Грехи отцов наших

— Господи! Да говорю же тебе — нет!

— Я о нормальной мужской бритве.

— А, да, он пользовался электрической. Далась тебе эта бритва! Патологоанатомы могут ляпнуть что Бог на душу положит. Помню, пару лет назад один такой умник подкинул идейку, будто жертву прикончили топором, на что, видишь ли, бесспорно указывал характер нанесенных ран. Ну и побегали мы тогда! А на самом деле бедолаге раскроили череп битой для гольфа. Так-то вот.

Я понимающе кивнул.

— Интересно, зачем ему понадобилось убивать Венди?

— Что тут непонятного? Парень сбрендил, свихнулся, вот и вся причина. Носился взад-вперед по улице, с ног до головы забрызганный кровью, голосил что есть мочи, размахивал своим хозяйством у всех на виду. Если б можно было спросить его, зачем он это сделал, он бы и сам не ответил.

— Да, мир катится в тартарары…

— Господи, и ты туда же! — вздохнул Келер. — Жить в Виллидже с каждым годом становится все опасней, что и говорить. Давай не будем об этом.

Лейтенант кивнул в сторону двери, и мы вышли из кабинета. В общей комнате каждый занимался своим делом. Входили и выходили полицейские — в форме и штатском; кто-то отстукивал на машинке очередной отчет; в углу офицер терпеливо выслушивал сбивчивый рассказ на испанском какой-то дамочки, жалобно всхлипывающей и утирающей слезы платком. Интересно, потерпевшая или сама что-то натворила?..

Никого из присутствующих раньше я не встречал.

— Знаешь Барни Сегала? Наконец-то ему воздали по заслугам — назначили начальником Семнадцатого участка.

— Отличный парень!

— Да, один из лучших. Ты давно уволился, Мэт?

— Уже несколько лет.

— Ну да, ну да! Как поживают Анита и мальчики?

— Спасибо, у них все хорошо.

— Поддерживаешь с ними связь?

— Время от времени.

Когда мы поравнялись со стойкой дежурного, Келер вдруг остановился и неловко откашлялся.

— Почему бы тебе опять не надеть значок полицейского, а, Мэт?

— Нет, Эдди, этого не будет.

— Жаль.

— Каждый занимается тем, чем должен заниматься.

— Да, ты прав. — Он встряхнулся, заставил себя вернуться к нашему делу: — С Пэнкау я договорился, он встретится с тобой сегодня, около девяти вечера. Будет тебя ждать в баре Джонни Джойса, это где-то на Второй авеню, точнее не помню.

— Не трудись, Эдди, местечко мне знакомо.

— Прекрасно! Там его хорошо знают. Спроси у бармена, и он тебе его покажет. Кстати, у парня сегодня выходной, так я ему пообещал, что он не пожалеет, если поговорит с тобой, уж не обессудь.

Я успокоил лейтенанта, что тот все сделал верно: Пэнкау непременно получит должное вознаграждение. С этим я направился к выходу.

— Мэт! — окликнул меня Эдди. Я повернулся. — Что, черт подери, ты собираешься из него выудить?

— Хочу поинтересоваться, какие именно нецензурные выражения употреблял Вэндерпол…

— Все шутишь? — Я покачал головой. — М-да, ты такой же чокнутый, как и этот Вэндерпол, вот что я тебе скажу. Представляю, чего тебе предстоит наслушаться, если решишь и Пэнкау осчастливить новой шляпой!

Глава третья

Бетьюн-стрит оказалась неширокой улицей, идущей от Гудзона в западном направлении. По обеим сторонам — жилые дома, отгородившиеся от проезжей части молодыми деревцами, многие из которых были любовно забраны невысокими оградками с трогательными табличками типа «Наше любимое дерево» и «Пожалуйста, держите вашу собаку на поводке».

Дом 194 был сложен из добротного кирпича и, судя по фасаду, совсем недавно отремонтирован. Квартир насчитывалось ровно пять — по одной на каждом этаже. У шестой кнопки на дверной панели висела табличка «Управляющий». Эту кнопку я и нажал.

Появившейся на звонок женщине на вид можно было дать лет тридцать пять. Одета в белую мужскую рубашку с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и заляпанные краской, выцветшие джинсы; телосложением она напоминала пожарный гидрант. Коротко стриженные волосы ее, казалось, кто-то наугад обкорнал затупившимися ножницами. Но, как ни странно, ее вид не был отталкивающим.

Замерев в дверном проеме, она окинула меня оценивающим взглядом. Ей хватило нескольких секунд, чтобы определить, что перед ней стоит не кто иной, как полицейский. Вежливо представившись и выяснив, что ее зовут Элизабет Антонелли, я сказал, что хотел бы с ней поговорить.

— Это еще о чем?

— О ваших жильцах с третьего этажа.

— Вот черт! А я-то думала, что с этим покончено. Только вот все жду не дождусь, пока ваши ребята откроют наконец дверь и разрешат выкинуть их шмотки. Домовладелец требует, чтобы я предлагала квартиру новым жильцам, а я и войти туда не могу.

— Квартира все еще опечатана?

— А вы что там у себя друг с другом не общаетесь, что ли?

— Я не из полиции. Частный детектив.

Глаза женщины заметно округлились; теперь, когда она узнала, что я не полицейский, ее симпатии уже были на моей стороне, однако она терялась в сомнениях: нужно ли тратить на меня свое время, если я лицо неофициальное. Подумав немного, она проворчала:

— Послушайте, вы оторвали меня от дел. Я художница и сейчас как раз работаю.

— Уверяю, я не займу у вас много времени. Отделаться от меня будет довольно сложно.

Она несколько секунд подумала, резко повернулась и вошла в дом.

— Что-то здесь прохладно. Пошли вниз, побеседуем, но только недолго, ясно?

Вслед за ней я спустился на полпролета, в цокольное помещение, где находилось ее жилище, — одна-единственная, но довольно просторная комната с притулившейся в углу кухонькой и железной койкой у стены напротив. С потолка свисали какие-то трубы и электрические провода. Занималась управляющая монументальной скульптурой, о чем свидетельствовали несколько ее произведений, расставленных там и сям по комнате. Над чем художница трудилась сейчас, я так и не понял: странной формы конфигурация была обмотана влажной тряпкой, а вот те, что торчали на виду, были выполнены в абстрактной манере и больше всего напоминали гигантских чудищ со дна морского. На мой непросвещенный взгляд, конечно.

— Вряд ли я смогу вам много рассказать, — сменив тон, проговорила женщина. — Присматриваю за домом, потому что таким образом избавлена от квартплаты, а это, как вы понимаете, очень удобно. Я всегда под рукой, на этюды не хожу, могу уладить любое недоразумение, починить, если что-то не в порядке, и к тому же вовремя наорать на кого надо и выбить деньги из неплательщиков. Почти все время провожу здесь за работой, а то, что происходит у жильцов, — не мое дело.

— Скажите, вы знали Вэндерпола и мисс Хэннифорд?

— Видела несколько раз.

— Когда они сюда въехали?

— Дайте подумать. В апреле будет два года, как я перебралась в этот дом, а Хэннифорд появилась незадолго до меня. Что касается того типа, он съехался с ней чуть больше года назад. Если не ошибаюсь, незадолго до Рождества.

— Значит, они не сразу стали жить вместе?

— Нет. Раньше она жила кое с кем другим.

— С мужчиной?

— С женщиной.

Как звали приятельницу Венди и чем она занималась, Антонелли не знала. Зато без всяких уговоров дала адрес домовладельца. Я спросил, что она может вспомнить о Венди.

— Да немногое. Как правило, запоминаются те, кто доставляет беспокойство. А у нее никогда не собирались буйные компании, магнитофон по ночам не орал. Пару раз я заглядывала к ней в квартиру — они сами меня вызывали. Несколько месяцев назад, например, в спальне вышел из строя вентиль на батарее, и они чуть не задохнулись от жары. Ну, обратились ко мне, я вентиль и поменяла.

— Квартиру они содержали в чистоте?

— Да, очень за порядком следили. У них чистенько, красиво, да и обстановочка первоклассная. — Она на секунду задумалась. — Наверное, это все благодаря ему. До его появления я тоже туда заглядывала, и тогда так не было. Похоже, у парня имелся вкус.

— Вы знали, что она была проституткой? — задал я очередной вопрос.

— А я и сейчас ничего об этом не знаю, — последовал решительный ответ. — В газетах какой только ерунды не напишут!

— Так вы не считаете, что мисс Хэннифорд занималась проституцией?

— У меня на этот счет нет никакого мнения. Жалоб никогда не поступало; к тому же она могла принимать у себя хоть десять мужиков на дню, и я бы ничего об этом не знала.

— Гости у нее часто бывали?

— Я же только что сказала: мне ничего об этом не известно. Мимо моей комнаты гости не ходят, сразу поднимаются наверх.

Я спросил Элизабет об остальных жильцах. Как я уже упоминал, в доме было пять квартир, каждая из которых занимала целый этаж. Управляющая дала мне список всех проживающих и добавила, что если они согласятся отвечать на мои вопросы, я могу переговорить с ними. Со всеми, кроме пары с верхнего этажа, поскольку в данный момент они находятся во Флориде и вернутся только в середине марта.

— Ну, довольно с вас? — спросила она. — Я бы хотела вернуться к своей работе.

Она в нетерпении размяла пальцы, соскучившиеся по глине.

Я поблагодарил экстравагантную скульпторшу за помощь.

— Да чего там, я ведь не так уж много вам рассказала…

— Ну, кое-что вы могли бы добавить.

— О чем это вы?

— Охотно верю, что вы не знали ни парня, ни девушку, да и вообще мало интересуетесь частной жизнью жильцов, это понятно. Однако так или иначе у человека невольно формируется то или иное представление о людях, с которыми приходится постоянно сталкиваться на протяжении длительного времени. Так что мнение о них у вас все-таки должно было сложиться. Конечно, под влиянием последних событий вы могли изменить свою точку зрения, но мне бы очень хотелось услышать, что вы думаете об этой паре.

— Зачем вам это знать?

— Вы помогли бы мне понять, как эти люди выглядели со стороны. Ведь вы, ко всему прочему, художник, человек искусства, значит, вам присуща точность восприятия.

Она прикусила зубами ноготь мизинца. Подумала и сказала:

— Да, кажется, понимаю. Вот только не знаю, с какой стороны подойти к делу.

— Вас поразило известие об убийстве?

— Это естественная реакция, кто угодно был бы поражен.

— Но ведь существенную роль сыграло еще и то, что вы их знали.

— Да как я их знала? Обычные жильцы нашего дома… Хотя нет, погодите, вы заставили меня кое о чем задуматься. Да, теперь мне кажется, что я невольно смотрела на них как на брата и сестру.

— Вот как! На брата и сестру?

— Да, именно так.

— А почему?

Женщина прикрыла глаза и сосредоточенно нахмурилась.

— Не могу сформулировать точно, — медленно проговорила она. — Наверное, из-за манеры поведения, когда они бывали на людях. Нет-нет, по виду ничего не скажешь, но от них исходили какие-то токи. Ну вот даже то, как они шли по вестибюлю. Понимаете, складывалось впечатление, что их связывают родственные отношения…

Я терпеливо ждал: сейчас главное — не торопить.

— И еще одно. Раньше я как-то об этом не задумывалась, но… Словом, теперь у меня нет сомнений, что парень был голубым.

— Почему?

Она поднялась со стула, где сидела раньше, и подошла к одному из своих творений — громоздкому сооружению из выпуклых граней, выше и толще ее самой. Стоя спиной ко мне, медленно провела по грубой поверхности сильным, заскорузлым пальцем.

— Не знаю… Может, из-за его фигуры, некоторой манерности; он был высок, необыкновенно изящен, по-особому говорил, жестикулировал. Вы, вероятно, можете подумать, что я все вижу как-то не так… Потому что я вся такая неуклюжая, с короткой стрижкой, в мужской одежде, привыкла иметь дело с электричеством и всякими техническими штуками. Меня часто принимают за лесбиянку. — Тут она резко повернулась и уставилась на меня с вызовом. — Так вот, я не лесбиянка!

— Охотно верю. А Венди Хэннифорд? Она была лесбиянкой, как вы считаете?

— Откуда мне знать!

— Но догадались же вы, что Вэндерпол был голубым. И насчет нее у вас также могли возникнуть предположения.

— Вот вы о чем! Мне казалось… нет, я абсолютно уверена, что лесбиянкой она не была. Видите ли, я могу утверждать это с определенной точностью по тому, как женщина относится ко мне. Нет-нет, она была совершенно нормальной.

— Чего нельзя сказать о нем.

— Да, чего нельзя сказать о нем. — Она снова вскинула на меня глаза. — И знаете что? Я могу поклясться, что он был гомиком.

Глава четвертая

Пообедав в итальянском ресторанчике на Гринвич-авеню, я заглянул в два-три бара, пропустил энное количество стаканчиков, а потом поймал такси и отправился в заведение Джонни Джойса. Там по совету Келера обратился к бармену, и он кивнул в сторону дальней кабинки, где обосновался Льюис Пэнкау.