Якут

Айтал же, знает короткую дорогу, которую проделала за пару месяцев в оба конца, побывав в нижнем течении притока Лены — Алдана.

На Алданском нагорье находятся богатейшие залежи высококачественной железной руды из которой якутские кузнецы и выделывают металл. Купив его, она теперь везёт своему батюшке то, с чем он и будет работать. На глаз тут пара сотен килограммов. Неужели за двенадцать собак и десятка полтора соболей можно столько приобрести? Хотя, от места к месту цены меняются сильно — это не век стальных магистралей и многотонных грузовиков.

Невольно пожалел о том, что не поехал с ней. Наверняка путешествие было замечательное, а я вместо любования красотами родного края долбодятлил на стройке.

* * *

Дулгалах, по которому мы плыли, слился с Сартангом и теперь наша лодка оказалась уже действительно в Яне. Русло заметно расширилось и стало еще более извилистым. Бумажные карты почти никогда не позволяют правильно оценить расстояние, разве только самые подробные. Несмотря на то, что помогали вёслами, плывя вниз по течению, до места, с которого когда-то переправились через реку, шли мы два дня и только на третий, к полудню, добрались.

Тут уже ждали нас две пригожие девушки, наряженные так же, как Айтал. Не пришлось даже нарочно спрашивать — сразу сказали, что сёстры. Легкие, похожие на нарты сани, в которые мы и перегрузили содержимое лодки. Саму лодку совместными усилиями занесли в балаган, расположенный достаточно высоко, чтобы не быть снесённым водой в период таяния снегов. Ну а потом поволокли груз обратно в ту самую сторону, где когда-то ели жареного поросёнка.

По всему выходило, что на правобережье Яны лошадок пока нет. Ну да, ведь якуты как раз в этот период находятся в стадии расселения — занимают подходящие пространства, продвигаясь на восток. Хотя спутницы мои — не якутки. В общении между собой они изредка перебрасывались фразами на незнакомом мне языке.

Обычно старались, чтобы я их понимал, но иногда, возможно, забывались. Ну да видно не удержались и от замечаний о моей персоне — молодые ведь, как же о парне словечком не перекинуться.

Поначалу мы взбирались на северный отрог Верхоянского плоскогорья и часто дорога вела на подъем. Потом спускались в долину реки Адыча — самой рыбной в нашем районе. Полсотни километров пути заняли два с половиной дня. Санки тащить, это вам не хухры-мухры. Айтал сказала, что в прошлом году они на этот путь затратили на сутки больше. Сёстры тогда ещё не настолько выросли и меня с ними не было.

* * *

Стойбище, расположившееся на ровном месте, прикрытом сравнительно крутым южным склоном, оказалось смешанным. Эвенкийские чумы, якутские юрты с наклонными стенами, обмазанными глиной, и одна бревенчатая юрта, срубленная добротно, на восемь углов, из толстых брёвен. В неё меня и привели. Обедали мы на толстом войлоке, сидя на подушках за низкими столиками — видимо тут сохранился обычай народа, когда-то жившего в степях. Собственно, деревянный пол и здесь, за полярным кругом, позволял придерживаться его без неминуемой угрозы простудиться.

Меня представили родителям — на вид им нет и сорока. Айтал — старшая дочь. Еще тут живут родители отца семейства — тоже крепкие и совсем не старые. Отец и дед — рыжие и белокожие, а вот в остальных чувствуется смешение кровей. Юрта просторна. Диаметр её, на глаз, метров двенадцать, отчего обогревается она четырьмя печами. Все разные. На мужской половине ближе ко входу — наш якутский камелёк и наковальня рядом. Кстати — вход снаружи дополнен сенями, выходящими под навес.

Крыша собрана тоже из брёвен и опирается на столбы, которые не сразу и пересчитаешь. Спят здесь, однако, не на полу, а на топчанах. Сейчас, когда отодвинуты или приподняты почти все занавеси, видно, что два топчана — широкие. По числу супружеских пар. Окон нет вообще. Так что без коптилки или отблесков света очага тут даже днём не обойдешься.

Одним словом смешение стилей, традиций, обычаев и суровой северной действительности в причудливом и не всегда рациональном сочетании. Удивило меня и меню. Вернее — основное блюдо. Согласитесь, что плов в месте, где отродясь не рос рис — это уникально. Припоминаю, что был в нашем багаже мешочек килограммов на пятнадцать с сыпучим содержимым. Это надо же, откуда привезли!

Айтал сообщила во всеуслышание, что я ищу места, где мог бы поселиться, а её сестрички — что я очень сильный и хорошо таскаю нарты. После этого маменька обменялась с дочкой понимающим взглядом.

Постелили мне на узком одноместном топчане на мужской половине.

* * *

Утром матушка увела дочек на огород. Перспектива стоять каком кверху меня не вдохновила, поэтому я за ними не увязался. Отец и дед сортировали привезённые полосы и распихивали их какую куда. А бабушка хлопотала по кухонной части. Я же, рассудив, что после наступления холодов буду припахан на заготовке и доставке дров, решил, пока ознакомиться с окрестностями.

С собой прихватил лопату и молоток — геолог я, или где? Если, скажем, отыщу локальный выход гематита или магнетита, то можно будет в сыродутном горне наплавить криц и за зиму выколотить из них шлак. Всё равно в морозы гулять на свежем воздухе подолгу не захочется — а тут, хорошая разминка, да и потом летом не придётся волочь такую тяжесть за тысячи километров. Лучше рису привезти побольше. Хотя, он ведь и на Алдане дорог неимоверно — не культивируют его там. Тоже привозной за тридевять земель.

Руды я не наше, зато набрёл на солонец — место, где, видимо, когда-то было бессточное озерцо. Называют Якутию краем тысяч озер. В моё время только в бассейне Яны их насчитали около сорока тысяч. Они у нас на любой вкус. Большинство в половодье сообщаются друг с другом и рыбы спокойно перебираются из водоёма в водоём. Но встречаются и такие, что, собрав в себя талую воду, потом пересыхают. И так — тысячелетиями. Вот на их дне и встречаются места, куда сходятся жвачные, чтобы полизать землю и восполнить недостаток минералов в своих организмах.

Соль тут грязная, смешанная с землёй, но она растворяется в воде, которую потом можно отстоять, профильтровать и выпарить. Поэтому хорошенько побегал вокруг и нашел родник — источник главного компонента будущего техпроцесса. Прикинул, чего и сколько мне потребуется для того, чтобы наладить работу и понял, что не так уж это сложно.

* * *

Про солонец рассказал в юрте за ужином. Да, соль нужна, и горшки нужных мне размеров в хозяйстве найдутся. И помогут, чем нужно. Однако — сначала рыбалка. Целая свора щенков-подростков месяцев четырёх от роду желает полноценно питаться. Охотиться или даже просто бегать по окрестностям им не позволяется. Этих псов нарочно воспитывают таким образом, чтобы подавить охотничьи инстинкты. Вернее, приглушить — совсем это невозможно. Заставляют держаться группой и послушно следовать за хозяином, не отвлекаясь на посторонние раздражители.

Потому так ценятся подготовленные Айтал упряжки, что не отвлекаются на дичь, не уносят нарты, если каюр оплошал и выпал на крутом повороте. Не полудикие звери, а послушные и внимательные трудяги. Их даже можно заставить прекратить есть соответствующей короткой командой. Естественно, сами они пропитание себе не добывают, а получают корм из рук хозяина. Такой вот обмен получается — покорность в ответ на заботу.

В моё время сибирские породы собак ценились именно за универсальность: мол и на охоту они хороши, и грузы возить, и сторожить хозяйский сон. Да ещё и кормятся сами. А вот тут — совсем другой подход. Так что, действительно, надо рыбу ловить.

* * *

Сетка оказалась вовсе не из синтетики а из конского волоса. Вернее из него были сплетены толстые нити, а уже из них собственно невод. В качестве груза использовались камни, а поплавками служили свитки бересты. По моим меркам не слишком большая снасть — метров двадцать. Управлялись с нею мужчины. Завезли на лодке, огородив небольшое пространство, да и вытянули на берег. Ту рыбу, что в двадцать первом веке считают сорною — сложили в одни корзины, а ту, что людям на пропитание — в другую. Потом ещё завоз, и ещё и так раз за разом. Дочки притащили нарты и стали отвозить улов домой — раза три возвращались. К вечеру, когда мужчины вернулись, на шнурах около юрты болталась для просушки прорва будущей юколы, обдуваемой лёгким ветерком.

Ужинали в этот день жареной рыбой — такой уж нынче день. С удивлением отметил, что рыбачьего азарта я так и не испытал — просто работал. Довольно тяжело, но весьма производительно. Приметил, что часть улова спустили в погреб — небольшой сруб прикрывал лаз вниз в яму, прорытую в вечную мерзлоту. Ну да, холодильники в местную торговую сеть не завозят. Просят потерпеть лет триста пятьдесят, пока наладят их производство.

Ко всему люди привыкают, ко всему приспосабливаются. Только не дело это, грузы на себе таскать. Непорядок. Поговорили об этом и выяснилось, что юрты якутские тут лишь этим летом поставили — как раз к зиме пригонят и лошадок и коров. То есть новые жители только-только обживаются. Раньше это семейство вообще одно тут жило. Одни эвенки приезжали к кузнецу. А теперь и якуты устраиваются. Всё происходит так, как и поминали историки — идёт расселение моего народа с продвижением на восток. Хотя, река Оленёк ведь к западу от устья Лены, а открыли её русские всего лет пять назад. После чего в ту сторону потянулись охотники из стойбищ, а там и семьи стали переезжать. Хотя плотность населения в тех краях до сих пор очень низкая.

* * *

Про то, как выпарил первую соль, как потом оборудовал солеварню, рассказывать долго и скучно. Маленький сруб, большая печь, широкий низкий горшок и очень много работы. Ну да в три пары мужских рук мы это проделали уверенно. Потом старшая из сестричек Айтал только дровишки подбрасывала, да подливала в выпаривательную ёмкость процеженный рассол. Дед отковал наконечник для пешни и железную лопатку, чтобы любимица его не надрывалась, выбирая солёную землю из раскопа. Маленькие нарты с коробом, в котором «сырьё» подвозили к месту растворения, таскали подрастающие собачки. Получилось много не тяжёлой работы и около килограмма соли каждый день отскребали от дна горшка.

Немножко соли уходило на обмен. К кузнецу ведь не только эвенки заглядывали, но и из стойбищь, что вверх по Адыче наведывались соседи.

Айтал сказала, что мама уже согласна с тем, чтобы отдать её за меня. А папа пока думает.

* * *

Постучать молотком по нагретой в камельке железке — дело нехитрое. Эвенки привозят соболей и песцов за правильно оформленные пластинки — лезвия ножей. И не надо передо мной надувать щёки, рассуждая о таинстве работы с металлом или великих секретах старинных мастеров. Да, я не металлург. Но отхлестать зубилом кусок от полосы и сплющить его так, как нарисовал клиент… Эти динлины просто правильно выбрали позицию и не ленятся. Вот и всё. Ладят с людьми и делают то, что им нужно. Не знаю, каждая ли из сестричек уже постигла «таинства» огненной профессии, но бабушка, мама и Айтал, если им нужна какая-то безделица, вроде гвоздя, не ждут, когда мужчины найдут время для реализации их мечты.

Ничего особенного тут нет — раскалили, постучали — получили. Не куют в этом доме ничего хитрого. Хотя… щипчики вспомнились, что оставила моя желанная в стойбище, где мы на лошадок садились. Ну так это, наверное, не каждый год случается. Изделие из трёх деталей, понимаешь! Какая третья? А «посредине гвоздик». Вот с ним я могу не справиться. А топор мы с папой и дедушкой для меня отковали правильный. Якутское железо много лучше того, которым пользуются казаки. Вот и сложили полосу вокруг стержня, схлестав «щёчки» собственно в лезвие, да еще пластинку вдоль него пустили.

Секреты русского топорища знает нынче любой… но папа с дедушкой ещё не знали, поэтому с удовольствием ознакомились, одобрили и следом за первым топором мы сковали ещё два. После этого Айтал сказала, что папа тоже согласен на наш брак. Потом соседи-якуты привели лошадей и одному из них, который положил глаз на мою голубку, и даже сказал ей что-то такое, отчего она зарделась, я набил морду лица. Обыкновенным английским боксом — его я тоже в телевизоре видал. Бокс убедил парня в том, что намерения у меня самые серьёзные — мы даже как-то не поссорились, хотя никакой трогательной дружбы между нами тоже не возникло.

В общем — окрутили меня. Свадебку справили и… обычно, родители коротают свой век у младшего сына. Так в этой семье сыновей не было. Стало быть, нам с Айтал нужно подумать о собственном доме и хозяйстве, потому что остальное должно достаться младшей из сестёр вместе со всем, что нажито предками.

Нет, никто никого не торопит. Однако — традиции разных народов в некоторых моментах удивительно сходны между собой. Мы — мужчины — не особенно напрягаясь, ладим между собой. Бабушка, следуя традиции, почитает невестку старшей в доме и подчиняется ей беспрекословно. Невестка со свекровью тоже способна поладить, особенно, если у той нет своих дочерей. А вот дочь с матерью ни за что не уживутся. Проявится это позже, и, если вовремя разъехаться, то и отношения сохранятся прекрасные, и поддерживать друг друга они никогда не забудут. Но две хозяйки под одной крышей — это никогда не было реальностью. Может быть и случались редкие исключения, но мне про них никогда никто не докладывал.

Глава 5. Посудохозяйственная

Что такое осень? Это много тяжёлой работы. Уборка скудного урожая с огорода, где благодаря микроклимату южного склона вырастают скромного размера корнеплоды — мелкая морковь и незнакомые мне разновидности репы и редьки. В окрестных березняках заготавливаются дрова — упавшие или старые, засыхающие деревья. Перевозка их на нартах, в которые запряжена лошадка — это значительно легче, чем перетаскивание тех же нарт силой нескольких человек.

Отец семейства берёт мерина у якутов в нашем стойбище. Как они договорились — этого я не знаю, да и не важно это. Соседи часто помогают друг другу просто так — иначе тут не прожить. Мы с батюшкой Айтал рубим и грузим дрова, а лапушка моя отвозит короткие брёвна к юрте и при виде её, ведущей под уздцы лошадку, везущую хворосту воз… Вы меня понимаете. Женушка моя невелика ростом.

Не бывает зимой лишнего топлива. И время для его заготовки подходящее — снежок уже лежит, но морозов пока нет. И полозья скользят хорошо, и топор от деревьев не отскакивает

Чуть раньше успели набить гусей, что пролетали на юг. Айтал и её папенька — прекрасные стрелки, а дичь приносили собачьи недоросли. Лайка в роли «подствольной» собаки, причём не взрослые псы, а игривые подростки, это, знаете ли больше похоже на цирковую дрессировку, чем на просто правильное воспитание.

Добычу мы закоптили, я научил. И теперь в погребе парами висят на деревянных вешалах коричневые с золотистым отблеском тушки. Соль и дым, да на холоде — хоть до весны сохранятся. До замерзания реки успели ещё одну большую рыбалку провести. С соседями вместе составили наши сети в невод метров до пятидесяти с гаком и уж загребли, так загребли. Да не один раз. Хорошо взяли. В следующий раз уже как река встанет, так со льда ловить станем, да морозить.

Не перечислить дел. Однако и одежда на мне теперь добротная — отличные зимние меха. По манере одеваться моя нынешняя семья придерживается простого и понятного обычая — перенимают у соседей всё удобное. Женские шапочки с завязками и мужские из короткого плотного меха, и капюшон за спиной — вот для оторочки его кромки использован мех росомахи. Сапоги для зимы короче летних, но надёжно утеплены.

Обнаружил в обиходе множество вязаных вещей и деталей одежды. Пока было тепло, никто ими не пользовался, а тут повынимали откуда-то.

Незадолго до холодов, буквально накануне, промазали крышу глиной, где растрескалось, и поправили кое-что… нет, опять я про скучные повседневные хлопоты. Хотите про семейную жизнь? А фиг вам. Ладим мы с Айтал, вот и всё. Были, однако, и интересные события.

Железную руду я нашел. Лимонит. Конечно, возни с ним требуется много, но всяко это не путь во многие тысячи километров, чтобы доставить железо в эти места. Наковырял как следует и доставил к юрте.

Присел в задумчивости рядом с принесённой мной грудой камней и призадумался. Обогащение данного вида руды на современных комбинатах включает в себя флотацию, причём обратную, и обработку кислотами. Ничего нужного для этого у меня нет. Да и сами мои познания в области металлургии носят описательный характер. Отец и дед Айтал всегда работали на привозном железе и процесс выплавки его из руды представляют себе немногим лучше меня. Вернее, они знают, как это проделывают их современники — оба бывали в тех местах, где выплавлением криц занимаются их собратья по ремеслу, и кое-что видели.

Первым делом руду мы прокалили, а потом раздробили и промыли в обычном лотке. Теперь надо бы снова прокалить, но мелкий песок — это не камни. Его от золы потом как-то надо будет отделять. Нагревать в горшке? Жалко посудины — их ведь покупать приходится. Причем довольно далеко — своего гончара в нашем стойбище нет.

Слепили из глины толстостенного уродца, дали ему подсохнуть — всё туда и засыпали. И снова на костер. День выдался ветреный. Я подкидывал дровишки и, глядя на раздуваемое пламя, думал: «Вот было бы здорово, если бы с таким же напором воздух подавался и в домницу. А то ведь надо шить меха, прилаживать однонаправленный клапан, потом качать это несколько часов. Или дней? Не помню, сколько требуется времени на то, чтобы всё прогорело».

Когда наш песочек прокалился, мне показалось, что его стало меньше. Строить домницу, как на картинке из учебника истории, было откровенно лень. И вообще, чувство грядущей неудачи откуда-то закралось в мою душу и сильно испортило настроение. Отец же с дедом несколько дистанцировались от этой затеи и только поглядывали со стороны. То ли думали, что я знаю, что делаю, то ли опасались чего. Как-то это меня напрягало и не давало бросить затею, которая нравилась всё меньше и меньше. Ну какой из меня нафиг плавильщик!

* * *

Ветры в наших краях, как и повсюду — хотят дуют, а не хотят — не дуют. Но местные жители знают массу примет, ориентируясь на которые могут давать прогнозы погоды на ближайшие день-два. Вот и нынче вечером дед сообщил, что завтра потянет с севера. Тут у меня в голове и стрельнуло.

Я вытряхнул из горшка прокалённый песок и навертел в дне отверстий. Обожженная глина напоминала кирпич и стальному гранёному шилу поддалась. Поверх этого дуршлачка положил древесные угли. Сначала крупные, а потом всё мельче и мельче. Ну а сверху лимонитовый песок. Он, конечно, просыпался внутрь между угольками, но, надеюсь, не до самого дна.

Это сооружение оттащил к месту, где долина Адычи сужается — тут всегда, если денёк ветреный, сильно сквозит. Поставил горшок на три камня, так, чтобы они не мешали поступлению воздуха под дно с северного направления. Еще из трёх плоских камней кое-как приладил сверху крышу, позаботившись о том, чтобы выход для воздуха оказался направлен на юг. А потом засыпал всё это землёй, образовав просто кучу с пещеркой под днище горшка. Растянул пару шкур на жердях, соорудив из них подобие воронки, способной направить поток ветра куда мне надо. И всё на этом. Смеркается уже, и тихо вокруг. Ни ветриночки.

Вернулся в юрту и как раз поспел к ужину. Мужчины душу из меня вынули, но выведали, что я там сооружал. Заинтересовались и даже попросили взять их с собой, когда до дела дойдёт. Дед и растолкал утром:

— Миха! Ветер поднялся. Пора твою печку разжигать, — ага, переживают нешуточно за мою затею.

Так и пошли втроём. Разожгли рядом с «земляной кучей» костер и, когда он разгорелся, затолкали пылающие головни под дно горшка, словно в пещерку. Под напором воздуха они загудели и вскоре рука уловила выход тёплого воздуха из верхнего отверстия. Он продолжался и тогда, когда головни внизу дотлели — значит, в горшке тоже идёт горение. Вот и всё. Больше ничего сделать невозможно, пока не прогорит заложенное внутрь топливо и не остынет всё сооружение. Первым ушел от домницы я, а отец с дедом только через час подтянулись. Думали, что оно быстренько завершится. Ага.

Крицу мы доставали утром другого дня. Сначала потихоньку разворошили горку пропечённой земли и поняли, что внутри она очень горячая. Я своей маленькой лопатой действовал осторожно, словно археолог и пытался не повредить стенки глиняного сосуда. Так и не понял, повредил или нет, потому что просто не почувствовал его… в целом виде. Только в виде каких-то, то ли черепков, то ли комков. От шлака вообще веяло жаром, но на ветерке он быстро остывал. Тут уже действовали пешнёй и молотком, и… нашли мы крицу, похожую на стопку обугленных блинов. Она оказалась маленькой, и после проковки из неё получился кусок железа размером с ладонь. Девичью. А еще на самом дне безнадёжно разрушившегося горшка нашлись несколько клякс чугуна. Крошечных. С ноготок. Чтобы их отыскать мне пришлось всю землю ссыпать тонкой струйкой с края лопаты, глядя, как ветер относит её в сторону прозрачным шлейфиком.

С этого момента жизнь моя превратилась в подвоз руды и дров. Старшие мужчины увлеклись металлургией, и крепко спорили и о форме сосуда, и о диаметре отверстий для подачи воздуха, и об их расположении. Меня, как младшего в роду, использовали в качестве источника движения для перемещения необходимых для серьёзных работ вещей к местам таинства рождения метала из камня.

А мою душу терзало сомнение — состоится ли летняя поездка к Алдану, в которую рассчитывал отправиться вместе с Айтал. Ведь такими темпами они металла наплавят за зиму хоть тонну. До полупуда выходило за ветренный день — размер горшка эти экспериментаторы увеличили.

Изменения произошли и в месте, где проводились кузнечные работы. Поскольку выколачивание шлака из криц — занятие грязное, а греть нужно не малюсенькие заготовки для ножей и шил, а большие ноздреватые лепёшки, то производственное помещение, расположенное внутри жилого дома, мастеров больше не устраивало. Мы возвели на скорую руку отдельную постройку из первых подвернувшихся под руку брёвен и соорудили в ней горн. Разумеется, угли в нём раздувались ручными мехами, которых я раньше нигде не примечал, а тут оказывается — вот они. Достали откуда-то. Теплая домашняя мастерская на время осиротела.

До холодов. Потом всё снова вернулось в привычную колею. С приходом морозов кузнецы вернулись под крышу тёплой юрты, где делали иголки, шила, крючки, ножи и элементы конской сбруи. Да, неправ я был, полагая, что никаких хитростей в кузнечном деле нет. Секреты ножниц или щипцов, пряжек и крюков — всё это старшие мужчины теперь передавали мне. Как отковать пальму — большой нож для насаживания на длинную деревянную рукоять — это и боевое оружие, и аналог рабочего топора. Как сделать косу. Вот так навык за навыком и передавали они мужу дочки и внучки опыт, накопленный поколениями мастеров, живших до них.

Эти люди — не якуты. Их предки пришли сюда раньше, но тоже из степей. Рассказывают, что поначалу пробовали сооружать в этих краях глинобитные дома, как на родине, но постепенно стали использовать в постройках преимущественно дерево. В качестве значительного отличия от якутских жилищ я бы признал наличие пола, собранного из хорошо подогнанных брусьев и заметно приподнятого над уровнем земли. Тут теплее и суше.

Печи неплохо вентилируют помещение. Гарь от светильников, в которых сгорает животный жир, зимой не так шибает в нос, как в летнее время. Как и полагается в доме кузнеца, печные заслонки сделаны из железа, и снабжены колосниками. Деревянные двери висят на стальных петлях. Одним словом, вспоминая бревенчатую юрту, в которой мы ночевали после переправы через Яну на второй день после знакомства с Айтал, я отдаю себе отчёт в том, что тут значительно комфортней и здоровее.

Одним словом, мне крепко повезло. По этим временам и местам лучше устроиться просто немыслимо.

Хотя, это я погорячился.

Мыслимо.

Во-первых совсем не помешала бы баня.

Во-вторых, хотя бы небольших размеров остеклённые окна убавили бы чада от коптилок, особенно в летнее время, когда печи не топятся, а светло круглые сутки.

И, наконец, в-третьих, если сделать стеариновые свечи, то и от самого чада ничего не останется. Почти. А стеарин извлекают как раз из животного жира, и я примерно помню как.

Забавно. Для производства стекла и стеарина нужна сода. И где я её возьму? Наверное, там же, где здешние гончары — ведь мастерство работы с глиной среди моих соотечественников — якутов — отмечалось всеми исследователями, побывавшими в здешних краях.

Я подошел к полке с посудой и — да. Наличие глазури на чашках никаких сомнений не вызывает. Получается — сода в этих краях имеется.

Хм! Вот и понятно, чем заняться. Сначала заготовить леса на баньку, чтобы срубить её ближайшим летом. Потом добыть соды и попробовать обработать ею животный жир. Ну и попытаться сварить стекло, хотя в этом деле я малосведущ и ни в чём не уверен.

* * *

Зима, если к ней хорошо подготовился, это время большой любви и больших раздумий. Для разминки, чтобы кровь не застаивалась, мужчины рубят дрова или проковывают крицы. Свалили отобранные мною деревья для бани и свезли их к дому — какое счастье, что лошадками, а не собственными силами. Пару раз запускали под лёд сети. Пока не ударили настоящие морозы, он относительно тонок. Лошадей или скота мои новые сородичи не держат — они не якуты, а динлины.

Зато Айтал и её сестрички много занимались воспитанием собак. Тут явно применяется некая нетрадиционная методика. То есть про то, что эти псы — не охотники, вот тут я с выводами поспешил. Они на моих глазах по-волчьи взяли зайца. Не загнали его до упаду, а окружили и оттеснили к вожаку, сидевшему в засаде. И сделано это было по команде человека.

Добычу доставили хозяйке, и каждый получил свою долю. Небольшую, конечно. Хлыст, угощение, окрик или доброе слово идут в дело каждый в свой черёд. И спит эта свора, как и полагается, прямо в снегу. В жилище собакам не место. К якутским юртам они не подходят и не попрошайничают. Эвенки, что часто наведываются за инструментами, даже не пытаются их прикормить — не в традиции этого народа портить псов. Но об условиях приобретения упряжки переговоры ведут, предлагая целую нарту песцовых шкурок. Уж очень по душе им эти ещё не вполне взрослые псы.

Эвенки — самые выгодные клиенты. Предметы, которые они заказывают или покупают, содержат в себе мало металла, но ценятся ими высоко. А вот нашим постоянным соседям — якутам — требуются более массивные вещицы, в том числе и детали сбруи или упряжи. Ну и косы, конечно. Да разный инвентарь.

Я частенько заглядываю к ним послушать сказителя. Устные предания — огромный пласт нашей якутской культуры. Наверное, именно благодаря им и сохранились многие национальные черты народа, живущего рассеянно на огромной территории. За века мало изменился язык, разве что нахватал в себя заимствований и от эвенков и от русских, но это только тогда, когда своего нужного слова не находилось. Не то, что в наше время, когда вместо исконного «Ух ты!», те же русские начали переходить на чужеродное «Вау». Или «Океями» бренчат вместо обычного «Угу».

Обидно. Я не историк, конечно, но тем, что происходило в этих краях в стародавние времена, интересовался. Помню, например, что Семён Дежнев бывал у нас в Верхоянске. Ёлки! Это же было как раз где-то в это время! А я, дурашлёп, смылся из острога и не повидался с человеком, раньше любого европейца добравшимся до самой восточной точки Евразийского материка. Собственно, это ведь он первым прошел через Берингов пролив, названный в честь другого исследователя. А имя этого славного казака носит мыс, который он обогнул. Хотя, на данный момент, это событие в будущем. Лет через десяток где-то.

Невольно вспомнилось, что этот самый Семён верно служил государю и возил ему собранную в наших краях дань — ясак она тут называлась. И еще — что женился он на якутской девушке, испросив для этого царского дозволения. Хотя, избранница его даже православие приняла. Сын их потом в казаках служил. А что я вообще помню о походах русских землепроходцев? Иван Москвитин в следующем году с Алдана пойдет к Охотскому морю. Ещё была какая-то прикольная история с открытием Амура. Сначала Иван Поярков прошел к нему с севера, тоже от Алдана, а уж потом спустился вниз по течению, вышел из устья в море и добрался до Охотска. В памяти людской это человек остался примером крайней жестокости. Хотя и другие казаки ангелами не были.

Здесь в долине Яны тот же Дежнев воевал и с нами, якутами, и с эвенками… если мне не изменяет память. Мои предки тоже не отличались миролюбием и были хорошими бойцами. Ну-ка, надо об этом подумать. Ведь известно мне всяко больше, чем моим нынешним современникам. Во-первых, почему победили русские и обложили всех данью? Да ещё и разоружили якутов, отобрали у них даже брони — куйахи.

Собственно, по всему выходит, что местное население решало какие-то свои внутренние вопросы силой оружия. Точно, между собой якуты могли ссориться из-за покосов, пастбищ или земель на южных склонах, пригодных для выращивания зерновых культур. С другими народами — из-за охотничьих угодий. Сильные многолюдные стойбища вполне в силах выставить не один десяток вооружённых мужчин верхом на лошадях, чтобы согнать с угодий более слабых соседей. Или данью их обложить — таким образом заставив работать на себя. Обычная средневековая практика.

Так вот — русские эту практику прекратили и заставили всех платить ясак своему царю. Почему у них это получилось? Местных было во много раз больше, но они не сумели объединиться, потому, что слабые предпочли чужих грабителей своим. Ведь это естественно, просить защиты против обидчика у того, кто наживается за твой счёт. Ну никогда пришлый не оберёт так, как свой, не сумеет. Поминались в документах случаи, когда «подъясачные» сами приходили «регистрироваться». Потому и вышло у казаков смирить население силой оружия, или убеждения, или выгоду посулив. То есть им оставалось совладать лишь с самыми большими и могущественными родами и их главами, коих именовали «князьцами».

Вот и «картинка» нарисовалась. Помню ведь, что «усмиряли» якутов не меньше сорока лет. Хм. По всему выходит — надо и нашему стойбищу быстренько становиться под руку государеву, а то, кто его знает, не надумают ли нас соседи «повоевать». Пока стояла тут одна динлинская юрта, где жил кузнец, никакой конкуренции ни за пастбища, ни за покосы, ни за охотничьи угодья даже в принципе возникнуть не могло. Ну а насчёт того, чтобы просто по-разбойничьи пограбить — так это в наших местах как-то не принято. Такая мотивация ближе казакам, которым, однако, предписано люд здешний не обижать.

Зато, появись в окрестностях нашего стойбища сильный род — и… всякое может случиться. Одним словом, вот до каких мыслей додумался я, размышляя о том, куда девать гору песцовых шкурок — судя по всему, Айтал отдаст эвенкам своих питомцев весной, когда сочтёт, что они достаточно выросли. Потому что с претендентом на обладание ими проводит длинные разговоры. Обучает правильно использовать возможности «воспитанников». Не простые эти собаки, как ни крути.

Глава 6. Зима

Арбалет я делал долго. Подходящие отлично высушенные заготовки для плеч лука нашлись в этом давно обжитом доме, как и медь, свинец и даже серебро. Тут же делали женские украшения — по большей части бляшки, которые нашивают на одежду. Золота якуты не уважают, считают нечистым металлом, зато серебряные детали в одежде используют охотно. Ну да мне это не надо было. Свинец же оказался кстати. Того, что выделили мне, хватило на сотню пуль грамм по десять каждая. Недолго думая, я их отлил по сантиметру в диаметре.

Не стану описывать всех тонкостей устройства этого довольно хитрого оружия, остановлюсь на том, что тетиву я сделал не простым отрезком, а натянул на колёсики-блоки на тот манер, как на луке, из которого Голливудовский Рембо стрелял во Вьетнаме. Примененная схема позволяет на всем протяжении хода тетивы развивать примерно одинаковое усилие, а не возрастающее по мере натяжения, как предписывает закон Гука.

Я крепкий парень, так что тяга в полсотни килограммов для меня — не перенапряг. По прикидкам выходило, что при вылете пуля должна иметь скорость около трёхсот метров в секунду. Как из пистолета Макарова. Даже самому не верится. А может быть я, когда считал, в нулях запутался перед извлечением квадратного корня? Ну да, так или иначе, самострел мой метров на триста в полуметрового диаметра круг попадал надёжно и доску пробивал. То есть против здешних прекрасных луков выглядел более чем убедительно.

Из ружья я стреляю хорошо, ну и из арбалета у меня тоже неплохо заполучалось, когда приладился и потренировался.

Айтал с «питомцами» частенько составляла мне компанию, когда я отправлялся на охоту. Собаки наводили нас на соболя — они его загоняли на дерево, а нам оставалось подойти и не промахнуться. В нынешнее самое морозное время мех этих куньих наилучший, но отсутствие солнечного света в полярную ночь крайне затрудняет стрельбу. Конечно, белый снег, отражая свет звёзд и луны, помогал нам, но случались и периоды облачности. Я старался бить только наверняка — пуля, не стрела, её не отыщешь. Они у меня наперечёт.

Далеко от дома мы не уходили в расчёте вернуться на ночлег к теплу очага. Однако как-то раз поднялся ветер, погнал позёмку, и тучи скрыли от нас небесные светила. Ничего подстрелить нам перед этим не удалось — не каждый же раз добычу встретишь. А тут — нужно возвращаться домой, но непонятно куда идти. И, как назло, компас куда-то запропастился.

Не помню, рассказывал ли я, но со мной сюда из будущего, кроме алюминиевого ведра, попали нож и компас — просто потому, что я без них никуда не хожу. И в этот раз он должен был быть при мне, но не отыскивается в сумочке на поясе.

А заметать стало не на шутку. Настоящая пурга поднялась. Собаки, что были с нами, тоже не пойми куда тянут — молодые, бестолковые. Мы с Айтал хорошо одеты и не сказать, чтобы сильно устали. Вот и принялись ходить вокруг молодой берёзки — отличную кольцевую тропу утрамбовали. Лыжи у нас короткие, но широкие, однако, если всё время по одному и тому же месту топтаться, рано или поздно даже наст проседает.

Долго ходили. Думаю, часа четыре. А потом стало лучше видно. Ветер не утих, но, наверное, снеговые тучи унесло. Как улеглась метель, так мы и домой отправились. Хорошо, что топтались на одном месте. Если бы шли — неизвестно куда бы забрели. Ну, ничего же было не видать! В снег не закопаешься — не так его много выпадает в нашем континентальном климате. Укрытие строить — так не слипается он в комья, потому что холодно. И брусков из него не нарежешь — неглубокий он, и корочка наста тонкая. А подходящих ёлок, под которыми можно было бы укрыться, рядом не случилось. На открытом месте нас накрыло. Так что мы шли, взявшись за руки, по направлению, в котором видели лес до начала, пока не наткнулись на древесный ствол.

Опасались, что псы потеряются в этой снежной круговерти, однако, они никуда не девались — сбились в кучу, и их даже слегка снегом припорошило.