— Хозяин — барин, — буркнул юноша и исчез.
Чтобы не сидеть истуканом в ожидании еды, я обратился к соседке:
— Я здесь новенький. Не объясните, что значит — по схеме? Вероятно, что-то вроде комплексного обеда?
Дама оторвалась от большой суповой тарелки, куда погрузилась чуть ли не с головой, и я оторопел. На меня смотрела знаменитая советская народная певица. Или ее копия.
— Батюшки светы! — воскликнул я. — Если не ошибаюсь, Людмила... извините, не упомню отчества... Вы! Здесь!
В устремленных на меня глазах не было ничего, кроме какой-то ужасающей, неземной пустоты. Словно с трудом отворились пухлые губы.
— Вам… чего? — прошелестело, как из трубы.
Чувствуя, что краснею, я забормотал извинения, дескать, обознался, с кем не бывает...
Она благосклонно кивнула и вернулась к прерванному занятию — поглощению супа.
Придя в себя, я начал оглядываться и вскоре насчитал еще несколько хорошо знакомых лиц. Через стол в компании двух молодых женщин поедал куриную ножку великий защитник прав чеченского народа Сергей Ковалев. Здесь ошибиться вообще было невозможно: известный всему миру свободолюбивый седенький хохолок, как всегда, развевался, скорбное и одновременно торжествующее выражение лица свидетельствовало о не прекращающейся ни на миг работе могучего демократического интеллекта. Совесть нации, академик Лихачев, тоже, как я полагал, усопший, но значительно помолодевший, аккуратно промокал салфеткой губы. Сразу на двух стульях восседал тучный и вальяжный гениальный экономист, растолковавший всему свету нравственную природу взятки, Гавриил Попов. Были еще известные лица, коих я не мог сразу вспомнить…
Я все еще сидел с открытым ртом, когда вернулся официант. Поставил на стол миску с дымящимся варевом, стакан сока. Обтерев о рукав, положил крупное яблоко. Хлопоча, дважды задел меня локтем — по плечу и по уху. Я возмутился:
— Поосторожней нельзя?
На что он ответил:
— Кушать подано, господин хороший.
Я с опаской заглянул в миску, принюхался: сытный запах бобовых и протухлого мяса. Соседка уже одолела свою порцию и приступила к соку. Пила мелкими глотками, тупо уставясь в пространство. Я вторично к ней обратился:
— Кажется, гороховый супец, да? Как он на вкус?
Она скосила глаза, почмокала губами. Глухо прогудела:
— Чего… надо?
— Ничего, спасибо.
Я решил рискнуть: поесть все равно надо, желудок сигналил. Зачерпнул полную ложку густого горячего варева и смело отправил в рот. В первое мгновение показалось, что рот слипся, как от смолы. Преодолев первый рвотный спазм, я закрыл лицо ладонями, вскочил на ноги и ринулся прочь из столовой.
[guestbook _new_gstb]
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 47 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
zavtra@zavtra.ru 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Геннадий Ступин ТАБАНЬ!
От нищеты я стал пуштун.
Хоть вместо автомата —
Христосе, не даешь пошто! —
Лишь очереди мата.
Не матерятся пуштуны?
Тогда похож я вот как:
Сползают на костях штаны,
И недоступна водка.
И я еще курю табак —
Без маковой росинки.
Движенья нашего — ТАБАНЬ
Названье по-российски.
Чтоб под Америку не греб
Ни путин, ни беспутин,
Гребем мы дружно прямо в гроб,
И я со всеми, Ступин.
Не станешь же, как Талибан
И их пахан бен Ладен —