В Венеции

— Он известен несчастиями, которые преследуют его семью, его отец, кажется, в ссылке в Далмации.

— Точно так, ваша светлость! Так, по крайней мере, говорят.

— Здесь несколько Фронтони, и важно, чтобы ты не ошибся. Джакопо только двадцать пять лет, хотя на вид ему можно дать и больше, благодаря его степенной осанке и сосредоточенному выражению лица. Он не общителен и молчалив. Живет он в собственном домике около арсенала.

— Нет необходимости описывать его наружность, ваша светлость. Все гондольеры знают ее, как свои пять пальцев.

— Ну, стало быть, ты его знаешь, — сказал дон Камилло.

Он машинально передвинул некоторые вещи на письменном столе и после недолгого раздумья ласково и доверчиво обратился к Джино.

— Ведь ты уроженец моих поместий и всю жизнь провел у меня на службе, Джино. Я хочу, чтобы последние годы твоей жизни прошли спокойно и в достатке там, где ты их начал. До сих пор ты ни разу не обманул моего доверия, хотя тебе нередко приходилось бывать свидетелем кое-чего в жизни твоего хозяина, что для чужих было бы очень любопытно.

Дон Камилло улыбнулся, но веселое выражение его лица быстро сменилось сосредоточенным.

— Так как ты знаешь того, о ком я говорил, то наше дело становится очень простым.

Герцог передал слуге конверт большого формата и, сняв с руки кольцо с печатью, добавил:

— Это будет подтверждать твои полномочия. Под аркой Дворца Дожей, ведущей к каналу святого Марка, под Мостом Вздохов[13], ты сегодня, не позднее часа после заката солнца, встретишь Джакопо. Передай ему этот пакет, а если он потребует, то и кольцо. Дождись его ответа и принеси мне его…

Джино пришел в волнение, которого он не мог скрыть. Обычная покорность боролась в нем с тем отвращением, которое внушал ему приказ герцога. Но дон Камилло сделал вид, что не замечает колебаний слуги, и повторил:

— Итак, у арки, ведущей во дворец, под Мостом Вздохов, и по возможности не позднее первого часа ночи[14].

— Разрешите мне, синьор, сопровождать вас вместе с Джиорджио в Падую.

— Почему тебе вдруг захотелось отправиться в это утомительное путешествие?

— А потому, что там нет ни Дворца Дожей, ни Моста Вздохов, и потому, что там не встретишь этого негодяя Джакопо.

— Как я вижу, тебе не хочется исполнить мое поручение. Но ты забываешь, что обязанность слуги — повиноваться приказаниям хозяина. Ты — мой вассал, Джино Мональди, и хотя ты с детства — здесь, в Венеции, гондольером, все-таки ты мой вассал, как уроженец моих неаполитанских поместий!

— Синьор, скажу вам откровенно, что все мы здесь, в Венеции, простые люди, — начиная от продавцов воды и кончая гондольерами, — все мы желаем этому псу Джакопо самого что ни есть скорого успокоения в лоне Авраамовом[15]… Говорить с этим негодяем значит не дорожить своей честью. Это могут подтвердить все. И не дальше, как вчера, это же самое говорила красавица Аннина, дочка старого торговца вином… Да если кто из гондольеров увидит меня с Джакопо, мне не придется участвовать в гонках, даже несмотря на поддержку вашей светлости…

— Итак, если он тебя задержит, ты дождись его ответа… А если он прогонит тебя без разговоров, ты немедленно вернись сюда, чтобы я знал, чем кончилось мое поручение.

— Я очень хорошо понимаю, синьор, что самолюбие хозяина значит больше, чем честь слуги… Если бы какой-нибудь мерзавец осмелился нанести оскорбление вашей светлости, мы с Джиорджио всегда сумели бы доказать нашу преданность…

— Ага, так… Ну, благодарю тебя… Ступай и спи спокойно в гондоле… А ко мне пошли Джиорджио.

— Помилуйте, ваша светлость!

— Ты ведь отказываешься?

— Как прикажете, ваша светлость, отправиться к Мосту Вздохов: улицами или каналами?

— Как хочешь. Только захвати с собой весло, потому что может понадобиться гондола.

— Не успеете, синьор, и глазом моргнуть, как принесу ответ от Джакопо, — сказал, вздохнув, Джино и, поклонившись, вышел из кабинета с запечатанным письмом в руке.

Спустившись по потайной лестнице, он миновал узкий коридор и, пройдя по внутреннему двору через скрытую, немногим известную дверь, вышел в темный переулок, соединявшийся с соседней улицей.

Венеция расположена на низких песчаных островах. Вероятнее всего, что обширная мель в глубине венецианского залива — наносного происхождения. Множество потоков, орошающих долины Альп, несут Адриатическому морю свою дань в виде остатков разрушенных ими горных пород. Этот наносный грунт образует в заливе мели, которые с течением времени выступили из воды группой низких островов. Песчаная отмель, обращенная к Венеции и к ее лагунам, называется островом Лидо. Так как большинство глубоких каналов лагун оставлено в неприкосновенности, то город в разных направлениях прорезывается множеством протоков. По берегам этих протоков стены домов буквально упираются в воду, так как недостаток твердой почвы заставлял строить дома у самых берегов каналов. Благодаря этому почти каждое из зданий имеет один выход на канал и другой во внутренние проходы улиц. Улицы Венеции хотя и очень узки, но все вымощены, удобно проложены, и, при наличии мостов, сообщение между островами незатруднительно.

Джино очутился на одной из таких улиц. С гибкостью угря, плавающего в лагунах, он пробирался в толпе, стараясь пройти незамеченным. Не останавливаясь ни разу, он добрался до маленького низкого домика, стоявшего на углу площади, населенной бедняками и рабочим людом. Пробравшись среди множества пустых бочек, груд снастей и разного хлама, гондольер нащупал дверь и вошел в комнату.

— Ты ли это, Джино? — вскричала хорошенькая, разбитная венецианка, в голосе которой слышалось кокетство и удивление. — Пешком, потайным входом и в необычный час!

— Твоя правда, Аннина, что я пришел не во-время; мне некогда рассказывать; надо торопиться. Принеси ты мне, Аннина, пожалуйста, ту куртку, в которой я был с тобой на празднике в Фузине.

— Почему ты хочешь сменить ливрею твоего хозяина на платье простого лодочника? Ведь эта шелковая куртка идет тебе гораздо больше, чем выцветший бархат, и если я раньше никогда этого не говорила, то только оттого, что хотела поберечь похвалу для других, кто их тоже любит…

— Дело не в этом! Скорее как можно давай мою куртку!

— Вот она! Ты найдешь в ее кармане ответ на твое письмо, за которое я тебя вовсе не благодарю, потому что тебе его писал секретарь герцога. И я тебе скажу, что женщины всегда осторожнее в этих делах; они знают, что, выбирая поверенного, очень легко наткнуться на соперницу.

— Сам чорт не написал бы этого письма лучше, моя дорогая, — сказал Джино, переодеваясь. — Теперь шапочку и маску!

— Тот, у кого на лице обман, не нуждается в маске, — ответила девушка, все же бросая Джино нужные вещи.

— Теперь хорошо! Никто не угадает во мне слугу дона Камилло Монфорте. Я готов даже нанести визит тому еврею, который взял в залог твою золотую цепочку, и пригрозить ему ножом, если бы он захотел взять процентов больше условленного.

— Но что же будет тогда с тем важным делом, ради которого ты так торопишься?

— Правда, правда, долг прежде всего! Что, лодки твоего отца все в разгоне?

— Ну, конечно, ты видишь, я одна. Отец уехал в Лидо, брат в Фузине, а слуги на островах.

— Чорт возьми! Неужели ни одной вашей лодки в канале не найдется?..

— Стой, Джино! Ты что-то очень уж торопишься. Я жалею теперь, что впустила тебя и позволила переодеваться в нашем доме. Я хочу знать, что это за спешное дело, и не навлечет ли оно каких-нибудь подозрений и на моего отца. Я хочу знать!

— Ах, пойми, время дорого! Если я опоздаю, это будет твоя вина. Дай скорее ключ от двери, которая выходит на канал.

— Ты не уйдешь отсюда, пока я не узнаю, почему тебе понадобилось переодеваться и вообще всего относительно этого «важного» дела.

— Ты нерассудительна, Аннина! Я же тебе сказал, что я должен исполнить важное поручение, и малейшее промедление может навлечь большие неприятности.

— На кого? И что это за поручение? И почему ты так торопишься сегодня, тогда как обычно тебе надо напоминать об уходе. Ну, живей, Джино, или скажи мне всю правду, или надевай опять ливрею дона Монфорте!

— Ну, так и быть! Мы ведь с тобой друзья, Аннина; я вполне верю тебе, и ты все сейчас узнаешь. У меня остается еще несколько минут, так как на колокольне сейчас прозвонили три четверти.

— Но у тебя такой вид, будто ты что-то придумываешь…

— Да, я волнуюсь, потому что вижу, что ради любви к тебе я совершу большую ошибку. Ты слышала, конечно, что говорят о моем хозяине и о племяннице римского маркиза, утонувшего в Джудекке?

— Кто же не слышал этой басни, которую каждый гондольер рассказывает на свой лад!

— И вот, эта история близка к развязке. Я боюсь, как бы мой хозяин не сделал глупость.

— Он хочет жениться?

— Еще хуже! Он меня послал отыскать, как можно скорее священника…

Аннина с интересом слушала выдумку гондольера. Но, зная хорошо Джино, она сомневалась в правдивости его слов.

— В какой же монастырь велели тебе итти?

— Мне ничего определенного не сказали! Я знаю только, что я должен отыскать священника-францисканца.

— Неправда! Лжешь! Дон Камилло Монфорте не женится так опрометчиво. Тебе не удастся меня обмануть. И я тебя не выпущу, пока не узнаю всю правду. Возьми-ка выпей вина из этой кружки: может быть, тогда у тебя заговорит совесть.

— Ну, вот… видишь… Я хочу познакомить твоего отца и Стефано Милано, — сказал гондольер, отпив из кружки. — Он калабриец и часто привозит чудные вина, которыми славится его страна. Он сейчас в Венеции, и, если хочешь, он может вам доставить несколько бурдюков.

— Ну, сомневаюсь, чтобы его вина были лучше тех вин, которые продаются на Лидо… Выпей-ка еще стаканчик! Недаром говорят, что второй стакан еще слаще первого! Но я не прочь познакомиться с калабрийцем. И чем скорее, тем лучше! Если его фелука в порту, то ее можно теперь же пригнать сюда каналами и внести вино прямо сюда по скрытому входу.

— Но ты забыла про поручение! Дон Камилло привык к моей аккуратности. А жаль, если вино достанется другому!

— Ладно. Чтобы не упустить удобного случая, я сама пойду с тобой к калабрийцу. Ведь ты знаешь, что отец поручает мне эти дела.

Джино не успел опомниться, как Аннина надела маску, отворила дверь и вытолкнула его из дому.

Канал, у которого стоял домик винного торговца, был узкий, темный и безлюдный; незатейливая гондола была привязана при входе в дом. Гондольер видел, что сопротивляться бесполезно. Он вошел в лодку и занял свое обычное место на корме.

Глава III

Присутствие Аннины сильно стесняло Джино. Он был молод и стремился нравиться дочке торговца вином, а тут две выпитые чарки крепкого вина ударили ему в голову. Но свежий ночной воздух вернул Джино обычное хладнокровие и осмотрительность. Проплыв канал, Джино начал искать глазами хорошо известную ему фелуку калабрийца.

Порт был загроможден кораблями всех стран. Луна поднялась уже высоко и освещала весь широкий бассейн с лесом косых латинских рей, легких мачт мелких судов и с массивными корпусами барок, бригов и коммерческих шхун.

Джино сделал несколько ударов веслами, и гондола остановилась рядом с фелукой.

— Доброй ночи «Прекрасной Соррентинке» и ее уважаемому хозяину! — сказал гондольер, входя со своей спутницей на палубу судна.

После обычных приветствий гости объяснили калабрийцу цель своего приезда.

— Мы приехали к тебе по делу, и тебе будет чем от нас поживиться, — сказал Джино. — Я привез к тебе дочку известного виноторговца, честного малого; он не прочь попробовать торговать твоим калабрийским вином.

— Я к вашим услугам, сударыня! Не пожелаете ли вы снять маску? — сказал моряк.

— Дело не в маске, — отвечал гондольер. — Чтоб не терять напрасно времени, скажи прямо: есть у тебя вино?

— Э-э, Джино! Ты, брат, вопрос ставишь ребром… Ну, так поверь мне, что трюм моей фелуки совсем пуст. А что касается вина, так мы сами были бы рады выпить стаканчик.

Аннина, несмотря на строгости венецианских законов о торговле привозными винами, привыкшая к коммерческим сделкам, хотела воспользоваться выгодным случаем.

— Не боишься ли ты шпионов, капитан? В таком случае Джино может тебя уверить, что меня опасаться не нужно.

— Конечно! — подтвердил Джино. — Но позволь мне сказать ему на ухо несколько слов!.. Стефано Милане! — сказал он, приблизившись к моряку так, чтобы Аннина его не слышала. — Не в службу, а в дружбу, задержи у себя эту девушку. И если даже действительно у тебя нет вина, не говори ей этого, начни с ней торговаться, заговори ее, чтобы я мог скрыться незамеченным. А после этого проводи ее до набережной.

— Из слов Джино я понял, что мы с вами сговоримся, — сказал хитрый калабриец, — Не погнушайтесь моей бедной каюткой; там вам будет удобнее и безопаснее говорить о нашем деле.

Хотя Аннина и была вообще недоверчива, но она направилась к каюте. Джино ждал только этой минуты. Он быстро прыгнул в лодку и сильным ударом весла оттолкнул ее от берега. Аннина заметила его уловку.

— Джино мне говорил, что у тебя есть лодка, которой я могу воспользоваться, когда мы окончим нашу беседу, — сказала она моряку, не выдавая своего беспокойства.

— Вся моя фелука к вашим услугам, — отвечал тот, галантно помогая ей спуститься в каюту…

Почувствовав себя на свободе, Джино разогнал лодку и вскоре очутился в узком канале, который отделял Дворец Дожей от тюрьмы; он проскользнул под аркой, поддерживающей крытую галлерею, которая вела из верхних этажей дворца к тюрьмам. Эта галлерея и называлась Мостом Вздохов. Гондола замедлила ход и подплыла к лестнице. Выпрыгнув на первую ступеньку, Джино воткнул маленькое железное копье в трещину между камнями и привязал к нему лодку. После этого он прошел под массивной аркой дворца и вошел в его обширный темный двор.

Место это было совершенно пустынно, хотя и находилось рядом с оживленной площадью; под тяжелыми сводами, окружавшими двор, слышались только мерные шаги часовых. Прежде чем Джино успел выйти из темного прохода, две или три фигуры показались в противоположном углу двора и сейчас же исчезли в воротах, вмешавшись в толпу на площади, на которую дворец выходил другим своим фасадом.

Обманутый в ожидании немедленно встретить здесь того, кого он искал, гондольер вышел на середину двора и громким покашливанием дал знать о своем присутствии. Он заметил приближавшуюся к нему фигуру. При слабом свете луны можно было видеть, что подходивший был в маске.

— Если я не ошибаюсь, вы — тот, кого я ищу здесь, — сказал гондольер.

Незнакомец, казалось, намеревался пройти мимо, но остановился и отвечал:

— Может быть, да, а может быть, и нет! Сними маску, чтобы я мог видеть, с кем имею дело.

— В таком случае, я тоже хотел бы видеть вас без маски, чтобы убедиться, что вы тот, к кому я послан.

— Я вижу, что ты осторожен. Это похвально. Но я все-таки не сниму маски и пойду дальше. Вижу, мы не столкуемся.

— Синьор, вы слишком поспешны в своих решениях. Посмотрите на это кольцо с печатью: может быть, оно вам объяснит что-нибудь.

Незнакомец взял перстень и с видом удивления и удовольствия стал рассматривать изображение, вырезанное на камне перстня.

— Это неаполитанский сокол, герб владетеля святой Агаты, — сказал он.

— Не считая тех владений и титулов, которых он добивается в Венеции, — подтвердил Джино. — Скажите мне теперь, синьор: вы действительно тот, кому я должен передать мое поручение?

— Перед тобою тот, чьи мысли заняты исключительно доном Камилло Монфорте. Но, кроме этого кольца, ты должен мне передать еще кой-что.

— Совершенно верно. Я должен передать пакет, когда узнаю, что не ошибаюсь в личности.

Незнакомец задумался на мгновение и, осмотревшись вокруг, прибавил:

— Здесь неудобно снимать маски. Подожди меня, я сейчас вернусь и проведу тебя в более надежное место.

Незнакомец быстро отошел. Он поднялся по мраморной Лестнице Гигантов[16] и приблизился к первому из отверстий, проделанных в стене дворца. Отверстия эти, известные под названием «Львиной Пасти»[17], служили приемниками тайных доносов. Неизвестный бросил что-то в это отверстие и скрылся.

Джино побежал было за ним, но, очутившись на многолюдной площади Пьяцетты, понял бесполезность преследования. Но желание вернуть кольцо с печатью дона Камилло поддерживало в нем надежду отыскать в этой праздной толпе похитителя. Он, тревожно переходя с места на место, несколько раз заговаривал с масками, которые казались ему подозрительными, но смех и грубые ответы убеждали его в ошибке. Он заглядывал в каждую кофейню, внимательно рассматривая посетителей, как вдруг легкий удар по плечу заставил его остановиться. Перед ним стояла женщина в костюме трактирщицы. Измененным голосом она заговорила с ним.

— Почему ты так торопишься? И что ты потерял в этой толпе? Не сердце ли? Тогда надо поторопиться отыскать его, а то на него найдется много охотников!

— И на здоровье! — отвечал обескураженный гондольер. — Скажи мне лучше, не видела ли ты здесь замаскированного… Он среднего роста, по походке его можно принять за сенатора или за священника, а может быть, и за торговца.