Помоги проекту - поделись книгой:
Лед на море Лаптевых на удивление ровен. Ни трещин, ни разводий, ни кошмарных гряд торосов, какие можно встретить в Ледовитом океане. Невольно думается, что если и в прошлом лед здесь был так же ровен, то это, наверное, в немалой степени помогало предприимчивым русским мужичкам добираться до таинственных островов, богатых мамонтовой костью. Однако ни следочка медведя не удалось приметить за весь путь, ни лунки тюленя. Пропитанием, значит, в этих местах разжиться трудно. Припомнилось, в обозе М.М.Геденштрома, отправившегося с Яковом Санниковым на обследование и описание Ляховских островов, собачьи упряжки тянули тридцать нарт. Но только каждая четвертая везла полезный груз. На остальных — «завозных» — была рыба для прокорма собак. Опыт походов, похоже, имелся, но и теперь мужество первопроходцев восхищает. Военный корреспондент подполковник Сергей Кушер, глядя в иллюминатор на безбрежье ледяной пустыни, внезапно говорит: «Взгляду буквально не за что зацепиться. Трудно представить, что может спасти того, кто по воле случая один окажется в этом суровом безмолвии». Верно, по воле случая неподготовленному человеку здесь лучше не оказываться...
Остров Столбовой невысок, бел, укрыт снегом. Издали и не разглядишь, если бы не коричневатые обнажения скал на мысах. Вздымая снежные вихри, вертолет опускается у кромки берега. Два Ми-8 уже здесь. Неподалеку оранжевая внушительных размеров палатка с крестом — госпиталь, группа людей. В каракулевых папахах — наш генералитет. В куртках с капюшонами, отороченными белым мехом,— американцы. В стороне чадят то черным, то ядовито-желтым дымом дымовые шашки. Там же выложен на снегу из полотнищ красный крест, сюда должны приземляться парашютисты, выше по склону — небольшая палатка. В ней томится «раненый». На учениях, как в жизни — лозунг военных. Пилоты шутят: «Уговорили мужика на морозе полежать. Наверное, потом спирта обещали». Учение, конечно, не настоящая операция по спасению, пошутить можно, но мороз и в самом деле крепок. Градусов тридцать. Без движения долго на одном месте не простоишь.
Американский фоторепортер в огромных, как у клоуна, ботинках (они с электроподогревом), с черной (от обморожения) маской на лице, весьма напоминающей маску грабителя, разворачивает звездно-полосатый флаг и, проваливаясь в сугробах, бежит с ним к тому месту, где развевается флаг российский. Устанавливает рядом свой, запечатлевая для истории этот факт на пленку. Совместные учения начинаются.
Первым пролетает над островом Ан-12. Сбрасывает на парашюте груз и одного парашютиста-спасателя.
После непродолжительного перерыва прилетает второй Ан-12. Российские спасатели сразу по двое прыгают на недавно появившихся у нас парашютах «Кенгуру». На этом парашюте опытный парашютист может, взяв с собой любого, не имеющего опыта прыжков человека, скажем врача, доставить его в нужное место.
Два года назад этот парашют продемонстрировали в прыжках на полюсе американские спортсмены. Наши посмотрели и изготовили свои, более удобные, позволяющие покидать самолет на скорости в 350 километров в час и при морозе в сорок градусов.
Полковники Резниченко, Степанов, Непоседов, по замыслу, должны были прыгать в паре с врачами Института медико-биологических проблем. Но случилось непредвиденное. Днем ранее была проведена репетиция. Врачей благополучно приземлили на остров, и серьезные мужи, за последние годы успевшие побывать едва ли не во всех «горячих» точках бывшего Союза, спасая раненых, решили, что средство доставки они опробовали и с них хватит. Для демонстрации же летно-технических качеств парашюта пусть прыгают другие. И вместо них прыгнули врачи госпиталя тиксинской части и корреспондент «Красной звезды». Мастера-парашютисты доставили их под аплодисменты командования в центр выложенного на снегу креста.
Зато, когда на грузовом парашюте опустились контейнеры мобильного госпиталя, специалисты Института медико-биологических проблем продемонстрировали умение быстро и четко делать свое дело. С помощью обычных пылесосов, работающих от небольшого электродвижка, в считанные минуты из расстеленных на снегу оранжевых полотнищ они соорудили вместительный с надувными перекрытиями госпиталь. Туда быстро перенесли «пострадавшего», уложили на операционный стол и уже готовы были, если бы это понадобилось, начать операцию. Глядя на серьезные лица этих пожилых и мужественных людей, я понял, что когда нужно будет действительно спасать людей, они прыгнут и в сотый раз на «Кенгуру»...
Американские военные очень заинтересовались конструкцией мобильного госпиталя. Такого у них не имелось. Через 15 минут после приземления госпиталь может быть готов к работе. Смонтированный из 25 блоков, он способен перекрыть площадь более тысячи квадратных метров и принять одновременно до двухсот человек. В нем можно установить все необходимое для нормального стационарного лечения. На этот раз для показа хватило и одной секции. С такой же быстротой госпиталь был снят и упакован в контейнеры.
Затем наступил черед американцев показать свое мастерство. Прилетевший С-130 долго ходил над островом. Вначале выбросил пристрелочную ленту, еще разок пролетел. Пилоты все как бы присматривались, а когда, наконец, сзади люк раскрылся и из него посыпались парашютисты, то у многих людей внизу неспокойно застучало сердце. Над тремя черными точками вспыхнули, как обычно, белые купола, а над последним, четвертым, купол как-то странно свернулся, и парашютист камнем падал вниз, опережая остальных.
Прыгали сержант Эндрю Филд, старшины Ларри Вильяме, Гарт Ленз и четвертым — Марк Махони. Американских спасателей готовят в спецшколах. Они могут не только оказать медицинскую помощь, но и готовы выполнять сложные спасательные работы под водой, на воде во время приводнения космических кораблей, а также вести борьбу с террористами. Но если нужно, они и сами могут провести диверсионную операцию, парни, как говорится, тертые, крутые.
Марк Махони решение принял мгновенно. Продолжая падать, он отстегнул основной парашют и, освободившись от него, раскрыл запасной. Уже подлетая к земле, отстегнул укладку с необходимыми для жизни в экстремальных условиях вещами, облегчив тем самым приземление. Коснулся берега Марк Махони чуть позже остальных... У генералов вырвался вздох облегчения. Как позже узнали наши дотошные военные корреспонденты — американские десантники не сами укладывают парашюты. Делают это за них специалисты-инструкторы, и за малейший отказ парашютной системы на инструктора налагается весьма ощутимый штраф. Марк Махони, приземлившись, покачал головой: намного придется раскошелиться его инструктору. И поделом!
После выброски десанта С-130 снизился и отправил на землю сани-волокушу, которые могли бы пригодиться спасателям. У спасателей же в каждой укладке были припасены индейские снегоступы для ходьбы по рыхлому снегу. Видно было, что опыт работы в Заполярье у американских спасателей был. Завершил демонстрацию десантирования наш Ан-12, сбросив на парашютах сразу десяток бочек с горючим, которым могут на льду дозаправиться вертолеты. После чего в учениях наступил небольшой перерыв.
Из Тикси летели к острову вертолеты «Блэк Хок». У них меньшая грузоподъемность и дальность, чем у Ми-8, но зато они могут дозаправляться в воздухе, что весьма ценно при работе над водой.
С-130 продолжал кружить вблизи острова, поджидая вертолеты, чтобы продемонстрировать дозаправку, а я не утерпел, отправился к домикам полярной станции, стоявшим на взгорке. Уж очень заброшенный был у них вид, захотелось узнать, живут ли там люди. Экономические реформы, начатые в стране, сметающим вихрем прошлись и по Заполярью... Мне было известно, что многие люди, растеряв многолетние накопления, покинули Арктику, отправившись на материк. Однако жизнь на станции острова Столбовой, как оказалось, пока теплилась.
В большом просторном доме на сваях, какие возводились сперва в Антарктике, а затем на некоторых станциях в Арктике, жило лишь два человека. Олег Иванович Петухов, представившийся начальником гидрографической станции, пояснил, что вообще-то их на станции трое, но один товарищ предпочитает жить в другом доме. Жилья хватает. Реформы подсократили население, но начальник считал, что пройдет время, и жизнь вернется. Пойдут морским путем суда, и опять потребуется работа навигационных приборов станции, помогающей судам ориентироваться в морях, вернутся специалисты. И разве можно было разубеждать Олега Ивановича, согласившегося хоть сторожем поддерживать жизнь на вверенном ему объекте...
В тепле разморило. Кожаные диваны, старые журналы на полках, стеллажи с книгами создавали давно знакомый, забытый уют. За встречу и знакомство по правилам зимовки был провозглашен тост, поговорили о жизни и, конечно, о том, какая живность еще обитает на острове. Оказалось, что постоянно живет только десятка полтора оленей. Диких. Как они на остров попали, остается только гадать, ибо остров стоит особняком, в отдалении и от берега, и от других островов архипелага. Но известно, что северные олени знали о существовании в море удобных для их обитания островов раньше, чем об этом узнали люди.
Открытие архипелага началось с того, что проезжавший берегом на собачьей упряжке купец Иван Ляхов увидел тропу оленьих следов, уходящую по льду на север. Поразмыслив, купец направил упряжку следом и, проехав несколько десятков верст, наткнулся на первый остров. Олени ушли дальше. Удивительно, но оленей встречали даже на самом отдаленном островке архипелага — острове Беннета. Что вело их туда, какое чувство подсказывало, что, преодолев десятки километров морского льда, они найдут землю и пастбища?..
Песцов полярники не ловили, мамонтовой кости также не встречали. Не чаще, чем раз в год, появлялся у берегов острова белый медведь. Охотились лишь на куропаток, во множестве прилетающих с теплым весенним ветром, но пока лишь наслаждались одиночеством и тишиной. Да вот военные своим присутствием порадовали, учением развлекли. Так удобно и хорошо было сидеть в этом доме и слушать неторопливый рассказ, что впору было хоть насовсем оставаться. Но тут зарокотал над крышей дома «Геркулес», учения продолжались. Я вышел на крыльцо.
В синем небе плыла американская троица. Темный, как ворон, тяжелый медлительный С-130, а по бокам, словно стрекозы, вцепившиеся в шланги-веревочки, идущие от крыльев, вертолеты «Блэк Хок». Зрелище и в самом деле было захватывающим. От пилотов требовалось недюжинное мастерство, чтобы удерживать вертолеты в мощных воздушных потоках, отбрасываемых четырьмя широколопастными винтами самолета-заправщика.
Сделав несколько кругов, троица распалась. С-130 полетел в Тикси, а вертолеты снизились, встали в ряд и так, в паре, демонстрируя класс, пошли на посадку. К ним устремились люди, начались вопросы, осмотры, но это уже был конец учению. Забрав условно пострадавших и все привезенные с собой вещи, вертолеты через шесть часов после получения аварийного сигнала со спутника вернулись в Тикси.
Позже был разбор операции, где американский генерал-лейтенант Джозеф Растон сказал: «Я считаю, что учения прошли успешно... силы поиска и спасения наших двух стран убедительно доказали, что они могут одновременно взаимодействовать в едином воздушном пространстве во имя достижения общей гуманной цели — оказания помощи людям, терпящим бедствие». А российский генерал-полковник Игорь Калугин продолжил мысль, заметив, что он все-таки «желает, чтобы людям никогда не понадобилась помощь спасателей. Пусть их профессионализм проверяется только на учениях».
Я, конечно, был согласен со словами Калугина, но не прошло и двадцати дней, как газеты сообщили: «На Чукотке разбился вертолет». На борту его находилась Международная экспедиция «Транссибирик — Лонжин». Арктика вновь преподнесла урок. Вертолет попал в непроницаемую мглу надвинувшегося тумана, а когда пилот попытался нырнуть под него, разбился о берег. Погибло восемь человек — из двадцати двух находившихся на борту. Не пострадал лишь один, остальные были легко и тяжело ранены. Около четырех часов провели люди у костра на снегу, ожидая помощи.
На гражданском вертолете не было ни аварийных радиобуев, ни радиостанций, спутники бесстрастно пролетали мимо. Надеяться пострадавшим оставалось только на дым костра да на оперативность диспетчеров в порту вылета. В Федеральную службу поиска и спасения известие о катастрофе пришло лишь тогда, когда пострадавших уже доставляли в больницу аэропорта мыса Шмидта. И военные тут же направили туда самолет с врачами из Анадыря, а затем из Москвы со специалистами из госпиталя имени Бурденко. Нет, в нашей жизни нельзя надеяться на безаварийное существование... И армии спасателей нужно тренироваться, быть, как говорится, всегда начеку.
Пятый долг
Пять обязанностей возложено на мусульманина Аллахом: вера — шахада, молитва — салат, пост — саум, милосердие — садака и хадж.
Хадж — паломничество в Мекку, поклонение священному Черному Камню Каабы, самая почетная из них. И самая трудная: не каждый вынесет тяготы путешествия, да не каждому оно и по карману. Но что это за обязанность, если бы была она легка? Тому, кому это не под силу — физически или финансово, — предоставлена возможность споспешествовать уходящему в хадж и тем сделать доброе дело. Но только тот, кто совершил паломничество, имеет право на титул «хаджи» и на ношение зеленой чалмы.
Титул хаджи можно получить и совершив паломничество в Иерусалим. Мусульмане-шииты, кроме того, приходят поклониться в святые для них города Мешхед, Кум и Наджаф; тогда к имени их добавляется, например, «мешхеди», что тоже очень почетно. (Не зря среди шиитов-азербайджанцев одно из самых распространенных имен — Мешади, что и значит «мешхеди», но произнесенное с азербайджанским акцентом. Православные же болгары заимствовали слово «хаджи», что у них означает «совершивший паломничество в Святую Землю» — а отсюда такие странные для нашего уха сочетания, как Хаджи — Попов. — Прим.ред.)
Паломники прибывают в саудовский город Джидда, откуда начинается собственно хадж — всеми возможными видами транспорта, но сейчас все больше самолетами.
Некоторую часть билетов оплачивает король Саудовской Аравии, тем приумножая добрые дела. Он ведь «шериф» — хранитель священных городов Мекка и Медина, и потому обязанности по поддержанию порядка, по питанию и медицинской помощи ложатся на саудовцев.
В Джидде паломник снимает с себя обычную одежду и надевает одеяние из двух кусков несшитой ткани: опоясание для бедер и накидку на плечи. Возможно, обычай этот происходит от того, что святые города — место мира, а пользоваться саблями и кинжалами, когда одежду надлежит поддерживать, невозможно. Впрочем, дела эти давно минувших дней — сабли и кинжалы. Сейчас времена другие и возможности тоже; несколько лет назад иранские паломники-хомейнисты пытались учинить в святых местах беспорядки, невзирая на несшитую одежду. Потому саудовская полиция зорко бдит.
От Джидды до Мекки — 90 километров, их преодолевают на автобусе. Зато по Мекке идут пешком, произнося предписанные молитвы.
Подойдя к Черному Камню, укрепленному в одной из граней Каабы, паломник целует его и обходит вокруг гигантского храмового куба семь раз: первые три быстро, а последние четыре — медленно.
Потом нужно пробежать меж двух холмов. Тот, кто по старости ли, по увечью ли не в силах бежать, может нанять тележку, которую катят специальные люди. Тем они кормят себя и свою семью и в том их ремесло, угодное Аллаху.
Затем в долине, в 15 километрах от Мекки, паломники собираются на холме и ждут темноты. А на следующий день побивают камнями в Мине два каменных столба — символы шайтана и идолопоклонничества. Поскольку происходит это на праздник Ид-аль-Аддха, известный мусульманам нашей страны и ближнего зарубежья как Курбан-Байрам, что значит Праздник жертвоприношения, завершает хадж принесение жертвы Аллаху — верблюда, барана, козла. Их покупают тут же, и они должны быть лишены недостатков. Убивают их по строгим правилам, направив голову в сторону Каабы (в других странах — всей Мекки), стремясь, чтобы животному было причинено как можно меньше страданий. Большую часть мяса раздают бедным.
Когда на огромной площади вокруг Каабы разносится призыв муэдзина: «Аллах акбар» — «Бог велик», миллионы людей, повторяя эти слова, делают одни и те же движения: поднимают руки, сгибаются в поясном поклоне и становятся на колени, касаясь лбом земли.
Все они мусульмане, ибо иноверцу вход сюда запрещен, и все они отныне — хаджи.
Исполнившие пятый и самый важный долг.
Музыканты пью
Я отправился в путь весной 1352 года. Занимаясь историей и культурой страны, увы, не всегда имеешь возможность путешествовать по ней. Даже живя в этой стране. Я — бирманист, и мне несомненно повезло, что удалось три года прожить в Бирме. Но каждое путешествие приходилось рассматривать как счастливую возможность, довольно редкую.
Может быть, поэтому я никогда не ездил по стране случайно, но всегда заранее готовился. Оттого-то, наверное, каждая поездка приносила результат.
В тот раз наш маршрут проходил по местам, где расположен древний город Тарекитара.
Из Рангуна выехали рано утром, еще до рассвета, чтобы сделать основную часть пути до наступления дневной жары.
Через несколько часов встретился скромный указатель с надписью: «Старый город Тарекитара». Стрелка указывала направо. Дороги, однако, практически не было, еле виднелась колея. Пришлось остановиться, чтобы решить, что же делать дальше.
Как это обычно бывает в Бирме, мы сразу же оказались в кольце жителей из соседних деревень, которые с любопытством смотрели на нечастое в этих местах явление белого человека. Выяснилось, что проехать до развалин города нелегко, да к тому же требуется специальное разрешение департамента археологии.
— А вы сходите к настоятелю монастыря,— предложил пожилой крестьянин с обмотанной полотенцем головой.— Он много знает о древнем городе. Даже покажет вещи, найденные в Тарекитаре. У Ньяна Васа зовут этого достопочтенного человека.
Так мы и поступили.
У Ньяна Васа встретил нас приветливо и сразу же отдал какое-то распоряжение мальчику-послушнику. Вскоре тот вернулся со шкатулкой из потемневшего серебра.
— Вот это монеты, которые чеканились из серебра тысячу лет назад в государстве пью,— сказал монах и высыпал на стол горсть монеток.
... Народ пью, исчезнувший народ.
Ради него, ради того, чтобы увидеть его следы, собрался я в «старый город Тарекитару». Интерес к пью возник не случайно: каждый, кто занимается Бирмой, начинает с культуры этого народа. У целых народов, как и у отдельных людей, по-разному складываются судьбы. Греки, например, известны с глубокой древности, они продолжают существовать и сейчас. Скифы — ослепительно вспыхнув на историческом небосводе, подобно кометам, исчезли в толще времени. (Тут, конечно, можно спорить: и о том, насколько потомки древних эллинов — нынешние греки, и о том, в каких современных народах продолжаются скифы.) Народ пью создал высокоразвитую самобытную цивилизацию на территории современной Бирмы в первых веках нашей эры, а затем сошел с исторической арены. Остались древние города — развалины по большей части. Знакомые бирманцы посоветовали побывать в Национальном музее Рангуна, чтобы лучше узнать судьбу пью. Бирманцы — предупредительные, всегда готовые прийти на помощь, люди. В музее моим гидом вызвался быть смотритель У Кхин Ньюнт. Так что у меня все ранее прочитанное о пью дополнилось рассказом У Кхин Ньюнта. Вот какая сложилась историческая панорама жизни народа пью.
Пью говорили на одном из языков тибето-бирманской группы. Они появились в среднем течении реки Иравади на рубеже эр, переселившись, как полагают ученые, из северо-восточных районов Китая. В долине Иравади пью создали крупное государство. Оно просуществовало с I по IX век нашей эры. Известны три его главных центра — города Пейктано, Тарекитара и Халинджи. Государство пью было немалым: расстояние от Тарекитары до Пейктано — 100 километров, а до Халинджи — 500.
— Археологи лучше всего изучили Тарекитару, это около нынешнего города Пром,— сказал У Кхин Ньюнт.— Там сохранились развалины древнего городища. Пять километров в диаметре, обнесено высокими стенами со рвом и земляными валами.
Пью знали секреты обработки металлов, были искусными стеклодувами, изготовляли керамическую, глазурованную посуду. Подобно тому, как сохранился «водопровод, сработанный еще рабами Рима», дошли до наших дней ирригационные сооружения, возведенные пью тысячелетие назад. Ими пользуются и сейчас.
Один из секретов пышного расцвета цивилизации пью — в синтезе, взаимном обогащении различных культурных и религиозных традиций. Идеи государственности, воплощенные в законах Ману, и письменность (она потом легла в основу бирманской) пришли из соседней Индии. Пью были буддистами, причем у них сосуществовали обе ветви: южная — хинаяна, северная — махаяна. Поклонялись пью и индийским богам, веровали в различных духов.
Пью поддерживали широкие связи с внешним миром. Вообще, масштабы контактов между древними цивилизациями просто поразительны. Из китайских хроник мы узнаем о том, что Китай неоднократно посещали посольства правителей пью, а китайские пилигримы бывали в городах пью. Путешественники, как сообщают хроники, восхищались величием этих городов, мощностью крепостных сооружений, великолепием дворцов и буддийских храмов, украшенных скульптурными рельефами, резьбой, позолотой и стеклянной мозаикой. Государство пью поддерживало связи почти с двумя десятками царств, с островом Ява и другими не менее отдаленными странами. Можно предположить, что были контакты между королевством пью и буддийской Кушанской империей, в состав которой входила и часть бывшей советской Средней Азии. Здесь, на берегах Амударьи, раскопаны крупные буддийские культовые центры, процветавшие в начале нашей эры. Государство пью было частью огромного буддийского мира, раскинувшегося от Афганистана на западе до Вьетнама на востоке, от Средней Азии на севере до острова Ява на юге.
Воины пью служили в отрядах северотайского государства Наньчжао, захвативших в 863 году город Взлетающего Дракона — нынешний Ханой. Целый зал в Национальном музее называется «Эпоха пью».
У Кхин Ньюнт подвел меня к витрине, где были выставлены бронзовые статуэтки, необычайно выразительные.
— Это так называемые музыканты-путешественники пью, — пояснил он.— Наверняка вы читали о них в бирманской прессе.
Говорят, что архитектура — застывшая музыка, которая звучит столетия... Тут через века слышна была сама музыка... Сохранились восторженные «резенции» на музыкальное и танцевальное искусство пью в хрониках китайской династии Тан. Дело в том, что в 801-802 годах король пью направил в Китай свое посольство, которое сопровождали 35 музыкантов и танцоров. Хроника сообщает, что музыкальные инструменты пью были сделаны из бамбука, кожи, меди и раковин. Для их изготовления употребляли также золото, серебро, олово, бронзу и свинец.
... Прошла тысяча лет. За это время королевство пью было разгромлено государством Наньчжао. Сами пью полностью растворились в родственных им бирманцах. И в январе 1967 года сведения танских хроник полностью подтвердились. На севере древнего города Тарекитара, рядом с буддийской ступой Паяма, археологам посчастливилось обнаружить пять бронзовых фигурок: музыкант, играющий на флейте, барабанщик, человек, бьющий в литавры — небольшие тарелки, танцор. Все почти в двенадцать сантиметров высотой. Пятая фигурка — всего семь сантиметров с небольшим — изображает певца, застывшего в экспрессивном танцевальном движении. Не те ли это музыканты, которые в самом начале IX века побывали в далеком Китае? Тем более, что датируются они близким к этому визиту временем. Но тут путешествие музыкантов не завершилось. Скорее наоборот: оно приняло бурный и даже авантюрный характер. В марте того же 1967 года бронзовые музыканты, за исключением фигурки певца, были похищены из промского музея и бесследно исчезли. О них ничего не было слышно больше 16 лет. Только в ноябре 1983 года коллекционер из Нью-Йорка, к которому они попали тайными путями, возвратил реликвии их настоящему и единственному хозяину — бирманскому народу. Теперь музыканты, столь склонные к перемене мест, надежно хранятся и тщательно изучаются в хранилище Национального музея Рангуна. Для посетителей выставлены их копии. В виде исключения У Кхин Ньюнт провел меня в хранилище и достал из сейфа подставку с реликвиями. Я пристально вглядывался в бронзовые фигурки и поражался их удивительной пластичностью, их динамизмом. Настоящие шедевры! Музыканты показаны в работе. Наверное, исполнялось какое-то театральное действо. Даже не нужно много воображения, чтобы услышать звуки флейты, потом дробь барабана, а затем песню на языке, который не звучит целое тысячелетие. Ведь и сейчас в Бирме музыка, танцы и театр, истоки которых в культуре пью, тесно связаны между собой.
В музейных витринах привлекают внимание и другие уникальные экспонаты. У Кхин Ньюнт показал мне серебряную шкатулку филигранной работы. На ней изображены четыре Будды, сопровождаемые учениками.
Трогательными показались мне Будды-дюймовочки (так я их назвал про себя) — маленькие изображения Будды помещены внутри бронзовых лепестков лотоса. Нажмешь специальный рычажок, открывается и закрывается.
Естественно, что после беседы с У Кхин Ньюнтом мне еще больше захотелось своими глазами увидеть древние города пью.
— Вот монеты пью, серебряные, их чеканили тысячу лет назад,—произнес У Ньяна Васа и высыпал на стол горсть небольших монеток.
С интересом рассматриваю их. На монетах можно различить изображения солнечного диска с расходящимися лучами, луны, звезд. А на этой — небольшая морская раковина. Тут я вспомнил, что морские раковины с побережья Бенгальского залива служили пью музыкальными инструментами. На многих монетах изображена свастика — древний восточный символ плодородия и могущества.
У Ньяна Васа пододвигает несколько монет:
— Эти монетки чеканили не здесь, их привезли купцы из Индии и с Ближнего Востока. На индийских можно видеть профили правителей и придворных, на мусульманских — закорючки письмен.
Тут я решаюсь задать монаху вопрос, который меня очень интересует.
— Отчего перестала существовать цивилизация пью, исчез сам народ?
У Ньяна Васа медленно перебирает четки. Истинный буддист, он не спешит с ответом.
— Сложный вопрос. Конечно, главная причина в том, что государство разгромили завоеватели. Где война, там и разрушения, гибель. Но, кто знает, может, цивилизациям, как и отдельным людям, отмерен определенный срок жизни? Они — совсем как люди — проходят этапы рождения, становления, расцвета, потом увядания, упадка. Как учит Великий Учитель — Будда, которому поклоняемся мы и поклонялись пью, нет ничего постоянного в этом мире. Все подвержено изменениям. У нас есть мудрая пословица: есть время красоваться шпилем на дворцовой башне и время быть низвергнутым на землю...
На прощание настоятель подарил брошюру о раскопках древних городов пью.
Бирма — бедное государство. Но здесь уделяют большое внимание сохранению исторического прошлого. У бирманцев — цепкая историческая память. Подъезжая к городу Пром (так на наших картах, по-бирмански Пьи), мы смогли прочитать, что в эпоху пью он назывался Тарекитара. О былом напоминает высокий — почти 50 метров — «колокол» буддийской ступы Паяджи на окраине города. Святилище, построенное пью в VII веке, содержится в весьма приличном состоянии. Из брошюры, подаренной монахом, я узнал об археологических раскопках в старых городищах пью. Оказалось, что, кроме известных древних городов Пейктано, Тарекитара, Халинджи, обнаружены и другие. Причем самое полное представление о них смогли получить лишь после внимательного изучения аэрофотоснимков. Только поднявшись в небо, человек смог заглянуть в глубины прошлого. Обнаружены четыре древних поселения: Таундвинджи, неподалеку от Пейктано, Гэгоун, близ Тарекитары, и расположенные в Центральной Бирме, в районе Чаусе — Майнмо и Вати.
Находки подтверждают, что цивилизация пью развивалась на огромном пространстве, включающем значительную часть территории современной Бирмы. А почему так уверены ученые в том, что это города эпохи пью? У Аунг-Мьинт, автор подаренной мне брошюры, отмечает следующие моменты, сближающие эти города. Во-первых, сходные орнаменты на зеленых глазурованных кирпичах крепостных стен. Во всех городищах в большом количестве встречаются бусы-четки либо глиняные, либо из белого, зеленого и красного камня. Бусины — фигурки слонов, тигров, выдр, других животных. А еще — множество каменных урн. Известно, что умерших кремировали и пепел помещали в специальные сосуды. Так делали именно пью.
Осмотрев пагоду Паяджи, мы покидаем Пром — на север, вдоль великой реки Иравади, колыбели цивилизации пью. Окрестные пейзажи все больше начинают напоминать африканскую саванну. Выжженная тропическим солнцем равнина с шеренгами кактусов вдоль дорог. То и дело приходится пересекать высохшие русла речек и ручьев, которые наполняются водой только в период муссонов. А когда-то, как считают историки, здесь зеленели леса. Но потом они были сведены. Для обжига кирпича, нужного для строительства крепостных сооружений, храмов и дворцов, требовалось много топлива — древесины. Ох, прав был Маркс, говоря, что цивилизация, которая развивается стихийно, оставляет после себя пустыню!
А может быть, одна из причин упадка городов пью в том, что было нарушено экологическое равновесие: природа не выдержала мощного натиска человека? Из-за сведения лесов изменился климат, частыми стали засухи, упала урожайность. Пью не смогли противостоять предкам бирманцев, спустившимся с севера в долину реки Иравади, и были разгромлены и ассимилированы. Родственные народы вообще быстро ассимилируются. Но бирманцы восприняли культурное наследие пью. Они создали процветающее Паганское царство. Его центр, город Паган, расположился на несколько сотен километров севернее Тарекитары.
В Паган мы приехали поздно вечером, когда уже стемнело. Но и в вечернем сумраке нельзя было не заметить величия ныне мертвого города с сотнями, даже тысячами храмов-дворцов и пагод-ступ. Кажется, что в самом воздухе Пагана разлита духовная энергия, излучаемая совершенными творениями древних мастеров.
Следы пью в Пагане нам согласился показать директор местного музея У Чжо Ньюнт, немногословный, как и большинство бирманцев, исключительно доброжелательный человек.
— Если вас интересуют пью, то давайте поедем в пагоду Мьязеди. Она построена в 1113 году, о чем и извещает надпись на камне, сделанная тогда же. Причем надпись не только на бирманском, но и на языке пью, а также на пали — языке буддийского канона Трипитака. И еще на монском, на котором говорили да и сейчас говорят давние обитатели Бирмы — моны.
Моны создали на рубеже эр свои города-государства на юге страны.
— Мы, буддисты, уверены,— продолжал У Чжо Ньюнт,— что нет ничего случайного, каждое явление имеет свою причину, исходную точку. Если бы не было культуры пью и монов, то и бирманцы не смогли бы возвести Паган, создать сильное государство.
Тем временем мы подошли к высокой пагоде Мьязеди. Побеленная известкой, она ослепительно сверкает на солнце. А вот и знаменитый камень с надписью на четырех языках. Многоязычная надпись — своего рода символ синтеза духовных достижений различных народов. Провожу рукой по едва различимым строчкам. Несмотря на то, что камень прохладный, я как бы ощущаю тепло ладоней древнего каменотеса-полиглота, выбившего эти надписи.
Народа пью нет уже десять столетий. Сохранился лишь пепел погребальных урн да развалины и каменная пыль древних святилищ.
Но не только.
Не умерла культурная, духовная преемственность. Цивилизация пью — это для бирманцев то, что для нас — античность. Достижения творческого гения пью оказали большое влияние на культуру и искусство современных народов Бирмы.
А знаете ли вы, что даже сейчас в Бирме живут по времени пью? Бирманская эра берет начало со времени воцарения династии Викрама в королевстве пью, и на бирманском календаре в настоящее время 1352 год.
... И звучит музыка пью.
Динозавров погубили... космические странники
Голова эораптора
В далеком уже теперь 1959 году аргентинский пастух Викторино Эррера привел палеонтолога О.Рейга в абсолютно безжизненную Лунную долину, ландшафт которой действительно походил на поверхность нашего естественного спутника. Долина, расположенная среди холмистых отрогов Кордильер в верховьях реки Колорадо на северо-западе Аргентины, подверглась ветровой эрозии, в результате чего на поверхность стали «вылезать» кости давно вымерших животных. И вот именно тут-то Рейг нашел тазовую кость, целую заднюю конечность и даже часть позвоночного столба древнейшего на тот момент динозавра, который весил при жизни всего 120 килограммов и достигал высоты не более полутора метров. Почти целых тридцать лет скелет оставался безголовым, как вдруг в 1988 году П.Серено — палеонтолог из Чикагского университета — нашел прекрасно сохранившийся череп древнейшего хищного динозавра. Он объявил о сенсационной находке, которую назвал «эрреразавром» — в честь пастуха Эрреры. Таким образом, возраст динозавров увеличился до 230 миллионов лет...
А ровно через четыре года Серено вновь привлек внимание палеонтологов всего мира, объявив в журнале «Сайенс» о находке полного черепа еще более раннего динозавра. Для этого сенсационного сообщения предоставил свои страницы и журнал «Нейчур», престиж которого в научном мире еще выше. Серено назвал новую находку «эораптором», то есть «истинным древним хищником», дав видовое название — «лунензис», то есть лунный — в честь Лунной долины среди аргентинских холмов.
«У них не было ровной и спокойной эволюции, — заявил Серено, имея в виду самых древних динозавров.— Они вырвались на сцену в результате какого-то климатического катаклизма, а возможно, и геологической катастрофы».
Поделиться книгой: