Иден не хотелось бы стать тем человеком, который заставит Мелиссу разочароваться в собственном муже, а потому она старалась ни во что не вмешиваться. Впрочем, иной раз она пыталась осторожно поговорить с дочерью, но Мелисса обладала редким качеством – она слышала только то, что ей хотелось услышать. И тогда Иден решила: пусть дочь сама сделает свой выбор. Ведь только столкнувшись с реальностью и набив шишки, Мелисса поймет, что материнские слова не просто пустой звук.
Иден прошла в ванную комнату и взглянула на себя в зеркало. Ей много раз говорили, что для своего возраста она выглядит просто отлично. Но это ни в коем случае не отменяет опыта сорока пяти лет жизни, и сейчас, при взгляде на свое отражение, Иден охватила острая волна сожаления. Что она успела за это время? Если вдуматься, то она никогда не жила для себя, не позволяла женщине взять верх над матерью. Все ее мысли, все заботы были только о дочери – с той самой ночи, когда она сбежала из дома миссис Фаррингтон, и до сегодняшнего дня. По большей части она была занята работой и ребенком, но иной раз выдавались свободные вечера, и тогда в голову Иден закрадывались крамольные мысли: а как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не стала матерью так рано? Правда, у нее случилось несколько романов, два из них очень серьезные: мужчины действительно любили ее и настаивали на браке. Но как только речь заходила об оформлении отношений, Иден начинала паниковать и сводила отношения на нет. Она никак не могла решиться впустить мужчину в свою жизнь, а главное – в жизнь своей дочери.
Когда Мелисса поступила в колледж и получила стипендию, Иден вздохнула свободнее и, обнаружив наличие некоторого времени и денег, тоже решила учиться. Она получила степень бакалавра по истории Америки, но немалую часть своего учебного времени Иден посвятила изучению английской литературы. Мелисса получила диплом специалиста в сфере начального детского образования и устроилась на какую-то незначительную должность в адвокатскую контору только для того, чтобы быть поближе к Стюарту. Все, что занимало ее в тот момент, – почаще попадаться на глаза предмету своего обожания и правильно себя повести в нужный момент, чтобы молодой человек сделал ей предложение. Нужно сказать, она своего добилась и стала миссис Стюарт. После года жизни в Нью-Йорке Мелисса мольбами и слезами заставила мать переехать в этот огромный город и найти там новую работу. Иден только что рассталась с очередным претендентом на ее руку и сердце, ей требовалась смена обстановки, а потому она довольно легко согласилась на переезд.
В Нью-Йорке Иден улыбнулась удача: она получила работу в крупном издательстве. То, что случилось потом, ее работодатель называл божественным озарением, а Иден – просто очередным везением. Так или иначе, но она нашла жемчужину в навозной куче, то есть стоящую книгу в куче непрочитанных рукописей молодых авторов. Эту рукопись отвергли уже шесть издательств, но Иден прочла ее и, положившись на свой вкус и интуицию, рекомендовала к печати. Издательство прислушалось к мнению редактора, и книгу опубликовали, после чего сей труд продержался тридцать две недели в списках бестселлеров «Нью-Йорк таймс», чего давно не случалось даже с самыми известными авторами. В знак благодарности автор потребовал, чтобы именно Иден работала с ним как редактор. К концу второго года ее повысили до должности старшего редактора, а на третий год она уже имела дело с несколькими весьма значимыми в литературном мире фигурами. Иден по праву гордилась быстрой карьерой, но предпочитала не хвастаться перед дочерью и зятем своими успехами.
Продолжая пристально рассматривать себя в зеркале, Иден вспоминала, какой она была, когда впервые встретила миссис Фаррингтон. Так какой же она была? Юной, конечно, и совершенно неопытной. Вся ее жизнь прошла в маленьком городке, где она только училась и работала в библиотеке. Ее родители совершенно не собирались расширять кругозор дочери или обеспечивать ей какие-либо развлечения. Напротив, они… Иден покачала головой. Ведь давно дала себе слово просто не думать о них. Так проще, и нервы целее будут. После рождения Мелиссы Иден трижды пыталась связаться с родителями, но они не желали иметь с ней ничего общего. Она все же поехала на похороны отца, но мать, увидев ее, рассердилась и велела Иден убираться. Что ж, это не самые приятные воспоминания. Но ведь есть и другие! Миссис Фаррингтон спасла ее и подарила целых пять лет тепла и любви. Воспоминания о доме и проведенном в нем счастливом времени стали тайным убежищем молодой женщины. Что бы ни случалось – ссорилась ли Мелисса с противной учительницей, наступал ли очередной период безденежья или ей приходилось рвать отношения со Стивом, который мечтал, чтобы они поженились, – Иден мысленно переносилась в Арундел и входила в старый дом.
Закрыв глаза, она могла вспомнить каждую деталь обстановки, каждый предмет мебели. Да что там мебель – Иден помнила все трещины в полу! Интересно, в каком состоянии дом теперь? Сильно ли он изменился? В письме говорилось, что она унаследовала дом вместе с его содержимым. Осталось ли что-нибудь из прекрасной мебели, которой так гордилась миссис Фаррингтон, или ее ужасный сын успел продать всю обстановку? Нашел ли он тайники, которые Иден и миссис Фаррингтон устраивали в доме и в саду?
Улыбаясь, Иден припомнила день, когда они закапывали несколько пластиковых коробок, наполненных всякой всячиной. Миссис Фаррингтон давала указания, а Иден копала яму. Оторвав взгляд от ямы, миссис Фаррингтон грустно оглядела дом и вздохнула:
– Все кончится, когда я умру.
Иден не очень-то поняла, что хотела сказать старая леди, но миссис Фаррингтон продолжала, по-прежнему глядя на родовое гнездо:
– А знаешь ли ты, что моя девичья фамилия тоже Фаррингтон? Я сумела сохранить ее и в замужестве. Веками наши предки производили на свет сыновей, и проблем с передачей имени не возникало. Но мой отец оказался никуда не годным продолжателем рода. Он был женат десять лет и смог дать жизнь только такому мелкому созданию, как я. И не надо на меня так смотреть – терпеть не могу эти новомодные феминистские штучки! Уж если я говорю, что виноват был мой отец, значит, знаю это наверняка. Когда он женился на моей матери, она уже была вдовой и успела к своим двадцати шести годам родить от первого мужа троих здоровых мальчишек. Но, выйдя замуж за отца, она не могла зачать десять лет. А когда я родилась, никто не верил, что дочь Фаррингтонов выживет – такой маленькой и слабой я была. – Миссис Фаррингтон вздохнула и, глядя на цветы в саду, пробормотала: – Может, было бы лучше, если бы я и умерла тогда, младенцем-ангелочком.
Иден хотелось отвлечь хозяйку от грустных воспоминаний, и она быстро спросила:
– А что вы говорили насчет имени? Как вам удалось сохранить его?
– Да очень просто: вышла замуж за родственника. Он был довольно дальний родственник, но носил родовое имя, и для меня это было решающим фактом. Мать умоляла меня не делать этого. Она говорила, что род наш и так ослаб и кровь родственника, пусть и дальнего, сделает потомство еще менее жизнеспособным. Но я не желала ничего слушать. Все, что меня заботило, – сохранить имя и стать частью рода Фаррингтонов. Если бы я тогда послушалась мать, то вышла бы замуж за одного из братьев рода Гренвилл. Их было два брата, и оба как на подбор – высокие, статные красавцы, да и умом Господь их не обидел. Но я тогда вообще никого не слушала.
– Если мне будет позволено высказать свое мнение, вы не сильно изменились с тех пор. – Иден выпрямилась и потерла уставшую спину.
– Да, я всегда делала только то, что хотела, – мечтательно продолжала миссис Фаррингтон. – Такая всегда была безрассудная, привыкла, чтобы все было по-моему. Видать, Бог меня наказал и за это тоже… Человек, за которого я вышла замуж, оказался жалким трусом. – Она помедлила, но все же договорила: – Мой муж был, как это сегодня называется, бисексуалом.
Иден молча копала. Ей было жаль старую даму, но она не осмеливалась прервать ее воспоминания, зная, что миссис Фаррингтон ничего не делает просто так и этот ее рассказ преследует какую-то цель.
– Мой муж был ужасным человеком, но наш единственный сын превзошел своего отца. Так что я последняя из семейства Фаррингтон. Наш род умрет вместе со мной, – скорее торжественно, чем печально закончила старая дама.
Иден взглянула из ямы вверх и увидела, что маленькие ручки старухи сжаты в кулаки так, что побелели костяшки.
– Но ваш сын еще молод, и у него могут быть дети… – робко сказала Иден.
– Никогда! У него не будет детей. Последний раз я согласилась принять его после того, как он выйдет из тюрьмы, с одним условием – если он позаботится об этом. С ним поступили как с лошадью, которая не может дать нормального потомства. Я не хочу, чтобы это проклятое семя и дальше засоряло мир.
Иден не знала, что сказать. Миссис Фаррингтон, помешанная на своей семье и голубой крови, настояла на том, чтобы ее сыну сделали вазэктомию! Она не позволила ему иметь детей и тем самым продолжить род. Услышанное повергло Иден в растерянность. Однако дальнейшие слова старухи вызвали у нее настоящий шок.
– А знаешь, что самое смешное? – Миссис Фаррингтон, забыв о грусти, игриво подмигнула. – Однажды я обнаружила, что тоже бисексуальна!
Иден подняла голову и уставилась на хозяйку, открыв рот и вытаращив глаза.
– Видишь ли, – с усмешкой закончила та, – у меня был роман с обоими братьями Гренвилл!
Иден уронила лопату. Она смеялась так, что ей пришлось опуститься на землю и отдышаться. А потом миссис Фаррингтон, нимало не смущаясь, рассказала, как она и «мальчики» встречались на берегу реки под старой ивой. И что она занималась любовью с обоими – иногда по очереди, а иногда одновременно.
Иден и теперь смеялась, вспоминая тот забавный случай. История с братьями Гренвилл получила продолжение буквально через два дня после того, как миссис Фаррингтон рассказала ей свою замечательную историю. Иден была в городе и встретила одного из «мальчиков». На первый взгляд ему никак нельзя было дать меньше девяноста, но спину он держал прямо, а в глазах старика светилась усмешка. Иден поздоровалась, и старик, улыбнувшись, спросил, как поживает миссис Фаррингтон.
– Почему бы вам не навестить ее? – спросила Иден, которая изо всех сил удерживала серьезный и благонравный вид, но губы ее так и расползались в широкой улыбке. – Пока стоит теплая погода, вы могли бы устроить пикник… на берегу реки, под старой ивой.
Мистер Гренвилл хохотал так, что Иден начала опасаться за его здоровье.
– Ох уж эта Элис, – наконец проговорил он. – Элис, Элис, Элис. Чудесное было время. Передай ей мой привет и скажи, что я по-прежнему люблю ее.
Да, время, проведенное в доме миссис Фаррингтон, было самым счастливым в жизни Иден. Прекрасные годы, полные тепла и спокойствия. А теперь миссис Фаррингтон умерла и завещала Иден свой чудесный дом. Интересно, уцелели ли тайники в доме и в саду? Или этот негодяй, Алистер Фаррингтон, нашел их все? Иден вздохнула. Как жаль, что не пришлось свидеться со старой леди, пока она была еще жива. Опасаясь за дочь, Иден не поддерживала отношений со своей хозяйкой, но некоторое время была в курсе происходящего в Арунделе, так как переписывалась с Грейси. Та писала охотно, хоть и не слишком часто. Хозяйка ресторана даже не спрашивала, почему Иден покинула Арундел так внезапно. В маленьком городке трудно скрыть что-то от соседей, и все жители прекрасно знали, за что попал в тюрьму Алистер Фаррингтон. Грейси писала, что он продает мебель, которая хранилась в доме веками и имела большую историческую ценность. А однажды он явился к торговцу недвижимостью и объявил, что выставляет дом на продажу. Но миссис Фаррингтон прибыла в офис буквально через час после сына и категорически заявила, что дом не продается. Некоторое время соседи опасались за ее жизнь, и тогда поверенный миссис Фаррингтон во всеуслышание объявил, что, согласно завещанию старой леди, если с ней что-нибудь случится, дом отойдет благотворительному обществу.
Читая эти письма, Иден переживала за миссис Фаррингтон, но чем она могла ей помочь? Пока был жив Алистер Фаррингтон, Иден не решалась даже написать старой леди из опасения, что ее сын увидит адрес и выследит ее и Мелиссу.
Грейси умерла, когда Мелиссе исполнилось одиннадцать, и после этого Иден не получала никаких известий из Арундела. Она решила, что миссис Фаррингтон, должно быть, давно отошла в лучший мир, а ее ужасный сын смог наконец завладеть домом. Однако, как оказалось, миссис Фаррингтон на несколько лет пережила своего сына.
Иден вновь заглянула в письмо. Там не было никаких подробностей, говорилось только, что Алистер Фаррингтон «скончался несколько лет назад». Он не оставил наследников, и миссис Фаррингтон завещала свой дом и его содержимое мисс Иден Палмер. Потом Иден обратила внимание, что письмо подписано мистером Брэддоном Гренвиллом, эсквайром. Она улыбнулась – должно быть, это внук одного из «красавцев Гренвиллов».
«Конечно, я не смогу сохранить дом, – думала Иден. – Это наверняка очень дорого и хлопотно. Может, передать его какому-нибудь историческому обществу, чтобы туда могли водить экскурсии?» Идея показалась ей неплохой. В начале восемнадцатого века в том районе вдоль реки располагались сотни плантаций и множество подобных особняков, но с тех пор прошло много времени, и окрестности Арундела разительно изменились. Часть домов сгорела в пожарах, часть была разрушена временем, а некоторые просто снесены, чтобы освободить место под новую застройку. Фаррингтон-Мэнор сохранился практически в первозданном виде. Конечно, в доме было проведено электричество и оборудованы две современные ванные комнаты, но строители были очень тактичны и аккуратны и сохранили даже панели, которыми стены обшили еще в 1720 году.
Впрочем, может, теперь там все по-другому, вздохнула Иден. Пожалуй, стоит взять на работе неделю отпуска за свой счет и съездить в Северную Каролину. Просто взглянуть на дом, а потом сразу же вернуться в Нью-Йорк, чтобы быть на месте, когда дочери придет время рожать. Наверняка от Стюарта толку никакого не будет.
«А может, если не будет меня, он позаботится о Мелиссе?» – спросила себя Иден и сама удивилась подобной мысли. Возможно, они жили бы лучше и дружнее, если бы она не находилась рядом, как довесок к Мелиссе, ревниво оберегая ее от вымышленных и реальных обид и вольно или невольно встревая между мужем и женой? Вдруг Стюарт набрался бы смелости и потребовал от босса заслуженного повышения, если бы ему не на кого было рассчитывать и он бы сам содержал семью?
Вопросы возникали один за другим, и Иден словно взглянула на себя, дочь и зятя со стороны. Увиденное заставило ее без сил опуститься на стул. «А вдруг я допускаю ошибку, оставаясь все время рядом с дочерью? Я мать-одиночка и Мелисса – мое единственное дитя. Немудрено, что наши жизни тесно переплелись, мы словно все еще связаны пуповиной. Но что же делать? Покинуть дочь?» Иден вспомнила тот единственный раз, когда они с Мелиссой ненадолго разлучились: дочь уехала в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к Стюарту. Она провела там год. За это время Иден летала в Нью-Йорк три раза, а уж телефонная трубка просто превратилась в неотъемлемую часть ее тела – они с Мелиссой созванивались раз по десять на дню. Страшно вспомнить, сколько денег тогда ушло на оплату телефонных счетов и на авиабилеты!
Именно нежелание Иден расставаться с дочерью стало причиной ее разрыва со Стивом. После очередной поездки в Нью-Йорк Иден вернулась разбитая и несчастная и ни о чем не могла говорить, кроме как о Мелиссе. Стив тогда рассердился по-настоящему.
– Что ты делаешь? – возмущался он. – Дай ей жить самостоятельно! Твоя дочь – взрослая женщина!
– Она навсегда останется для меня ребенком, – ответила Иден и на следующей же неделе вернула Стиву кольцо, решив, что он никогда не поймет ее, и не желая связывать себя с человеком, который возражает против ее общения с дочерью.
Но теперь, теперь Мелисса замужем, скоро у нее родится ребенок и она тоже будет мамой. И сейчас дочь попала в ловушку. Мелисса разрывается между любовью к матери и любовью к мужу. «А я, – спросила себя Иден, – что я делаю? Может, я просто ревную свою дочь, и мои поступки продиктованы не только заботой, но и желанием досадить Стюарту? Взять хотя бы еду. Да, Мелиссу мучает голод, но это естественно в ее положении, и все пособия для беременных утверждают, что можно обойтись фруктами, если уж так захотелось перекусить. Что делает Стюарт? Заботясь о здоровье своей жены, он настаивает, чтобы она питалась правильно. А что делаю я? Набиваю холодильник выпечкой и шоколадом. Может быть, зять никогда не открывает холодильник, потому что знает, что именно он там увидит?»
Одним из главных недостатков зятя Иден считала его нежелание предпринять какие-нибудь шаги для того, чтобы он и Мелисса могли жить отдельно. Но теперь ей припомнился один вечер, когда она услышала из своей комнаты, что Мелисса плачет. Конечно, мать тут же подошла к двери соседней спальни и уже собралась постучать, когда услышала слова дочери:
– Но если мы уедем, она будет ужасно одинока. Ты не понимаешь: я – это все, что у нее есть. Мама видит смысл жизни в том, чтобы быть рядом. И я всем ей обязана…
Тогда, в тот вечер, Иден улыбнулась и вернулась к себе, довольная услышанным. Но теперь она вдруг взглянула на эти слова с другой стороны: а что, если именно Мелисса настаивает на том, чтобы жить с матерью, а Стюарт просто выполняет прихоть жены?
«Черт возьми, как я могла так долго витать в облаках? – удивилась Иден. – Да, Мелисса – моя дочь, моя жизнь. Но не разрушаю ли я ее брак, обращаясь со своей дочерью как с маленьким ребенком, а с ее мужем как с узурпатором? Если так пойдет дальше, не нужно быть психоаналитиком, чтобы предсказать неизбежное – брак Мелиссы не будет долгим. Но разве этого я желаю своей дочери?» А ведь скоро выйдет книга, вспомнила Иден, и тогда отношения станут совсем невыносимыми.
Собираясь переезжать в Нью-Йорк, Иден разбирала шкафы и в дальнем углу самого глубокого из них наткнулась на коробку с бумагами. Она не открывала ее много лет, и бумажная наклейка со словами «Интересная информация» уже пожелтела от времени. Иден сняла крышку и, вынимая кипы бумаг, погрузилась в воспоминания. Эту коробку она сунула в чемодан той ночью, когда в спешке и страхе покидала дом миссис Фаррингтон. За годы, проведенные с миссис Фаррингтон, Иден услышала от хозяйки множество интересных историй. Иден записывала их, складывая записи в эту самую коробку. Сюда же попали письма некоторых членов семьи. Молодая девушка из семьи Фаррингтон вышла замуж по большой любви, но ее молодой муж вскоре отправился служить в армию Конфедерации. Жена писала ему чудесные письма. А потом пришло известие о его гибели. Тогда она написала своему мужу еще одно – последнее – письмо, добавила его к их переписке и бережно перевязала всю связку лентами. Так она и сохранилась в одном из шкафов. Иден плакала, читая эти письма, полные любви. Но даже тогда она сумела понять, что письма могут стать материалом для биографа. Именно тогда Иден решила, что когда-нибудь напишет историю семьи Фаррингтон. Составляя каталог, она делала копии некоторых документов и складывала их в эту коробку вместе со своими записями.
Устроившись в Нью-Йорке, Иден вновь достала коробку и принялась разбирать и перечитывать материалы – сначала без какой-то определенной цели. Ей просто хотелось вспомнить свою первую работу, миссис Фаррингтон и Арундел. Но, просматривая бумаги, Иден автоматически раскладывала их в хронологическом порядке и писала вступление к каждой части. Потом она отправилась в библиотеку и потратила несколько выходных, выстраивая историческую канву вокруг истории рода. Ей нужно было знать, что происходило в то время в мире и в Америке, чтобы вплести события из жизни одной семьи в ткань истории страны и мира.
Она работала в издательстве уже второй год, когда книга приобрела более или менее законченный вид. Тогда Иден рискнула попросить заведующую секцией документальной литературы взглянуть на результаты ее трудов. Через три дня редактор вернула рукопись со словами восторга и сожаления:
– Я хотела бы опубликовать вашу книгу, потому что она замечательная во всех отношениях. Но нас замучают судебными исками. Вы не можете писать такие вещи про людей, пока они живы и могут подать в суд. Нужно ждать, пока все действующие лица отойдут в мир иной.
Расстроенная Иден забрала рукопись домой. Она решила убрать из книги все, что может вызвать негативную реакцию героев, например, описание любовных похождений миссис Фаррингтон. Некоторое время Иден следовала намеченному плану. Потом выключила компьютер и разочарованно уставилась на экран монитора. Книга умирала. Она становилась безжизненной и неинтересной. Иден мрачно таращилась на экран. И вдруг ей в голову пришла спасительная мысль: а почему бы не превратить документальную биографию в художественное произведение? Вернувшись к компьютеру, она принялась заменять подлинные имена на вымышленные, попутно внося и другие изменения, чтобы затруднить поиск источника и сделать обстановку менее узнаваемой. Иден работала всю ночь, встретив рассвет за компьютером.
Шесть недель спустя она принесла рукопись в художественную редакцию и попросила коллегу просмотреть ее работу. На следующее же утро та влетела в кабинет Иден и заявила, что не могла оторваться всю ночь и что книгу надо срочно издавать. Иден сумела сохранить спокойствие, хотя ей хотелось вскочить и, размахивая руками, понестись по редакции, рассказывая всем и каждому, что ее книга принята, принята!
Она этого не сделала. Больше того, она не рискнула рассказать о своем успехе даже самому близкому человеку – Мелиссе. Дочь наверняка поделится новостью со Стюартом, а он будет завидовать, и опять Мелисса окажется между ними – не слишком преуспевающим мужем и успешной в делах матерью.
Книга должна выйти – Иден бросила взгляд на календарь – через три месяца. Пилотные экземпляры уже отпечатаны и разосланы критикам и в библиотеки. И пока все полученные отзывы были весьма благосклонны. Попадались среди них и восторженные. Иден настраивала себя на спокойное отношение к происходящему и повторяла, что не расстроится, если книга не попадет в список бестселлеров. Но в душе – в самом темном и амбициозном ее углу – жила надежда, что еще как попадет! Ведь в ее собственной редакции книгу читали охотно и очень хвалили. А фраза «бисексуальная любовь поистине многогранна» стала буквально крылатой.
Итак, она не сможет скрывать свой успех от дочери и ее мужа бесконечно. До сего момента Иден рассматривала книгу как очередной триумф над этим высокомерным снобом, Стюартом. Но теперь она с ужасом осознала, что ее успех может стать той каплей, которая переполнит чашу терпения молодых, и брак Мелиссы станет еще ближе к тому, чтобы потерпеть крах.
«Я знаю, что нужно делать, – сказала себе Иден. – Много лет назад миссис Фаррингтон спасла жизнь мне и моей нерожденной дочери. Похоже, что и сегодня она выступает в роли доброго ангела. Ее завещание убережет мою дочь от развода и поможет сохранить нам с ней нормальные отношения. Я не стану виновницей ее бед.
Сейчас я пойду к ним и скажу, что уезжаю. Мелисса будет плакать, а Стюарт не сможет скрыть торжества. Ну и черт с ним. Я приняла решение и смогу быть сильной и гордой. Как всегда».
Глава 2
Иден шла по Кинг-стрит, с улыбкой разглядывая старые дома по обеим сторонам улицы. Арундел, что в Северной Каролине, был старым – правильнее сказать, старинным – городом. А у таких мест есть одно неоспоримое достоинство – с течением времени они становятся не просто старше, но прекраснее. Иден уехала из Арундела двадцать два года назад, пусть булыжная мостовая теперь еще бугристее, чем раньше – деревья выросли и их корни выталкивают камни, – все равно улица выглядит чудесно, и Иден идет по ней с удовольствием.
Все с той же улыбкой она повернула тяжелую бронзовую ручку на двери и вошла в контору мистера Брэддона Гренвилла. Секретаря не оказалось на месте, и Иден могла спокойно осмотреться. Небольшой холл, со вкусом обставленный мебелью в колониальном стиле, показался ей весьма уютным. Однако самой замечательной деталью интерьера оказалось окно: оно занимало полстены, и из него открывался потрясающий вид на исторический центр города. Вдали, у линии горизонта, блестела вода – там начиналась гавань. Иден стояла у окна, любуясь городом.
Вчера она прилетела в Роли, взяла напрокат машину и приехала в Арундел. На ночь остановилась в доме Тредвеллов – одном из многих старых зданий, переоборудованных под небольшие отели. Вечер выдался теплый, и Иден хотела выйти прогуляться по городу, с которым была разлучена так долго. Она представила себе, как будет бродить по булыжным мостовым, разглядывать старые дома, обходить улицу за улицей… И осталась в номере, осознав вдруг, что у нее просто нет на это сил. Разговор с дочерью накануне отъезда дался ей очень нелегко. До сих пор Мелисса не мыслила жизни вдали от матери, и Иден готовилась к слезам и истерикам, которые неизбежно последуют, когда она сообщит о своем скором отъезде из Нью-Йорка. И была шокирована тем, как дочь приняла известие о предстоящем расставании. Ошибиться было трудно – Мелисса просто не могла скрыть свою радость. И вновь Иден убедилась, что она слишком затянула детство собственного ребенка, и ей давно пора было отселить молодых.
Когда Иден объявила о своем намерении переехать, дочь разревелась, но уже через пару минут слезы Мелиссы высохли, и она мечтательно заявила, что давно собиралась переклеить обои, а Стюарт принялся подсчитывать арендную плату, которую им придется вносить теперь самостоятельно.
Через пятнадцать минут после того, что представлялось Иден очень трудным разговором, она вернулась в свою спальню. Аргументы в пользу ее отъезда, которые она накануне продумывала так тщательно, не понадобились. Похоже, только она пребывала в уверенности, что Мелиссе лучше жить с матерью, а молодых такая ситуация уже давно тяготила.
Иден провела бессонную ночь, а утром отправилась на работу, чтобы сообщить руководству о грядущих изменениях в ее жизни. Незаменимых нет – эта истина особенно актуальна и верна, когда дело касается хороших должностей. Тут же нашелся другой редактор, с энтузиазмом согласившийся принять на себя заботу о писателях, которые до сего дня находились под опекой Иден. Приблизительно неделя ушла на то, чтобы передать дела коллеге, и вот она уже собирает чемодан, пребывая в новом качестве и на новой должности: Иден решила работать внештатным редактором, чтобы иметь возможность самой распоряжаться своим временем. Кроме того, работодатели выдали Иден пачку рукописей, которые ей предстояло прочитать в поисках очередного жемчужного зерна.
Все произошло на удивление быстро и легко. Иден получила письмо каких-то восемь дней назад, и вот она уже упаковала чемодан и готова покинуть Нью-Йорк. Поразмыслив, она позвонила в офис мистера Брэддона Гренвилла и поинтересовалась, пригоден ли дом миссис Фаррингтон к тому, чтобы в нем жить.
– О да, вполне. – У адвоката оказался приятный низкий голос, и Иден слушала его с удовольствием. – После смерти сына миссис Фаррингтон всерьез занялась ремонтом дома. Видите ли, она очень удачно продала один из серебряных чайных сервизов, как оказалось, работы Пола Ревира,[3] так что деньги за него заплатили огромные. И все до последнего цента миссис Фаррингтон потратила на ремонт. Если позволите, я выскажу свое мнение: уверен, она готовила и отделывала дом для вас, мисс Палмер.
Иден едва не расплакалась, так ее растрогали эти слова. «Все-таки кто-то меня действительно любил и думал обо мне», – сказала она себе.
– Мисс Палмер?! – озадаченный долгим молчанием, позвал ее собеседник.
– Да-да, я вас слушаю. Просто… знаете, мне было нелегко смириться с тем, что миссис Фаррингтон умерла. Хоть мы и не виделись много лет, она была для меня другом и близким человеком.
– Миссис Фаррингтон была чудесной женщиной и прожила очень долгую и по-своему интересную жизнь. Мой дед плакал на ее похоронах как ребенок.
– Боже, неужели мистер Гренвилл еще жив?
– Да, однако проклятый Альцгеймер делает свое дело. Дед совершенно не помнит, что было вчера или неделю назад, но его воспоминания о событиях пятидесятилетней давности очень ярки. Не так давно мы застали деда, когда он рассказывал правнучке про свой роман с Элис Фаррингтон и про то, что они с братом и Элис вытворяли под старой ивой на берегу. А девочке, прошу заметить, всего лишь двенадцать лет!
Иден не могла сдержать смех.
– Ах вот как, – улыбнулся адвокат. – Значит, вы тоже знаете эту историю.
Иден вдруг почувствовала, что этот человек, живущий в Арунделе, приятен и близок ей. Это было как нельзя кстати, особенно сейчас, когда она вдруг оказалась не нужна даже собственной дочери.
– Когда-нибудь вы расскажете мне о своем деде, хорошо? – попросила она. – Я хотела бы узнать и его вариант истории.
– Это прекрасная мысль! Думаю, мы можем поужинать вместе и обменяться воспоминаниями.
«Никак он флиртует?» – удивленно подумала Иден.
– Я с удовольствием поужинаю с вами, – произнесла она с кокетливыми нотками в голосе.
– Рад это слышать. Мы с вами увидимся шестого, и, позвольте заверить, я буду ждать этого дня с нетерпением.
Однако, сказала себе Иден, похоже, один из потомков красавца Гренвилла напрашивается на свидание. Да что там напрашивается: он только что явно назначил ей свидание! Но уже через минуту она вздохнула и покачала головой. «Просто мне хочется так думать, хочется верить, что я еще могу кому-то нравиться и жизнь моя не кончена, вот и все. А этот адвокат… Наверняка он женат и у него трое, нет, шестеро детей! Так что ужин получится неинтересным и исключительно деловым».
– Вы мисс Палмер?
Иден обернулась и увидела перед собой очень серьезную молодую женщину. Лет ей было приблизительно столько же, сколько Мелиссе, и она без всякого стеснения рассматривала Иден.
– Да, я Иден Палмер.
Незнакомка протянула руку:
– Меня зовут Кэмден Гренвилл. – Короткий кивок в сторону кабинета: – Он мой отец. – Строго глядя на Иден, она продолжала: – Ему пятьдесят четыре года, на здоровье не жалуется, в прекрасной форме и вот уже три года как вдовец. Все зубы целы, не курит и мечтает встретить женщину, которая способна поддерживать беседу о чем-то, кроме местных городских сплетен.
Иден растерялась, потом засмеялась, решив, что это шутка.
– Посмотрим, что я смогу сделать для вашего отца, – сказала она. – В смысле разговоров, я имею в виду. Я могу говорить об искусстве, политике, книжных новинках и на бытовые темы.
– А как у вас с зубами? – спросила Кэмден. На лице ее по-прежнему не было и тени улыбки.
– Все свои, впрочем, как и волосы.
– Это хорошо, – кивнула девушка и направилась к двери кабинета. Распахнув ее, она жестом пригласила Иден войти.
В кабинете за солидным письменным столом красного дерева сидел очень симпатичный мужчина. Иден сразу заметила, что он широкоплеч и плотно сложен. Костюм сидел на нем идеально – наверняка сшит на заказ, мельком отметила она. Темные с проседью волосы очень украшали Брэддона Гренвилла. Адвокат встал, пожал Иден руку и указал ей на кресло у стола.
– Моя дочь устроила вам допрос? – спросил он, и Иден несколько расслабилась. В его голосе были и улыбка, и любовь к той серьезной девушке, что осталась за дверью, и извинения за возможную бестактность своей дочери.
– Еще какой! – весело ответила она. – Я должна показать вам свои зубы. Еще могу предъявить этикетку на пиджаке – очень приличная фирма, знаете ли.
– Бог с ним, с пиджаком, лучше, если вы его вообще снимете. А вот зубы – как и все остальное – я не отказался бы рассмотреть поближе.
Иден вспыхнула. Она намеревалась пошутить, но Брэддон, похоже, услышал в ее словах сексуальный подтекст. «Это всего лишь флирт, – подумала Иден, – но и он требует навыка и привычки, а я слишком давно не практиковалась в этом».
– Итак. – Адвокат опустился в свое кресло и открыл папку с документами. – Миссис Фаррингтон завещала вам свой дом и его содержимое. Это было очень простое завещание, но вот найти вас оказалось делом нелегким. Поверите ли, я искал вас почти целый год! Вы прекрасно умеете прятаться. Не знаю, что бы я делал, если бы Генри Уолтерс не посоветовал мне поинтересоваться книгоиздательским бизнесом. Почему-то он был уверен, что вы трудитесь именно на этой ниве.
– Генри всегда восхищался моим умением писать без ошибок, – улыбаясь, сказала Иден.
– Генри восхищало в вас абсолютно все, мисс Палмер. Вы были юной девушкой, попавшей в ужасную ситуацию, но держались с достоинством и смогли пробить себе дорогу. Он сказал, что вы составили каталог всех документов, столетиями хранившихся в доме Фаррингтонов. И что вы стали другом для старой и взбалмошной одинокой женщины.
– Миссис Фаррингтон не была взбалмошной. По отношению ко мне она всегда было добра и щедра. И я всей душой полюбила старую леди.
Иден опустила взгляд, рассматривая свои руки. Что за черт, этот человек заставляет ее смущаться, словно она восемнадцатилетняя девушка. Должно быть, это потому, что он очень хорош собой. И еще потому, что она знает про отношения миссис Фаррингтон с его дедом и не может отделаться от мысли: передаются ли по наследству мужские достоинства? Может ли быть, чтобы Брэддон Гренвилл оказался таким же прекрасным любовником, как его дед?