Помоги проекту - поделись книгой:
Напрасно я пытался бы перечислить все ваши добродетели, более многочисленные, нежели все люди, которые теснились на сей земле с самого ее сотворения.
Никакая песнь не в состоянии изобразить те заслуги, которые вы приобретаете созерцанием и строгим соблюдением правил отшельнической жизни.
Все, что только есть великого на земле и на небе, сохраняется лишь при вашей помощи; молитвы пустынножителей радуют небеса и водворяют мир на земле.
Тот, кто подавляет страсти, исходящие от пяти чувств, игом, подобным тому, которое налагается на слова, трудится ради бессмертия.
Бог небесных сфер Индра был вынужден склонить голову под проклятием пустынножителя, который высокой заслугой дел своих достиг сверхъестественного могущества.
Люди, которые неспособны повелевать своими чувствами, не способны и к возвышенным делам.
О святые пустынножители, вы поклоняетесь Брахме, предку всех существ, душе вселенной, в свете, в бесконечных пространствах, в звуке, в запахе, во всем, что мы можем видеть, слышать, во всем, что составляет исхождение из его божественного могущества.
Людей ценят по их делам, а не по их словам; святые пустынножители ценятся по чистоте их учения, когда оно согласуется с чистотой их жизни.
О святые пустынножители, достигшие последней ступени совершенства, удостойте вдохновить меня в этих песнопениях, предназначенных к тому, чтобы внушить людям знание их долга».
Далее идет краткое наставление к упражнению в добродетели:
«У человека нет богатства, которое можно было бы предпочесть тому, какое он извлекает из добродетели; в нем он получает счастье в мире этом и в будущем.
Если добродетель есть величайшее из благ, то утрата ее — величайшее из бедствий.
Во всех твоих действиях, в какое бы то ни было время и в каком бы то ни было месте, не избирай себе в своем поведении никакого другого правила, кроме добродетели.
Без добродетели все дела становятся как бы пустыми звуками, которые угасают немедленно вслед за тем, как произошли.
Добродетель учит самоотвержению, воздаянию добром за зло, воздержанию, честности, власти над чувствами, правдивости, познанию всемирного духа, и она же учит избегать зависти, похоти, злословия и гнева.
Когда мы умираем, родители, друзья и носильщики сопровождают нас лишь до костра, на котором сжигается наш прах; одни только добрые дела остаются с нами.
Добродетель — вечная спутница праведного человека.
Добрые дела, которые творят в этом мире, подобны стене, которую строят перед воротами, откуда выступают последовательные переселения души.
Поэтому каждый, кто хочет прервать ход своих переселений и достигнуть небесного жилища, должен творить добродетель, бежать от зла и поступать по правилам долга».
На этом заканчивается вступление в «Книгу Обязанностей», и дальше идет самый текст книги. Она разделена на три части. Первая трактует об обязанностях главы семьи, вторая — об обязанностях царей, о выборе министров, послов, воинов, и третья — об обязанностях министров, предводителей войска и подданных. Каждая часть разбита на главы, которые в подлиннике называются
Первый падья первой части начинается очень характеристическими словами, исчерпывающими, очевидно, основную мысль автора этого труда.
«Все люди, — говорит он, — равны перед оком Брахмы; верховный владыка не создавал ни каст, ни париев, и его наставления и повеления обращены ко всем людям без различия».
Далее, любопытно в бытовом отношении определение, делаемое автором, всего круга обязанностей главы семейства:
«Глава семьи, — говорит он, — естественная опора трех родов людей: брахмачари, или послушников, давших обет воздержания на все время их учения, брахманов и пустынножителей. Он их снабжает пищей, необходимой одеждой и вообще всем, что им нужно для того, чтобы мирно предаваться их занятиям.
Глава семьи должен также простирать свое попечение на бедных, на странников, на путников. Каждый раз, вкушая пищу, он должен часть ее отделить и поставить около своего жилища».
Затем, в этой главе даже и не упоминается об обязанностях главы семьи к самой своей семье, а только превозносится супружеское согласие и верность.
Второй падья воспевает добродетели жены и матери, в третьем — указуются и перечисляются уже обязанности добродетельных детей по отношению к родителям; в четвертой главе — звучные гимны супружеской любви. На этой главе и заканчивается обозрение внутренних отношений в семействе.
Далее, в главе пятой, излагаются обязанности по отношению к гостю. Видно, что гостеприимство, как, впрочем, чуть ли не у всех древних народов, ставилось у индусов в число первых добродетелей. Автор книги призывает проклятие на голову негостеприимцев и называет «невеждами» тех, кто боится разориться, практикуя гостеприимство.
«Подобно тому, как цветок аматлэ вянет в тени, так же увядает счастье того, кто прячется, когда видит вдали на дороге гостя, направляющегося к дому его, усталого и покрытого пылью».
В следующих главах содержатся наставления о личном поведении главы семьи, о преимуществах постоянной приветливости и доброты в обхождении, о воздаянии за оказанные услуги, о добродетельном владении и пользовании имуществом, о власти разума над чувствами, о добрых нравах, об умеренности и воздержании, о прощении обид и т. д.
В первой главе второй книги автор в следующих словах определяет главные обязанности царя.
«Шесть вещей придают царю такое же могущество среди людей, какое лев имеет среди зверей: войско, закаленное в боях, обширные владения, многочисленность народонаселения, прочные союзы, искусные министры и неприступные крепости». Личных же царских добродетелей автор книги намечает четыре: правосудие, независимость, мужество и твердость в решениях, бдительность и опытность в искусстве управления. Но, чтобы хорошо править, царь должен еще владеть знаниями, науками, во главе которых автор ставит чтение, письмо и науку счисления. Эти знания все равно, что «очи науки, которые освещают учение и без которых ничего невозможно познать».
Очень любопытна та высшая почтительность к учителю, которой требует автор даже от обучающегося принца.
«Бесполезно и пытаться приобрести знание тому, кто не держится перед учителем в почтительной позе сына перед отцом, бедняка перед благодетелем. Надменный человек никогда ничему не научится».
Второй, третий и четвертый падьи этой части содержат восхваления науки и мудрости, советы царям — окружать себя мудрыми людьми, удалять от себя знатных и гордых невежд, и т. п.; пятый трактует о благоразумии царя, которое «обеспечивает его подданных от глада, опустошения и войны». «Лучше отречься от славы, нежели от благоразумия», основательно философствует автор.
Шестая глава перечисляет те пороки, которые царь особенно должен искоренять в себе: беспорядочное пристрастие к накоплению богатства, гордость, из-за которой человек утрачивает здравые понятия о справедливом и несправедливом, и знакомство с распущенными людьми.
«Неумеренная любовь к золоту, — говорит он, — для царя более унизительная страсть, чем для других людей, ибо богатства должны сосредоточиваться в его руках только ради того, чтобы через тысячу каналов изливаться от него, облегчая горе и вознаграждая добродетели».
Седьмая глава касается выбора министров, которые должны быть «людьми мудрости и опытности». «Царь, не умеющий окружить себя преданными и честными друзьями, всегда отличается умением наживать себе врагов».
Восьмая глава остерегает царя от общества придворных и льстецов. «Подобно тому, как вода, просачиваясь сквозь землю, напивается веществами, которые встречает на пути, и человек воспринимает качества и недостатки людей, с которыми водится».
Девятая, десятая и одиннадцатые главы содержат наставления, касающиеся войны, двенадцатая и тринадцатая — опять возвращаются к министрам, их выбору и качествам.
Четырнадцатая глава трактует о семье царя. «Многочисленные семейства пользуются благословением богов. Царь должен, сколько может, увеличивать свое семейство, ибо этим он обеспечит себе помощь в счастье и великую преданность в несчастье». Пятнадцатая глава — посвящена воспитанию сына-наследника.
В шестнадцатой главе речь идет о правосудии царя, которое он должен оказывать «всем своим подданным без различия, не проявляя снисхождения, доходящего до слабости, и строгости, превышающей указания закона».
Семнадцатый падья содержит мысли о налогах, причем автор с резким негодованием обрушивается на излишнее усердие во взимании их. «Что касается царей, применяющих жестокости и пытки, чтобы отнимать добро своих подданных, то они стократ презреннее убийц и в течение тысячи переселений будут возрождаться в образах нечистых животных».
«Милосердие и любовь, — говорит автор в начале следующей, восемнадцатой главы, — суть две добродетели, через которые охраняется и процветает вся эта вселенная». Он предписывает царю эти качества. «Он (т. е. царь) должен не озлобляться провинностями своих подданных, а должен быть удручен необходимостью карать их. И даже наказуя, царь никогда не должен становиться предметом ужаса для подданных, ибо тот, кто распространяет вокруг себя ужас жестокостью казней, приготовляет себе презренный конец».
Девятнадцатая глава указует царю на необходимость обзавестись тайными соглядатаями, «людьми честными и преданными его особе». Через них он должен узнавать обо всех беззакониях, творящихся в его царстве. Эти же соглядатаи стерегут и его внешних врагов.
«Когда царь, — говорится далее, в двадцатой главе, — узнает что-нибудь важное от одного из своих соглядатаев, которого он послал для обозрения области, он должен послать туда другого соглядатая, не говоря ему ничего о том поручении, которое уже выполнено первым соглядатаем. И если донесения обоих посланных совпадут между собой, тогда царь может быть спокоен, что он напал на след истины».
Двадцать первая и двадцать вторая главы возвращаются к личным качествам царя; первая из них указывает на необходимость закаленного характера у царя, вторая поучает, что «лишь в ожесточенной работе, а не в телесных наслаждениях царь находит средства к разрешению всяких затруднений». И автор ссылается на то, что «все цари, оставившие по себе великую славу мудрости, обязаны ею только непрестанному труду, которому они предавались».
«Когда царь впадает в бедствие, не сделав ничего такого, в чем мог бы себя упрекать, — говорит автор в заключительном падье этой части, — пусть он его переносит с ясной душой, пусть, послужив раньше примером могущества, он теперь послужит примером в несчастье». И автор заканчивает эту часть словами:
«Царю лучше погибнуть на поле брани, нежели сдаться врагу; от крови царей, павших на поле брани, родятся герои».
В третьей части мы знакомимся с воззрениями автора на обязанности министров и другого начальства, а затем и подданных. К министрам он предъявляет высшие требования.
«Кто не любит царя, — говорит он, — и не готов посвятить свое имущество, самого себя, свою семью благу государства и славе своего повелителя, тот не должен и принимать на себя сложные обязанности министра». Точно так же отговаривает он от принятия на себя этой должности тех, кто имеет значительный круг бедных родственников, ибо, — «кто поручится, что он не злоупотребит своим положением для обогащения родни». Главным добрым качеством хорошего министра автор считает красноречие; искусным словом он способен убедить в благих действиях и разубедить в нехороших.
Очень цветисто и красноречиво изложена пятая глава этой книги:
«Есть нечто, превышающее своим блеском алмаз, своей чистотой — золото, и ценностью — жемчуг. Нечто, встречающееся реже, нежели розовый лотос, прекраснее, чем белая лилия, символ добродетели. Нечто обширнее океана, диковиннее неба, усеянного звездами. Эта вещь — хороший министр. Счастлив тот царь, который найдет себе такого, и ничто не сравнится с его радостью, ибо это служит знамением любви богов».
Приводим целиком заключительную главу книги, в которой автор делает трогательное лирическое воззвание к своим братьям, париям:
«Таким-то путем, по дружному взаимодействию отцов семейств, царей, министров, послов и воинов, в сем мире все преуспевает, все выполняет предначертания богов.
Пробудись, человек джунглей, ты, что спишь века в своей презренной жизни; для тебя и одним из твоих написана эта книга обязанностей. Проснись, чтобы завоевать свое место на солнце и дать благо народу.
Научи своих детей петь эти стихи, где прославляются добродетели, правосудие, мужество, и тогда в их жилах будет течь более благородная кровь. Проснись, человек джунглей!
Проснись, дай предков сынам твоим, и пусть через тысячу лет и дольше будут прославлять твое мужество и твое освобождение.
Земля велика, каждый человек имеет право попирать ее, обрабатывать, строить на ней города и собирать с нее зерно, чтобы обеспечить предку спокойную старость. Пробудись, человек джунглей.
Пробудись, и ты будешь тоже обладать и зелеными жатвами и стадами, и на твоих восхищенных глазах свободные молодые люди будут обращаться с радостными словами к стройным юным девушкам.
Проснись, человек джунглей, проснись, жизнь ждет тебя, приди и приветствуй ее, как подобает человеку, и когда враги твои увидят тебя восставшим, они отступят в страхе и ужасе, как палач перед жертвой, восставшей из костра, чтобы поразить его. Проснись, человек джунглей!»
Книга Тируваллува представляет для нас весьма серьезный интерес. Кроме ее философского и поэтического значения, которое в ней оценивают все знатоки и любители восточной литературы, она имеет еще значение как единственная известная нам попытка пробудить париев и способствовать их освобождению.
Но Тируваллува не стал, подобно Моисею или Спартаку, проповедовать вооруженное восстание; он, подобно мирному миссионеру, пошел в глубь джунглей с книгой в руках и стал там петь песни в честь добродетели, мужества, целомудрия, самоотверженности. Он верил в мощь добра, и его сородичи с любопытством и вниманием слушали его и пели вместе с ним, но, увы, продолжали вести ту же скотскую жизнь их предков.
— Где же нам собираться в поселки? — говорили ему везде и всюду. — Где эти жатвы, которые ты сулишь нам? Покажи нам ту землю, на которой мы можем мирно пасти наш скот, землю, которую мы можем передать в наследство нашим детям? Добродетель хороша для того, кто владеет, кто может спокойно пользоваться благами мира. А нам, не имеющим права даже рвать траву в джунглях, что на нашу долю останется? Что такое честь, что такое целомудрие, преданность, воздержание для того, кто не смеет брать воду из реки, не смеет сорвать цветка в лесу, плода с дерева без того, чтобы не стать вором и не понести кары за кражу?.. Разве достаточно только петь вместе с тобой: «Парии тоже люди!» — для того, чтобы с нами перестали обращаться, как с дикими зверями, чтобы сняли для нас запрет с земли, воды, риса и огня?
Что мог ответить на это Тируваллува?
Это был мечтатель. Прежде чем сочинять эту свою идеальную конституцию для народа, царей, воинов, он должен был освободить несчастных, для которых ее предназначал.
Если бы на обращенные к нему вопросы он отвечал: «Земля, которую вы ищите, — вот она, у вас на глазах; пробудитесь с огнем и железом в руках, отомстите тем, кто вас сделал тем, что вы есть»; если бы он проповедовал войну, грабеж, разрушение, он увлек бы миллионы людей. А он проповедует мир, и вот, по его же собственным словам, он пронесся, «как благовонный ветерок, едва сгибающий вершины великого леса, а не промчался, как ураган, который поднимает моря и опустошает города».
Тируваллува был только голос, а нужна еще рука. Парии хранят память о нем, поют его стихи, и это все, что осталось от него и от его попытки перерождения своих собратьев.
Для того, чтобы закончить картину физического и нравственного состояния париев, мы приведем здесь несколько образцов басен, сказок, сатир и фарсов, плодов фантазии их рапсодов. Эти образцы послужат прекрасной характеристикой несчастных отщепенцев, натура которых состоит из смеси легковерия и скептицизма.
Надо только предварительно заметить, что странствующие поэты и комедианты отверженного племени знать не знают никакой узды и решительно ни перед чем не останавливаются. Поэтому приходится делать строгий выбор материала, чтобы удержаться в границах европейского литературного приличия. Нас поражают черты бесцеремонности у многих писателей классического мира Европы, Но в индусской литературе мы то и дело встречаем уже не бесцеремонные, а прямо чудовищные отступления от самых законных требований нравственной опрятности. А между тем именно эти-то пикантные места, по-видимому, особенно нравятся местной публике, которая их слушает и смотрит с шумным восторгом.
Просим только читателя помнить, что мы с ним на Востоке, что мы изучаем очень древнюю цивилизацию, и поэтому некоторые отступления от наших обычных литературных форм и норм никого не должны смущать. Замечательно еще то обстоятельство, что в баснях париев, где действующими лицами по большей части являются животные, никогда не встречаются нецензурные места. Мы собрали до полусотни этих басен, и ни в одной из них не было ровно ничего даже сомнительного. Только их общий нравственный характер небезупречен, потому что обычная мораль басни клонится к тому, чтобы осмеять лучшие свойства человеческого духа: самоотвержение, воздержание, мужество и т. д. Нам даже думается, что басни париев сочинены не ими самими, а еще в незапамятные времена заимствованы из каких-нибудь брахманских сборников.
IX
Басни париев, собранные в Траванкоре, Малаияламе и на острове Цейлон
1. Ворон и мангуста
Один курубару поставил сети в джунглях, в расчете поймать какую-нибудь птицу себе в пищу.
Ворон, паривший в воздухе, высматривая змей и крыс, за которыми охотился с той же целью, увидал в траве половину кокосового ореха.
— А, — сказал он, — вот лакомый плод, который упал туда нарочно для меня.
Он ускорил полет и ринулся на добычу, чтобы схватить ее, но едва прикоснулся к траве, как его лапа запуталась в ловушке курубару.
Напрасно делал он бесполезные усилия, чтобы освободиться; ловушка крепко держала его, и черный приятель должен был признаться, что попал в плен.
Тогда он начал из всех сил кричать и созывать к себе на помощь других воронов, чтобы они его выручили.
Но они, летая вокруг него, отвечали ему:
— Мы ждем, когда ты умрешь от истощения, ибо только тогда ты будешь на что-нибудь пригоден и мы тебя съедим.
Толпа крыс, привлеченная криками, подбежала к ловушке и с радостью смотрела на неминуемую гибель, грозившую их врагу.
— Выручите меня, — сказал им ворон, — и я заключу с вами навеки дружественный союз.
— Ну нет, — отвечала ему старая крыса, — уж этого-то мы ни за что не сделаем. А вот скоро придет курубару, убьет тебя палкой, и будет у нас одним врагом меньше. — И с этими словами крысы убежали в свои норы.
— Увы, увы! — вскричал ворон, — никто не придет мне на помощь.
— Да ты сломай себе лапу клювом, — посоветовала ему ящерица. Я сама вовсе не желаю тебе помогать, потому что ты не дальше как вчера съел одну из наших.
Проходившая мимо мангуста сказала ему:
— Зачем ты все обращаешься к таким животным, которых ты истребляешь? Разве не дурак был бы тот из них, который освободил бы тебя?
— Помоги мне выпутаться отсюда, — сказала ей птица жалобным голосом. — Ведь мы с тобой оба истребляем змей и крыс. Разве у нас не одни и те же враги?
— Ладно, — отвечала мангуста, — но с одним условием. Я давно уже собираюсь сходить на богомолье к берегам Ганга. Ты должен меня туда доставить на своих крыльях.
Обрадованный ворон охотно согласился на эти условия, и мангуста принялась грызть сеть, которая его опутала. Как только птица освободилась, она приняла своего спутника к себе на спину и, громко каркая, поднялась на воздух.
Взлетев высоко вверх, ворон встряхнулся, сбросил с себя мангусту, и она полетела вниз. Упав на землю, несчастное животное сильно расшиблось.
Тогда ворон бросился на нее и принялся рвать ее на части своим клювом.
— Это ли ты обещал мне? — вопрошала его бедная жертва, готовясь испустить дух.
— Да на что же ты жалуешься? — отвечала птица. — Не сама ли ты назвала дураком того, кто вздумал бы меня освобождать.
Никогда не рассчитывай на признательность голодного брюха.
Если ты услышишь голос человека, призывающего тебя на помощь со дна колодца, в который он свалился, брось ему камень на голову, потому что, если ты поможешь ему выбраться, он тебя убьет.
2. Шакал и коза купца
Однажды шакал встретился со стадом коз, которые паслись на склоне горы.
Поделиться книгой: