Фотография в профиль

— В варшавской комендатуре гражданской милиции работает мой старый знакомый. Это подполковник Янущ Качановский. Очень способный и энергичный офицер и, что немаловажно, весьма порядочный человек. Не думаю, что он сам займётся вашим делом, но обязательно, сделает всё от него зависящее, чтобы оно попало к знающему специалисту.

— А вы не согласились бы, пан меценас, защищать мои интересы?

— Милиция и прокуратура должны прежде всего выяснить, кто вы. Сами понимаете, то, о чём вы здесь мне рассказали, может оказаться как чистейшей правдой, так и искусно придуманной сказочкой. Пожалуйста, не возражайте! Мы говорим сейчас, с глазу на глаз, и я как адвокат должен учитывать обе версии. Или вы — Станислав Врублевский, бывший партизан из яновских лесов, или же — бывший шеф гестапо в Брадомске. В случае, если ваша версия окажется достоверной, юрист вам не понадобится. Дело прояснится, и у вас ещё попросят извинения за неприятности, которые вам причинили. Вам даже будет предоставлено право потребовать возмещения морального и материального ущерба. Но если вдруг выяснится, что вы не тот, за кого себя выдаёте, — вы предстанете перед судом за преступления, совершённые в период оккупации, и тогда вам будет назначен защитник. Польские адвокаты не могут сами, по своему желанию защищать военных преступников.

— Понимаю и догадываюсь также, что вы не поверили ни одному моему слову.

— Я уже один раз объяснил, что моё личное мнение не имеет в данном случае никакого значения.

— Сколько я должен за юридическую консультацию?

— Никакой консультации я не давал. Мы просто побеседовали на интересующую вас тему. Нельзя рассматривать в качестве консультации мой совет обратиться в милицию.

Станислав Врублевский поднялся со стула.

— Завтра поеду к подполковнику Качановскому. Благодарю вас за всё, пан меценас.

«Посетитель был настолько тактичен, — подумал Рушиньский, оставшись один, — что даже не пытался всучить мне деньги».

В «кабинет» просунулась седая голова пана Франтишека.

— Ну что? — спросил курьер. — Разве я не говорил, что он законченный псих?

— Намного хуже, — ответил адвокат.

— Как это?

— Оказалось, что он был во время оккупации шефом гестапо в Брадомске. Это человек, на совести которого смерть сотен, а может быть, и тысяч людей.

— И вы спокойно выпустили его отсюда? Надо было как-нибудь дать мне знать. Я бы мигом домчался до милиции. От нас бы эта пташка не улетела.

— О чём ты, Франтишек, разглагольствуешь? Ты считаешь, что адвокат обязан доносить на своего клиента, доверившего ему самое сокровенное?

— Но ведь он гестаповец!

— Он пришёл сюда не как гестаповец, а как клиент.

— Уж я бы показал ему, где раки зимуют!

— Я бы тоже. Не раздумывая, первый задержал бы его, например, на улице, знай я наверняка, что вижу перед собой шефа гестапо в Брадомске. Но не в юридической консультации, куда человек, кем бы он ни был, приходит в надежде получить помощь.

— А теперь он исчез, ищи ветра в поле.

— Он не убежит, пан Франтишек, можете не беспокоиться. Я предвижу, что он сам обратится в милицию, поскольку у него уже земля горит под ногами. Ну, а если не обратится, то рано или поздно они его всё равно найдут.

— Такой, как он, изменит внешность, перекрасится. Я где-то читал, что изменяют даже форму носа.

— Форму носа, допустим, можно изменить. Но ты же видел на, его лице родимое пятно, похожее на гусеницу? Тёмно-красную метку, на правой щеке? Её невозможно устранить.

— Хороший врач сделает ему щёчку как конфетку. Денег у таких гестаповцев, наверно, куры не клюют. Подыщет хирурга, не задающего лишних вопросов, и за золотишко или доллары тот сделает такую операцию, что пальчики оближешь.

— И тем не менее от этого было бы мало проку. Вместо удалённого родимого пятна на том же самом месте обязательно должен, остаться шрам точно такой же формы и цвета. Разве что чуть-чуть посветлее.

— Что ему было от вас нужно?

— Он пришёл, чтобы рассказать довольно наивную сказочку о себе — якобы крестьянском сыне родом из Белоруссии и попросить меня стать его защитником.

— А вы?

— Ты что, Франтишек, первый день меня знаешь? — возмутился Рушиньский.

— Не принести ли вам ещё воды?

— Спасибо, не надо, Приглашай следующих клиентов, иначе я опоздаю на конференцию…

— На конференцию с рыженькой знакомой в ресторане «Шанхай», — бесцеремонно прервал его старый курьер.

— Она не рыжая, а блондинка. И ждать не привыкла.

— Длинноволосого юнца с пустыми карманами она, конечно, ждать не будет, — продолжал философствовать Франтишек, — но вас, пан меценас, очень даже подождёт. Куда ж она денется? Приглашаю даму из торгового павильона.

Фотография — это веская улика

На письменном столе приглушённо зазвонил телефон. Подполковник Януш Качановский поднял трубку. Послышался голос дежурного офицера:

— Гражданин Врублевский просит, чтобы вы его приняли.

— Врублевский? — удивился подполковник. — Впервые слышу эту фамилию. По какому вопросу?

— Говорит, что по личному.

— Ну что ж, — вздохнул Качановский. — Честно говоря, у меня много дел, но пусть пройдёт.

Через несколько минут раздался робкий стук в дверь, и в кабинет вошёл Врублевский. В руке он держал небольшой саквояж. Оглядевшись по сторонам, посетитель нерешительно сел на предложенный ему стул.

— Вы, наверно, из-под Варшавы?

— Не угадали. Я живу в самой Варшаве, улица Топель, дом пятьдесят семь. Меня зовут Станислав Врублевский. По профессии инженер. Окончил политехнический институт в Гданьске. В настоящее время работаю в проектном бюро на улице Тамка.

— Что вы принесли в саквояже?

— Немного еды, смену белья, полотенце и бритвенный прибор.

Качановский не смог сдержать улыбки.

«Предусмотрительный гость, — подумал он. — Знает, что будет задержан, и основательно подготовился. Наверно, какая-нибудь хозяйственная афёра. Но почему он пожаловал именно ко мне, вместо того чтобы обратиться в соответствующий отдел милиции или прямо к прокурору?»

— Вы пришли по моему вызову? — спросил подполковник.

— Нет, — ответил Станислав Врублевский. — Мне порекомендовал обратиться именно к вам адвокат Рушиньский. Разве он вас не предупредил?

Едва подполковник услышал фамилию адвоката, как посетитель потерял для него всякий интерес.

«Опять этот седовласый плейбой хочет втянуть меня в какое-то каверзное дело. До сих пор не может мне простить, что я увёл у него из-под носа рыжеволосую Ковальскую, которой он распевал серенады».

Удивительными были отношения этих двух холостяков — старшего офицера милиции и знаменитого варшавского адвоката. Они испытывали друг к другу симпатию и уважение, и в то же время каждый видел в другом нежелательного соперника. У обоих были одни и те же маленькие, слабости: оба любили хорошую кухню, воздавали должное представительницам прекрасного пола, ценили музыку. При этом последнее увлечение играло по сравнению с двумя первыми вспомогательную роль. Они были почти ровесники — хотя не исключено, что подполковник был моложе адвоката лет на пять. Не раз и не два оживлённые беседы друзей протекали в каком-нибудь уютном гастрономическом заведении, чаще всего в ресторане «Шанхай», которому Рушиньский неизменно отдавал предпочтение. Случалось, что оба волочились за одними и теми же дамами, чаще всего почему-то рыжеволосыми, причём подполковник неизменно «обходил в вираже» известного юриста за счёт своей подчёркнутой мужской красоты. Высокий, со смуглым оттенком кожи и правильными чертами чуть продолговатого лица, Качановский взглядом своих голубых глаз мог не только обворожить понравившуюся ему женщину, но и наносить разящие кинжальные удары при допросе преступника. Зато Рушиньский принадлежал к той категории преуспевающих польских адвокатов, которые не жалуются на заработки, периодически меняют свои автомобили на машины ещё более шикарных заграничных марок и могут при случае продемонстрировать перед слабым полом свою широкую натуру. Его соперник не мог позволить себе этого, хотя и занимал в органах милиции не последнюю должность.

Судьба очень часть сводила Рушиньского и Качановского вместе в силу их профессий. И в этом не было бы ничего плохого, если бы адвокат не начинал иногда вести параллельно своё частное расследование, причём временами довольно результативно. Тогда профессиональное соперничество мгновенно перерастало во взаимную неприязнь, которая, по правде говоря, не менее быстро улетучивалась, как только дело завершалось справедливым приговором суда.

Поэтому сейчас подполковник Качановский поглядывал на сидящего перед ним человека с внутренней предубеждённостью, ожидая от этого «подарочка» Рушиньского всего самого худшего. Он чувствовал, что и на этот раз без горячего «обмена любезностями» с задиристым и темпераментным адвокатом, по-видимому, не обойтись.

— Я не встречался и не разговаривал с меценасом Рушиньским около месяца, — сказал он. — Чем вы нас обрадуете и почему запаслись едой и сменой белья? Вы совершили какое-нибудь преступление?

— Нет. Я не преступник, хотя многие считают иначе. Самое страшное, когда ты не в состоянии доказать свою невиновность. Я консультировался с адвокатом Рушиньским. По его словам, только милиция может разгадать эту загадку. Он также предупредил, что мне придётся, вероятно, у вас задержаться. Поэтому я и захватил с собой кое-какое «снаряжение».

— О чём, в конце концов, идёт речь? — с раздражением спросил подполковник.

Врублевский вынул из кармана пиджака книгу, раскрыл её на восемьдесят шестой странице и протянул Качановскому. Тот бросил взгляд на текст под фотографией и начал внимательно разглядывать снимок.

— В самом деле, — произнёс он. — Один к одному. В особенности родимое пятно на правой щеке…

— Сам вижу, что сходство поразительное. Но это не что иное, как кошмарное совпадение. Я не скрывающийся военный преступник и даже вообще не знаю немецкого языка. Вся беда в том, что у меня не сохранилось никаких документов или хотя бы свидетелей, могущих подтвердить мою невиновность.

— Познакомьте меня со своей биографией, — предложил Качановский, — а магнитофонная запись вашего рассказа облегчит нам дальнейшую работу.

Дав Врублевскому выговориться, подполковник назидательно заметил:

— Меценас Рушиньский известен как превосходный адвокат. — Даже сейчас Качановский не мог отказать себе в удовольствии бросить камешек в огород своего постоянного соперника. — Но он, к сожалению, не разбирается, да, пожалуй, и не обязан разбираться в современных методах, применяемых следствием. В Частности, совершенно напрасно запугал вас трудностями с идентификацией вашей личности. Для нас здесь нет никаких проблем. Кстати, совсем не обязательно разыскивать бывших партизан из отряда поручика Рысь или тех, кто уцелел после трагедии в яновских лесах, чтобы допытываться у них, не помнят ли они Дикаря. Кажется, под этим псевдонимом вас знали в отряде? Нам незачем также уточнять адреса коренных жителей деревни Бжезница под городом Несвиж. Между прочим, я сомневаюсь, что там все до одного погибли.

— Что в таком случае я должен делать?

— Ничего. Делать будем мы. Нам для этого нужны вы и этот снимок. Придётся также сделать несколько ваших фотографий в профиль. Потребуются, по-видимому, рентгеновский снимок и точные размеры вашего черепа. Располагая такими сравнительными данными, лаборатория криминалистики без особого труда даст заключение, кто запечатлён на снимке в книге — вы или другой человек, удивительно на вас похожий. Внешнее сходство может быть почти абсолютным, и всё же на свете не найти двух людей с одинаковым строением черепа, так же как и с одинаковыми отпечатками пальцев. Для современной криминалистики здесь нет никаких загадок.

— Останусь ли я на свободе, пока вы будете составлять это заключение?

— Вполне возможно, что к вам будет применена такая мера, как временное задержание, но не более чем на сорок восемь часов. Что касается срока, необходимого на проведение исследований, а также вопроса о вашем пребывании у нас, то решающее слово в данном случае принадлежит не мне. Я обо всём доложу моему начальству и заодно выясню, можно ли прямо сейчас воспользоваться услугами необходимых специалистов. Пожалуйста, посидите в коридоре, пока я не вернусь Постараюсь сделать так, чтобы размеры черепа вам определили без задержки. Попробую также договориться об экспертизе с лабораторией криминалистики.

Когда Врублевский вышел из кабинета, подполковник извлёк из магнитофона ленту с только что сделанной записью, и направился к «старику». Так уважительно называли своего начальника в неофициальных разговорах все сотрудники милиции, включая Януща Качановского, которого связывала с полковником Адамом Немирохом давняя, многолетняя дружба.

Полковник был в прекрасном настроении. Руководимый им отдел справился с исключительно трудным заданием, и теперь «старик» ходил в ореоле славы и принимал поздравления. Увидев друга, он расплылся в улыбке.

— Янушек, почему у тебя такое лицо, словно ты съел два лимона, запив их коктейлем из касторового масла и нефти?

— Этот стервец действительно решил свести меня в могилу.

— Кого ты так нежно вспоминаешь? — спросил Немирох скорее для проформы, так как отлично знал, каким будем ответ.

— Как это кого? И вы ещё спрашиваете? Разумеется, Рушиньского.

— Он опять суёт нос в одно из твоих дел?

— Нет, он совершенствует свои методы. Теперь, например, додумался до того, что начал подбрасывать мне клиентов.

И Качановский ввёл начальника в курс-дела. Однако его рассказ не повлиял на отличное настроение полковника. Оно не только не ухудшилось, а даже наоборот — Немирох ещё больше стал похож на именинника, к тому же вытянувшего счастливый лотерейный билет.

— Я должен обязательно позвонить Рушиньскому, — сказал. он, — и сердечно его поблагодарить за то, что он так заботится о тебе. Сообразительный адвокат, по-видимому, прекрасно знает, что некоторые мои офицеры слоняются по комендатуре, мучаясь от безделья, поскольку не знают, на что употребить свою кипучую энергию. А сейчас, после твоего рассказа, я просто счастлив тем, что хотя бы один из них не будет сидеть сложа руки.

— Адам, я могу тебя прикончить, и имей в виду, что любой суд меня оправдает! — Качановский перешёл на «ты». — Кстати, не только тебя, но и твоего меценаса, чтоб его волки съели. Ты действительно собираешься повесить мне на шею и это дело? Ведь у меня сейчас в портфеле восемь крайне срочных расследований!

— Что значат для такого аса, как ты, какие-то восемь дел! Впрочем, не ты ли сам минуту назад рассуждал о том, что с выяснением личности подозреваемого не будет никаких сложностей. Немедленно прикажи его обмерить, сфотографировать и все эти данные отправь в лабораторию криминалистики. Пусть они там поломают голову.

А вдруг окажется, что этот Врублевский действительно является скрывающимся гауптштурмфюрером СС Рихардом Баумфогелем? Ты только вообрази, какое гигантское расследование необходимо будет провести!

— Допустим, — согласился полковник Немирох. — Работы, конечно, прибавится. Но разве наш знаменитый «гроза преступников», как тебя недавно назвала… в общем, неважно кто, не справится с этой проблемой по ходу расследования остальных восьми дел?

— Боже праведный, ты слышишь эти речи и не покараешь его! — Качановский возвёл глаза к потолку, словно ожидая помощи свыше.

— Как ты полагаешь? — уже серьёзно спросил полковник. — Этот тип на самом деле не имеет ничего общего с гестапо?

— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Качановский. — Он производит впечатление очень перепуганного и одновременно разгневанного человека. В его рассказе концы с концами сходятся. К тому же два «Креста Храбрых» и «Виртути Милитари» на груди закоренелого гитлеровца — такое, согласитесь, даже в голове не укладывается. А с другой стороны, налицо почти абсолютное сходство этого Врублевского с человеком, изображённым на фотографии. В особенности поражает такое же родимое пятно на щеке, похожее на ползущую гусеницу. А что если нам выпала честь стать свидетелями феноменального события мирового значения? Трудно поверить, но это всё равно как если бы мы вдруг обнаружили двух разных людей с одинаковыми отпечатками пальцев.

— Экспертиза должна распутать этот узел.

— Будем задерживать?

— Не знаю, — Немирох пожал плечами. — Вообще говоря, это стоило бы сделать, но ведь он же сам к нам пришёл. Это говорит или о его невиновности, или же об исключительной наглости. Пожалуй, лучше всего посоветоваться с прокуратурой. Мы можем спросить, не поступили ли к ним какие-нибудь сигналы относительно Врублевского.

С этими словами Немирох набрал номер телефона прокуратуры и попросил связать его с Владиславом Щилерским, заместителем прокурора Варшавы.

— Мы столкнулись с- очень любопытным случаем, — заявил он своему собеседнику. — К нам обратился гражданин, который требует, чтобы мы подтвердили, что он — Станислав Врублевский, а не гауптштурмфюрер СС Рихард Баумфогель, шеф гестапо в Брадомске во время оккупации.

— Минуточку, минуточку, — оживился [Дилерский. — Вчера или позавчера мы получили книгу Юзефа Бараньского «Я пережил ад и Освенцим» с информацией, что этот гестаповец скрывается в Варшаве как раз под фамилией Врублевский. Я распорядился немедленно вызвать этого человека в прокуратуру. Думаю, он уже получил нашу повестку.

— Врублевский находится в данный момент в коридоре нашей комендатуры. Что прикажете с ним делать?

— Представил ли он какие-нибудь доказательства, которые рассеяли бы все сомнения, относительно его личности?

— Мы можем провести антропологическую экспертизу и по её результатам определить, тот ли это человек, который изображён на фотографии.

— Большего и желать нечего, — обрадовался прокурор. — Тем более, если этот метод обеспечивает гарантированные результаты.

— Можете не сомневаться, — заверил полковник.

— Тогда проведите экспертизу как можно быстрее.

— Нам потребуется два-три дня, — пояснил Немирох, а может быть, и больше, потому что у лаборатории криминалистики сейчас очень много работы. Что нам посоветуете делать в течение этого времени с Врублевским? Может быть, задержать?

— Нет оснований, — возразил прокурор. — Пока мы не имеем никаких доказательств его вины. Сходство с человеком, изображённым на фотографии в книге, может оказаться случайным.