— Это еще что, Вера Петровна. Вы помните оперные спектакли, где Онегин в валенках, в тулупе и с двустволкой. А князь Игорь поет арию в шинели НКВД и с маузером.
— И все хвалят эту пошлость. Никто не хочет прослыть ретроградом.
— Точно! Все, как у Андерсена. Нужен ребенок, который крикнет правду: «Люди, а король-то голый! Не надо обманывать себя и других»…
Дунаеву было интересно слушать эту критическую беседу. Он и сам последнее время замечал, что старые фильмы и старые песни ему нравятся больше, чем новомодные потуги творчества.
Подойдя поближе, Вадим постарался очень деликатно войти в разговор.
— Простите, я случайно слышал вашу беседу. Хочу сказать, то я полностью с вами согласен. Раньше человеку не надо было потреблять искусство, как товар. Надо было вслушиваться, вдумываться и переживать. А сейчас молодежь привыкла к готовой жвачке.
— Но вы, уважаемый, тоже почти молодежь.
— Почти, но не совсем. Вот Марианна из этого подъезда — она типичное новое поколение.
— Вы имеете ввиду дочку Эльвиры Гагиной? Это очень странная девушка. У нее совсем нет тормозов!
— Знаю! Я даже хотел с Марианной поговорить, но забыл номер квартиры.
— Квартира номер четырнадцать. Но вы опоздали, молодой человек. Час назад Эльвира с дочкой сели в свой серебристый «БМВ» и укатили на дачу.
— А откуда у Гагиной «БМВ»?
— Вот и я удивляюсь, молодой человек! Эльвира скромный сотрудник Музея истории. Даже не начальник, а какой-то хранитель фондов.
— А куда они направились?
— Пойдемте ко мне, юноша! У меня где-то записан адрес их дачи. Они поехали в Валентиновку. И там, кстати, не щитовой домик, а коттедж! Откуда у Гагиной такой особняк?
На Ярославском шоссе были пробки. Харченко очень боялся того, что в этой суматохе упустит серебристый «БМВ»…
Час назад им очень повезло. Они шли на разведку, пытаясь узнать что-то о женщине, которая командует их шефом. Узнать о той, которая заказала ограбление «Сезама» и убийство охранника.
В ближайшей перспективе Паша с Ефимом хотели плотно прижать ее, испугать и выдавить сто или пятьдесят тысяч баксов.
Но нужен был хороший план! Если они пойдут напролом, то об их шантаже может узнать шеф. И тогда они потеряют больше, чем найдут. Так можно и жизни лишиться!
Поэтому, когда они подошли к двери в квартиру номер четырнадцать, то они не думали сразу врываться и выкручивать хозяйке руки. Они хотели мирно постоять на лестничной площадке, посмотреть, послушать, понюхать.
Но, когда они подходили, то дверь открылась сама, и из квартиры выбежала шальная девица старшего школьного возраста.
За ней вышла суровая женщина сорока пяти лет.
Харченко сразу понял, что это и есть Эльвира Гагина. Только такая надменная дама может командовать шефом, который любого готов скрутить в бараний рог.
Осторожно спустившись вниз, Ефим с Павлом успели заметить серебристый «БМВ», который вяло выруливал со двора.
Синяя «Нива» Харченко догнала машину Гагиной где-то на эстакаде у гостиницы «Космос». После этого Павел прилип к «БМВ», не отпуская его дальше двадцати метров. Все шло хорошо, но волновали пробки на дороге. Если серебристая машинка уйдет в отрыв, то ее можно и не догнать.
За Мытищами, когда они повернули на город Королев, стало немного посвободней.
Харченко перестал дергаться и нервничать. Он начал думать, составлять план и фантазировать.
— Я считаю, Фима, что они поехали на дачу.
— Согласен.
— Мы найдем черные маски, дождемся вечера, перелезем забор и начнем их вязать.
— Согласен.
— Но надо, Ефим, связать их одновременно. Я тебе доверю старшую, а сам буду работать с девчонкой.
— Согласен, Паша. Мне мамаша даже больше нравится…
Коттедж Эльвиры Гагиной размещался на улице Ермоловой. На юге дорога утыкалась в лес. Слева на окраине был пустырь, а справа ворота, куда въехал серебряный «БМВ».
Харченко развернул свою «Ниву» и помчался в Королев. Там обязательно должен быть магазин, торгующий черными женскими колготками. Если натянуть их на голову, то это лучшие маски для таких дачных налетов — и все видно, и узнать невозможно.
Хороший наряд. Просто и даже слегка приятно…
Вчера вечером Миша Лифанов привез на дачу компьютерную программу по составлению фотороботов.
А утром они вместе с бывшим танкистом Кочергиным начали работать. Охраннику трудно было вспоминать лица нападавших. Одного из них он видел пять секунд, а другого вообще мельком. И, кроме того, все это происходило в бликах уличного освещения и в лучах грабительских фонариков.
Но, вероятно, в такие критические минуты сознание работает удивительно четко. Все фиксируется, как на пленку…
Работали над фотороботом без спешки, неторопливо меняя бандитским рожам носы, губы, брови.
Лифанов несколько раз предлагал отвлечься от компьютера, а через час вернуться и посмотреть на экран с другой стороны.
В середине дня Кочергин явно повеселел. Две физиономии, которые появились на экране компьютера, его вполне устроили. Охранник четко узнавал в них налетчиков на «Сезам». И, вероятно, что именно эти гады взорвали гранату в больнице Стеклова.
Теперь их найдут! Отличные получились портреты…
Узнав, что Эльвира Гагина, мать девушки, сдавшей в «Сезам» вишневый рубин, работает в Музее истории России, Вадим первым делом позвонил Валерии Лифановой. Он знал, что сегодня Лера сдает статью. А тот факт, что Гагина была хозяйкой спецхрана, мог повернуть ход поисков.
Была еще середина дня, и журналистка успела найти нужного человека. Друзья познакомили ее с уникальным ювелиром. Исаак Иосифович Литвак только в молодости гранил камни и создавал уникальные украшения. Последние двадцать пять лет он работал экспертом при Гохране. Не сотрудником конторы, а свободным специалистом по особо важным делам.
У Леры была крупная и точная фотография перстня с вишневым рубином. На всякий случай Яков Романович всегда фотографировал вещи, которые брал на реализацию.
Лифанова моментально созвонилась с офисом Литвака. Быстро уговорила старого эксперта и через полчаса сидела в его кабинете.
Перед началом работы Исаак Иосифович решил немного потрепаться.
— Поверьте мне, Валерия, я редко принимаю случайных посетителей. Я всем стал очень нужен. У меня почти нет свободного времени. Но с вами мне захотелось встретиться.
— Почему? Вы читаете нашу «Новую искру»?
— Нет, Лера. Я еще не дорос до вашего журнала. Я его боюсь.
— Почему?
— Со словом «Искра» возникают воспоминания о революциях. Ленин в Женеве, курьеры, большевики, подполье, баррикады. Все это из другой жизни…
— Так почему вы меня пригласили, Исаак Иосифович?
— Не поверите, но мне понравился ваш голос. И тембр, и молодость, и внутреннее напряжение. Я подумал, что вы очень красивая. И вижу, что не ошибся.
— Спасибо!
— Но, хватит лирики. Давайте, Лера, ваше фото. Я немножко знаю Якова Романовича. Постараюсь ему помочь…
Сразу было заметно, что получив снимок, эксперт заинтересовался. Глаза у Литвака загорелись. Он начал искать информацию в своем компьютере. Потом Исаак Иосифович побежал к книжным стеллажам. В конце концов, он улыбнулся и, потирая руки, сел за стол.
— Слушайте меня, Валерия, и не перебивайте. Отвечаю по пунктам. Первое — это настоящий старинный рубин. Из-за цвета и из-за формы он имеет название «Вишневый миндаль».
— Это дорогой камень?
— Очень дорогой! И не только сам по себе, а из-за его истории. По легенде этот рубин принадлежал турецкому шаху. А после взятия Крыма каким-то образом перешел к графу Григорию Потемкину.
— Как интересно, Исаак Иосифович!
— Да, занимательно! Но мы говорим о вишневом камне. Так вот, в 1787 году перед приездом Екатерины в Крым Григорий Александрович заказал диадему с рубином в центре. И уже возвращаясь в столицу, Екатерина надолго остановилась в Харькове. Там на банкете она объявила, что теперь ее фаворит будет именоваться Потемкин-Таврический.
— А что про камень?
— А я, Лера, про него и говорю. На этом же банкете Григорий Александрович вручил императрице диадему с турецким рубином.
— Это, как символ взятия Крыма?
— Да! А знаешь, где сейчас диадема? Она пылится в спецхране Музея истории России. Там хозяйкой работает Эльвира Гагина. Очень страстная дама! Женщина-вамп!
— Но вы, Исаак Иосифович, сказали, что камень на фото настоящий? Так почему он в перстне, а не в диадеме?
— Сам понять не могу!
Получив точный адрес коттеджа Эльвиры Гагиной, Вадим с трудом нашел нужный дом на улице Ермоловой.
Отправляясь в Валентиновку, Дунаев собирался просто поговорить с Марианной и, возможно, с ее матерью. Поговорить с ними и узнать, где они взяли настоящий рубин, почему девочка пришла в «Сезам» с паспортом подруги, кто мог знать об этом и напасть на антикварный салон.
Но, чем дальше уезжал Вадим от дома на Проспекте Мира, тем ясней понимал, что простого разговора не получится. Если этот камень из «Золотой кладовой» Эльвиры, то тут чистый криминал! Музейный грабеж без взлома!
Сейчас многие крупно воруют, но никто в этом не сознается.
Более того, Гагина могла вернуть все в первоначальное состояние. Рубин, возможно, уже лежит в подвалах музея на своем законном месте. Марианна скажет, что на улице нашла перстень со стекляшкой и сдала в салон за маленькие деньги.
И что дальше? О чем ее еще спрашивать?
Нет! Надо проникнуть в коттедж и там найти улики. Это не совсем законно, но как они с нами, так и мы с ними!
Приняв такое смелое решение, Вадим Дунаев пошел осматривать забор особняка Гагиной. Из машины он прихватил три самых важных вещи — фотоаппарат, диктофон и фомку…
По основной улице забор был каменный, и маленьким ломиком его не возьмешь.
Сторона, обращенная к лесу, огорожена гофрированным стальным листом. Здесь тоже не пройти.
А вот на небольшом участке перед спуском в овраг был допотопный штакетник из прошлого века. Тут и фомки не надо! Белые бетонные столбы покосились, нижние доски превратились в труху, а заостренные вертикальные планки держались шатко, как гнилые зубы.
Вадим знал, что проникать на чужой объект лучше ночью. Но летом темнеет поздно, а изображать из себя грибника — глупо. Кто-нибудь заметит и заложит!
Грибники обычно ходят по лесу, а не стоят у трухлявого забора. И потом у грибника в руках лукошко или корзина, а никак не фомка…
Пришлось лечь на замшелый склон около штакетника и руками ломать в труху нижние перекладины и планки.
За две минуты получился приличный лаз.
Коттедж стоял далеко, и между ним и штакетником были дикие заросли кустов, мелкие деревья и две высоченных сосны. Так что, и Вадима трудно разглядеть из окон дома. Но и он не знал, что делается в пяти метрах от него.
Дунаев полз вперед, стараясь не двигать ветки кустов. В детстве он читал детективы, и понимал, что такое конспирация.
Под его локтями, под коленями и под животом попадались коряги и мерзкие влажные рытвины. А еще везде валялся примитивный мусор в виде бывших детских игрушек, мятых жестяных банок и битых бутылок.
В какой-то момент Вадим почувствовал себя разведчиком, ползущим по минному полю в тыл врага.
И это была правда!