Иисус, прерванное Слово : Как на самом деле зарождалось христианство

Предисловие

Посвящается Айе, несравненной внучке

Я. прибыл в Принстонскую богословскую семинарию в августе 1978 года недавно женившимся новоиспеченным выпускником колледжа. У меня был залистанный Новый Завет на греческом языке, жажда знаний — вот, пожалуй, и все. Страстное желание учиться я приобрел с возрастом: тем, кто знал меня пятью-шестью годами раньше, и в голову прийти не могло, что я подамся в науку. Но в какой-то момент во время учебы я заметил, что одержим академическим зудом. Вероятно, я заразился им еще в Институте Муди (Moody Institute) в Чикаго — фундаменталистском библейском колледже, занятия в котором я начал посещать в юности, в семнадцать лет. В то время мои научные изыскания подогревала не столько интеллектуальная пытливость, сколько набожное стремление к определенности.

Учеба в Институте Муди оставила у меня глубокие впечатления. Я выбрал это заведение потому, что в старших классах школы «возродился в вере» и решил быть «настоящим» христианином, а значит, приобрести опыт углубленного изучения Библии. Во время первого же учебного семестра со мной что-то произошло: моя потребность в знаниях о Библии стала страстной вплоть до неистовства. В Институте Муди я не просто посещал все библейские и богословские курсы, какие только мог, но и по собственной инициативе заучивал наизусть целые книги Библии. Я посвящал ее изучению каждую свободную минуту. Я читал книги и штудировал записи, сделанные на лекциях. Чуть ли не каждую неделю я просиживал ночи напролет, готовясь к занятиям.

Три года подобной учебы способны перевернуть всю жизнь. И само собой, стать закалкой для ума. После окончания Института Муди я отправился в колледж Уитон, чтобы получить диплом по английской литературе, но продолжал уделять внимание Библии, посещал всевозможные курсы по ее толкованию и раз в неделю рассказывал об этой книге моей детской группе при церкви. И учил греческий, чтобы изучать Новый Завет в подлиннике.

Как убежденный христианин, верующий в Библию, я считал, что вся она, до последнего слова, ниспослана Богом — богодухновенна. Возможно, этим и объяснялся пыл, с которым я изучал ее. Ведь передо мной были слова Бога, речи Творца вселенной, Господа всех, обращенные к нам, простым смертным. Несомненно, иметь полное представление об этих словах — самое важное в жизни. По крайней мере, это было важно для меня. Понимание литературы в более широком смысле слова помогло мне разобраться в данном произведении (для того я и специализировался на английской литературе), умение читать по-гречески позволило узнать, какие именно слова выбрал Автор текста.

В первый же год учебы в Институте Муди я решил стать преподавателем и профессором библеистики. Затем, уже в Уитоне, я вдруг понял, что неплохо знаю греческий. Поэтому мой следующий шаг был предрешен: я поступлю в докторантуру, займусь изучением Нового Завета, а конкретно — некоторыми аспектами греческого текста и языка. Мой любимый преподаватель греческого в Уитоне Джералд Хоторн познакомил меня с трудами Брюса Мецгера, наиболее авторитетного в стране специалиста по греческим библейским манускриптам, который, как выяснилось, преподавал в Принстонской богословской семинарии. И я подал документы в Принстон, не зная о нем ничего — абсолютно ничего, — кроме того, что там преподает Брюс Мецгер и что, если я хочу стать экспертом по греческим манускриптам, мне прямая дорога в Принстон.

Пожалуй, я знал о Принстонской семинарии еще одно: это не евангелическое учреждение. И чем больше сведений доходило до меня за месяцы, предшествующие переезду в Нью-Джерси, тем сильнее я нервничал. От друзей я услышал, что Принстон считается «либеральной» семинарией, в которой не придают особого значения буквальному смыслу и «словесной, полной богодухновенности» Библии. Значит, самым суровым испытанием для меня должна была стать не учеба, способности к которой я сумел продемонстрировать, получая степень магистра и завоевывая право поступить в докторантуру. Мне предстояло сохранить веру в Библию как богодух-новенное и непогрешимое Слово Божье.

И я прибыл в Принстонскую богословскую семинарию — молодой, бедный, но увлеченный и вознамерившийся противостоять либералам с их выхолощенными представлениями о Библии. Как подобало доброму евангелическому христианину, я был готов отражать любые нападки на мою библейскую веру. Я мог объяснить любое явное противоречие и разрешить возможное расхождение в Слове Божьем, как в Ветхом, так и в Новом Завете. Я знал, что мне предстоит еще многому учиться, но не собирался учиться тому, что в столь важном для меня священном тексте есть хоть какие-нибудь ошибки.

Не всем планам суждено сбываться. То, чему я научился в Принстоне, побудило меня изменить отношение к Библии. Я не сдался без боя — поначалу я усердно отбивался и спорил. О перемене отношения я молился (много и усердно), боролся с ней (напряженно), сопротивлялся ей изо всех сил. И в то же время я думал: если я хочу быть по-настоящему преданным Богу, я должен быть всецело предан истине. Спустя довольно долгое время мне стало ясно, что мои прежние представления о Библии как непогрешимом божественном откровении в корне неверны. Мне предстояло сделать выбор: или по-прежнему цепляться за взгляды, ошибочность которых я уже осознал, или следовать по пути, по которому, как я считал, меня ведет истина. В конечном итоге оказалось, что никакого выбора нет. Что истина — то истина, что нет — то нет.

Долгие годы я был знаком с людьми, которые говорили: «Если мои убеждения расходятся с фактами, тем хуже для фактов». Я никогда не принадлежал к их числу. В последующих главах я постараюсь объяснить, почему изучение Библии заставило меня пересмотреть свои взгляды.

Эти сведения необходимы не только таким ученым, как я, посвятившим всю жизнь серьезным исследованиям, но и всем, кто интересуется Библией — независимо от того, считают эти люди себя верующими или нет. С моей точки зрения, эти сведения имеют огромное значение. Неважно, верующий вы или нет, неважно, какова ваша вера — фундаменталистская, евангелическая, умеренная или либеральная, — Библия все равно остается самой важной книгой в истории нашей цивилизации. Понять, что она собой представляет и чем не является, — одна из важнейших интеллектуальных задач, какую только может поставить перед собой наше общество.

У некоторых читателей этой книги представленная в ней информация наверняка вызовет чувство неловкости. Я прошу лишь об одном: если вы оказались в подобном положении, последуйте моему примеру — постарайтесь воспринять ее непредвзято, и если придется измениться — изменитесь. Если же в этой книге ничто не шокирует и не насторожит вас, просто читайте ее с удовольствием.

Я несказанно признателен многим вдумчивым и проницательным читателям, которые усердно изучали мою рукопись и активно настаивали — надеюсь, не напрасно — на том, чтобы я изменил некоторые фрагменты. Эти читатели — Дейл Мартин из Йельского университета и Джефф Сайкер из университета Лойола Мэримаунт; моя дочь Келли Эрман Кац; мои аспиранты Джаред Андерсон и Бенджамин Уайт; один проницательный корректор и мой внимательный и бесценный редактор из НагрегОпе, Роджер Фрит.

Эту книгу я посвящаю моей двухлетней внучке Айе, совершенству во всех отношениях.

1. Исторические нападки на веру

В христианском мире Библию постоянно покупают, активно читают повсюду и благоговеют перед ней, как ни перед какой другой книгой. Вместе с тем ни одну книгу не понимают настолько же превратно, особенно в кругах читателей-мирян.

За последние два столетия ученые-библеисты добились значительного прогресса в понимании Библии — благодаря археологическим находкам, нашим успехам в изучении древнееврейского и греческого, языков оригинала Писания, а также благодаря глубокому и вдумчивому историческому, литературному и текстологическому анализу. Это обширная область науки. Только в одной Северной Америке тысячи ученых продолжают серьезные исследования в данной сфере, с результатами их исследований регулярно и планомерно знакомятся и аспиранты университетов, и будущие священники, обучающиеся в семинариях и готовящиеся к служению.

Но результаты современных исследований Библии практически неизвестны обществу. И не в последнюю очередь потому, что мы, посвящая свою жизнь изучению Библии, не удосуживаемся донести эти знания до широких кругов, а также потому, что многие священники, учившие этот материал в семинарии, по разным причинам решили не делиться им с прихожанами, как только заняли пост в церкви. (Безусловно, церкви — самое очевидное место, где изучают и обсуждают Библию, или, по крайней мере, должны изучать и обсуждать ее.) В итоге постоянно растущему большинству людей не только неведомо содержание Библии: они не имеют почти никакого представления о том, что узнали о ней за последние два столетия ученые.

Данная книга предназначена для устранения этой проблемы. Ее можно рассматривать как мою попытку раскрыть секрет.

Взгляды на Библию, представленные в последующих главах, — отнюдь не мои собственные измышления. Эти взгляды в течение многих лет преобладают в кругу видных и критически настроенных ученых, преподающих в университетах и семинариях Северной Америки и Европы, однако почти не распространяются в обществе, а тем более среди верующих людей, чтущих Библию и, как можно предположить, представляющих собой наиболее заинтересованную группу. Ради всех тех, кто стремится стать образованным, знающим, сведущим в содержании самой значительной книги нашей цивилизации, ситуацию надлежит изменить.

Введение в Библию для семинаристов

Многие ученые, занимающиеся изучением Библии, получили образование в богословских учебных заведениях. Каждый год в семинарии поступает немало студентов. В большинстве своем они соприкасались с изучением Библии еще в школьные годы, посещая детские воскресные школы. Но чаще всего они воспринимают Библию как подобает набожным христианам, читают ее, чтобы узнать, во что верить и как жить. Как правило, такие студенты не интересуются работой ученых и не сталкиваются с открытиями, касающимися проблем Библии, возникающих при ее изучении с академической, в частности, с исторической точки зрения.

Другие студенты семинарий серьезно относятся к науке, но, судя по всему, недостаточно хорошо знают Библию и не чтят Писание, как богодухновенное Слово Божье. Такие студенты обычно рождаются и вырастают в семьях верующих и чувствуют в себе призвание к служению — в большинстве случаев церковному, а также к служению в других социальных сферах. Во всех основных конфессиях моей страны — среди пресвитерианцев, методистов, лютеран, приверженцев Епископальной церкви, и так далее, — в настоящее время уже насчитывается немало тех, которых я называю «либералами». Они не верят в непогрешимость Библии и преданы церкви как институту в большей мере, чем Писанию; у церкви они ищут ответов на вопросы веры и жизни. Откровенно говоря, многие из них мало что знают о Библии, имея лишь смутное представление о ее религиозной ценности.

В протестантских семинариях подобная ситуация наблюдалась не всегда. Еще несколько десятилетий назад студентам полагалось поступать в семинарию, располагая обширными познаниями в Библии, а подготовка к служению подразумевала, что студентам уже известно содержание и Ветхого, и Нового Заветов. Увы, все это осталось в прошлом. В конце 70-х годов, когда я учился в Принстонской богословской семинарии (пресвитерианской), большинству моих однокашников приходилось многое наверстывать, чтобы сдать экзамен, который мы прозвали «Библия для самых маленьких» — тестирование с целью проверки, насколько студент владеет основными сведениями, касающимися Библии: что такое «Пятикнижие»? В какую книгу Библии входит Нагорная проповедь? Кто такой Феофил? — сведениями, прочно впечатанными в память тех из нас, кто происходил из строгой евангелической среды.

У меня создается впечатление, что большинство студентов в первый год учебы в семинарии не представляет, чего ждать от курса библеистики. Разумеется, этот курс — лишь малая толика учебной программы. В число обязательных входят курсы истории церкви, систематического богословия, христианского образования, ораторского искусства, гомилетики (искусства проповеди) и церковного управления. Весь этот огромный объем знаний предполагается усвоить за три года. Но каждый студент обязан пройти вводный и основной курсы библеистики. Большинство учащихся рассчитывает, что эти курсы будут преподаны с более или менее религиозной, набожной точки зрения, дадут им, как будущим священникам, понять, как следует воспринимать Библию и применять ее к современной жизни людей в еженедельных проповедях.

Таких студентов ждет горькое разочарование. Крупнейшие протестантские семинарии страны печально известны стремлением подвергать сомнению дорогие сердцу студентов представления о Библии, даже если эти бережно хранимые представления — всего лишь теплое, приятное, но неопределенное ощущение, что Библия — чудесный проводник в мире вероисповедания, к которому следует относиться почтительно и набожно. В этих семинариях преподают серьезную библе-истику, не предусматривающую компромиссов. Набожность в них не поощряется. Там преподают ученые, знакомые с трудами немецко и англоязычных специалистов по Библии последних трех столетий. Они стремятся передать студентам знания о Библии, а не растолковать, что содержится в ней. В семинарии библеистику обычно преподают с исключительно исторических и академических позиций, чего никак не ждут первокурсники и с чем они никогда прежде не сталкивались дома, в церкви или в воскресной школе.

Почти во всех крупных протестантских (а теперь и в католических) семинариях к изучению Библии применяется так называемый «историко-критический» метод. Он диаметрально противоположен «благочестивому» подходу, характерному для церкви: при нем изучается в первую очередь то, что говорит Библия, особенно лично мне или моему обществу. Что рассказывает мне Библия о Боге? О Христе? О церкви? О моих отношениях с миром? Во что, с ее точки зрения, я должен верить? Какие поступки совершать? Что в ней сказано об ответственности перед обществом? Как Библия помогает мне приблизиться к Богу? Каким образом помогает мне жить?

У историко-критического метода иной круг проблем, следовательно, он ставит совершенно другие вопросы. Ядро этого метода — исторический вопрос (отсюда и название) значения библейских книг в изначальном, историческом контексте. Кем были истинные авторы Библии? Может ли оказаться (может!), что некоторые книги Библии приписывают другим авторам или их авторами не являются те, кто об этом заявлял, — допустим, что Первое послание к Тимофею не было на самом деле написано Павлом, или что автором Книги Бытия был вовсе не Моисей? Когда жили эти авторы? В каких условиях и обстоятельствах писали? Какие вопросы того времени пытались рассмотреть? Как на них повлияли культурно-исторические особенности той эпохи? Какими источниками пользовались эти авторы? Когда были созданы сами источники? Могло ли быть так, что эти источники рассматривали тот или иной вопрос в разных ключах? Могли ли авторы, пользовавшиеся этими источниками, также придерживаться разных взглядов, отличающихся и от взглядов авторов разных источников, и от взглядов тех, кто еще пользовался ими? Могут ли в книгах Библии, основанных на различных источниках, содержаться внутренние расхождения? Или непримиримые противоречия? А если в изначальном контексте эти книги имели совсем не то значение, которое придается им сегодня? И мы, толкуя Писание, выхватываем его слова из контекста, тем самым искажая их смысл?

А вдруг у нас вообще нет изначального текста? Что, если за долгие века, пока Библию — и Ветхий Завет на древнееврейском, и Новый Завет на греческом — переписывали от руки, их слова изменили благонамеренные, но беспечные или, напротив, действующие осознанно переписчики, чтобы придать им тот или иной смысл по своему желанию?

Эти и многие другие вопросы поднимает историко-критический метод. Неудивительно, что сразу после поступле-ни я в семинарию студентам приходится серьезно готовиться к сдаче экзамена «Библия для самых маленьких» — еще до того, как они приступят к углубленному изучению Библии. Подобное изучение предполагает, что его предмет известен еще до того, как начнутся разговоры о нем.

Огромный процент семинаристов не имеет ни малейшего представления об историко-критическом методе. Они поступают учиться в надежде усвоить из Библии религиозные истины, чтобы затем рассказывать о них в проповедях, как делали священники церквей, которые эти студенты когда-то посещали. К исторической критике они оказываются неподготовленными. К своему изумлению, вместо материалов для будущих проповедей они принимаются изучать историкокритические труды, опирающиеся на результаты многовековых исследований. Библия полна расхождений, многие из них относятся к категории несовместимых противоречий. Моисей не писал Пятикнижие (первые пять книг Ветхого Завета), а Матфей, Марк, Лука и Иоанн не писали евангелия. Существуют и другие книги, не вошедшие в Библию, которые в то или иное время считались каноническими — например, остальные евангелия, предположительно приписываемые последователям Иисуса — Петру, Фоме и Марии. Вероятно, Исход был совсем не таким, как описано в Ветхом Завете. Рассказ о завоевании Земли обетованной скорее всего основан на преданиях. Помимо многочисленных расхождений, евангелия содержат материал, который не является историческим. Трудно определить, существовал ли вообще Моисей и чему именно учил настоящий Иисус. Исторически достоверные эпизоды Ветхого Завета чередуются с легендами, а Книга Деяний в Новом Завете содержит исторически недостоверную информацию о жизни и учениях Павла. Многие книги Нового Завета написаны не самими апостолами, а более поздними авторами, выдающими себя за апостолов. И это далеко не полный список.

Некоторые студенты с первого же дня принимают эти новые для себя взгляды. Другие, из числа более консервативных, долго сопротивляются, упорствуют в своей убежденности, что Бог не допустил бы искажений в своей священной книге. Но вскоре, по мере появления новых доказательств, многие из них обнаруживают, что их вера в непогрешимость и абсолютную историческую достоверность Библии пошатнулась. Просто доказательств слишком много, и чтобы согласовать друг с другом все сотни расхождений в библейских источниках, требуется столько допущений, умозаключений, маневров при истолковании, что в конце концов их авторы не выдерживают и сдаются.

Проблемы с Библией

Для студентов, которые приходят в семинарию, убежденные, что Библия полностью, абсолютно, на сто процентов точна и не содержит ошибок, осознание того, что большинство критически настроенных ученых придерживаются совсем иных взглядов, может стать настоящим шоком и потрясением основ. Но как только эти студенты разрешают себе признать, что в Библии возможны ошибки, их представления о Писании кардинально меняются. Чем дольше они изучают текст, чем тщательнее и усерднее делают это, тем больше ошибок находят и тем отчетливее видят, что на самом деле Библия становится гораздо понятнее, если признать, что в ней есть несоответствия — вместо того, чтобы упорно отрицать их, даже если они бросаются в глаза.

Разумеется, многие студенты-новички мастерски согласовывают расхождения между евангелиями. Например, в Евангелии от Марка говорится, что в последнюю неделю своей жизни Иисус совершил «изгнание из храма», «столы меновщиков и скамьи продающих голубей опрокинул», говоря: «Дом Мой домом молитвы наречется… а вы сделали его вертепом разбойников» (Мк 11), в то время как, согласно Иоанну, это событие произошло в самом начале служения Иисуса (Ин 2). Некоторые читатели придерживаются мнения, что Иисус изгнал торговцев из храма дважды: один раз в начале служения, второй — в конце. Но даже это означает, что ни Марк, ни Иоанн не говорят нам «всей правды», так как в каждом из евангелий фигурирует лишь одно изгнание из храма. Более того, является ли исторически оправданным подобное согласование двух событий? Если Иисус устроил беспорядки в храме в начале своего служения, почему власти не взяли его под стражу уже тогда? Если осознать, что в Библии возможны расхождения, можно сообразить, что в Евангелиях от Марка и Иоанна эпизоду с изгнанием из храма придается разный смысл, потому об этом событии рассказано в связи с разными периодами служения Иисуса. В этом случае согласовать эти два повествования с исторической точки зрения невозможно.

То же самое касается отречения Петра от Иисуса. В Евангелии от Марка Иисус говорит Петру, что тот трижды отречется о него, «прежде нежели дважды пропоет петух». У Матфея — «прежде нежели пропоет петух». Так какие слова истинны — о двух или одном крике петуха? Во время учебы в колледже я приобрел книгу, целью которой было объяснение расхождений подобного рода. Она называлась «Жизнь Христа в стиле стерео» (The Life of Christ in Stereo). Ее автор, Джонстон Чейни, взял четыре евангельских повествования и объединил их в одно большое мегаповествование, чтобы показать, каким было подлинное Евангелие. Несоответствия в рассказе об отречении Петра автор ловко обошел: на самом деле Петр отрекся от Иисуса шесть раз — три до того, как петух пропел один раз, и еще три раза — после того, как петух пропел дважды. Тем же самым можно объяснить, почему в различных источниках Петр отрекается от Иисуса в присутствии более чем трех разных людей (или групп людей).

Но опять-таки, чтобы избавиться от натяжек при толковании евангелий, автору пришлось написать собственное евангелие, не похожее ни на одно из входящих в Новый Завет. Но разве это не абсурд — утверждать, по сути дела, что лишь «мое» евангелие, собранное мной из фрагментов четырех новозаветных, — верное и точное, а остальные верны лишь отчасти?

Те же затруднения возникают с рассказами о воскресении Иисуса. На третий день после его смерти женщины пришли к гробнице, чтобы помазать тело. И кого же они там увидели? Юношу, как говорит Марк, или двух мужей (Лука), или Ангела Господня (Матфей)? Обычно это расхождение отметают, заявляя, что на самом деле женщины видели «двух ангелов». Этим можно объяснить все остальное: почему Матфей пишет, что они увидели одного ангела (он упоминает только об одном из двух ангелов, но не отрицает, что был и второй), почему Марк сообщает, что это был юноша (ангелы являются в человеческом облике, хотя и остаются ангелами, и Марк упоминает только об одном из них, не отрицая присутствия второго), и почему Лука говорит, что мужей было двое (поскольку ангелы явились в человеческом облике). Но прояснение подобных несоответствий опять-таки требует утверждения, что подлинные события не соответствуют ни одному из евангельских описаний, ведь никто из трех евангелистов не заявил напрямую, что женщины видели «двух ангелов».

Как мы вскоре увидим, Новый Завет изобилует другими несоответствиями, в том числе такими, объяснить которые гораздо труднее (а по-моему, практически невозможно), чем приведенные выше простые примеры. Расхождения обнаруживаются не только между разными книгами Библии, но и в текстах одних и тех же книг — эту проблему исследователи давно объяснили тем фактом, что евангелисты пользовались в работе разными источниками, которые порой расходились друг с другом. Поразительно, как легко пропустить при чтении евангелий подобные проблемы, если не знать о них, но стоит кому-нибудь обратить на них наше внимание, и они сразу становятся очевидными. От студентов я часто слышу изумленное: «Почему раньше я этого не замечал?» Например, в Евангелии от Иоанна Иисус совершает свое первое чудо во второй главе, превращает воду в вино (в кампусах колледжей особенно любят это чудо), и нам сообщают, что «так положил Иисус начало чудесам» (Ин 2:11). Далее в той же главе мы читаем, что Иисус творил «чудеса» в Иерусалиме (Ин 2:23). И наконец, в четвертой главе он исцеляет сына царедворца, и автор пишет: «Это второе чудо сотворил Иисус» (Ин 4:54). Вот как? Первое чудо, затем чудеса, а потом опять второе чудо?[1]

Одно из моих любимых очевидных расхождений — я читал Евангелие от Иоанна годами, прежде чем вдруг осознал, насколько странно оно звучит — содержится в прощальной беседе Иисуса, его последнем обращении к ученикам во время последней трапезы с ними, описание которой занимает полностью главы с 13 по 17. В Ин 13:36 Петр спрашивает: «Господи! куда Ты идешь?» Несколькими стихами ниже Фома говорит: «Господи! не знаем, куда идешь» (Ин 4:5). А через несколько минут, на все той же трапезе, Иисус укоряет учеников словами: «А теперь иду к Пославшему Меня, и никто из вас не спрашивает Меня: «Куда идешь?» (Ин 16:5). Либо внимание Иисуса слишком рассеянно, либо что-то произошло с источниками материалов для этих глав, потому и возникла странная неувязка.

Подобные затруднения еще чаще возникают при чтении Ветхого Завета с самого его начала. Кое-кто прилагает немало стараний, чтобы сгладить все эти шероховатости, но если присмотреться к ним, становится ясно, что согласовать их очень трудно. Да и зачем их согласовывать? Может быть, это просто разные тексты. Описание сотворения в первой главе Книги Бытия разительно отличается от его описания во второй главе той же книги. Различаются не только выбор выражений и стиль изложения, что очевидно, если читать текст на древнееврейском, имена Бога не только различаются в этих двух главах, но и само содержание этих глав различно во многих отношениях. Достаточно составить список событий, происходящих в первой главе в порядке их появления в тексте, затем такой же список для второй главы, и сравнить его с первым. Когда все-таки сотворены звери — до людей, как в первой главе, или после, как во второй? Когда сотворены растения — до людей или после? «Человек» создан первым из живых существ или последним? Когда сотворены мужчина и женщина — одновременно или в разное время? Неувязки присутствуют даже внутри текста глав: если «свет» появился в первый день сотворения в первой главе Бытия, как получилось, что солнце, луна и звезды возникли только на четвертый день? Откуда исходил свет, если не от солнца, луны и звезд? Как могли существовать «вечер и утро» каждого из первых трех дней, если солнца еще не было?

И это лишь начало. Когда Ной берет в ковчег животных, сколько их всего — по семи пар «всякого скота чистого», как в Быт 7:2, или всего по две пары, как в Быт 7:9-10?

В Книге Исхода Бог говорит Моисею: «Являлся Я Аврааму, Исааку и Иакову с именем: «Бог Всемогущий»; а с именем Моим: «Господь» [Яхве] не открылся им» (Исх 6:3). Каким образом это согласуется с текстом, содержащимся ранее, в Бытии, где Бог тем не менее открывается Аврааму как Господь: «И сказал [Бог] ему [Аврааму]: Я Господь [Яхве], который вывел тебя из Ура Халдейского» (Быт 15:7)?

Или возьмем один из моих самых любимых отрывков — описание десяти казней, которые Моисей обрушил на головы египтян, чтобы вынудить фараона «отпустить его народ». Пятой по счету была моровая язва, от которой «вымер весь скот Египетский» (Исх 9:6). Как же тогда через несколько дней, в час седьмой казни, «град весьма сильный» побил все, что было в поле — «от человека до скота» (Исх 9:24–25). О каком скоте речь?

При внимательном чтении Библии возникают и другие затруднения, помимо многочисленных расхождений и противоречий. В некоторых фрагментах текст словно отражает негативные представления о Боге и Его народе. Действительно ли мы считаем, что Бог способен отдать приказ о жестокой расправе над населением целого города? В Книге Иисуса Навина Бог приказывает воинам Израилевым напасть на город Иерихон и перебить всех до единого мужчин, женщин и детей в нем. Полагаю, Бог не хотел, чтобы Его народ подвергся вредному влиянию, но неужели он и вправду считал, что для этой цели необходимо истребить всех невинных младенцев? Какое отношение они могли иметь к греховности?

Или возьмем отрывок из Псалма 136, одного из самых прекрасных в Псалтири, начинающегося памятными строками: «При реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе». Вот яркий образ твердого в вере израильтянина, мечтающего вернуться в Иерусалим, разрушенный вавилонянами. Но в конце Псалма его восхваления Бога и священного города принимают жестокий оборот — тот, от чьего лица ведется речь, замышляет отомстить врагам Бога: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих [вавилонских] о камень!» Вышибать мозги вавилонским младенцам в отместку за то, что сделали их отцы-воины? Неужели это слова из Библии?

Бог отмщения встречается не только в Ветхом Завете, вопреки утверждениям некоторых христиан. Даже в Новом Завете он предстает как Бог суда и гнева, что известно каждому читателю Откровения. Озеро огненное уже пылает, приготовленное для всех, кто восстанет против Бога. Мучения в нем будут продолжаться «во веки веков» — вечная кара ждет даже тех, кто грешил время от времени, допустим, в течение двадцати лет. Двадцать триллионов лет пыток за двадцать лет неправедной жизни, и это лишь начало. Подобает ли так поступать Богу?

Следует подчеркнуть, что ученые и студенты, ставящие под сомнение подобные отрывки, не сомневаются в самом Боге. Недоверие у них вызывает лишь то, что говорится о Боге в Библии. Кое-кто из этих ученых продолжает считать, что Библия в каком-то смысле богодухновенна, но другие отказываются от этой мысли. Однако даже если авторам Библии было ниспослано вдохновение свыше, абсолютно непогрешимыми они не были; они допустили ошибки. К этим ошибкам относятся расхождения и противоречия, а также ошибочные суждения о Боге, о том, каким Он был и чего хотел. Действительно ли Он жаждал увидеть, как его последователи мозжат о камни головы вражеских младенцев? Хотел ли Он, чтобы неверующие мучились триллионы лет?

Эти вопросы приходится разрешать для себя многим семинаристам при попытке отойти от религиозного изучения Библии, привычного им до семинарии, и получить возможность исследовать Библию с научных позиций. Как правило, эти вопросы возникают в результате знакомства с историко-критическим подходом к Библии, характерным для большинства крупных протестантских семинарий и в большей или в меньшей степени считающимся «общепринятым» у библеистов США и Европы.

Согласно этим взглядам, каждый автор книг Библии жил в свое время и в своем месте, которые отличались от наших, нынешних. Каждый автор исходил из культурных и религиозных предпосылок, которые мы не разделяем. Историко-критический метод предполагает попытку понять, что мог иметь в виду каждый из библейских авторов в изначальном контексте. Согласно этим взглядам, каждому автору должно быть позволено иметь свое мнение, сказать свое слово. В Новом Завете автор Евангелия от Матфея говорит не то же самое, что автор Евангелия от Луки. Слова Марка не соответствуют словам Иоанна. Слова Павла не согласуются с текстами Иакова. Автор Откровения отличается от авторов всех остальных книг. А если рассматривать Новый Завет вместе с Ветхим, путаница только усилится. Авторы Книги Иова и Книги Екклесиаста недвусмысленно заявляют, что жизни после смерти нет. В Книге пророка Амоса утверждается, что народ Божий страдает потому, что Бог карает его за грехи; в книге Иова — что невинные могут пострадать, а в Книге пророка Даниила — что невинные не просто могут, а будут страдать. Все эти книги различны, у каждой свой смысл и подтекст, которые заслуживают того, чтобы прислушаться к ним.

От семинарии до кафедры проповедника

Одна из самых удивительных и озадачивающих особенностей христианства (его основных течений) заключается в следующем: семинаристы, изучавшие Библию с помощью историкокритического метода, как будто напрочь забывают его, едва сделавшись священниками. Их учат критически относиться к Писанию, они узнают о расхождениях и противоречиях в нем, выявляют всевозможные исторические ошибки и неточности, осознают, как трудно определить, существовал ли на самом деле Моисей, что в действительности говорил и делал Иисус, выясняют, что существуют и другие книги, которые когда-то считались каноническими, но в конечном итоге не вошли в Писание (например, другие евангелия и апокалипсисы), понимают, что немало книг Библии подписано псевдонимами (например, книги тех, кто лишь подписывался именем какого-нибудь апостола, но не был им), что, по сути дела, у нас нет оригиналов хоть какой-либо из библейских книг — есть только копии, списки, сделанные несколько столетий спустя и при этом измененные. Студенты усваивают все эти сведения, но с самого начала церковного служения будто бы откладывают их на дальнюю полку. По причинам, которые я рассмотрю в заключении, священники в целом нехотя делятся с прихожанами сведениями о Библии, полученными в семинарии[2].

Я прекрасно помню, как впервые понял это. В то время я только начинал преподавать в Университете Северной Каролины в Чапел-Хилл и по-прежнему был христианином. Пастор Пресвитерианской церкви в Северной Каролине попросил меня в течение четырех недель прочесть цикл лекций об «историческом Иисусе». Я согласился. На лекциях я рассказывал, почему у историков возникают затруднения при попытке пользоваться каноническими евангелиями как историческими источниками — в них не только слишком много расхождений, они написаны через десятилетия после эпохи Иисуса неизвестными авторами, до которых подробности его жизни дошли в виде устных преданий, в значительной мере подвергшихся изменениям. Кроме того, я объяснял, как ученые разрабатывали методы реконструкции событий жизни Иисуса, и закончил цикл подробным изложением всех известных о нем фактов. В моих словах не было ровным счетом ничего нового — только обычные учебные материалы, по которым ведется преподавание в семинариях на протяжении пятидесяти лет. Все эти материалы я изучил, пока сам обучался в Принстонской семинарии.

После лекций ко мне подошла милая пожилая дама и с досадой спросила: «Почему никогда прежде я этого не слышала?» Ее неприятно поразили не мои слова, а то, что пастор ни о чем подобном не упоминал. Помню, я перевел взгляд на пастора, беседовавшего с парой прихожан в другом конце зала для собраний, и сам задался тем же вопросом: почему пастор ничего не объяснял моей собеседнице? Он ведь тоже учился в Принстонской богословской семинарии по той же программе, значит, владел тем же материалом, он преподавал в церковной школе для взрослых уже более пяти лет. Почему же он не поделился с прихожанами своими знаниями о Библии и историческом Иисусе? Безусловно, они имели право на эту информацию. Может быть, он считал, что его паства «не готова» воспринять ее? Такое покровительственное отношение встречается, к сожалению, слишком часто. Опасался лишних трудностей и проблем? Боялся, что исторические сведения разрушат веру его прихожан? Или думал, что церковные власти вряд ли одобрят распространение подобных знаний? Неужели эти власти требовали от него строго религиозного подхода к Библии во всех проповедях и наставлениях? И он опасался лишиться работы? Ответы на все эти вопросы я так и не узнал.

Я не хочу сказать, что церкви должны превратиться в миниуниверситеты, а пасторы — в профессоров, читающих лекции с церковных кафедр. Но одно несомненно: служение — это не просто еженедельное проповедование «благих вестей», что бы под этим ни подразумевалось. Оно также предусматривает обучение. В большинстве церквей действуют образовательные программы для взрослых. Почему бы и взрослым не поучиться? Положение в той церкви, где я читал лекции, — далеко не единичный случай.

Ежегодно сотни студентов слушают мой курс «Введение в Новый Завет» в Чапел-Хилл. Как правило, в потоке 300–350 студентов. Разумеется, этот курс я преподаю не с конфессиональных или религиозных позиций, к которым давно привыкло большинство студентов, получивших церковное воспитание, а с историко-критической точки зрения. Сведения и концепции, которые я предлагаю их вниманию, не содержат ничего радикального. Эти же взгляды распространены и среди критически настроенных ученых, придерживающихся исторического подхода к Библии, — неважно, являются они сами верующими или неверующими, протестантами, католиками, иудеями, агностиками и так далее. Все эти взгляды я усвоил в семинарии, их излагают в духовных семинариях и университетах по всей стране. Но мои студенты сталкиваются с ними впервые, хотя в большинстве своем посвятили немало времени посещению воскресных школ и церквей.

Мои студенты реагируют на эти взгляды по-разному. Более консервативные обычно похожи на меня в том же возрасте — убеждены в абсолютной истинности Библии и готовы спорить с каждым, кто усомнится в этом. Некоторые из них отказываются слушать — они чуть ли не затыкают уши и начинают приглушенно гудеть, лишь бы не слышать то, что может заставить их усомниться в милой их сердцу вере в Библию. Другие стремятся вырваться из тисков церкви и религии и поглощают информацию, которую я предоставляю, так жадно, словно она дает им право на неверие.

На мой взгляд, и полное отрицание, и слишком рьяное стремление усвоить новые представления о Библии нельзя назвать идеальной реакцией. Я предпочитаю видеть, как студенты старательно изучают материал, всесторонне обдумывают его, сомневаются в его (и собственных) положениях и выводах, пытаются понять, как этот материал повлияет на представления о Библии и христианстве, привитые им в детстве, и осторожно размышляют, каким образом он способен оказать влияние на них лично. Разумеется, одна из моих основных целей — побудить студентов усвоить материал курса. В конце концов, он представляет собой исторические сведения об исторической религии, подкрепленные историческими документами. Эти занятия не предназначены для того, чтобы служить богословским упражнением в укреплении или ослаблении веры. Но поскольку документы, с которыми мы имеем дело, являются для большинства студентов документами, подкрепляющими веру, историко-критический метод, которым мы пользуемся на занятиях, неизбежно имеет последствия для веры. Еще одна цель, которую я преследую, — как подобает каждому преподавателю университета, — заставить студентов мыслить.

Признание историко-критического метода

Во время учебы в Принстонской семинарии, оценив потенциальную ценность историко-критического метода, я, подобно многим другим студентам семинарий, начал применять этот новый (для меня) подход — поначалу очень осторожно, так как не хотел сразу уступать науке. Но в конце концов я усмотрел в нем стройную и эффективную логику и всей душой отдался изучению Библии с этой точки зрения.

Мне трудно определить, в какой именно момент я перестал быть фундаменталистом, который верит в абсолютную непогрешимость и словесную богодухновенность Библии. Как я указывал в «Искаженных словах Иисуса» (MisquotingJesus), ключевым для меня с самого начала стал тот исторический факт, что мы располагаем не оригиналами хоть каких-нибудь книг Библии, а только копиями, сделанными позднее — в большинстве случаев спустя много столетий. Постепенно мне начала казаться все более нелепой мысль о том, что Бог ниспослал эти тексты от первого до последнего слова, ведь мы, в сущности, не располагаем этими словами, ведь тексты на самом деле изменены во множестве мест, и если большинство изменений несущественны, то среди них есть и немало по-настоящему важных. Если Бог хотел даровать нам свои слова, почему он не сохранил их в первоначальном виде?

Примерно в то же время, когда я начал сомневаться в нис-посланности слов Библии Богом, стало проявляться влияние курсов изучения Библии с историко-критической точки зрения. Я начал видеть расхождения в тексте. Я заметил, что некоторые книги Библии не согласуются друг с другом. Меня убедили доводы, согласно которым некоторые из этих книг вовсе не были написаны теми, кому приписывали их авторство. И я постепенно понял, что многие из традиционных христианских догматов, которые я давно привык принимать, не задавая вопросов, например, о божественности Христа и Троице, отсутствовали в древнейших традициях Нового Завета, которые развились со временем и мало-помалу отдалились от изначальных учений Христа и его апостолов.

Все эти озарения оставили глубокий отпечаток на моей вере — думаю, как и на вере множества моих товарищей-семинаристов в то время и нынешние дни. Но в отличие от большинства однокашников, я не возвратился к религиозному подходу к Библии в тот же день, как получил диплом магистра богословия. Вместо этого я с новым рвением принялся изучать Библию в исторической перспективе, узнавать все, что мог, о христианской вере, которой, как я считал, учит Библия. Я поступил в семинарию «возродившимся в вере» фундаменталистом, а закончил ее либерально настроенным евангелическим христианином, который по-прежнему считает Библию кладезем важных учений, предназначенных Богом для своего народа, но вместе с тем — книгой, полной людских представлений и ошибок.

Со временем эволюция моих взглядов продолжалась. Из евангелика в агностика я превратился не вдруг. Напротив, почти пятнадцать лет после того, как я перестал считать Библию словесно богодухновенной, я продолжал оставаться убежденным христианином — посещал церковь, верил в Бога, исповедовался. Я постепенно склонялся к либерализму. Собственные исследования побудили меня усомниться в важных аспектах моей веры. В конце концов, вскоре после окончания семинарии я достиг точки, где по-прежнему твердо верил в Бога, но понимал Библию скорее метафорически, чем буквально: я считал, что Библия содержит богодухновенные тексты, способные провести к истинным и ценным размышлениям о Боге, но тем не менее представляет собой плод людского труда со всевозможными ошибками, какие только могут возникнуть при вмешательстве человека.

Затем наступил момент, когда я утратил веру. Это произошло не потому, что я пользовался историко-критическим подходом, а потому, что я больше не мог примирить свою веру в Бога с состоянием мира, который окружал меня. Этот вопрос я рассмотрел в своей книге «Проблема Бога: как Библии не удается ответить на наш самый животрепещущий вопрос — почему мы страдаем?» (God’s Problem: How the Bible Fails to Answer Our Most Important Question — Why We Suffer). В мире столько бессмысленной боли и горя, что я не в состоянии верить, будто где-то есть добрый и любящий Бог, которому все подчинено, — не в состоянии, хотя мне известны все стандартные возражения на этот довод.

Все это — предмет другой книги, однако он имеет некоторое отношение к данной, так как все пятнадцать лет, за время которых я расстался с евангелической верой и стал агностиком, для меня неразрывно связаны с историко-критическим методом изучения Библии, особенно Нового Завета. Здесь я хочу подчеркнуть мысль, на которой постараюсь вновь заострить внимание в последней главе. Я ни в коем случае не считаю, что историко-критический метод неизбежно приводит к утрате веры.

Все мои близкие (и не самые близкие) друзья, занятые изучением Нового Завета, соглашаются с большинством моих взглядов на исторический Новый Завет, исторического Иисуса, становление и развитие христианской веры и тому подобные вопросы. Даже если по поводу каких-либо аспектов мы расходимся во мнениях (а такое случается — ведь мы прежде всего ученые), у нас не вызывают споров исторические методы и основные выводы, которые они позволяют сделать. Тем не менее все эти друзья остаются убежденными христианами. Одни преподают в университетах, другие в семинариях и прочих духовных учебных заведениях. Третьи рукоположены на служение. Большинство играет активную роль в церкви. Историко-критический подход к Библии для многих из них стал шоком во время учебы в семинарии, но их вера выдержала это потрясение. В моем случае историко-критический метод заставил меня усомниться в своей вере — не только в ее поверхностных аспектах, но и в самой сути. Но к агностицизму меня привел не историко-критический подход к Библии, а проблема страданий.

Следовательно, в этой книге говорится не о том, как я утратил веру. Но некоторые вопросы веры — особенно вера в Библию как исторически непогрешимое богодухновенное Слово Божье — не могут не пошатнуться в свете того, что известно о Библии нам, приверженцам историко-критического метода. Взгляды, которые я изложил в этой книге, типичны для ученых. Я не знаю ни единого библеиста, который узнал бы из этой книги хоть что-нибудь новое для себя, однако некоторые выводы кое-кто из ученых пожелал бы оспорить. Теоретически священникам тоже почти нечего почерпнуть из нее, так как этот материал широко преподается в семинариях и других духовных учебных заведениях. Но людям с улиц и церковных скамей вся эта информация в новинку. Это по-настоящему прискорбное обстоятельство, которое давно пора устранить.

2. Мир несоответствий

Когда студенты знакомятся с историческим подходом к из-учению Библии в противовес религиозному, первое, что им приходится уяснить для себя — что библейские тексты, будь то из Ветхого Завета или Нового Завета, буквально кишат расхождениями, многие из которых невозможно привести к соответствию. Некоторые из этих расхождений — всего лишь подробности, мелкие несоответствия между книгами: количество воинов, годы царствования какого-нибудь правителя, маршрут апостола. Иногда, казалось бы, тривиальные различия могут иметь огромное значение для истолкования книги, реконструкции событий древней истории Израиля, создания биографии исторического Иисуса. И наконец, встречаются расхождения по важным вопросам, когда один автор излагает одну точку зрения на них (как был сотворен мир? почему страдает народ Божий? каково значение смерти Иисуса?), а другой автор — иную. Иногда эти точки зрения просто различаются, а порой вступают в прямое противоречие друг с другом.

В этой главе я расскажу о некоторых важных и примечательных расхождениях в Библии, на которые невольно обращаешь внимание, изучая ее в исторической перспективе. Поскольку я специализируюсь на Новом Завете, речь пойдет в основном о разновидностях несоответствий, встречающихся в нем. Но можете мне поверить, подобные несоответствия содержатся и в Ветхом Завете — в сущности, таковых в нем еще больше. Если Новый Завет, состоящий из двадцати семи книг, был написан предположительно шестнадцатью-семнадцатью авторами более чем за семьдесят лет, то Ветхий Завет, или Еврейская Библия, состоит из тридцати девяти книг, написанных десятками авторов за период продолжительностью не менее шестисот лет. Возможностей для появления несоответствий тут масса, и если поискать, они будут находиться во множестве.

Я указываю не просто на то, что Библия полна противоречий, как будет более подробно объяснено в конце этой главы. Иногда мои студенты предполагают, что к этому я и веду — если в Библии столько несоответствий, значит, ей «нельзя верить». Но окончательный вывод заключается не в этом, хотя расхождения в Библии создают определенные проблемы для людей, имеющих отношение к христианской вере (однако не для всех христиан). Осознать, что в Библии содержатся противоречия, важно и по другим причинам. Однако будет лучше перечислить все доводы в конце главы, а не в начале: всегда полезно понять, какими данными мы располагаем, и не спешить с выводами о том, что означают эти данные.

Моя цель — не выискивать в Новом Завете все расхождения до единого, а указать только на самые примечательные или значительные. Я начну с евангелий, затем перейду к трудам апостола Павла. На протяжении всей этой дискуссии я не стану затрагивать чрезвычайно важный вопрос подлинного авторства этих книг (кто их написал — ученики Иисуса? спутники апостолов? христиане последующих времен?). Это предмет одной из последующих глав. Пока достаточно будет отметить, что, кем бы ни были написаны эти книги, порой они не согласуются друг с другом.

Почему же не только невнимательные, но и увлеченные читатели Библии никогда не замечают эти несоответствия, тем более что некоторые из них, если обратить на них внимание, становятся более чем очевидными? Я считаю, что все дело в методе прочтения этих книг. Большинство просто почитывают Библию — отрывок здесь, отрывок там, открывают наугад, выбирают главу, читают и пытаются понять, в чем ее смысл.

Они почти не прилагают стараний, чтобы тщательно сравнить выбранный отрывок с другими схожими отрывками из других книг. Если прочитать фрагмент там, абзац тут, все они будут похожи на Библию. Но для исторического изучения текста требуется внимательное чтение и сравнение текстов вплоть до мельчайших подробностей.

Однако даже усердным читателям Библии зачастую не удается выявить расхождения в ее книгах, опять-таки потому, что они выбирают не тот метод чтения. В своей массе читатели, в отличие от тех, кто воспринимает Библию критически, с исторической точки зрения, читают книги в той последовательности, в которой они представлены. Это разумный подход, в конце концов, точно так же мы читаем большинство антологий. Тот, кто желает изучить Новый Завет, открывает Евангелие от Матфея и начинает читать с первого стиха первой главы и так до самого конца книги, чтобы выяснить, что Матфей рассказывает о жизни Иисуса. Затем наступает очередь Евангелия от Марка, читаемого также с начала и до конца, и выясняется, что оно очень похоже на труд Матфея. Многие эпизоды повторяются, зачастую об одних и тех же событиях рассказывается одинаковыми словами, — правда, кое-где попадаются другие вкрапления, но в целом книги похожи. После этого с начала и до конца штудируется Евангелие от Луки. И все повторяется: те же самые или подобные истории, похожие слова и выражения. Читая Евангелие от Иоанна, можно заметить некоторое отличие, но в основном и эта книга выглядит как остальные: это повествование о речах и поступках Иисуса до его появления в Иерусалиме, история предательства, взятия под стражу, распятия и воскресения.

Чтение любой книги с начала до конца — наиболее естественный способ. Я называю его «вертикальным чтением». При этом начинаешь с верха страницы и доходишь до низа, от начала книги движешься к концу. В чтении евангелий тем же способом нет абсолютно ничего плохого, поскольку именно для такого чтения они и предназначены. Однако возможен и другой метод чтения — «горизонтальный». При горизонтальном чтении сначала изучается история в одном из евангелий, затем та же история из другого евангелия, как если бы они располагались на странице рядом, в виде двух столбцов текста. При этом ведется тщательное сравнение всех деталей[3].

Благодаря «горизонтальному чтению» евангелий всплывают всевозможные различия и несоответствия. Иногда они представляют собой просто варианты одних и тех же сюжетов, в некоторых случаях важные для понимания того, что хотел подчеркнуть тот или иной евангелист, но не противоречащие друг другу. Например, при горизонтальном прочтении описаний рождения Иисуса у Матфея и Луки обращаешь внимание на то, что Матфей говорит о волхвах, пришедших поклониться Иисусу, а Лука — о пастухах. В Евангелии от Матфея нет пастухов, в Евангелии от Луки — волхвов. Это не противоречие: Матфей стремится (как выясняется, по важным причинам) рассказать о йолхвах, Лука (по другим причинам) — о пастухах.

Затем появляются различия, которые если и не выглядят явными противоречиями, то все-таки не согласуются друг с другом. Я уже упоминал об изгнании торгующих из храма, описанном в Мк 11 и Ин 2. В первом источнике это событие происходит за неделю до смерти Иисуса, у Иоанна — это первое за три года служения событие, получившее огласку. В строгом смысле слова это не противоречие: призвав на помощь творческие способности, нетрудно найти убедительное объяснение правильности обоих описаний. Как уже говорилось в предыдущей главе, Иисус мог дважды изгнать торгующих из храма: один раз в начале и один раз в конце своего служения. Но такое объяснение выглядит надуманным, сам собой напрашивается вопрос: почему же тогда его не взяли под стражу в первый раз? Более того, это объяснение подразумевает: чтобы увязать повествования Марка и Иоанна, необходимо составить из них новую версию евангелия, отличающуюся от обеих прочитанных, так как в ней вместо одного изгнания из храма будут фигурировать два.

Есть и другие различия, которые, по мнению многих сторонников историко-критического метода, просто невозможно примирить без насильственного изменения текста. О некоторых из этих различий мы поговорим далее в этой главе, и я не стану портить удовольствие, заранее приводя самые интересные примеры. Потому что сейчас речь идет о другом — о том, что различия остаются не замеченными читателями, так как им привычно или же свойственно читать Библию только одним способом, вертикальным, в то время как исторический подход предполагает и другой полезный способ прочтения — горизонтальный.

Если вам интересно самостоятельно найти различия, сделать это очень просто. Возьмите на выбор рассказ из евангелий, например, истории рождения Иисуса, исцеления дочери Иаира, распятия, воскресения — подойдет любая из них. Прочтите выбранный рассказ в одном евангелии и составьте последовательный и подробный список событий, затем прочтите тот же рассказ в другом евангелии и снова тщательно сделайте записи. И наконец, сравните списки. В некоторых случаях различия незначительны, но иногда они многое меняют, даже если на первый взгляд кажутся несущественными. Это относится и к моему первому примеру. Простой и основополагающий вопрос, который встает перед нами, можно сформулировать недвусмысленным образом: когда умер Иисус? Иначе говоря, в какой день и в какое время дня Иисус погиб на кресте? Выясняется, что ответить на него можно по-разному, смотря, какое евангелие читаешь.

Вступительный пример: смерть Иисуса в Евангелиях от Марка и Иоанна

Этот пример расхождений того рода, какие встречаются в Новом Завете, я часто привожу в беседах со студентами[4]. Пример хрестоматийный, так как и Марк, и Иоанн подробно указывают, когда именно умирает Иисус. А умирает он в каждом евангелии в свое время.

Вероятно, первым из них было написано Евангелие от Марка. Ученые давно установили, что оно появилось примерно через 35–40 лет после смерти Иисуса, вероятно, в 65–70 годах н. э.[5]. Первые десять глав Евангелия от Марка посвящены общественному служению Иисуса в Галилее, северной части Израиля, где он наставляет, исцеляет недужных, изгоняет бесов, противостоит своим иудейским противникам — фарисеям. Завершив этот жизненный период, он отправляется в Иерусалим, на иудейский праздник Пасхи; там его берут под стражу и казнят на кресте (главы 11–16).

Разобраться в датировке Марком (и, если уж на то пошло, Иоанном) распятия мне поможет важная контекстная информация, которая сейчас будет изложена. Во времена Иисуса Пасха, которую отмечали ежегодно, была главным иудейским праздником. Она напоминала о событиях Исхода, произошедших несколькими веками ранее, во времена Моисея, о которых рассказывается в ветхозаветной Книге Исхода (Исх 5-15). Согласно этому тексту, сыны Израилевы пробыли в египетском рабстве четыреста лет, но Бог услышал их мольбы и ниспослал им избавителя Моисея. Моисей был отправлен к фараону и заявил, что Бог велит ему «отпустить народ Мой». Но жестокосердный фараон отказался. Чтобы убедить его, Бог наделил Моисея силой, чтобы тот обрушил на египтян десять казней, в том числе последнюю, самую ужасную из них — «все первенцы в земле Египетской, от человека до скота», должны были погибнуть.

Израильтянам был дан наказ, как избежать подобной участи для своих детей. Каждая семья должна была принести в жертву агнца, взять его крови и «помазать на обоих косяках и на перекладине дверей в домах», где живут. Ангел смерти, явившись ночью, должен был увидеть кровь на дверях и «миновать» (от евр. «песах» — «миновал», «обошел», отсюда и название Пасхи) дома израильтян, а в домах, где на дверях нет крови, убить первенца. Так и получилось. Сломленный горем фараон велел израильтянам (600 тысячам мужчин, а также женщинам и детям) покинуть его землю. Но после ухода израильтян фараон одумался, возглавил войско и погнался за бывшими рабами. Он преследовал их до самого Чермного моря (Красного моря, или Ям-Суф — «море тростников» на древнееврейском), но Бог сотворил еще одно чудо: с его помощью Моисей велел водам моря расступиться, чтобы сыны Израилевы прошли «среди моря по суше». Когда же следом за ними ринулось египетское войско, Бог приказал водам вновь сомкнуться, и те потопили все войско.

Так Израиль был избавлен от египетского рабства. Бог заповедал Моисею впредь праздновать это событие особой трапезой — ежегодной Пасхой (Исх 12). Во времена Иисуса иудеи отовсюду спешили в Иерусалим на праздник. Накануне пасхальной трапезы иудеи приводили в иерусалимский храм ягненка (агнца), а чаще покупали его прямо там и отдавали зарезать его священникам. Ягненка затем уносили домой и готовились к трапезе. Все это происходило в «пятницу перед Пасхою» — в день приготовления.

Итак, путаницу могут вызвать разве что представления древних иудеев о времени — такие же, как у современных иудеев. Нынешний «шаббат» — дословно «суббота», но по традиции он начинается в пятницу вечером, когда становится темно. Дело в том, что в традиционном иудаизме новый день наступает с приходом темноты, вечером. (Вот почему в Книге Бытия, когда Бог сотворил небеса и землю, нам говорят, что «и был вечер, и было утро: день один» — сутки состояли из ночи и дня, а не из дня и ночи). Потому и шаббат начинается в пятницу вечером, и каждый новый день начинается с вечерней темноты.

В пятницу перед Пасхой ягненка закалывали, днем готовились к трапезе. Приступать к ней следовало вечером, в начале нового дня — дня Пасхи. Трапезу составляли символические кушанья: мясо ягненка в память о первых агнцах, заколотых во времена Исхода; горькие травы в напоминание о горечи египетского рабства; опресноки (пресный, недрожжевой хлеб), поскольку бегство из Египта было спешным, тесто «еще не вскисло», и из него спекли пресные лепешки, и несколько чар вина. Следовательно, день Пасхи начинается вечерней трапезой и продолжается примерно двадцать четыре часа, все утро и день следующих суток, после чего наступает первый день после Пасхи.

Теперь вернемся к повествованию Марка о смерти Иисуса. Вместе с учениками он прибыл в Иерусалим на празднование Пасхи. В Мк 14:12 ученики спрашивают Иисуса, где приготовить пасхальную трапезу в этот вечер. Иными словами, идет пятница перед Пасхой. Иисус дает им указания. Ученики готовят все необходимое, и когда наступает вечер, — начало дня Пасхи — приступают к трапезе. Она и вправду особенная. Упоминая о символическом пасхальном угощении, Иисус придает ему еще более символический смысл. Он берет пресный хлеб, преломляет его и говорит: «Сие есть Тело Мое». Подразумевается, что его тело предстоит сокрушить ради спасения. Затем после трапезы он берет чашу с вином и говорит: «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая» (Мк 14:22–25) — значит, должна пролиться его кровь.

Съев пасхальное угощение, ученики отправляются молиться в Гефсиманию. Иуда Искариот приводит стражу и совершает предательство. Иисус предстает перед судом иудейских властей. После ночи в темнице наутро его приводят к римскому правителю Иудеи Понтию Пилату, который признает Иисуса виновным и «предает на распятие». Нам говорят, что Иисуса распяли в тот же день, в девять часов утра (Мк 15:25). Значит, Иисус погибает в день Пасхи, на следующее утро после пасхальной трапезы.

В Евангелии от Марка все ясно и понятно, однако несмотря на общее сходство, его рассказ не соответствует повествованию о тех же событиях в Евангелии от Иоанна, которое само по себе выглядит таким же ясным и понятным. У Иоанна Иисус в последнюю неделю жизни тоже приходит в Иерусалим, чтобы отпраздновать Пасху, а далее также следуют его последняя трапеза, предательство, суд Пилата и казнь на кресте. Удивительно то, что в Евангелии от Иоанна в начале этого повествования ученики не спрашивают Иисуса, где им приготовить пасхальную трапезу. Следовательно, он не дает им указаний, касающихся ее. Они съедают приготовленное все вместе, но у Иоанна Иисус ничего не говорит о том, что хлеб — это его тело, а вино — кровь. Вместо этого он умывает ученикам ноги, о чем не говорится ни в одном другом Евангелии (Ин 13:1-20).

После трапезы они выходят «за поток Кедрон, где был сад». Иуда предает Иисуса, тот предстает перед иудейскими властями, после ночи в темнице его приводят к Понтию Пилату, который признает его виновным и предает на распятие. И нам сообщают, когда именно Пилат выносит этот приговор: «Тогда был день приготовления к Пасхе, около полудня» (Ин 19:14).

«Около полудня»? «День приготовления к пасхе»? День, когда ягнят приводят на заклание? Как такое возможно? В Евангелии от Марка Иисус прожил весь этот день, велел ученикам приготовить пасхальную трапезу, присутствовал на ней вместе с ними, потом был схвачен, провел ночь в темнице, предстал на следующее утро перед судом и был казнен в день Пасхи, в девять часов утра. Но не в Евангелии от Иоанна. В нем Иисус умирает днем раньше, в день приготовления к Пасхе, после полудня.

По-моему, найти объяснение этому несоответствию невозможно. Разумеется, люди не раз предпринимали такие попытки. Одни указывали, что у Марка тоже говорится, что Иисус умер в пятницу (Мк 15:42). Совершенно верно, только эти читатели не заметили, что Марк сразу поясняет свою фразу — «был день приготовления к субботе», а не день перед Пасхой. Иными словами, у Марка это не день перед пасхальной трапезой, а день перед субботой; он назван «днем приготовления», поскольку еду для субботы полагалось готовить днем в пятницу.

Вот где наблюдается противоречие: у Марка Иисус съедает пасхальный ужин (в четверг вечером), а на следующее утро погибает на кресте. У Иоанна Иисус не принимает участие в пасхальном ужине — его казнят днем накануне пасхальной трапезы[6]. Более того, у Марка Иисуса распяли в девять часов утра, а у Иоанна приговор ему вынесли только в полдень, а потом казнили.

Некоторые ученые утверждают, что это расхождение между евангелиями возникло потому, что не все иудеи праздновали Пасху в один и тот же день недели. Это объяснение звучит убедительно — до тех пор, пока не уточнишь эти сведения и йе задумаешься. Да, отдельные секты, не связанные с иерусалимским храмом, считали, что религиозные власти придерживаются неверного календаря. Но и у Марка, и у Иоанна Иисус находится не за пределами Иерусалима и не среди иудеев-сектантов: он в Иерусалиме, где ведут агнцев на заклание. А в Иерусалиме Пасху праздновали только раз в году. Иерусалимские священники не подстраивались к календарным причудам немногочисленных маргинальных сект.

Какие выводы можно сделать из этого противоречия? Опять-таки, на одном уровне оно выглядит сравнительно несущественным. Какая разница, когда и что произошло — в тот день или в другой? Главное, что Иисуса распяли, верно?

И верно, и нет. Возникает другой вопрос, но не «был ли Иисус распят?», а «что означает распятие Иисуса?» Для того чтобы ответить на него, важно точно знать день и время. Значение подобных мелочей я объясняю своим студентам следующим образом: в наше время, когда происходит убийство и полиция прибывает на место преступления, начинается поиск улик вплоть до самых мельчайших, полицейские ищут отпечатки пальцев или волоски на полу. Посмотрев, чем они занимаются, можно задать вполне резонный вопрос: «Что вы делаете? Неужели вы не видите, что перед вами лежит труп? Зачем выискивать отпечатки пальцев?» Однако даже самая незначительная улика порой помогает распутать дело. Кто убил этого человека и почему? Так и с евангелиями. Порой даже незначительные свидетельства могут стать важной подсказкой, помогающей понять представления автора о происходивших событиях.