Российское судно «Диана» готовилось к отплытию. Репортеры осаждали капитана, а толпа любопытных — пристань Санкт-Петербурга. — Куда? В какие края?! — слышалось повсюду.
— Говорят, в Ост-Индию!
— Это же край света!
— Господи, спаси их и помилуй!
К судну в сопровождении охраны подошел начальник порта.
— Возьмешь его с собой,— сказал он капитану, показывая на статного юношу в штатской одежде.
— На что он мне? — возразил тот.
— Будет помощником кока,— усмехнулся начальник и добавил: — Вообще-то он ботаник.
— Он мне наготовит,— проворчал капитан.
Так Василий Малыгин оказался на судне «Диана», отправлявшемся в далекие тропики. Самым ценным в его багаже было рекомендательное письмо Российского географического общества к русскому консулу в Нидерландской Ост-Индии.
«Диана» начала свое долгое плавание в мае 1892 года. Через три месяца пути на судне свирепствовала цинга. Отравления зловонной питьевой водой стали повальными. Участившиеся штормы выматывали и без того обессилевших людей. Покойников отпевали наспех. Трупы сбрасывали в море, где их поджидала стая акул — неотступных спутников судна. После Мадейры и Тенерифа капитан изменил курс к берегам Западной Африки, чтобы запастись свежей водой и выторговать лимоны, спасавшие от цинги, в обмен на стеклянные бусы и ножи. Только половина команды достигла берегов Суматры.
Когда на рассвете 156-го дня плавания Василий Малыгин, давно забывший о милости божьей, увидел райские кущи Ост-Индии, он широко и истово перекрестился. Василий был счастлив ощутить под ногами твердую землю, забыть о бесконечной качке, не видеть страшную смерть своих товарищей от цинги и дизентерии, не чувствовать на губах постоянный привкус горькой морской воды.
«Диана» прибыла в тесный, закопченный порт Белаван, где ее с нетерпением ждали. Русские суда славились щедростью, и их всегда встречала толпа нищих и прокаженных. До города Дели (Сейчас этот город носит название Медан. Здесь и далее прим, автора.) Василия согласилась подвезти патрульная голландская служба, прослышав о его визите к русскому консулу — барону Кирнштейну. Барон, всегда готовый услужить законным властям, был известен толстым кошельком.
Он радушно встретил Василия, щедро оплатив его поездку. Опытный и ловкий дипломат, а также не менее ловкий делец, он гордился тем, что русские для него давно стали открытой книгой. «Огромный, сильный,— отметил про себя барон,— и, конечно, не обучен никакой дипломатии. Ну что за несуразный народ — еще империей себя величают, а попроси у такого последнюю рубаху — отдаст».
Барон решил уберечь себя от возможных неприятностей и предупредил Василия:
— Вы, голубчик, поаккуратней с голландскими чиновниками. Приходится считаться — как-никак правители. Колония, увы, их. Местные здесь — народ приветливый, хотя и примитивный. Ну, да сами все увидите. Пройдемте до гостиницы пешком,— предложил он,— здесь недалеко.
Улица, вернее неширокая дорога, была заполнена людьми. В деревянных колясках везли тех, кто побогаче. Барон объяснил, что «бечак» — самый распространенный транспорт в городе.
Кирнштейна многие приветствовали подобострастно, и лишь голландцы — их сразу можно было узнать по цвету кожи и надменным манерам — снисходительно кивали головами.
— Открою вам один секрет,— усмехнувшись, сказал Кирнштейн.— Белый цвет кожи просто магия для местных.
Я знал одного француза, который прожил в долг четыре года! И благодаря чему, вы думали?! Тому, что он — белый, а значит, «туан», господин!
По обочине близко друг к другу стояли небольшие дома, и казалось, все мужчины с утра вышли из дома и сели у дороги, чтобы встретить консула. «В малайских семьях, — рассказал Кирнштейн,— основную работу выполняют женщины, а мужчины в это время ведут долгие беседы и созерцают окружающий мир в ожидании войны или другого события, достойного мужчины».
Около каждого дома росли цветы, издающие резкий, дурманящий запах. Василий шел как во сне, лихорадочно заглатывая жаркий воздух.
Возле большого деревянного здания, похожего на сарай, Кирнштейн остановился и предложил:
— А не пора ли нам, милый друг, подкрепиться?
Дом, названный рестораном, был пропитан запахом джина и пива. В табачном дыму Кирнштейн с трудом отыскал два свободных места. Василий обратил внимание, что старше сорока лет здесь никого не было.
— Это страна для молодых и выносливых,— будто угадав его мысли, заметил барон.— Сюда едут не для того, чтобы состариться, а чтобы побыстрее разбогатеть и вернуться с деньгами в Европу. У меня, увы, бессрочная служба — представлять Россию,— с прусской напыщенностью произнес он, но огорчения в его словах Василий не услышал.
Надменное лицо барона преобразилось, когда к их столику подошел высокий голландец. Кирнштейн вскочил, подобострастно хватая протянутую руку, и поспешил шепнуть Василию:
— Второй человек на Суматре, правая рука Ван дер Валька — главного правителя на острове.
Василий с интересом разглядывал голландца. Чуть презрительная улыбка с опущенными вниз уголками губ заметно портила его красивое лицо.
— Присаживайтесь, пожалуйста, господин Ван Димен. Пива!— громко выкрикнул барон.
— Вы, я смотрю, недавно прибыли,— заметил голландец, обращаясь к Василию.
— Да вот совсем недавно,— поспешил ответить за него барон.— Желает как можно скорее представиться господину Ван дер Вальку. Завтра же поутру и отправится. Господин Малыгин растениями интересуется, особенно тропическими.
— Не суетитесь, барон! Ван дер Вальк ботаникой мало увлекается и к вам, простите,— обратился он к Василию, — особого интереса не имеет.— Василий стерпел дерзость, сосредоточенно разглядывая зал.
— Кстати,— как ни в чем не бывало продолжил Ван Димен,— вы наверняка слышали о нашем табаке Дели?
— Кто же о нем не слышал. Суматранский табак известен повсеместно. Ваши ученые много потрудились, чтобы получить его,— за то им и честь.
— Так что же вы желали бы здесь неизведанного найти?!
— Воровать чужие секреты нам нужды нет, своих предостаточно,— спокойно произнес Василий.
— Милейший! — подскочил на стуле барон.— О чем вы? Какие дерзости!
— Извините, барон, и вы, господин Ван Димен, долгий путь сказался. Неудачная получилась шутка. Если позволите, я откланяюсь.
— Да уж, пожалуйста,— согласился голландец.
— На рассвете отправляйтесь в путь! — категорично сказал Кирнштейн и повернулся к Ван Димену.
Проходя между узкими столами, Василий слышал, как долго извинялся за него барон, на что Ван Димен громко заметил: «Соотечественник ваш с характером!»
Сразу по приезде в Дели Василий получил от Кирнштейна рекомендательное письмо к Ван дер Вальку и бесценный подарок— словарь малайских слов и выражений, составленный немцем толково и четко. С этим и отправился к представителю голландских властей.
Путь предстоял долгий. Голландцы жили вдалеке от пыльного и грязного Дели, крайне обособленно. Район Полонии, где они обосновались в просторных домах, отличался лучшим климатом и не имел, как Дели, дурной славы рассадника малярии, лихорадки и брюшного тифа.
Выехал Василий на рассвете. Единственный транспорт, которым добирались до Полонии, представлял небольшую деревянную коробку на двух колесах и назывался «крета сева». Чтобы попасть вовнутрь, Василию надо было туда вползти. В повозку впрягли небольшого пони, на одну оглоблю сел погонщик, и путешествие началось. Причем щуплый малаец запросил с Василия двойную цену за его непомерный рост и вес.
Сначала дорога шла через плантации гевеи и была вполне сносной. Через лес пробирались с трудом. Повозка тряслась и скрипела. Пони все чаще замедлял шаг, и малаец нещадно кричал на него, а устав от крика, начинал петь долгие жалостливые песни.
Внезапно повозка остановилась. Василий посмотрел в дыру и понял: они наконец добрались до Полонии. Правда, вылезти из душной клетки оказалось непросто. Тело никак не распрямлялось. Отчаявшись, малаец отвязал пони и бросил оглобли на землю. Сквозь небольшое отверстие свесились ноги Василия. Вокруг собралась толпа любопытных и обрушилась на него с советами. Василий на четвереньках выполз из своей добровольной тюрьмы, чем привел в восторг местное население.
Кое-как очистившись от пыли и грязи, он назвал имя Ван дер Валька. Все подобострастно закивали головами и повели его в сторону домов.
Голландец сидел на широкой террасе. Одетый в голубой суконный фрак с вышитыми на воротнике и обшлагах дубовыми ветками, он выглядел надменно и величественно. Он правил на Суматре три года, хорошо говорил по-малайски и благополучно переносил жаркий климат.
Ван дер Вальк долго изучал письмо барона. Потом, весьма бесцеремонно оглядев Василия, пригласил его за стол. Посадили его рядом с Ван дер Вальком. Несколько голландских офицеров расположились поодаль. На большом подносе принесли фрукты. Два солдата с трудом тащили бутылки с джином. Перед каждым поставили по оловянной кружке, способной вместить не меньше литра. Когда кружки наполнили доверху, Ван дер Вальк обратился к Василию:
— Прошу вас.
Все замерли, глядя на него.
— За радушного хозяина,— выдавил он. За время пути ему удалось съесть только три банана и выпить немного кокосового молока.
Первые несколько минут пили молча. Настроение у Василия улучшалось, а настороженность Ван дер Валька заметно ослабевала. Голландец оказался интересным собеседником, хорошо знавшим страну и ее обычаи.
— Эти аборигены понимают, что значит сила, да и знание уважают,— разоткровенничался он.— Мы для них вроде мессии. Они же во многом как дети — наивные и безграмотные. Наша одежда вызывает у них смех и в то же время уважение. Если мы в такую адскую жару можем столько всего навесить на себя и не задохнуться, значит, мы сильнее. Мы проложили им дороги, показали, как выращивать кофе, табак, собирать несколько урожаев. И что же? Они не только не благодарят нас, они нас ненавидят. Это потому, что страх перед силой всегда рождает ненависть. Поначалу многому хотелось их научить, но лень и упрямство у них завидные. Они никогда не расстанутся со своими дикими обычаями и верой во «всесильных духов».
— Как же вы их понимаете? — спросил Василий.— Столько народностей, разные языки.
— Бог не только наградил этих детей природы примитивным умом, но и подарил им примитивный язык, общий для всех народностей, для всех этих диких племен. Никакой грамматики — только слова, да и тех немного. К примеру, саронг — это одежда, которую вы надеваете на себя, паранг — нож. А вот сложите теперь эти слова: саронг паранг — ножны. Что может быть проще?! Освоить такой язык вам достаточно месяца.
— Вы не пробовали местных своему языку обучать? — поинтересовался Василий.
— Да разве можно туземцев благородному языку научить? — искренне удивился Ван дер Вальк.— У них же никакого понимания, одна лень. Да и ни к чему им наши разговоры понимать.
Заметив, как напряглось лицо слуги-малайца, Василий подумал, что тот свободно мог бы продолжить беседу.
Через несколько часов Ван дер Вальк основательно опьянел и, поддерживаемый охраной, ушел отдыхать, а Василий еще долго качался на одном месте, прежде чем сделал первый устойчивый шаг к своему жилищу, которое ему великодушно предоставил Ван дер Вальк, дав в услужение и мальчика-малайца Али.
На рассвете, несмотря на гнетущую тяжесть в голове, Василий отправился в джунгли. За ним тенью следовал Али. В зарослях цветущих тропиков Василий не знал, куда смотреть. Толстые лианы покрывал густой мох, который жители северных краев привыкли видеть только у себя под ногами. Здесь же он, словно избегая земли, окутывал толстым покровом все стволы и ветви деревьев. Возвращаться не хотелось, но охапки разных листьев, трав, корней уже не помещались в объемной плетеной корзине.
Так пролетело несколько недель. Нередко Ван дер Вальк, уставший от жары, лихорадки и неразбавленного джина, приглашал Василия на утренний кофе, но застольев, подобных первому, не повторялось.
Василий старательно учил малайский язык. Его главным советчиком был Али, смышленый и добрый мальчишка. Он желал всем поделиться со своим «туаном» и открывал ему тайны, известные только местным. Впервые Василий узнал о «невидимых» обитателях селения, когда разразилась сильная гроза. Далекие раскаты грома в считанные минуты распугали всех местных жителей. Сверкнула молния, и оглушительный грохот сотряс воздух.
— Туан! — испуганно закричал Али,— Почему ты не идешь в хижину? Разве не видишь, как сверкнули зубы Дебаты?!
— Чьи зубы? — переспросил Василий.
— Зубы великого Дебаты! Когда небо сверкает, он улыбается. Его золотые зубы светятся даже ночью.
— Кто же этот Дебата?
— Туан, ты не знаешь Дебату? — искренне удивился Али, забыв о своем страхе перед грозой. — У него три сына: бог правды, бог добра и третий — бог зла. Сам Дебата — хозяин всех духов. Захочет он — будет урожай, а если рассердится — все спалит.
Василий вспомнил слова Ван дер Валька, что малайцы фанатично верят в духов. «Возможно, — подумал он, — именно эта вера и спасает их от всего непредсказуемого и помогает выжить...»
Он пошел в хижину, чтобы не огорчать Али. Гроза долго не кончалась, и вскоре Василий заснул, видя во сне страшные зубы Дебаты, так похожие на кривые зубы Ван дер Валька.
Проснулся он на рассвете, быстро оделся и вышел на террасу. Ван дер Вальку, жившему по соседству, тоже не спалось, и он обрадовался, увидев своего благодарного слушателя. Разговор опять зашел о беспорядках в колониях, несносных туземцах и отвратительном климате. Неожиданно голландец в упор спросил:
— Что вы там все пишете?
Василий доподлинно знал, что все его вещи и записи каждый день кто-то тщательно проверяет, и чтобы облегчить работу незримым цензорам, нередко делал записи по-голландски.
— Извольте, прочту, — с готовностью согласился он. — Представьте себе ягоду черники, не вполне зрелую, когда она черно-малиновая, увеличьте до размера яблока — и получите мангустан. Но плод этот твердый. Разрежьте его ножом и под упругой, толстой оболочкой увидите пять густо белых долек. Косточки в них нежные, их легко можно раскусить, и плод просто тает во рту.
Дуриан — чудо тропиков. Но плод этот для избранных. Далеко не все могут наслаждаться его удивительным вкусом. Для этого необходимо преодолеть отвращение к его запаху. Плод величиной с человеческую голову, круглый, усыпанный шипами, сидящими на широких основаниях. Его кожуру можно только разрубить крепким ножом. Внутри находится несколько полостей, в которых — размером с грецкий орех — ядра из нежно-желтого теста, обволакивающего круглые белые зерна. Тесто как легкий крем, вкус имеет приятный, освежающий, похожий на смесь земляники с грушей. Но прелесть плода отравляется запахом, сравнимым разве что с серными ваннами или прогнившим луком».
— Забавно, весьма забавно и поучительно,— одобрительно заметил Ван дер Вальк.
— Не мог бы я с вашего позволения увидеть места менее изведанные? Как ученого меня интересуют районы, наиболее отдаленные от поселений.
— Открытия жаждете? — с нескрываемым сарказмом заметил голландец.— Что же, в молодости мы все верим в свой звездный час. Я прикажу Ван Димену — он здесь самый толковый, пускай свозит вас в болотистые джунгли.
Насмотритесь вдоволь. Сегодня и прикажу.
— Чрезвычайно вам признателен,— искренне обрадовался Василий.
Ван Димен не был в восторге, когда узнал о предстоящей поездке. Однако приехал за Василием еще до рассвета.
Повозка, запряженная волами, едва тащилась. Всевозможные растения теснили и без того узкую дорогу. Василий с любопытством разглядывал их.
— Что-нибудь забавное разглядели? — равнодушно спросил Ван Димен, незаметно наблюдавший за восторженным русским.
— Подумайте только! Я ведь ее только в книгах да на плохих копиях видел. Раффлезия-арнольди! Уникальный тропический тунеядец! Посмотрите на обсыпанные белыми пятнами лепестки — раскрывшись, они имеют в диаметре иногда больше метра. Смотрите, а вот и первые ее жертвы летят...
— До чего порой странные у людей бывают причуды.
Рваться на край света, чтобы цветок увидеть. Знаю, знаю,— не дав открыть рот Василию, поспешил продолжить Ван Димен,— это во мне невежество говорит. Подвиг во имя науки! С детства нас пичкали подобной ерундой, а жизнь-то поворачивается совсем другой стороной.
— Какой же? — не выдержал Василий.
— Как выжить и быть сильнее других!
— Почему же вы не сильнее Ван дер Валька?
— Изволите шутить?! Я выбиваюсь из грязи. У меня, кроме ненужного образования, в кармане ни гроша. Вот и гнию в этих вонючих тропиках... Ван дер Вальк, как и ваш консул, люди одной породы. Им везде хорошо, потому что у них всегда были деньги. Они счастливы и спокойны, ведь в любую минуту они сядут на любое судно и укатят в Европу. Вы вот тут бегаете за цветочками и бабочками в свое удовольствие, а распишут о вас как о герое.
— Что вы на мои цветочки взъелись?!
— Да не о том я, вы же понимаете. Собачья здесь жизнь, хоть и в белых штанах.
Василий поспешил перевести разговор:
— Я признаюсь, был удивлен, увидев Малаккский пролив. Такой широкий, что берегов не видно.
— Да, порядочный,— равнодушно подтвердил Ван Димен.
— Сколько же судов приходят сюда со всего света!
— Быстро тут не пройдешь, течения, мели. Да и не всех пускаем,— усмехнулся Ван Димен.
— А как часто там приливы бывают?
— Прямо стратегическая разведка да и только! — Намеренно резкий тон голландца не испугал Василия.