больше четырех-пяти трубок…
Федоров тщетно пытался рассмотреть сети. Нам так и не пришлось увидеть из-за сильного цветения, как попадает в сети рыба.
Но зато в одно из погружений ученые неожиданно вплотную подошли к загадке, которая их давно волновала. Помню, как Сергей Потайчук, записывающий показания эхолотов, воскликнул:
— Наконец-то нам улыбнулось счастье!
Все, кто был в научном отсеке, оглянулись на него.
— В данную минуту мы находимся на глубине...
— Пятьдесят метров, — торопливо подсказал кто-то.
— Точно, — согласился Потайчук, — а чуть ниже Нас бродит месса косяков. Смотрите, как...
Эхолоты «пишут» сельдь
Да, эхолоты показывали косяки. Самописцы, эти умнейшие приборы, наносили на ленту расплывчатые точки и пятна. Точки и пятна перемещались, то собираясь вместе, то разбегаясь по глубине. Одно пятно на ленте по размерам не превышало копеечной монеты. Федоров, зная площадь исследуемого участка, подсчитал плотность скоплений рыбы. Сельдь шла, как показывала эхограмма, тесными стаями. Шла навстречу сетям и на той же глубине, на какую они были опущены в воду.
Альберт Дегтярев, находящийся в гидроакустической рубке центрального отсека, услышал тонкий вибрирующий свист.
— Это сельдь! — уверял он, прижимая плотнее наушники. — Рыба «разговаривает». Или предупреждает об опасности, или созывает косяки. Вы и не представляете, как прекрасно селедки понимают друг друга!
— Но у рыбы нет ушей?!
— И тем не менее она слышит. — Дегтярев включил магнитофон, чтобы записать на пленку «разговор» косяков. — Слышит, конечно, не ухом, какое есть у высших животных. Сельдь чувствует колебания воды, в том числе и на таких частотах, которые человеческим ухом не улавливаются.
Всем нам не терпелось опуститься к косякам и увидеть рыбу своими глазами. Лодка с большим наклоном пошла вглубь. Но где же косяки?
Эхолоты, до сего времени твердо показывающие сельдь, вдруг прекратили запись. Создавалось впечатление, будто рыба, испугавшись неведомого чудовища, шарахнулась в сторону. Или мы промахнулись и опустились ниже косяков?
Лодка поднялась на десяток метров к поверхности. И снова поплыли внизу косяки. Рыба словно играла с нами в прятки. Погрузились еще раз — прежний неутешительный результат.
— Надо всплывать, — сказал, наконец, Соколов. — Узнаем, как дела на «Месяцеве».
— А что на «Месяцеве»? — воскликнул Потайчук. — Там сейчас не знают, куда рыбу девать...
Засвистел в трубах сжатый воздух, выталкивая из балластных цистерн воду. Освобожденная от тяжелого груза, лодка быстро всплыла.
Рядом с лодкой плавал «Профессор Месяцев». Моряки глядели на нас и явно скучали.
— Они же вытащили сеть! Чего же бьют баклуши? — вскипел Потайчук и попросил сигнальщика узнать, сколько поймано рыбы. Сигнальщик встал на мостик во весь рост и флажками передал вопрос.
Матросы на судне дружно рассмеялись. Один из них, пользуясь кепкой вместо флажка, ответил:
— Двадцать восемь селедок
Если бы нам сказали: «Скоро море перевернется вверх дном», — мы охотнее поверили бы этому. Все данные, которые были в нашем распоряжении, единодушно указывали, что мы находимся в районе больших скоплений сельди. А в километровый порядок попало всего-навсего 28 праздношатающихся недоростков.
— Ничего не понимаю... — только и сказал Соколов.
Он попросил радиста связать его с Юдановым. Тот ответил, что и сам не знает, почему сельдь прошла мимо сетей. Приборы, установленные на судне, тоже регистрировали косяки, и моряки ожидали, что на этот раз улов затмит все рекорды.
А наш акустик Дегтярев... Человек, который в гидроакустике разбирался лучше, чем в собственной душе, словно потерянный прошел в свою рубку и заперся там.
Видно, гидроакустика сыграла с ним каверзную шутку. Впрочем, не он первый стал жертвой звукового хаоса морских глубин.
Море знает много подобных случаев. В годы войны в Северном подводном флоте служил старшина Барабас — человек редкого чутья на немецкие транспорты. По одному только звуку он точно определял курс, тип и расстояние до корабля. Лодка шла в атаку наверняка и успешно топила вражеские корабли.
Однажды Барабас услышал близкий шум винтов. Ему показалось, что шла целая эскадра. Капитан решил всплыть и, используя внезапность, напасть на вражеские суда. Застыли минеры у торпедных аппаратов, приготовились мотористы, чтобы сразу включить дизели. Лодка вынырнула из глубины и.» никаких кораблей не обнаружила.
Это был удар для старшины. Только много позднее удалось установить, причину неслыханной ошибки «бога гидроакустики» старшины Барабаса. Оказывается, косяки некоторых видов рыб издают звуки, похожие на шум работающих судовых винтов. Этих-то рыб и принял старшина за вражескую эскадру...
Гидроакустика открыла разнообразный мир звуков, наполняющих океанскую глубь. Хлопая жаберными крышками, скрежеща зубами, выпуская воздух из плавательного пузыря, рыба вызывает звуковые колебания. Как правило, они не воспринимаются человеческим ухом. Чтобы уловить их, нужны специальные приборы. Однако и человек в определенных случаях способен «услышать» по крайней мере некоторые из звуков, издаваемых рыбами. Так, у рыбаков Малайского архипелага есть специальные «рыбьи слухачи». На маленьком челноке они плавают среди лодок, время от времени погружаясь в воду. Если слухачи слышат шум, вызываемый косяком, то рыбаки по их команде выметывают сети и собирают хорошие уловы.
Разные рыбы по-своему «урчат», «каркают», «хрюкают» и даже «поют». В Средиземном и Черном морях, например, обитает крупная стайная рыба сциена. Издаваемые ею звуки довольно мелодичны. Возможно, Гомер слышал пение сциен, когда создавал миф о сладкогласных сиренах, манивших к себе скитальца Одиссея.
Гидроакустика — наука молодая. В изучении звукового мира морских глубин сделаны только первые шаги. Научной классификации звуков, издаваемых «населением» моря, еще нет. Но естественно, что в первую очередь гидроакустики стремятся научиться распознавать «голос» промысловых рыб. И Дегтярев был уверен, что уже научился понимать «язык» сельди.
Акустик был готов прозакладывать голову, что в расставленный порядок угодит немало косяков. Так подсказывали ему звуки моря. Но его надежды не оправдались.
— А может быть, сельдь опустилась ниже сетей? — спросил сам себя Федоров.
Потайчук только хмыкнул. От такой широченной сети не ушел бы и сам черт.
Соколов решил проанализировать показания эхолотов. Он достал для сравнения старый образец ленты. Тогда показания эхолотов оправдались: серебряный от сельди дрифтерный порядок едва вытянули на борт. Такие же точки и расплывчатые пятна... Косяки... Почему же тогда рыба угодила в сети, а на этот раз минула их? Может быть, косяки вел опытный вожак? Или сельдь, подобно летучей мыши, имеет ультразвуковую локацию и, почуяв ловушку, поворачивает обратно? Одно предположение нелепей другого... И все же... Вот профессор Н.Н. Зубов, например, считает, что некоторые рыбы ориентируются, пользуясь инфра- или ультразвуковыми колебаниями, и благодаря этому избегают орудий лова. А на Дальнем Востоке уверенно говорят о том, что белухи уходят, заслышав шум промыслового катера, и не боятся звука других, не опасных для них катеров. Но ведь сельдь, как давно проверено опытом, вовсе не обладает такими способностями!
Одним словом, никто не мог вырваться из заколдованного круга вопросов. Требовались новые погружения, новые, более детальные исследования. «Северянка» и «Профессор Месяцев» меняли районы, искали более прозрачную воду.
Снова и снова наша лодка опускалась на глубину. И ответ пришел, когда его совсем не ждали.
(Окончание следует)
Земля и солнце Туниса
Город Тунис — столица страны. В нем (включая предместья) проживает свыше 675 тысяч человек. В городе сосредоточено более половины всех промышленных предприятий этого государства. Европейская часть города мало чем отличается по внешнему виду от западноевропейских городов: те же рекламы, гостиницы, магазины. И только женщины, закутанные в белые покрывала, сотканные из тяжелых шерстяных нитей, напоминают вам о том, что это Восток. А в арабских районах — узкие улочки, торговые ряды под общей крышей, которые называют здесь коротким словом «сук».
Вот оно — сочетание старого с новым. Это два самых распространенных вида транспорта в столице. Крохотное такси, в которое с трудом влезают три человека. И человек, который перевозит на незамысловатой тачке грузы. Пока еще грузовой автомобиль не одержал победы над рикшами. Много предстоит сделать, чтобы освободить человека от этого тяжелого труда.
В Тунисе следы истории видны почти повсеместно. На дороге, соединяющей портовые города Сус и Сфакс, можно видеть это удивительное сооружений далекого прошлого. В Эль-Джеме, маленьком тунисском городке, возвышается Колизей, который своими размерами может соперничать со знаменитым римским.
От города Карфагена, столицы могущественного государства, в течение нескольких столетий господствовавшего в западной части Средиземного моря, в настоящее время остались одни развалины. И сегодня, глядя на них, трудно представить себе, что это был огромный город, что здесь возвышались гигантские стены, дворцы, храмы.
Мраморные колонны Карфагена были использованы при строительстве арабских мечетей и храмов. Перед вами «великая мечеть» Джамаа аль Кебир. Это крупнейшая из 80 мечетей города Кайруана. «Великую мечеть» подпирают 600 колонн из мрамора, порфира и оникса, доставленных в Кайруан с древних развалин. Не трудно заметить, что эти две колонны взяты от разных зданий. На одной из них солнечные часы, по которым прохожий проверяет свои, вполне современные.
Синее небо, желтый песок и женщина с ребенком на осле. Чем не библейская картина? А ведь это обычный пейзаж приморского Туниса. Порой кажется, сама древность встает перед глазами, когда видишь эту землю во всей ее первозданной красоте.
Кайруан, расположенный на солончаковой равнине восточного Туниса, был основан поселенцами арабами в 670 году. В мечетях Кайруана хранятся рукописи, написанные много веков тому назад арабскими учеными. В период мрачного средневековья христианского Запада в Кайруане был центр науки, искусства и ремесел Востока.
Мы находимся с вами на набережной порта Сус. Это город рыбаков. Сотни лодок, тесно прижавшись друг к другу, стоят здесь. А если пойти на базар, глаза разбегаются — чего здесь только нет: креветки, лангусты, тунцы, сардины, макрели, губки. Рыбаки Туниса добывают около 13 тысяч тонн рыбы в год. Проста и небогата жизнь тунисских рыбаков. Все их хозяйство — лодка, сети и крохотная хижина, сложенная на берегу из камней.
85 процентов населения Туниса занято в сельском хозяйстве. Основная культура земледелия — пшеница. Разводят также оливковые и финиковые деревья, виноград, миндаль. В центральных и южных районах развито скотоводство. В свое время колонизаторы захватили самые плодородные участки земли, да и сейчас лучшие земли еще находятся в руках иностранцев. Правительство Туниса делает первые шаги в перестройке сельского хозяйства. На участках, принадлежащих государству, проводятся опытные посевы технических культур, сооружаются водохранилища для орошения засушливых районов.Около 20 процентов территории страны занимает пустыня Сахара. В полупустынном районе, где не могут существовать деревья и кустарники, растет дикая трава альфа. Тысячи тонн этой травы собирают для того, чтобы использовать ее для производства циновок, в бумажной промышленности. Альфа идет также на экспорт.
В стране свыше 26 миллионов оливковых деревьев. Плантации обычно изрезаны геометрически ровными рядами оливковых посадок.
Тунис занимает второе место в мире по экспорту оливкового масла. Свыше 30 тысяч тонн масла ежегодно идет на вывоз.
Порой кажется, в Тунисе нет других деревьев — только оливы. Оливы без конца... И не стоит удивляться, что даже для обжига извести часто употребляют засохшие ветви оливковых деревьев.
В Тунисе насчитываются десятки тысяч мелких кустарных предприятий. Такого рода промышленность обеспечивает существование свыше полумиллиона тунисцев. Гончарные и керамические изделия Набеля, ковры Кайруана, кожаные изделия Туниса, ткани, обувь, ювелирные украшения — все они плод труда, мастерства и таланта тунисских ремесленников. Но произведениям народных умельцев все труднее конкурировать с промышленными товарами, ввозимыми из-за границы. Искусно сделанные тунисскими кустарями предметы порою не находят сбыта.
В Тунисе до пришествия французских колонизаторов не было ни одной деревни без начальной школы. Еще в IX веке в столице страны был создан университет Зитуна. Колониализм разрушил национальную систему образования. Лишь 22 процента детей школьного возраста посещали училища причем предпочтение отдавалось детям европейского происхождения.
В ноябре 1958 года был принят закон об улучшении образования и о подготовке специалистов в стране. Этот закон ликвидирует дискриминацию, введенную колонизаторами. Право на образование предоставляется всем детям, отменяется плата за обучение, вводятся одинаковые для всех школьников программы и условия обучения. Но и сейчас еще, ввиду недостатка учителей и школьных помещений, лишь половина детей из 750 тысяч может посещать школу.
Одно за другим возводятся в городах и деревнях новые здания школ. Иногда это каменное сооружение в несколько этажей, иногда просто небольшой дом. В беседе с членами советской делегации деятелей культуры министр образования Туниса заявил: «Мы добьемся того, чтобы каждый ребенок мог ходить в школу».
Артур Лундхвист. Вулканический континент
Барранкилья, Колумбия
Вряд ли можно попасть из Маракаибо (Венесуэла) в Барранкилью (Колумбия) иначе, как на самолете. Между этими двумя странами лежат высокие горные хребты и топкие болота, и лишь одна скверная дорога петляет через Гоахирский полуостров.
А самолет панамериканской авиационной компании доставляет пассажиров из одной страны в другую менее чем за час.
Барранкилья — приблизительно такой же большой город, как Маракаибо. Однако, несмотря на то, что он вырос более чем наполовину только за последние десятилетия, в городе нет ни давки, ни суеты. Дома здесь невысокие, а улицы довольно широкие. В Барранкилье, очевидно, далеко не все убеждены в там, что время — деньги, и живут очень спокойно.
Барранкилья сейчас становится важным промышленным центром, а кроме того, она славится своим превосходным пивом. Но прежде всего это крупный морской и речной порт, на долю которого приходится половина всего внешнеторгового грузооборота страны.
Река Магдалена для города стала рекой жизни; щупальцами своих каналов она проникает в старые городские кварталы, перерезанные длинными набережными с булыжной мостовой и кучами шлака, большими магазинами и товарными складами, зелеными лужайками и прудами. Там есть старая гавань, куда привозят рыбу и фрукты; лодки торговцев входят в каналы и выгружают свой товар прямо на улице, которая тут же превращается в огромный рынок, а мосты заполняются толпами продавцов и покупателей.
Рыба и тропические фрукты, громоздящиеся высокими кучами, словно все это добыча одного улова или урожай одного огромного сада. И женщины, множество женщин, которые галдят и кричат, словно морские чайки, мокрые от пота и стекающей с рыбы воды. Босые ноги, утопающие в затянутых илом лужах. Невероятная толчея в переулках.
Попадая в Колумбию, вы сразу же замечаете, что здесь нет венесуэльской бесшабашности, лихости и самоуверенности, все гораздо дешевле и не обязательно «по-американски».
Картахена-де-Индиас
Между Барранкильей и Картахеной регулярно курсируют небольшие автобусы.
Картахеной-де-Индиас город назывался раньше, в отличие от Картахены испанской. В течение нескольких столетий это был самый испанский город во всей Южной Америке и — что самое главное — порт, через который «ввозили» испанскую культуру. В те времена здесь было множество богато украшенных церквей, Дворец Инквизиции был выстроен в стиле величественного барокко, а в тавернах рекой лилось вино.
Одновременно через Картахену уплывали богатства страны, золото из горных рек грузили на испанские каравеллы и увозили в Испанию. Пиратские корабли со всего Карибского моря собирались вокруг Картахены, словно пчелы вокруг медового кекса. И городу пришлось героически защищаться от морских разбойников. Были возведены стены и форты, что обошлось не дешево. Вход в гавань был прегражден дамбами и тяжелыми цепями (город лежит на вытянувшемся в длину острове). Шесть ворот крепко запирались на ночь, и семь фортов охраняли покой жителей города.
Поделиться книгой: