Предания Северного замка

Бергер ярл замолчал, глядя в море на юге, как будто окончание старинной саги таилось где-то там.

— И что же? — Альвин не выдержала молчания. — Что же вышло?

— Она… разорвала надвое стяг, который должен был принести победу или смерть… — снова заговорил Бергер ярл, глядя куда-то вдаль. На его лице еще отливал легкой желтизной след огромного синяка, от лба до скулы, полученный им в ту ночь, когда на замок шли ледяные великаны. — И отдала одну половину Хельги, а другую — Хагмунду. Но и ей самой нужно было встать на чью-то сторону, а она не могла выбрать.

— Но что же она выбрала?

— А этого никто не знает. И Хагмунд, и Хельги, и Альвхильд после этой битвы были найдены мертвыми, и только сам Один знает, на чьей же стороне она сражалась.

— Ну, вот! — разочарованно сказала Альвин. — Опять неизвестно, чем кончилось.

— А ничего на этом не кончилось, — возразила Тора. — Альвхильд и Хельги родились снова. Одину не понравился тот выбор, который она сделала, и он заставил ее прожить жизнь с начала.

— И ты знаешь, что она выбрала во второй раз? — Альвин обернулась.

Тора держала на руках своего названного братика, сына Гудрун. Он рос, как все обычные младенцы, и сейчас ему было всего семь месяцев. Зато девочка-найденыш за один месяц вырастала так, как обычные дети за шесть лет. В феврале она уже стала подростком — нескладным, с длинными и тонкими руками и ногами, но в ее точеном личике с большими голубыми глазами уже тогда проглядывала такая мягкая прелесть, что женщины говорили о ней, что «красавица будет». С февраля она уже служила нянькой своему названному братцу, охотно помогала во всех домашних работах, и была она такая ловкая и прилежная, что Фрида не могла нахвалиться. В конце марта она была по виду уже восемнадцатилетней девушкой, и все мужчины смотрели на нее со вполне понятным интересом.

Но Тора славилась не только быстрым ростом и красотой. Откуда-то она знала много разных вещей, которым служанки на кухне никак не могли ее научить.

— Она еще не выбрала, — продолжала Тора. — Она даже не знает, что ей придется выбирать. Она не знает даже того, что она — Альвхильд и живет второй раз, что Один дал ей новую жизнь, чтобы исправить ошибки прежней. Но и она, и Хельги, ее возлюбленный, опять где-то здесь, на земле.

— Не хотела бы я оказаться на ее месте! — Альвин повела плечами.

— Может, это окажешься ты, а может, и нет! — сказала Тора. — Смотрите, как лед потрескался.

— Скоро ледоход, — заметила Альвин.

Настал апрель, день с каждым разом становился все длиннее и теплее. Овцы на пастбищах ягнились, и пастухи удивлялись: чуть ли не каждая приносила тройню, причем молока бывало так много, что удавалось выкормить всех.

— Это удачный год! — говорили на острове. — Ведь еще на Середине Зимы, когда Тормунд ярл приносил жертвы, предзнаменования были самые хорошие!

Мимо замка медленно плыли огромные ледяные поля, по виду еще цельные и нерушимые, но уже потрескавшиеся и отданные на волю течений. Прилетели с юга птицы и устраивали гнездовья на скалистых островках. Над замком стоял оглушительный шум птичьих криков, но никто не жаловался. Целыми днями дети, подростки, женщины половчее собирали птичьи яйца, весь замок и все островки питались только ими. В глубокие, вырубленные в скале подвалы, набитые льдом, бережно укладывались тысячи и тысячи яиц: мелких и побольше, белых, желтых, серых, голубых, в крапинку, с пятнышками, даже с ниточками трещин, нарисованными самой природой, чтобы издалека яички скальной трещотки можно было принять за камешки. Но мальчишек Северного замка было не так легко обмануть, тем более какой-то глупой трещотке! С корзинами снуя туда-сюда, жители островов запасались яйцами на весь год. В гнездах собирали пух, из которого потом получаются такие теплые одеяла.

Альвин тоже принимала в этом участие, каждый день выводя на скалы целую дружину из замковых служанок и детей. Осторожно пробираясь по ползущим льдинам, они взбирались на скалы, а через некоторое время сдавали полные корзины работникам, ждавшим внизу с легкими санками. Мальчишки палками отгоняли птиц от гнезд, и приходилось надевать грубые плащи из тюленьих шкур, чтобы защититься от ударов жестких крыльев, острых клювов и когтей. А также других признаков птичьего негодования, более мягких, но зато вонючих!

— Не ходи, Альвин! — Эрлингу не нравилось, что она отправляется с утра за яйцами, куда он не мог за ней последовать: сломанная в битве с великанами рука у него срасталась медленно и он еще был неловок. — Лед совсем плохой, ты сорвешься!

— Посмотри! — Легко опершись ногой, Альвин перепрыгнула опасное место и засмеялась. — Я же легче гагары, меня любой лед выдержит! Не волнуйся обо мне! Тора, идем!

— Прыгай, птичка! Обопрись на мою руку! — Шедший за ними Бергер ярл помог перебраться Торе, а потом прыгнул и сам. Он весил гораздо больше целой стаи гагар, но зато прыжки его были широкими, как у оленя. — Ну, где тут ваши скальные трещотки? Ты покажешь мне, йомфру, как выглядят их яйца? Научишь меня отличать их от камешков?

— Неужели ты никогда этим не занимался? — Альвин, уже карабкаясь на скалу, обернулась и недоверчиво подняла брови. Для нее это занятие было привычным и необходимым способом добывать пропитание.

— Ну, может быть, когда мне было лет шесть или семь… Потом как-то уже все было недосуг забавляться, а яйца у нас несут куры. Мой отец ведь начал брать меня в походы с восьми лет, даже не с двенадцати.

— Должно быть, знатный ярл повидал много такого, что полюбопытнее птичьих яиц! — с почтительной завистью заметил Бьёрн, один из молодых работников в замке. Сам он собирал птичьи яйца, сколько себя помнил, и не видел в этом ничего занятного.

— Да уж, бывало… О, я вижу гнездо! Ведь это гнездо, правда, йомфру? Только не говори мне, что это всего лишь куст прошлогодней травы!

Альвин хохотала, придерживаясь за скалу, чтобы не сорваться. Для Бергера ярла этот нехитрый промысел был в новинку, он извлекал из него столько же удовольствия, как и любой мальчишка, и в эти минуты ему не было никакого дела до чудес далеких земель.

Они отправили вниз уже десяток наполненных корзин, когда пришло время немного отдохнуть. Отойдя подальше от шумных гнездовий, они нашли за выступом скалы, где не доставал ветер, полянку, уже покрытую первой травой. Семь белых зайчат, щипавших травку, при появлении людей бросились бежать вверх по склону, прыгая на задних лапках. Бергер ярл ловко разжег костер, и они стали поджаривать гуся, которого Бьёрн подбил камнем.

— Ну, а еще дальше от земли харудов какие лежат страны? — расспрашивала тем временем Альвин.

Рядом с Бергером ярлом для нее каждый день был полон чудес, и она словно бы жила в двух мирах одновременно: по одному, старому и привычному, она ходила ногами, зато другой, новый и увлекательный, постоянно разворачивался перед ее мысленным взором.

— Дальше на запад живут ререги, а еще их называют реодариями. В их земле, как говорят, насчитывается шестьдесят городов, но я побывал только в трех. Первый город назывался Свентовидич. В нем трое ворот, и каждые ограждены вместо воротных столбов огромными железными мечами, и мимо этих мечей не может пройти никакая нечисть. Второй город назывался Хорсеслав, он совершенно круглый, и две длинные улицы делят его на четыре равные части, то есть сам город представляет собой знак солнца, которому там поклоняются. А третий город назывался Ладич, и в нем стоит знаменитый храм в честь богов любви.

— Вот как? — Альвин улыбнулась. — Богов? Значит, их много?

— Не более чем у нас. Мы просим любви у Фрейра и Фрейи, а ререги поклоняются Брату и Сестре, которых называют Кресень и Кресена. Их имена означают «огонь». А еще их называют так: Брата — богом любви, а Сестру — богиней измены.

— Ну, вот! — Альвин с показной обидой надулась, но ей и в самом деле было отчасти неловко это услышать. Даже мать намекала ей, что она не слишком красиво ведет себя по отношению к Эрлингу ярлу, а уж о выражении лица его самого нечего и говорить. — Как измена, так сразу женщина! Можно подумать, что мужчины всегда верны и преданны!

— Не буду говорить, что ты не права! — Бергер ярл улыбнулся. — Брат и Сестра — две стороны любви, которая, с одной стороны, хочет верности и постоянства, а с другой вечно стремится к новизне и разнообразию. И они так тесно связаны, что никак нельзя отделить одно от другого.

— Но почему же измена — обязательно в женском облике?

— Для всего есть причина, если как следует подумать! Кто просит у богов верности в любви? Конечно, женщины! Они боятся, что мужья их разлюбят, вот и приходят в храм с просьбой с постоянстве. И к кому же они будут обращаться с этой просьбой? Конечно, к богу-мужчине, он им ближе. Ведь надо любить того бога, которого просишь, иначе мольбы не дойдут. А мужчины больше любят Сестру, богиню, которая для них воплощает вечно новую возлюбленную, о которой они мечтают. И нельзя сказать, что один из этой пары хуже другого. Они не могут существовать друг без друга, как две стороны лезвия вот этого ножа! — Бергер ярл показал нож, которым готовился резать птичье мясо. — Так и сам человек — в нем одном всегда уживаются две разные стороны, два совсем разных существа. Он и зверь, он и бог. По отдельности он был бы или зверем, или бесплотным духом, но не человеком. Человек — существо на грани миров. Он способен перемещаться между мирами, он способен меняться сам, и в этом его сила.

Альвин посмотрела на Тору. Та сосредоточенно переворачивала птицу над огнем, но тоже, кажется, слушала. Теперь она выглядела уже лет на двадцать с лишним. С большими голубыми глазами, пышными светлыми волосами, она вся сияла здоровьем, свежестью, бодростью и силой. При этом она была трудолюбива, неутомима, добросердечна, никогда ни с кем не ссорилась, каждому старалась помочь и всегда находила себе полезное занятие. Всегда она была неизменно приветлива, улыбчива, и ее румяное лицо казалось светлым солнечным бликом на сером камне. Никто еще на памяти Северного замка не менялся так быстро, и никто не был больше похож на гостя из каких-то совсем других миров. Бьёрн ходил за ней буквально по пятам и все норовил оказать ей какую-нибудь мелкую услугу.

Тощий песец смотрел на них с верхнего выступа скалы и потявкивал, видимо, выражая возмущение, что они вторглись в его охотничьи угодья.

— Знаешь, негодник, что сейчас ты никому не нужен! — Бьёрн погрозил ему. — Вот встретимся зимой, тогда ты у меня потявкаешь!

— Ты так много повидал… — Альвин наконец подняла глаза на Бергера ярла. — Наверное, тебе не терпится вернуться в твой большой мир. Уже скоро… Скоро лед сойдет, отец опять спустит на воду корабли… И вы уплывете, а мы опять останемся здесь… С этими птицами, яйцами, сушеной треской…

Она подобрала мелкий камешек и бросила в песца.

— Я не отказался бы и подольше задержаться в маленьком мире, где есть ты, — сказал Бергер ярл и осторожно взял ее руку в свою. У Альвин упало сердце. — И маленький мир становится большим, когда кого-то в нем любишь.

— Смотрите, пришли медведи! — сказал вдруг Бьёрн, первым заметивший своих мохнатых тезок [1]. — Вон они, йомфру!

Альвин, едва его услышав и даже не поняв, о чем он, безотчетно обернулась. И ахнула: на льду под скалой сидели два белых медведя и поматывали головами, глядя на людей. Птицы кричали громче обычного и метались над скалистым островком.

— Медведи… — Альвин поднялась на ноги. — Значит, завтра будет Встреча…

— Что будет? — не понял Бергер ярл, с тревогой глядя то на зверей, то на девушку, и на всякий случай сжал рукоять ножа на поясе, хотя против огромных медведей нож ничем не поможет. — Это не опасно? Они нас не тронут?

— Будет Встреча. Помнишь, ты не верил, что у нас заключен договор с королем ледовых медведей? Завтра ты все увидишь сам.

Назавтра к полудню все обитатели замка оделись в праздничные наряды, не исключая и хозяев. Фру Хольмвейг надела свою лучшую шубу на соболях, покрытую фиолетовым бархатом и обшитую черно-золотым шнуром, Альвин нарядилась в песцовую шубку, крытую голубым бархатом, и ее глаза от этого казались голубыми звездами. Румяная от холода, веселая, она казалось так красива, что все собравшиеся поглядывали на нее, а потом многозначительно кивали то на Эрлинга, то на Бергера ярла.

— Наша йомфру как та королевская дочь из сказки, за которую борются старый жених Зима и молодой жених Лето! — говорили среди челяди. — Посмотрим, кого же она все-таки выберет!

— Жених Зима заманивает ее всякими заморскими чудесами, то-то ей у нас уже и не весело! Скоро нам придется с ней прощаться!

— Тормунд ярл не отпустит ее. Ему нужен преемник, а Эрлинг ярл ему как сын, он сам его воспитал. Он выдаст ее за Эрлинга ярла, и это правильно! Она — наша, она родилась и выросла у нас, зачем же нам отпускать ее за моря? Вот увидите, как дойдет до свадьбы, жених будет молодой и румяный, как летнее солнце!

Но сама Альвин сейчас не думала ни о какой свадьбе, а жаждала скорее показать Бергеру ярлу еще одно чудо Северного острова, какого не встретишь больше нигде.

Встреча всегда происходила на ледяном поле между двумя маленькими скалистыми островками, и здесь уже сидел ледовый медведь. Увидев его, Бергер ярл по привычке положил руку на то место на поясе, где привык находить рукоять меча, но ее там не оказалось: перед выходом из замка все оставили свое оружие, и его тоже попросили разоружиться.

— Не волнуйся, они никого не тронут, — уверяла его Альвин. — Держись спокойно и приветливо, как всегда, когда в гости приезжают родственники.

— Родственники! — Бергер ярл изумленно поднял брови.

Тем временем из-за скалы показалось еще два ледовых медведя. Они сели по сторонам от первого и так же спокойно ждали приближения людей. По мере того как процессия из замка подходила ближе, медведей становилось все больше. К тому времени как Тормунд ярл с домочадцами и свитой подошел шагов на десять, зверей было уже полтора десятка.

Люди остановились. Медведи встали и выстроились полукругом.

— Я, Тормунд ярл, хозяин Северного замка, пришел сюда, чтобы встретиться с королем ледовых медведей и его супругой-королевой! — громко произнес Северный ярл. — Желают ли они повидаться со мной?

Медведи попятились. Из-за скалы показалось еще несколько животных, а среди них человек — женщина. От изумления Бергер ярл даже подался вперед, а все вокруг стояли спокойно и улыбались гостям, хотя и отчасти натянуто, но дружелюбно.

Медведей было четверо. Один из них, огромный и матерый, шел впереди, выступая с истинно королевским величием. За ним шла женщина средних лет, одетая в дорогое, хотя и потертое платье и шубу из меха ледового медведя мехом наружу. Приглядевшись, Бергер ярл понял, что это не шуба, а просто шкура, которую женщина накинула на плечи, как плащ, и с трудом удерживает это тяжелое и странное одеяние. Позади нее ровным строем выступали три молодых, двухгодовалых медведя-подростка.

— Это она, королева, моя тетка Ирмингерд! — возбужденно шепнула ему Альвин. — А те трое позади — ее дети. Раз в три года у нее родятся дети от короля, медведи, и всегда трое, и они три года остаются с ней, а потом уходят.

— Она что, действительно, живет с медведями? — ужаснулся Бергер ярл.

— Она и сама полгода бывает медведем. С октября по май она — медведь, а в летнюю половину года — человек. Встреча всегда происходит после того, как она станет человеком, чтобы она могла говорить с людьми. Ведь ее муж-король не может.

Тем временем медведи и их королева остановились напротив Тормунда ярла и его свиты.

— Приветствую тебя, королева, сестра моя! — с волнением сказал Северный ярл. — Я очень рад видеть тебя здоровой и окруженной прекрасным потомством! Также рад я видеть и твоего супруга, повелителя льдов, в добром здравии!

— И я рада видеть тебя, Северный ярл, брат мой, — ответила женщина. Голос у нее был низкий, хриплый и невыразительный, но от него пробирала дрожь. — Я рада видеть и тебя, и твою семью, и твой двор здоровыми и благополучными.

— От имени всех людей Северных островов я подтверждаю вечную дружбу между народом людей и племенем ледовых медведей! В знак дружбы предлагаю вам в дар этого быка, а тебе, моя сестра, вот эти одежды, изготовленные руками моей жены и дочери!

Тормунд ярл сделал знак, и слуги вывезли вперед сани с разрубленной на части тушей быка. Фрида расстелила на льду ковер, а на нем разложила несколько цветных рубашек, верхнюю одежду из толстой крашеной шерсти, пояс из цветной тесьмы, плащ и башмаки.

— Мы благодарим вас за подарки. И в знак нашей дружбы дарим вам эту добычу! — Королева Ирмингерд показала на несколько тюленьих туш под скалой. — Да пошлют боги множество рыбы в ваши сети и множество дичи под ваши стрелы!

— Да будет и ваша добыча изобильна, и да умножат боги ваш род!

— Мы подтверждаем договор!

— Мы подтверждаем договор, и да будут боги нашими свидетелями!

Король ледовых медведей поднялся на задние лапы, а одну из передних протянул вперед. Тормунд ярл подошел к нему и прикоснулся правой рукой к его лапе. Огромный медведь нависал даже над рослым ярлом, так что у всех видевших это невольно замерло сердце. Но вот они разошлись, медведь повернулся и первым двинулся прочь. Королева Ирмингерд поклонилась родным и направилась вслед за ним.

Бергер ярл пытался рассмотреть ее лицо, но солнце, отражаясь от льда, слепило глаза, и он ничего не видел. Да и что он хотел разглядеть на лице этой женщины? Она, рожденная простым человеком, стала оборотнем, и ее дети рождались зверями, чтобы зверями прожить всю свою жизнь! Сожаление она должна была испытывать, тоску по людям, от которых была навек оторвана, чтобы вести странную жизнь на грани человеческого и звериного мира — или гордость за свою необычную судьбу?

— О Богиня! — направившись наконец вместе со всеми обратно к замку, Бергер ярл снял меховую шапку и вытирал обильно вспотевший лоб, хотя было отнюдь не жарко. — Кажется, за много лет я впервые так потрясен. Значит, если бы третье поколение выпало сейчас, то ты, йомфру Альвин, стала бы королевой ледовых медведей?

— Да, — Альвин старалась говорить об этом спокойно, но сама невольно ежилась. — Понимаешь, у нас ведь с ними общие охотничьи угодья, и если бы люди и медведи часто сталкивались, это была бы постоянная война. А сейчас никто ни на кого не нападает. Люди не охотятся на медведей, и даже самый голодный медведь никогда не тронет человека. А если они встретятся где-нибудь у полыньи, на охоте, то человек должен сказать: «Я чту договор!» — и они расходятся.

— Это очень хорошо, но не хотел бы я, чтобы тебя забрал медведь!

— Я бы тоже не хотела! — шепотом призналась Альвин.

— Постой, а если она вдруг умрет? Наверное, женщине не очень полезно все время жить на льду…

— Она ведь теперь оборотень и потому вынослива, как настоящий медведь. Но даже если она умрет, то все равно король не имеет права требовать новую жену раньше, чем минет два поколения. Так что они снова придут за моей внучкой.

— Неужели с этим ничего нельзя сделать?

— Послушай, Бергер ярл! И твой отец, и ты, и твои сыновья, и твои внуки всю свою жизнь проводят в походах и битвах. Любого из вас могут убить, и многих действительно убивают. Неужели ничего нельзя с этим сделать?

— Я понял, понял. Прости меня, йомфру. Да, а если в третьем поколении не будет дочери? Тогда что?

— Тогда придется выбрать самую красивую девушку в замке, а ярл удочерит ее, чтобы отдать медведям.

— А нельзя ли сразу удочерить какую-нибудь бедную девушку, чтобы…

— Ты опять, Бергер ярл? — Альвин даже остановилась и повернулась к нему. — Как бы тебе понравилось, если бы твой отец усыновил какого-нибудь бедного парня и послал его в битву вместо тебя?

— Но в битвах добывают честь и славу, сыну короля они тоже пригодятся! А у медведей…

— А у медведей женщина добывает великую честь, потому что закрывает собой весь род человеческий! Ну, хотя бы ту его часть, что живет на Северном архипелаге, в наших владениях. А еще она приобретает огромную силу, чтобы повелевать ветрами, бурями, косяками рыбы, птичьими стаями, стадами китов… Вот если у нас не будет лова, или случится еще какая-нибудь беда, то мы, во-первых, приносим жертвы Ньёрду, а во-вторых, зовем ее на помощь. И она помогает.

— Хорошо, что в этом поколении мы им ничего не должны! — сказал Бьёрн. — А не то они наверняка взяли бы Тору!

— Уж это наверняка! — Все вокруг закивали. — Другой такой красивой девушки у нас давно не было.

— Не считая тебя, конечно, йомфру! — добавил десятник Вемунд.

— Послушай, йомфру, насчет Торы! — продолжал Бьёрн. Альвин обернулась. — Ты знаешь, я и Тора…

— Что?

— Мы хотим пожениться! — выпалили Бьёрн и покраснел. — Если ярл и хозяйка не будут против… Как ты думаешь, они не будут против?

— Почему бы им быть против? — Альвин немного растерялась. — И Тора согласна выйти за тебя?

По правде сказать, Альвин была не готова к мысли, что Тора, которую она сама держала на руках новорожденным младенцем, собирается выйти замуж. Но почему бы и нет, если сейчас ей на вид уже лет двадцать, даже с лишним? Собственно говоря, она была готова к замужеству еще в марте, это они не разглядели вовремя. Но если даже обычные дети вырастают гораздо быстрее, чем их родственники успевают это понять, то что же говорить о Торе, которая из новорожденной стала невестой за каких-то три месяца!

О Богиня! Неужели и старухи вот так же с изумлением оглядываются на прошедшее время, обнаружив, что их дочери и внучки, которых они вот только что, буквально вчера, качали на руках, уже приглядели женихов? Альвин вдруг почувствовала себя очень старой.

И выбор Торы ее тоже несколько удивил. Конечно, у найденыша не было приданого, но Тора была так красива и так добросердечна, что ею восхищались все и она наверняка могла бы найти жениха получше, чем работник из замка.

— Она согласна, — Бьёрн кивнул. — Конечно, она могла бы выбрать кого познатнее и побогаче, но она понимает, что никто ее не будет так любить, как я. А Хедин уже мне говорил, что если я и дальше буду так прилежно работать, то он скоро сделает меня помощником старшего кладовщика. Тогда и содержание у меня будет получше, и каморку он нам и сейчас уже дает. Там же крайняя свободна, которая сразу за Асмундовой. Так что ей будет со мной хорошо, ты не сомневайся.

— А он смелый парень! — сказала Фрида, когда Бьёрн убежал искать Тору, чтобы она подтвердила перед хозяевами свое согласие. — Тому, кто женится на этой милой девушке, смелости надо не меньше, чем дочери ярла, которая становится королевой ледовых медведей.