Лев Григорьевич Жданов
Николай Романов — последний царь
Исторические наброски
НИКОЛАЙ II — ныне благополучно царствующий император и самодержец всероссийский, старший сын императора Александра III и государыни императрицы Марии Фёдоровны, родился 6 мая 1868 г. в Царском Селе.
Воспитание и образование его величества велось под личным руководством его августейших родителей, а в 1877 г. ближайшее заведование учебными его занятиями было поручено ген.-адъютанту Г. Г. Даниловичу. Учебные занятия были распределены на двенадцать лет, причём первые восемь лет были посвящены предметам гимназического курса, с заменой классических языков элементарными основами минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии; кроме того, прибавлено преподавание английского языка и расширено, по сравнению с гимназическим курсом, изучение политической истории, русской литературы, французского и немецкого языков.
Последние четыре года в общем плане учебных занятий наследника цесаревича были предназначены для курса высших наук, но сложность программы привела к необходимости продолжения занятий ещё на один год.
Курс высших наук направлен был к достижению двух целей: изучению с достаточною подробностью военного дела и основательному ознакомлению с главнейшими началами юридических и экономических наук, необходимыми для государственного деятеля.
Преподавателями наследника цесаревича по второму отделу высшего курса были: И. Л. Янышев (по каноническому праву в связи с историей церкви, главнейшим отделам богословия и истории религий), Н. Х. Бунге (по статистике, политической экономии и финансовому праву), К. П. Победоносцев (по энциклопедии законоведения, государственному, гражданскому и уголовному праву), М. Н. Капустин (по международному праву), Е. Е. Замысловский (по политической истории); сверх того Н. Н. Бекетов преподавал химию. Преподавателями по отделу военных наук состояли: Н. Н. Обручев (по военной статистике), М. И. Драгомиров (по боевой подготовке войск), Г. А. Леер (по стратегии и военной истории), Н. А. Демьяненко (по артиллерии), П. Л. Лобко (по военной администрации), О. Э. Штубендорф (по геодезии и топографии), Н. К. Гудима-Левкович (по тактике), Ц. А. Кюи (по фортификации), А. К. Пузыревский (по истории военного искусства).
Для усвоения строевой службы и ознакомления с войсковым бытом наследник цесаревич провёл два лагерных сбора в рядах лейб-гвардии Преображенского полка, исполняя обязанности сперва субалтерн-офицера[1], а потом ротного командира, после чего два летних сезона посвятил кавалерийской службе в рядах лейб-гвардейского гусарского его величества полка в качестве взводного офицера и эскадронного командира; наконец, один лагерный сбор состоял в рядах артиллерии и до самого восшествия на престол командовал, в чине полковника, первым батальоном лейб-гвардейского Преображенского полка.
Для практического ознакомления с вопросами гражданского управления наследник цесаревич с 6 мая 1889 г. участвовал в занятиях Государственного совета и комитета министров. Наконец, в план образовательной программы входило и ознакомление на месте с различными областями России, для чего наследник цесаревич сопровождал своего августейшего родителя в многочисленных поездках его по России.
В октябре 1890 г. наследник цесаревич предпринял путешествие на Дальний Восток, направившись через Вену, Триест, Грецию и Египет в Индию, Китай и Японию и практически ознакомившись на пути с трудностями военно-морского дела. В Китае августейший путешественник совершил экскурсию по реке Янь-Цзы до Хань-Коу, где сосредоточены русские чайные фактории. В Японии наследник цесаревич посетил г. Отсу, где 23 апреля 1891 г. некий фанатик Санзо Цуда, находившийся в числе полицейских, совершил покушение на жизнь его высочества, нанесши ему удар саблей в голову; злоумышленник собирался повторить удар, но был сбит с ног греческим королевичем Георгом, К счастью, рана оказалась неопасною.
Обратный путь наследник цесаревич совершил сухим путём, прорезав всю Сибирь и положив начало осуществлению великого предприятия, долженствующего органически связать её с европейской частью империи. Во Владивостоке его высочество присутствовал при открытии работ Сибирской железной дороги и собственноручно свёз на полотно её тачку земли. При его высочестве состоялись во Владивостоке закладка дока и памятника адмиралу Невельскому, а в Хабаровске — открытие памятника Муравьёву-Амурскому.
Посещение Сибири наследником цесаревичем император Александр III ознаменовал изданием именного указа от 17 апреля 1891 г., смягчившего и сократившего наказания, отбываемые в Сибири.
В начале августа того же года наследник цесаревич благополучно закончил своё путешествие, продолжавшееся более 9 месяцев (с 23 октября 1890 г. по 4 августа 1891 г.), на протяжении почти 35 000 вёрст. В конце того же года наследник цесаревич призван был к председательствованию в особом комитете по доставлению помощи населению губерний, пострадавших от неурожая; комитет этот действовал до 5 марта 1893 г., собрав пожертвования свыше 13 миллионов рублей. В 1892 г. наследник цесаревич назначен был председателем комитета Сибирской железной дороги, председательство в котором оставил за собою и по восшествии своём на престол.
В апреле 1894 г. наследник цесаревич был помолвлен с принцессою Гессенскою (род. 25 мая 1872 г.), дочерью великого герцога Гессенского, внучкою английской королевы Виктории и сестрою ныне царствующего великого герцога Гессен-Дармштадтского, Эрнеста-Людвига. Высоконаречённая невеста, принявшая, по присоединении к православной церкви (21 октября 1894 г.), имя Александры Фёдоровны, прибыла в Россию за полторы недели до кончины императора Александра III (ум. 20 октября 1894 г.). Манифест о восшествии на престол государя императора Николая Александровича (20 октября 1894 г.), выражая беспредельность сыновней его скорби о невознаградимой утрате, вместе с тем возвестил, что отныне он, проникшись заветами усопшего родителя своего, приемлет «священный обет пред Лицом Всевышнего всегда иметь единою целью мирное преуспеяние, могущество и славу дорогой России и устроение счастья всех Его верноподданных».
Соответствующая циркулярная нота разослана была представителям России при иностранных дворах 28 октября 1894 г. В ноте этой было заявлено, что его величество, одушевлённый «твёрдою решимостью всецело приять на Себя высокую задачу, которую предначертал Себе незабвенный возлюбленный Его Родитель Император Александр III, посвятить все Свои заботы развитию внутреннего благосостояния России и ни в чём не уклониться от вполне миролюбивой, твёрдой и прямодушной политики, столь мощно содействовавшей всеобщему успокоению, причём Россия будет по-прежнему усматривать в уважении права и законного порядка наилучший залог безопасности государств».
Разрешив открыть по всей России подписку на сооружение памятника императору Александру III в Москве, государь император указом от 13 апреля 1895 г. учредил в Санкт-Петербурге «Русский музей императора Александра III», в котором предполагается сосредоточить выдающиеся произведения русской живописи и ваяния и этнографические и исторические коллекции; между последними видное место будет отведено всему касающемуся жизни и трудов в Бозе почившего государя, которому принадлежит и идея национального музея. Указом 25 февраля 1896 г. установлена «в память незабвенного Царя-Миротворца» серебряная медаль, для ношения на груди, на Александровской ленте, священнослужителями и классными чинами всех ведомств, состоявшими на действительной службе в минувшее царствование.
14 ноября 1894 г. состоялось бракосочетание государя императора с великою княжною Александрою Фёдоровною, ознаменованное милостивым манифестом. 17 января 1895 г. состоялся высочайший приём депутаций от дворянства, земств, городов и казачьих войск, прибывших в Санкт-Петербург для принесения поздравлений по случаю бракосочетания их величеств. Выразив уверенность в искренности верноподданнических чувств, заявляемых представителями всех сословий, государь император обратился к ним со следующими словами: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления; пусть все знают, что Я, посвящая все Свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твёрдо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный покойный Родитель».
14 мая 1896 г. состоялось священное коронование государя императора и государыни императрицы Александры Фёдоровны. Этот высокоторжественный день ознаменован всемилостивейшим манифестом и многими другими милостями, особенно военному ведомству, в видах воспособления которому повелено было, между прочим, отпускать ежегодно 120 000 рублей эмеритальной кассе военно-сухопутного ведомства, впредь до утверждения нового её устава; 3 миллиона рублей было даровано на улучшение приварочного довольствия нижних чинов.
Оба милостивых манифеста государя императора Николая Александровича, сверх обычных в подобного рода актах облегчения податных недоимок и смягчения наказаний за преступления, даровали ещё особые льготы, вызванные «современным неблагоприятным положением земледелия, дающего средства к существованию большей части населения Империи». Манифестом 14 ноября 1894 г. понижены проценты для заёмщиков крестьянского банка до четырёх с половиной процентов, а для заёмщиков дворянского банка — до четырёх процентов; сверх того, заёмщикам особого отдела дворянского банка дарованы льготы, которые потребуют восполнения из государственных средств в размере 848 000 рублей в год в течение 48 лет или единовременно — 18 с половиной миллионов, а в пользу крестьянского банка повелено отчислять ежегодно некоторую часть поступающих с крестьян выкупных платежей, пока собственный капитал банка не достигнет 50 миллионов рублей. Милостивым манифестом 14 мая уменьшен наполовину, в течение 10 лет, начиная с 1896 г., государственный поземельный налог (и аналогичные сборы в губерниях Царства Польского), что составит за всё это время более 85 миллионов рублей. К коронационным торжествам государь император повелел призвать в Москву сословных и других представителей Российской империи. К собранным в Москве волостным старшинам государь император изволил обратиться со следующими словами: «…Заботы о благе вашем так же близки Моему сердцу, как они были близки Деду Моему и незабвенному дорогому Родителю. Помните слова, сказанные Им здесь волостным старшинам при венчании Его на царство[2]. Я хочу, чтобы эти слова всегда служили Вам твёрдым руководством…» Вслед за тем государь император изволил сказать, обращаясь к представителям дворянства: «…Не сомневаюсь в том, что дворянство всегда будет, как оно и было, опорою Престола, и искренно ценю полезное и бескорыстное участие дворянства в местных делах. Мне известно трудное время, переживаемое поместным дворянством. Будьте спокойны. Я не забуду его нужд в Моих заботах о преуспеянии Нашего дорогого отечества».
Вскоре после коронации их величества, посетив всероссийскую художественную промышленную выставку в Нижнем Новгороде, предприняли (август 1896 г.) поездку по Европе. После посещения австрийской императорской четы в Вене и возвращения на короткое время в Россию, для присутсвования при освящении в Киеве собора Св. Владимира, произошло свидание с германским императором в Бреславле, которое носило преимущественно военный характер. Англию государь и государыня посетили как частные лица, прогостив некоторое время у родственницы своей, королевы Виктории, в её шотландском уединении. Затем последовало пребывание во Франции (так называемая «русская неделя», с 5 по 10 октября нового стиля). Единственное крупное республиканское государство Европы, прежде одинокое среди монархических великих держав, впервые принимало у себя могущественного венценосца. Посещение государем и государынею Франции, обращённое в одинаковой степени к её флоту (в Шербурге), к её армии (в Шалоне) и ко всей нации (в Париже и Версале), закрепило узы франко-русской дружбы и обеспечило за Францией равноправность с главнейшими монархическими державами в Европе, без ущерба для её учреждений.
Первые два с половиной года царствования государя императора Николая Александровича ознаменовались в области иностранной политики событиями первостепенной важности. Разгром Японией Китая и предварительные условия мира, которые вынужден был принять Китай в апреле 1895 г., грозили утверждением Японии на материке Азии и приобретением ею преобладающего положения относительно Кореи и Китая, что нарушило бы интересы других держав, имеющих политические и торговые связи с Китаем.
Чтобы предупредить эти нежелательные последствия и обеспечить мир на восточной окраине Азии, Россия, поддержанная Германией и Францией, побудила Японию отказаться от присоединения к своим владениям полуострова Лао-Тонга, приняв на себя вместе с тем устройство и гарантию китайского займа в 16 млн. фунтов стерлингов, заключённого для уплаты Японии военной контрибуции. Упрочившееся благодаря этому влияние России в Китае содействовало тому, что китайское правительство 27 августа 1896 г. предоставило вновь учреждённому русско-китайскому банку концессию на постройку и эксплуатацию Китайской Восточной железной дороги, которая, пересекая Маньчжурию, должна связать по кратчайшему направлению Забайкальскую дорогу с Южно-Уссурийскою и, включённая в Сибирскую магистраль, сократить длину последней на 514 вёрст. Китайская Восточная железная дорога, состоя в главном ведении нашего министерства финансов, гарантирована русским правительством.
Не пострадали и отношения России к Японии. В видах лучшего упрочения последних Россией в 1896 г. заключена с Японией конвенция, определяющая права обеих сторон в Корее. С Японией 27 мая 1895 г. заключён также договор о торговле и мореплавании, вступающий, впрочем, в силу не ранее как через четыре года со дня его подписания.
В 1895 г. впервые прибыло в Россию посольство из Абиссинии, а вслед за тем наш Красный Крест снарядил туда экспедицию для оказания помощи пострадавшим в войне с итальянцами. В 1896 г. возобновились дружественные отношения России к болгарам: принц Фердинанд, по поводу своего решения присоединить своего наследника, двухлетнего принца Бориса, к православной церкви, обратился к государю императору с письмом, на которое получил благосклонный ответ. Официальные дипломатические сношения России с Болгарией восстановлены; принц Фердинанд утверждён великими державами в звании болгарского князя и генерал-губернатора Восточной Румелии. Наконец, в восточном вопросе, обострившемся за последние два-три года вследствие избиений армян, восстания на Крите и высадки на острове греческих войск, объявивших о присоединении его к Греции, Россия играет выдающуюся роль, положив в основу своей политики принцип целости Оттоманской империи.
Разразившаяся в Индии в конце 1896 г. эпидемия чумы побудила наше правительство своевременно принять на азиатской границе обширные предохранительные меры против заноса заразы. Для общего руководительства этим делом образована, в феврале 1897 г., под председательством принца Александра Петровича Ольденбургского специальная комиссия, снабжённая широкими полномочиями.
В области внутренней политики первые годы царствования государя императора Николая Александровича также ознаменованы несколькими важными мероприятиями. Долго стоявший на очереди вопрос о всеобщей народной переписи был наконец разрешён законом 5 июня 1895 г., а сама перепись произведена 28 января 1897 г. Министерство финансов приступило к осуществлению выработанного ещё в 1887 г. проекта денежной реформы, направленного к восстановлению металлического обращения. В этих видах законами 8 мая и 6 ноября 1895 г. дозволено было заключение сделок на золото и допущен взнос золотой монеты во все правительственные кассы, причём установлен курс этой монеты в соотношении: 1 рубль золотом равняется 1 рублю 50 копейкам кредита.
В 1896 г. заключён 3-процентный внешний заём на 100 миллионов рублей нарицательных, выручка которого, увеличенная из свободной наличности государственного казначейства до 100 миллионов рублей действительных, предназначена на погашение части беспроцентного долга государственного казначейства государственному банку по выпуску кредитных билетов. В силу закона 3 января 1897 г. золотая монета будет чеканиться впредь тех же веса и пробы, как и до сих пор, но будет иметь надпись «15 рублей» (вместо 10 рублей) на империалах и «7 рублей 50 копеек» (вместо 5 рублей на полуимпериалах), для обмена их на кредитные рубль за рубль. Для завершения денежной реформы остаётся лишь ввести обязательный размен кредитных билетов на золотую монету.
Законом 15 мая 1895 г. размер казённой пошлины с застрахования имуществ понижен на одну треть, а пошлины со страхований капиталов и доходов отменены совершенно, что облегчило плательщиков более чем на 2 миллиона рублей в год. Весьма значительно понижены пошлины новым пробирным уставом 11 марта 1896 года, существенно изменившим организацию пробирного дела в России, и новым уставом о привилегиях на изобретения, видоизменившим прежние условия эксплуатации изобретений к выгоде самих изобретателей и развития промышленной техники.
По закону 1 июня 1895 г. земские учреждения 34 земских губерний и земские сборы 14 губерний, в которых не введены земские учреждения, освобождены от возмещения казне расходов на содержание мировых, административно-судебных и по крестьянским делам учреждений и губернских статистических комитетов, с обращением освободившихся сумм (в общем — более 8,3 миллиона рублей в год) на образование особого по каждой губернии специального капитала, расходуемого на улучшение дорожной части.
Законом 13 мая 1896 г. установлены значительные облегчения по взиманию с крестьян выкупных платежей, которые могут быть пересрочены на новые сроки — с понижением текущего процента до 4 вместо 5 и 4,17 процента, а частью даже отсрочены без начисления. Новым уставом крестьянского банка, высочайше утверждённым 27 ноября 1895 г., расширяется и территория действий банка, и крут лиц, могущих пользоваться его услугами (кроме крестьян сюда отнесены и мещане, постоянно проживающие в селениях и занимающиеся земледелием), и круг операций, им совершаемых (кроме ссуд на покупку земель банку предоставлено выдавать ссуды и под залог земли, уже приобретённой крестьянами, для погашения лежащих на ней долгов, а равно покупать земли за собственный счёт, для перепродажи их крестьянам).
Мерою, благоприятною для крестьянского землепользования, является и закон 16 июня 1895 г., распространяющий на товарищества из местных крестьян льготы по арендованию казённых земель, установленные в 1884 г. для сельских обществ. Закон 23 мая 1896 г. о поземельном устройстве сельского населения Сибири, распространяющийся пока лишь на губернии Тобольскую, Томскую, Енисейскую и Иркутскую, должен привести к установлению границ существующего в Сибири крестьянского землепользования и этим самым способствовать выяснению участков, могущих быть отведёнными для переселенцев.
В видах урегулирования переселенческого движения образовано, 2 декабря 1896 г., в составе министерства внутренних дел особое временное переселенческое управление. Закон 10 апреля 1895 г. отменил пошлины с безмездного перехода сельской земельной собственности от одного супруга к другому и к родственникам по прямой линии и установил льготное для некоторых случаев исчисление крепостных пошлин; уменьшение вследствие этого закона ежегодного дохода казны определяется приблизительно в 3 миллиона рублей в год.
Стремление помочь землевладельцам выразилось во временных правилах 6 мая 1896 г., которыми сделан у нас первый опыт организации мелиорационного кредита. К ограждению интересов рабочих направлены закон 20 февраля 1895 г. о найме на золотые и платиновые промыслы и закон 6 мая 1896 г., распространяющий ещё на 8 губерний действие положений фабричного законодательства. Указом 17 июля 1896 г. отменён 1/4 процент судоходный сбор с ценности грузов и товаров, отправляемых по водным путям; взимание этого сбора, доставлявшего казне около 800 тысяч рублей в год, стесняло свободное развитие товарного движения по внутренним водным сообщениям.
Важными актами экономического законодательства являются также: дальнейшее и притом весьма широкое распространение казённой винной монополии, в связи с чем отменено в 1896 г. пропинационное право в юго-западных губерниях и Царства Польского; правительственная нормировка свёклосахарного производства, в силу закона 20 ноября 1895 г.; возложение с 1 января 1897 г. на казначейства тех городов, где нет учреждений государственного банка, производства простейших банковских операций; положение 1 июня 1895 г. об учреждениях мелкого кредита, расширившее круг их деятельности и вызвавшее издание в 1896 г. образцовых уставов ссудо-сберегательных и кредитных товариществ; ряд мероприятий по образованию профессиональному (положение о коммерческих училищах 15 апреля 1896 г., учреждение инженерного училища министерства путей сообщения в Москве, технологического института в Томске и ряда низших технических и ремесленных школ). В области образования выдаются также учреждение в 1895 г. женского медицинского института в Санкт-Петербурге и ассигнование свыше 3 миллионов рублей в год на церковно-приходские школы и школы грамоты.
В сфере общего законодательства обращает на себя внимание состоявшееся по всеподданнейшему докладу министра внутренних дел высочайшее повеление от 7 декабря 1895 г., которым полномочия, предоставляемые администрации положением об усиленной охране, распространены и на лиц порочного поведения, опасных для общественного спокойствия.
В области судебной крупными мероприятиями являются: присоединение в декабре 1895 г. тюремного ведомства к составу министерства юстиции; закон 29 января 1896 г. об учреждении окружного суда для Архангельской губернии, до тех пор имевшей лишь мировые судебные установления; закон 13 мая 1896 г. о введении судебных уставов в Сибири. В 1896 г. высочайше утверждённым мнением Государственного совета поставлен на очередь вопрос о распространении положения о земских учреждениях на неземские губернии. Близятся к концу: издание нового уголовного уложения, пересмотр положения о крестьянах, пересмотр судебных уставов императора Александра II. Недоведение до конца последней работы не останавливает разработки вопроса о расширении района деятельности суда присяжных, для чего в 1896–1897 гг. учреждены местные комиссии в губерниях Астраханской, Олонецкой и Оренбургской; введение суда присяжных в западных губерниях Сибири признано также только вопросом времени.
Одним из первых актов государя императора Николая Александровича был именной указ от 13 января 1895 г., которым повелено ежегодно отпускать из государственного казначейства 50 000 рублей для оказания помощи нуждающимся учёным, писателям и публицистам, а равно их вдовам и сиротам. Заведование этим делом возложено на постоянную комиссию при Академии наук. Пробел в системе нашей общественной благотворительности восполнен высочайше утверждённым 1 сентября 1895 г. положением о попечительстве над домами трудолюбия и работными домами, поставленном под августейшее покровительство государыни императрицы Александры Фёдоровны.
Ave, Caesar! Morituri te salutant…[3]
Вчера
I
Николай и Россия
Задыхаясь в припадке водянки, в ясный осенний день умирал царь Александр III[4] в Крыму, в своём Ливадийском дворце. Лжесвятой «старец» Иван Кронштадтский[5], исступлённо выкрикивая, возлагая руки на умирающего, провожал его в «лучшую жизнь». А у кресла царя стоял невзрачный, с бледным лицом человек в полковничьем мундире[6], с красными, заплаканными глазами, скрашивающими незначительное, маловыразительное лицо с мелкими, женственными чертами…
Это был наследник трона, Николай. Тут же стояла высокая стройная женщина, немецкая принцесса Алиса Гессенская, на которой умирающий отец приказал жениться старшему сыну.
Хотя и странное, малообъяснимое, но всё же искреннее чувство питал наследник к некрасивой, развратной, но умной танцовщице, с которою жил много лет, имел детей…[7] Но — приказ был дан… Полковник подчинился ему беспрекословно, взял в жёны «гессенскую муху»[8], как уже успели прозвать в народе Алису… Гражданская жена как бы по наследству была передана другому великому князю из многочисленной семьи Романовых…
И Николай, бледный и безмолвный, стоял у кресла, в котором умирал царь, метавшийся и от предсмертной муки, и от сознания того, в какие ненадёжные руки переходят после него власть над огромным царством и судьба рода, участь всей династии.
Если и раньше Николай Александрович не проявлял блестящих способностей, не отличался силой воли и твёрдостью характера, то после удара саблей по голове, полученного в Японии, юноша окончательно утратил душевное равновесие, не говоря об умственной ясности. Где остался рубец от удара, там кости черепа разрослись, стали утолщаться и вечно давили на мозговую оболочку, вызывая этим неправильность, расстройство деятельности в левой половине мозга. А это неизбежно отразилось на всей духовной деятельности Николая.
И только одно осталось незыблемым в будущем повелителе России: безукоризненная дрессировка, усугублённая влиянием властного, беспощадно требовательного отца, который порою не брезгал расправляться «собственноручно» с виновными…
Окружающие, даже самые близкие люди, порою дивились: каким спокойным на вид остаётся будущий царь в минуты самых острых переживаний.
Вечной улыбкой и ласковым, словно заискивающим выражением своих красивых «газельих» глаз юный полковник — царь в грядущем — подкупал людей недальновидных, пугал тех, кто умеет под внешней личиной нащупать душу человека.
— Это второй Александр Благословенный![9] Такой же prince-charmeur[10]! — лепетали придворные красавицы, кандидатки на фавориток.
— В тихом омуте черти водятся!
Так можно было резюмировать соображения более дальновидных, наблюдательных людей…
А события шли своим чередом…
Алкоголика-царя не стало. Его грузное, налитое водой и вином тело стало разлагаться чуть ли не сейчас же после кончины… Не помогло и бальзамирование…
Над великой империей воцарился маленький человечек в мундире полковника, с глазами газели, с умом штык-юнкера[11], с душою обывателя.
Пришло время прибыть в Москву, осенить шапкой Мономаха свой проломленный сталью череп, возложить священные бармы Мономаха на плечи, где тесно было даже полковничьим эполетам…
Но после гнёта, испытанного в годы царствования Александра III, народ ещё не предвидел, что наследник будет хуже отца.
Россия ждала чего-то, на что-то надеялась…
Правда, надеялись только широкие тёмные массы, полагавшие, что молодой, кроткий на вид новый царь будет лучше старого.
Сознательные круги, даже военные, знающие близко полковника, только покачивали головами.
По Москве, задолго до прибытия сюда на коронацию царя, ходило крылатое слово:
Этого не случилось в полном объёме, но вовсе не по вине нового царя. Насколько он духом, волею и умом оказался мельче своего тёзки, настолько и последующие годы власти этого «Последнего» только в карикатурном виде напоминали крутое царствование прадеда.
Но в одном сходна их судьба: рядом несчастий всенародных отмечено царение того и другого с самых первых дней…
Тёмная смерть Александра I[12]… Декабрьская резня…[13] Казни и расправа с теми, кто считался цветом армии и русского общества в 20-х годах прошлого столетия, — широкая прелюдия к симфонии произвола, разыгранной в России царём-палачом Николаем I и спустя тридцать лет закончившейся крымским позором и самоотравлением…[14]
У Николая II было почти всё то же, но в более мелких размерах, подходящих к его мелкому облику…
Помню Москву в дни «священной коронации»[15]… Первый День, въезд императора в древнюю столицу. Перед этим весь город был тщательно очищен от «подозрительных» людей… Не было почти дома, где не нашлось бы арестованных… Тысячами высылали людей, совершенно безвинных, из Москвы… Все арестные дома были переполнены… Из охотнорядцев была навербована целая дружина, и вместе с тысячной толпой постоянных и временных членов «охраны» потянулась эта дружина вдоль Тверской улицы и дальше, к самой заставе, откуда должен был появиться новый царь…
А впереди этой охраны, заменяющей настоящий народ, протянулись ещё шпалерами войска…
День был чудный, солнце грело… Но никто не смел раскрыть окна на пути царя и царицы…
Николаю внушили, что составлен против него заговор. Сразу постарались создать стену между Россией и её юным, безвольным, недомыслящим царём…
И я видел, как он ехал, бледный, испуганный, между рядами войск… Я слышал эти «громовые клики радости», которые испускали наёмные охранники из своих широких грудей…
Левой рукой держа поводья коня, правой царь-полковник то и дело салютовал народу… А сам старался не глядеть по сторонам, откуда ждал смертельного удара — анархистской бомбы…
Как зачарованный глядел он вперёд, не правя конём, который был выдрессирован, чтобы не пугаться кликов толпы…
В золочёной карете, немного позади, ехали две женщины в парчовых белых платьях: вдовствующая императрица и жена нового царя, «благоверная царица Александра», из немецких принцесс…
Царица-мать, маленькая, стройная, с лицом более моложавым, чем у её невестки, с красными пятнами на щеках, тоже боялась, волновалась, но владела собою и старалась как можно приветливее кланяться народу московскому.
Алиса сидела бледна как смерть, неподвижна и пряма, как изваяние, едва кивая головой в ответ на приветственные клики войска и охранников…
Толпы, стоящие совсем вдали, глядели… и безмолвствовали!.. Всех обидело, что настоящего московского народа не пускают вперёд — приветствовать нового царя…
Вдруг шествие остановилось…
Вдали, где высилась казённая жёлтая громада генерал-губернаторского дворца, началось какое-то смятение… Прозвучали резкие призывы рожков.
Что это? Открытый мятеж? Нападение заговорщиков-революционеров? Почему оттуда?
Совсем помертвел полковник-царь… Но его быстро успокоил подскакавший флигель-адъютант:
— Дым и пламя показались из-под крыши дворца, мимо которого лежит путь царского шествия… Пожарные проскакали, чтобы угасить огонь… Загорелось от соединений электрических проводов… Тревожиться нет никакого основания…
Торжественное шествие снова тронулось вперёд, к Кремлю, где должно совершиться коронование.
— Дурной знак! Не будет счастливо это царствование!.. — словно шелест прокатился по рядам народа от стен Кремля до Триумфальных ворот[16]…
И народ угадал, душою почуял то, что было написано в книге судеб…
Свершилось торжество коронации.
Немку-царицу, Алису Гессенскую, во время этого торжества больше всего беспокоили её… новые башмаки.
Из белой парчи, шитые на самую большую колодку, они всё-таки оказались малы и жали ноги «гессенской мухи» с лапами слона, как злословили по Москве, когда узнали, что царица жаловалась близким на тесную обувь…
Коронование совершалось с ослепительной роскошью чисто византийского церемониала, поражая толпы иностранцев, которые съехались со всех концов мира, желая взглянуть на редкое в наш век зрелище — на апофеоз самодержавия!
«Наблюдая московские торжества, — пишет один из очевидцев, американец Энгерсоль, — эти процессии, празднества, парады, всю ослепительную, не то варварскую, не то восточно-римскую роскошь золотых тканей, драгоценных камней, я невольно переносился мыслью к тому, что видел, наблюдая жизнь бедных русских рабочих и крестьян… думал о полуголодных миллионах людей, которые выбиваются из сил в тяжком труде… О тёмных подданных, скорее — рабах, которыми царь распоряжался, не щадя их тела и души…»
Но всё-таки новый повелитель вспомнил и о своём народе, о москвичах, которые всегда считались вернейшими сынами родины, надёжнейшим оплотом самодержавия и династии Романовых, хотя этот род давно потерял последнюю каплю русской крови, восприняв немецкую от членов Готторп-Голштинской фамилии…
Начались «народные празднества»…
Далеко-далеко от остальной части Ходынского поля, на его краю, поставлен был царский павильон. Густые ряды войск темнели перед ним.
А дальше, на открытом поле, где незасыпанные колодцы, плохо прикрытые, зияли, как волчьи ямы, были раскинуты неуклюжие бараки, — навесы, откуда предполагалось раздавать народу «царские подарки»: копеечные кружки, линючие платки, в которых завязано было по куску колбасы, несколько пряников, леденцов и горсть орехов…
Жалкие дары!
Для получения их уже с ночи стали стекаться к Ходынке десятки и сотни тысяч народу…
Поле было оцеплено, и толпы особенно сгрудились у входов, у ворот, ведущих в коридоры, которые потом сыграли роль мясорубок для потока живых тел, хлынувших в проходы за гибельными дарами, за жалкой царской подачкой, чуть подан был роковой знак…
В тесных проходах люди давили друг друга… Волна полуудушенных, избитых людей, с переломанными рёбрами и членами, наконец, выливалась на Ходынское поле… Но сзади напирали новые толпы… Все кидались к баракам, где надеялись получить коронационную памятку… И целыми сотнями валились люди в старые незасыпанные колодцы… Другие сотни падали сверху, давя нижних, ломая им ноги, руки, погребая под собой…
И царь не кинулся туда со своими войсками, не постарался спасти, кого можно… Он быстро уехал, даже не разобравшись хорошенько в том, что происходит там, где больше трёх тысяч трупов было подобрано после этого «царского угощенья» на Ходынском поле…
Было назначено, конечно, расследование. Выяснилось, что причиной катастрофы был тот разлад, который возник между людьми, окружающими молодого царя, и московской высшей администрацией. Последнюю устранили почти от всякого активного участия в коронационных торжествах… И мстя «пришлым», желая подставить им ножку, московские заправилы с великим князем Сергеем Александровичем[17] во главе не пожалели тысяч и тысяч людских жизней.
Как говорили потом, царь пролил слезу, узнав о том, сколько жизней унёс его праздник…
Но юного полковника успокоили историческими примерами:
— Столько ли ещё людей погибло на празднике, устроенном для Екатерины её фаворитом Потёмкиным! А при коронации Луи-Филиппа десять тысяч народу было покалечено и раздавлено во время большого фейерверка и других празднеств…
И царь успокоился… Следствие окончилось ничем. Начальство осталось нерушимо… А трупы похоронили в большой «братской» могиле…
Только народ ещё с большей уверенностью зашептал:
— Плохо начинается царствование… Быть беде!..
Беды не заставили себя долго ждать.
Если народ ждал худа, чуя будущие беды сердцем, всё мыслящее общество поняло, что предстоит впереди России, в тот самый миг, когда юный император с первой царской речью обратился к тысячеголовой толпе[18], к «ходокам народным», которые в лице представителей всех сословий и народов России явились приветствовать монарха.
Сбитый с толку жадной придворной сворой пройдох и шептунов, ловких интриганов, с Победоносцевым, этим злым гением России, во главе, Николай Последний сразу подпал под мертвящее влияние «обер-прокурора небес», как подпадали под его власть и дед, и отец молодого царя…
Явившись перед лицом избранников целой земли, император всероссийский не нашёл для них простого, искреннего привета, царского слова…
Напутанный призраком крамолы, от которой так долго прятался покойный царь, замуровавший себя в Гатчине, Николай Последний, волнуясь и бледнея, труся в душе, но с наглым, решительным видом, по бумажке прочёл то, что было ему внушено Победоносцевым и остальной придворной шайкой…
Земля стояла перед юным царём, ожидая возрождения, надеясь на проблеск свободы, хотя бы в виде «куцей конституции», о которой толковал во дни «диктатуры сердца» близорукий наивный кавказец Лорис-Меликов[19]…
Но вместо желанных слов они услышали казённую бездушную речь, которая кончилась знаменитым крылатым выражением о «бессмысленных мечтаниях»[20], облетевшим и Россию, и целый мир…
Потускнело всё кругом в глазах посланцев всенародных… Солнечный день угас…
Вместо юного царя, надежды России, все увидели перед собою говорящую куклу в полковничьем мундире, живой коронованный граммофон, твердящий только то, что наговорят ему другие…
Разъехались земские посланцы… И с ними по всему царству прокатилась весть:
— Бессмысленный юноша при первой встрече со своим народом решился оскорбить заветнейшие народные верованья и мечты…
И кроме стены из прихвостней и жандармов, между народом и Николаем Последним встала стена охлаждения и отчуждения.
Но в распоряжении двадцатишестилетнего полковника-царя было ещё несколько миллионов штыков… Казаки и жандармы избивали у Казанского собора юношей и девушек, посмевших кричать о праве народа…[21]
А впереди назревала первая гроза, надвигались новые, всё более и более тёмные тучи…
Покойному Александру III удалось устранить войну с Германией, на которую толкали коварного соседа многие причины…
Но шайка, окружающая царя, все эти родичи-воры во главе с адмиралом Алексеем Романовым, Безобразовы и Ко[22], не насытилась русским золотом, которое грабила без стыда…
Под видом развития военного флота адмирал Алексей Романов начал своё пресловутое судостроительство… И миллионы денег, крупный град бриллиантов посыпались в сундуки любовницы адмирала, балета и в его собственные…
Покойный Бирилев[23] ещё в 1898 году писал адмиралу Мессеру:
«С несказанным ужасом прочёл я ваш отчёт. Что же такое? Флота нет. А то, что строится, — выходит негодным… Нам придётся за всё рассчитываться во время войны, когда на карте будет стоять честь, а может быть — и целость России! Все интересы флота сведены к личному интересу одного человека (в. кн. Алексея)! И в этом бы ещё полбеды. Беда в том нравственном разложении, которое из этого истекает… Деньги зря растрачиваются, а дело не делается.
Строили же казённые верфи прежде, строили долго, дорого, но крепко. А теперь строят не дешевле, так же долго, но из рук вон плохо!
Нет, лучше не быть властью, чем не уметь ею пользоваться! Кроме морского управления — и все остальные отрасли не лучше, если в них разберутся люди, умеющие говорить правду не стесняясь».
И как бы в подтверждение этих строк в заграничных газетах появлялись фотографические снимки с расписками в получении миллионных взяток, подписанными… генерал-адмиралом великим князем Алексеем…
Но последний Романов, всецело подпавший под влияние окружающей его клики, ни о чём не думал…
— Всё вздор! Россия могуча! — твердил он. — А эти сказки пускают наши враги…
На протесты лучших людей из народа ответил сперва — памятником своему самодуру-отцу на площади Николаевского вокзала, где кончается «Великая Российская дорога», ведущая от Балтийского моря к берегам Тихого океана, дающая выход царству в незамерзающую гавань Владивостока…