Хищники для преисподней

Жан Дети

Хищники для преисподней

Глава 1

Небо светилось ярким ультрамариновым светом. Солнечные лучи отражались от морской глади необыкновенной синевы тысячами огненных стрел, больно раня глаза. Рисуя замысловатые арабески, над грузовым судном с криками парили чайки.

Никанор Папалотас приложил руку к козырьку грязной фуражки и хотел было осмотреть горизонт. Потрескивающие, как огонь, и сверкающие, словно расплавленный металл, солнечные лучи создали перед его глазами алый занавес.

Невозможно ничего заметить среди этой блестящей, как лед, массы.

Папалотас отказался от своей затеи и скрылся в тени натянутого над палубой брезента. Он снял фуражку и вытер носовым платком мокрое от пота лицо.

Грек поставил свое старое судно на якорь в условленном месте. Прибыв сюда на целых полчаса раньше назначенного срока, он уже начал беспокоиться без всяких на то причин.

За все время своей бурной деятельности морского корсара он ничего не боялся, но в эту минуту страх связал узлом все его внутренности.

Кто мог бы заинтересоваться этим старым облупившимся судном, ставшем в бухте Савкирах вблизи Кавраха, арабской деревни на берегу? Кто?

За исключением чаек небо было чистым. Море пустынным.

Никанор Папалотас взглянул на часы. Осталось четверть часа. Фелюга должна была быть уже на полпути между ним и Каврахом. Однако эти чертовы бедуины считали, что время для них ничего не значит.

Его глаза вновь смело обратились к сверкающему океану и, наконец, различили вдали черный штрих плоского судна, курс которого не вызывал никаких сомнений. Оно направлялось прямо к нему.

Ну что ж, начнем! Он должен простить бедуинов. Они тоже окажутся на месте встречи раньше назначенного часа.

Теперь все становилось очень серьезным, и тревога грека возросла. Выгрузка товара из его трюмов займет много времени…

Как не убеждал себя Папалотас, что это уже шестая операция за последние два месяца, и что все предыдущие операции закончились успешно, он опасался предательства.

Его команда из Сомали была не самой надежной. А кроме того, что ему известно о клиентах?!

Сейчас он потребует от них, чтобы следующая встреча состоялась где-нибудь в другом месте. Никанор Папалотас очень хорошо понимал всю опасность этого дела и не хотел больше искушать дьявола. Даже если преисподняя будет вымощена десятками тысяч долларов!

В шестой раз он вставал на якорь вблизи Кавраха. Пять раз — уже много по его мнению. Он больше не хотел играть в эту игру. Для следующего раза он сам выберет место встречи.

Например, вблизи Раз-ад-Дакма в заливе Мазира, или, лучше всего, в районе Мадира или Рас Шарбитхата…

Моторное судно приближалось. На носу грек заметил фигуру Шафика. Он вышел из-под навеса, подошел к леерному ограждению и коснулся ладонью фуражки в знак приветствия. Араб в зеленом вазрахе в желтую полоску ответил похожим жестом.

Папалотас крикнул необходимые распоряжения. На палубе засуетились сомалийцы, сбросили трап, привели в действие лебедки и растянули брезент над соединявшим центральный люк с бортом корабля железным рельсом, по которому уже скользила тележка с цепями, крюками и блоками.

Наконец, фелюга была пришвартована. Шафик заткнул за широкий пояс полы вазраха, взялся за поручни и быстро поднялся по трапу на палубу. На его голове красовалась красная куфия с двумя черными агвалами. Под развевающимися полами головного убора сверкнули ослепительно белые зубы. Лицо араба украшали густая борода и усы.

— As-salam aleikoum, mouchir Chafic ibn Haroun, — поздоровался Папалотас.

— Amdulillah, rais, — ответил бедуин.

Шафик осмотрел все вокруг своим орлиным взглядом и остался доволен при виде длинного ящика, который только что подняли из трюма. Он показал на него пальцем с загнутым, как коготь, ногтем и спросил по-английски:

— Сколько?

— Двадцать пять, — ответил грек. — Автоматы, патроны, гранаты, пулеметы…

Шафик сдвинул брови и стал проводить в уме сложный арифметический расчет. Никанор Папалотас улыбнулся.

— Не беспокойся, мушир. Это мой шестой рейс. Сегодня вечером у тебя будет достаточно оружия для того, чтобы вооружить пять-шесть тысяч человек.

Он перечислил по пальцам:

— Легкие пулеметы, винтовки, револьверы, гранаты, гаубицы, автоматические пистолеты… У тебя есть все для войны.

Черные глаза маршала Шафика уставились на капитана.

— Ты на что намекаешь? — спросил он. — С чего ты взял, что я хочу начать войну?

По сухому и натянутому тону грек понял, что сболтнул лишнее. Он благоразумно сбавил обороты.

— О! То, что я сказал…

Бедуин вдруг выхватил из-за пояса длинный йеменский кинжал.

— Тебе платят за доставку груза, — грозно проговорил он. — Тебе платят и за молчание…

Грек снова почувствовал страх. Он побледнел, но, сделав над собой усилие, попытался возразить:

— Мне платят… Мне платят… Согласен. Но я думаю, что уже доказал вам свою преданность. Разве я мог измениться в этом последнем рейсе? Я — твой друг, мушир, а не слуга!

Бедуин с ухмылкой спрятал кинжал за пояс и прошелестел:

— У нас говорят: «Тот, кто сует нос в чужие дела, плохо кончит».

Гроза, по-видимому, прошла. Никанор Папалотас вдруг заметил, что струившийся по его спине пот стал ледяным. Рассердившись на свой страх, на недружелюбное поведение бедуина, он повернулся к арабу спиной и стал ругать сомалийцев, которые, по его мнению, не соблюдали достаточных мер предосторожности при погрузке оружия в фелюгу.

Маршал Шафик ибн Харун положил руку на плечо греку. Тот обернулся. Маршал передал моряку толстый пакет в крафт-бумаге.

— Давай спустимся в твою каюту, — предложил Шафик. — Там ты проверишь обещанную мной сумму и предложишь мне стаканчик арака.

Папалотас без колебаний пошел вперед. Когда они подошли к двери каюты, Шафик был как раз сзади.

Йеменский кинжал по самую рукоять вошел между лопаток снизу вверх.

* * *

Капитан Рональд Моррисон вынул из кожаной сумки, лежавшей на заднем сиденье «Ленд-Ровера» трубку и кисет с табаком. Раскурив ее, он выпустил облако дыма, которое тотчас растаяло в горячем, плотном и непрозрачном воздухе.

Капитан уселся в тени джипа и недовольно поморщился, почувствовав жар раскаленной до бела земли. Но его британское хладнокровие не позволило ему показать своим людям, что песок и эта страна внушали ему отвращение.

Его люди? В состав патруля входили двенадцать арабов с лицами грабителей. Три «Ленд-Ровера», в каждом — по четыре человека. Четвертый, за рулем которого сидел сержант Ангус Мак-Огильви, принадлежал ему, как командиру отряда.

Простой сержант…

Но кроме капитана он единственный носил вышитые на рубашке цвета хаки знаки различия. Он был единственным европейцем, и только с ним Моррисон мог поговорить.

Капитан опять поморщился. Ангус Мак-Огильви был ему не очень симпатичен. Он был похож на деревенщину, который все время, как американцы, жевал резинку.

Эту привычку шотландец перенял в Танбину, когда охранял там нефтяные скважины — богатства Омана-Маската. Эта опустошенная страна вызывала у Моррисона отвращение.

Приехав в Сендхорст, Рональд Моррисон мечтал о границах, которые будет защищать. Он мечтал о границах Империи, которая заполняла отведенные ей страницы в книге Истории. К несчастью Империя стала республикой, и Рональд Моррисон предложил свои услуги Йеменской границе, которая отделяла эту средневековую землю от Аденского протектората.

Со временем от мечты лейтенанта ничего не осталось, когда и Аден отделился в свою очередь.

Оманский султанат, создавая современную армию, обратился к наемникам с просьбой помочь ему управлять войсками. Моррисону предложили чин капитана, и он, не желая отказаться от своих военных занятий, подписал контракт.

И теперь он охранял границу. Вернее сказать то, что ему казалось границей…

Как можно быть уверенным в этом покрытом песком регионе, в котором нет указательных столбов, в котором никакое дерево, реку или долину нельзя выбрать в качестве опорной точки, что Оман здесь, а Аравия или Республика Южный Йемен по ту сторону границы?

Капитан Рональд Моррисон вздохнул так громко, что сержант Ангус Мак-Огильви привстал, ожидая приказаний.

— Я докурил свою трубку, — проворчал капитан. — Поехали.

— Слушаюсь, сэр!

Шотландец был не очень разговорчив. Либо он пережевывал свою чертову жвачку, либо говорил просто «Слушаюсь, сэр!» Однако он был отличным младшим офицером. Он говорил по-арабски, выучив этот язык бог знает где, и умел заставить подчиняться взятых в армию бедуинов.

— Icha!

Возглас арабского солдата оторвал Моррисона от его мрачных мыслей. Бедуин показал на приближающееся к ним с юга облако пыли.

— Караван, — лаконично перевел сержант.

— Хон-хон! — пробормотал капитан.

Он выбил трубку о подошву правого ботинка, аккуратно убрал ее в кожаную сумку и встал.

— Поехали туда! — решил он. — Проверка документов!

— Слушаюсь, сэр!

Приложив ладони к глазам, сержант наблюдал за серым облаком.

— Идут от берега, — сообщил он. — Направляются в Раки… Или в Зар…

Сержант криками стал поднимать сонный патруль, толкая людей к «Ленд-Роверам». Моторы тотчас загудели.

Моррисон подошел к сержанту-водителю и широким жестом показал своему отряду цель — медленно приближавшееся к ним облако пыли.

Трясясь и подпрыгивая на барханах, джипы вскоре подъехали к каравану. Дромадеры встретили их ревом.

Караван баши — высокий человек в зеленом вазрахе в желтую полоску и красной куфие с черными агвалами, с всклокоченной бородой и усами — поднял руку, дав сигнал к остановке и одновременно в знак приветствия. Его погонщики, которыми были десять бедуинов с горящими глазами, заставили вьючных верблюдов опуститься на колени.

Караван баши сказал несколько слов на своем языке. Хасан перевел на английский:

— Он говорит, что везет хлопчатобумажную ткань.

Мак-Огильви не шевельнулся. Это означало, что перевод точен. Вместо сержанта с арабами всегда говорил Хасан, а тот только контролировал его перевод.

— Они везут ткань откуда и куда? — спросил он.

Хасан перевел.

— Он говорит, что взял груз в Раз-ад-Дакме и идет в Маскат.

Довольно длинный путь. Однако Аллах подарил кочевникам много времени. Эти грязные и убогие бедуины ходят по пустыне, словно суда в океане…

— На пути есть разбойные племена, — заметил Мак-Огильви.

— Он говорит, что не боится, — сообщил Хасан после того, как переговорил с арабом. — Их груз не представляет большой ценности.

За все время разговора капитан не произнес ни слова. Он был полон презрения и безразличия к этой опротивевшей ему рутинной работе. Сержант продолжал свой допрос.

— Как его имя?

— Он говорит — Шафик ибн Харун.

Сержант-шотландец выбрал наугад одного из верблюдов и приказал своим людям:

— Откройте эту корзину!

К животному подошли два арабских солдата.

Все произошло очень быстро. Шафик ибн Харун молниеносно выхватил из-за пояса йеменский кинжал и бросился на сержанта Мак-Огильви. Клинок снизу вверх распорол ему живот.

Ошеломленные внезапным нападением Моррисон и его люди попятились назад, образовав перед «Ленд-Роверами» живую стену. Это была их роковая ошибка.

Под джеллабами бедуинов были спрятаны автоматы. Песок мгновенно впитал кровь скошенных очередями солдат.

Шафик расхохотался и добил своим кинжалом капитана Рональда Моррисона.

Караванщики подобрали оружие убитых, положили его в «Ленд-Роверы». За руль сели четверо из них.

— В Шурах! — приказал Шафик.

* * *

Мехди положил рядом с собой недоконченную сандалию. Час молитвы приближался. У Мехди не было часов, но привычка никогда не подводила его.

Это была послеполуденная молитва аль-азр в пятой части дня.