Помоги проекту - поделись книгой:
Витаутас Петкявичюс ДУРНИШКЕС
Витаутас Петкявичюс
ДУРНИШКЕС
ЭССЕ
Галерея политических портретов и шаржей
Продолжение “Корабля дураков”
2007 VILNIUS
Перевели с литовского Нина Ковякова и Валентин Мещеряков.
UDK 888.2-3 Ре 218
Автор и переводчики сердечно благодарят спонсоров, оказавших материальную поддержку выпуску настоящей книги.
ISBN 978-9986-478-18-8
© Витаутас Петкявичюс, 2007 О Пятрас Петкявичюс (обложка), 2007 © Политика, 2007
Большинство действующих лиц этого произведения уже не реальны и так высоко вознеслись к небесам на крыльях доллара и евро, что искать их прототипы в нашей бренной земной жизни бессмысленно. Оставим это занятие археологам.
О СЕБЕ
Мама:
- Этот мой Витялис[1] родился во время страшной бури. Порыв ветра сорвал крышу нашего домика, выворотил находившиеся вокруг деревья, я очень перепугалась и несколько поспешила... Хлынул такой ливень, что мы с малышом как будто искупались в чане, не успев даже подогреть воду... Потому и жизнь его такая беспокойная, бурная, - корила она себя.
- Уж что правда, то - правда, и сам я довольно часто спешу и бегу впереди времени, и за это получаю немало шишек от отстающих...
За всё время своего существования человечество тратило больше всего сил и времени на войны и давно уже убедилось, что раны бойцов атакующей и побеждающей армии заживают гораздо скорее, чем раны отступающих и покинутых на произвол судьбы воинов. Даже старинная литовская поговорка гласит: раны храбрых воинов заживают сами, а трусам приходится их зализывать...
Но почему же по сию пору кровоточат наши раны? Шестнадцать лет назад мы ни с кем не воевали, никто нас не разбил, и мы никого не победили. Чужая армия ушла мирно, однако, оставшись наедине с самими собой, мы сцепились между собой. Наши раны кровоточат, т.к. нет ничего горше, чем получить в спину нож как от так называемых “друзей” или врагов, прикинувшихся друзьями. Никто ни на кого не нападал, никто не отступали, все только попрятались по кустам, как это у литовцев принято, и опять включились в движение сопротивления, только на сей раз - самим себе, ведь междоусобица литовцам не в новость.
Как свидетельствует история, приходящие и уходящие попирают литовскую землю, а мы, оставшись на короткое время свободными, ещё долго грызёмся из-за всевозможных объедков и обещаний то тех, кто собирается прийти, то тех, кто сбежал. Таких значительных или не очень исторических событий могу насчитать десятки, однако подсчёты, видимо, уже ничего не изменят. Это у нас в крови. Ведь как приятно смотреть, когда горит соседский амбар!..
Как бы то ни было, но для любого человека наступает пора взглянуть на самого себя. Одни после несколько затянувшейся встречи с самим собой достают из ящиков стола пистолеты, пишут завещания и проклятья, описывают свои жизненные и творческие кредо, желая передать опыт другим, другие тихо угасают под ласковыми взглядами своих детей и близких, но есть и такие, которые даже на смертном одре пытаются всё переделать на собственный лад, всё опрокинуть вверх тормашками, испоганить чужую жизнь и утащить за собой как можно больше простаков, как будто за такое болезненное самовозвеличение они, в самом деле, заслужат Царствие Небесное или продлят свою никчемную жизнь до бесконечности. Но в большинстве своём люди наивны и простодушны. Для оценки своей жизни им достаточно небольшой исповеди или нескольких красивых слов. Им достаточно припомнить несколько особенно значительных своих бед, представить их на суд другого человека и со вздохом облегчения завершить никогда не кончающуюся работу:
- Писатель, если бы ты знал обо мне всё, не такие бы романы написал!
Может быть, и так, поскольку любой человек, большой он или маленький, читая книги, написанные о других, ищет в них себя, и чем больше он находит в них сходства с собственными жизненными переживаниями, перипетиями и мыслями, тем больше нравится ему произведение. Но если писатель затрагивает таких, которые и на пороге смерти пытаются всё подогнать к собственной натуре, присвоить себе добрые дела, совершённые другими людьми, и свалить на обжуленных то, что сами напортачили и за что заслужили проклятья и друзей, и врагов, тогда держись. Они восстановят против тебя и небеса, и преисподнюю. Они создадут новые инквизиции, судилища, они раздадут массу индульгенций и подарков твоим недругам, которые за это сотворят против тебя тысячу заклинаний, с которыми не расчихаешься за всю свою жизнь. Поэтому и мне иногда хочется написать своим читателям по письму с такой малюсенькой исповедью:
- Читатель, если бы ты знал обо мне всё, то никогда бы не предложил поменяться со мной своими бедами и переживаниями. Думаю, ты бы испугался и честно признал: моё пусть останется со мной, а твоё - с тобой.
Наверное, только в одном мы сошлись бы без споров: нет для человека ничего страшнее, чем видеть, как правдами и неправдами возвышают его обидчиков, как обманутое ими общество несправедливо раздаёт тем негодяям плоды его трудов, как срывают с него, будто тряпку, заслуженную им славу, а потом используют её в качестве мочалки для отмывания своих грязных горшков.
Несправедливая дурная слава - неиссякаемый источник, вызывающий постоянную тошноту и возбуждающий жажду мести в порядочных людях. Своей отравленной жижей он часто выбивает из колеи даже самых безобидных людей. А сколько потом потребуется усилий воли доброго человека для того, чтобы укротить в себе эту священную жажду! Тем более что порядочный человек понимает: амбиции - последнее прибежище неудачников, последняя возможность хоть как-то выкарабкаться из породившей их пустоты, в которой нет места для совести, стыда, чувства меры и ответственности. Незаслуженные почести для такого ущербного человека - словно припарка, словно пилюля, утоляющая непрестанную боль от ощущения врождённой неполноценности.
Вот почему такие духовные инвалиды особенно ненавидят людей, перед талантами которых они вынуждены капитулировать, поскольку талант - это истина. Истина особенная! Она зарождается в воображении и мыслях многих людей, и, под действием извечного закона сохранения, никуда не исчезает, снова появляясь в мыслях одного или нескольких людей. Эта истина - тяжкое бремя, которое природа взваливает на своего избранника.
Я не могу жаловаться на жизнь. Если честно, я -баловень судьбы. Жизнь не раз, и не два предлагала мне большую и блестящую карьеру, но одновременно с таким подарком подбрасывала довесок в виде откровения истины и голоса совести: а что же дальше? Буквально припирала к стенке - выбирай: богатство и почёт либо истина? Поэтому на закате своей жизни могу смело утверждать, что я ни разу не протягивал рук в сторону предлагавшихся мне суетных богатства и почестей и всегда выбирал истину, как её тогда понимал и как её тогда почитал.
Разумеется, бывали и колебания. Жить легко и красиво - не просто соблазн, это заложенный природой в каждом живом существе инстинкт - стремление к верховенству над другими. Однако непонятно откуда появляющееся желание, скорее всего, запрограммированное в генах, - стремиться к истине, помогать другим ориентироваться в жизни - всегда брало верх. И в определённые периоды моей жизни становилось тяжкой, почти непосильной ношей, которая всё же отнимала у меня гораздо меньше, чем давала.
- Для чего тебе всё это? - выговаривала мама. Так же выговаривает жена, дети, и уже один раз - даже внучка.
На такой вопрос мне нечего ответить, чувствую себя виноватым в том, что руками своих недругов обидел родных, но, когда снова начинаю писать, опять получается всё та же музыка. Наверное, иначе я не могу, не умею. Я прекрасно понимаю, что толпа в абсурд поверит скорее, чем в истину и логику, понимаю: чем больше полагаешься на человеческую глупость, тем больше шансов на выигрыш. И понимание этого выворачивает меня наизнанку, всеми фибрами души я чувствую, что настоящего счастья в жизни невозможно достичь, шагая по головам других.
Судьбы и время всё сглаживают, но им неведома жалость, и очень часто, проверяя человека, они вынуждают его, более доброго и менее виновного, расплачиваться за выходки гораздо худшего и более виновного товарища. Это осмысленный Дарвиным закон природы.
И я, из желания оставаться великодушным, расплачивался за негодяев, замалчивал их проступки, иногда принимал их делишки на себя, а после расплачивался за это наличными. До тех пор, пока не понял, что, вырастая в их глазах, я постепенно увязаю в их трясине, замешанной на меду и вине, и становлюсь похожим на них. Такая перспектива заставила меня оставить мысли о какой-либо карьере и на все времена возвратиться в литературу.
Величайшее, массовое одурачивание народа я прочувствовал и пережил в пору “Саюдиса”, когда изготовившиеся к захвату власти негодяи налево и направо раздавали библейские посулы и старались привлечь на свою сторону как можно больше порядочных, всеми уважаемых, но наивных деятелей, с тем, чтобы впоследствии, примелькавшись на глазах у масс в их обществе, можно было бы их предать и избавиться от них на все времена. В число таких идиотов попал и я. В своё время эти негодяи, от страха валившие себе в портки, провозглашали меня чуть ли не святым.
Истерички подходили ко мне и просили разрешения прикоснуться, как к святому, а потом те же самые патриотки, ведомые окрепшими параноиками, плевали мне в лицо, безжалостно преследовали мою семью и, собравшись под окнами, орали: позор, позор, позор!
Помнится, как специалист по голодовкам Пятрас Цидзикас обозвал меня негодяем и выродком народа, а теперь он мне говорит:
- Даже озверевшие тюремные педерасты, которые пожирают сердца молодых девушек, человечнее членов нашего Сейма.
Если бы в то время я, оскорблённый словами Пятраса, заткнул ему рот или как-то иначе заставил его замолчать, сегодня он не стал бы повторять мои слова, а член Сейма Лайма Могонене не стала бы ему вторить:
- Цидзикас произнёс ужасные слова, но самое страшное - что это, действительно, правда.
Наслушавшись с обеих сторон ещё более тяжких обвинений, я привык не осуждать людей, поэтому продолжаю шутить:
- Пятрас, не требуй помощи и не проси советов у политиков, т.к. они обучены только создавать проблемы, а не решать их.
После того, как я выпустил свою книгу “Корабль дураков”, я стал всего лишь “скандальным писателем”, как будто уничтожить республику и истребить народ - скандал не столь великий, чем написать об этом правду. Меня нет, как будто не я написал 36 оригинальных книг и получил множество премий. Мою фамилию сейчас вычёркивают из всевозможных официальных статей, участников литературных встреч, сейчас бывшие мои “товарищи” пишут не постижимую трезвым рассудком ерунду, которую оправдывают только одной фразой: бывший писатель; как будто мои книги, переведенные на 25 языков мира, по их воле улетучились, словно после атомного взрыва.
Но, с другой стороны, последняя моя книга выдержала семь изданий, чтобы её прочитать, в библиотеках собирались километровые очереди, в коллективном письме читатели пишут, что это сегодняшний катехизис, словом, за мою книгу бьются сотни тысяч новых друзей против нескольких сотен перевёртышей. Ведь это не только победа, но и огромное счастье. Лучшей платы мне и не нужно. На улицах сейчас со мной здоровается каждый пятый прохожий, а каждый третий в магазине или в театре спрашивает:
- Писатель, когда появится вторая часть?
Я её написал. Другого пути сейчас нет, хотя у меня на столе лежат несколько неоконченных романов и книг для детей. Выполнить этот труд обязали меня природа и, если можно так выразиться, поруганная и осквернённая независимость, унесшая жертв больше, чем любая оккупация; независимость, которую обратили спиной к собственному народу.
Я долго беспокоился, несколько раз перечитал своё произведение с карандашом в руках, проанализировал сотни разных мнений, писем, оценок, поэтому могу признаться хотя бы самому себе: труд не был напрасным. А раз та предыдущая моя книга увеличила ряды моих недругов, то так и полагается. У какого порядочного человека их нет? Даже отец, лежавший на смертном одре, пожелал мне:
- Сын, желаю тебе, чтобы у тебя всегда были враги.
- У подлости есть свои границы, у глупости их нет, - писал Наполеон, но император не учитывал случаев, когда подлость срастается с глупостью. В Литве таких случаев в кругу власть предержащих - бесчисленное множество. Эта эпидемия порождена нашими безыдейными, зараженными своекорыстностью партиями. Пример: человека выпускают из арестантской только потому, что комиссия из семи врачей дважды признаёт его неподсудным, а после этого его, как величайшего патриота, назначают государственным контролёром. Абсурд!
Поработав с ним некоторое время, нормальные люди восстали против него. Все заместители подали заявления об увольнении, но и на подобные факты иному параноику наплевать, он позволяет и дальше хозяйничать этому дураку. Неужели Литва и впрямь - "корабль дураков"?
А оказалось, господину Ландсбургасу понадобилось избавиться от нескольких десятков способных "советских коллаборационистов", а на их место усадить преданные себе "патриотично" настроенные манекены.
В Грузии похожего идиота Гамсахурдиа даже избрали президентом. В писательской среде его называли “чокнутым”. Только когда он в свой кабинет свёз половину зоосада и создал батальон "Чёрных колготок", сиречь - развратных девок, для собственной охраны, массы поняли, с кем имеют дело, и восстали против этого непредсказуемого маньяка. В Грузии этот феномен никто не смог осмыслить по сей день, потому и решили закончить спор на том, что лучшим для такого случая объяснением будет то, в котором нет никакого смысла. Как далеко находится Грузия от Литвы, но точно такими же бессмыслицами и литовское правительство оправдывает собственные глупости. Это явление я назвал ландсхурдизмом.
Начинать юмористическую книгу на такой минорной ноте необычайно трудно, тем более что часто читатели мне сетуют:
- Писатель, неужели у нас нет хороших людей?
Есть, есть очень много, но зачем об этом писать?
Ведь сейчас не советские времена, и восхвалять хороших нет нужды. Их только нужно предупредить, чтобы они, подобно мне, не вляпывались в окружающее нас дерьмо. Искусство не бывает бесконфликтным, поэтому своё вступление я хотел бы завершить старинным английским анекдотом.
В зажиточной семье родился красивый мальчуган. Он рос, крепнул, но не начинал говорить. Прошёл год, другой, пятый, а он - ни слова. Родители ужасно переживали, приглашали лучших врачей, но те ничего подозрительного не находили.
И вот однажды утром за завтраком ребёнок отложил ложку в сторону и на прекрасном английском языке произнёс:
- Каша пригорела.
Родители подскочили от удивления, радовались, плакали и пеняли сыну:
- Почему ты нас так долго мучил, почему молчал?
- А зачем говорить, если до сих пор всё было в порядке? - ответил сын.
Литовцы этот анекдот могут заменить краткой поговоркой:
- Нищета и несчастье - величайшие изобретатели.
Полагаю, и мы однажды, очутившись в такой экономической и духовной нищете, начнём задумываться, а, однажды начав, остановиться будет невозможно.
БОЖЕСТВЕННАЯ РЕЦЕНЗИЯ С ДЬЯВОЛЬСКИМИ ЗАМЫСЛАМИ
Там, где-то возле Швеции, Ландсбург нашёл Литву и проглотил.
Солнце там тотчас утонуло, Теперь Литву не найдёт и треска.
Йонас Жямкяльнис (Вэ.Вэ. фон Ландсбургас)
Написав "Корабль дураков", я необычайно долго придумывал название той книги. Придумал чуть ли не два десятка названий, но ни одно не нравилось. Вычёркивал их из списка одно за другим, пока не осталось последнее - "Пиршество дураков", но и оно не клеилось к тексту. Неожиданно, возвратившись из Минска, профессор А.Амбразявичюс подарил мне написанную шестьсот лет назад Себастьяном Брантом поэму "Корабль дураков". Прочитав её, я понял, что литовские правители ничуть не лучше и не умнее тех средневековых деятелей. Это и решило вопрос о названии, которое испугало издателей. Дрожащими руками они перелистывали рукопись, читали и, запинаясь на каждом слове, её отклоняли:
- Не строй из себя Солженицына, - заявила самая храбрая из редакторов, ведь храбрые мужчины так говорить мне не осмеливались.
После такой оценки запахло деньгами, поэтому нашлись издатели посмелее. Они покрякали, посопели и решили, что эту книгу никто читать не будет, поэтому посоветовали издать её без особого ущерба небольшим тиражом, но у меня уже была собрана куча денег, позволявшая мне напечатать её без посторонней помощи, поэтому обе договаривавшиеся стороны стартовую планку тиража подняли до полутора тысяч экземпляров.
Будут покупать или нет, но заработок издателей должен быть гарантированным, а мой гонорар - уж как Бог пошлёт. Но кто не рискует, тот без штанов не разгуливает... А, с другой стороны, какой автор не верит в собственный талант? А тут ещё этот Солженицын!.. Такая оценка пахнет не только приличным заработком.
- А если шарахнем сразу три тысячи?
- За три придётся платить втридорога, - защищали они свой кусок хлеба. - А сколько ты продашь?
- Нужно нанять хорошего критика.
- Чтобы превознёс до небес?
- Нет, не совсем так, но хорошая реклама повысит спрос.
- Нынче иные времена. Люди привыкли, что больше всего рекламируют дрянной товар.
- Времена, в самом деле, неспокойные, как у евреев в пору создания Библии... Так уж нанимаем двоих, одного чтобы хвалил, второго - чтобы разнёс вдребезги.
- Не поможет, сейчас рецензий никто не читает.
Под этими словами сегодня могу подписаться хоть трижды. Не только рецензий, но и самих произведений не читают не только чиновники, но даже прокуроры, возбуждающие против писателей за их произведения уголовные дела. Они только собирают "улики", поэтому им достаточно трёх-четырёх переиначенных, искажённых, выхваченных из контекста предложений, предъявленных жалобщиком. Полный объём - не по их разуму. Полгода они стряпали мне за "Корабль дураков" уголовное дело, полтора года тянулась судебная тяжба, пока, наконец, не выяснилось, что обвинение составлено не по той статье Уголовного кодекса. Но и в этом прокуроры не виноваты, т.к. такую негодную статью им подбросил Вэ.Вэ. фон Ландсбургас, мастер на все руки и основоположник геноцида сельского населения Литвы.
Однако такой опыт появился у меня после издания книги, а пока я проворачиваю свой бизнес с издателями:
- Если так, друзья мои, книгу я буду продавать сам.
Запряг кобылу, загрузил телегу и - вперёд по литовским шоссе и просёлкам!
- Налоги задушат, потребуются разрешения, лицензии, права на управление кобылой и прочая чертовщина. Знаешь, как теперь трудно начать какой-то новый бизнес? Пока не отдашь чиновникам большую часть прибыли, дела твои не сдвинутся с места. А книга - что твой блин, интересна, пока горяча. Так они костьми лягут за свой навар. Кроме того, не забывай, о чём пишешь, затеют какую-нибудь провокацию насчёт угрозы национальной безопасности и прихлопнут...
Это был самый веский аргумент. Они будто в воду смотрели и предугадали мою судьбу на ближайшее время. Сейчас придавленный независимостью к земле человек искусства так и живёт: трудись, прославляй элиту, ходи с протянутой рукой, унижайся, издавай книги на свои кровные, а сам не ешь, не пей, да ещё каждому чиновнику ставь толстенную свечу к алтарю Золотого Тельца, чтобы он благословил тебя своей дланью. Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского.
Перетряс я все свои карманы, заначки, приложил пенсию, выманил сбережения жены и ещё остался в долгу, но нашлись и добрые помощники. И, назло всем чертям, книга вышла. Весь тираж стал моей священной собственностью. Но опять: два процента - издателям, три - распространителям, двадцать - книжным магазинам, налоги на добавочную стоимость, на прибыль, которой пока ещё нет ни цента, одни убытки, но в Литве и за них, пока ещё будущие, нужно государству платить, а мне остаётся только почёт, конечно, если кто-то купит и не отнимет через суд, как прогнивший сарайчик. Денежное поколение, натренированное Сталиным и призванное к жизни литваком[2] фон Ландсбургасом.
Но книга уже у меня на столе. Она пахнет типографской краской и вышибает слезу, что твой новорожденный. Даже состоялась её презентация. По такому случаю издатели раскошеливаются на сухое, сажают в первый ряд... Слушаю красивые речи и не верю собственным ушам. Близкие друзья отозвали в сторону и похвалили по-своему:
- Ничего не скажешь, хорошую книгу написал, главное - очень нужную, но ещё хлебнёшь. Знаешь, на кого поднял руку?
- Знаю, на собственных оккупантов.
А благородный В.Петкус и его соратник С.Стунгурис заявили откровенно:
- Запомните наши слова, всем здесь собравшимся придётся защищать эту книгу от свободы печати. Это будет делом нашей чести...
И вот появилась первая рецензия, такая замечательная, такая элитарно-интеллигентная, такая пространная, написанная на каунасском “зеленогорском”[3] жаргоне, словно к ней руку приложил крупнейший авторитет местного преступного мира. Поскольку из песни, как из истории болезни, слова не выбросишь, цитирую полностью этот шедевр.
КОРАБЛЬ ДУРАКОВ
Поскольку люди доброй воли книгу в тартарары не выбросили и выпускают уже седьмое издание, я должен своим читателям сообщить, кто же этот незадачливый пророк. Да простит мне Господь, но, похоже, и в Горних далях явление паранойи - не редкость, раз уж она поражает и мессий.
Поделиться книгой: