Надоело

— Ой-ой, слова-то какие подбираем! Интеллигента из себя разыгрываешь?

— То… то есть как это?! Лиза, ты в своем уме? Что за выражения? Я что, по-твоему, уже не интеллигент?

— Из тебя интеллигент, как из меня доцент.

— Лиза, Лиза, прекрати так говорить, умоляю! У меня сегодня и так день с самого утра не задался.

— Ну что еще, горе ты мое луковое? — Она поставила на плиту вчерашний борщ и устало посмотрела на мужа.

— Ты не поверишь! Прихожу сегодня в «Агат»…

— Какой такой «Агат»?

— Ну, перестань, хватит! Будто ты не знаешь, где работает твой муж — коммерческий банк «Агат». Так вот, прихожу я туда, а пропуск видимо дома оставил… Кстати, он тебе не попадался? — спросил Гогулин, взором шаря по кухне. — Ладно, потом найду. А мне и говорят: вы, мол, здесь не работаете, и знать вас не знаем. Ты можешь себе представить? — Алексей попытался хохотнуть.

Лиза подошла к нему и недоверчиво заглянула в глаза.

— Алеша, с тобой все в порядке? Признайся, ты сколько выпил?

— Полстакана. — Он пожал плечами, не совсем понимая, к чему она клонит. — Да честно тебе говорю! А почему ты так смотришь на меня? Я что-нибудь не так сказал?

Она кивнула и, немного помолчав, вздохнула:

— Последние четыре года ты работаешь дворником в нашем ДЭЗе. Откуда взялся этот «Агат»?

— Что?! — вскричал Алексей. — Ты меня за идиота держишь?! Дворник! Я, по-твоему, похож на дворника? Да, у меня скромная должность, может быть, даже слишком скромная для моих лет, и более чем скромная зарплата, но это не значит, что ты можешь обзывать меня дворником.

— Я тебя ни за кого не держу и никем тебя не обзываю, — испуганно произнесла Лиза, пятясь в угол. — Ты же сам… Алеша, по-моему, ты заболел. Давай, я врача вызову.

— Дура! Это тебе врача нужно вызвать, мозги прочистить. И угораздило же жениться на такой бестолочи! Ну почему у всех жены как жены, а у меня… И ведь предупреждали меня, говорили: подумай хорошенько. О, да! Теперь я понимаю, что это было самой большой ошибкой в моей жизни. И откуда ты только взялась на мою голову? Как было бы хорошо, если бы мы с тобой вообще никогда не встретились!

Лиза, замерев, смотрела на мужа. Она не пыталась возражать и даже не заплакала. Лишь нижняя губа ее слегка дрогнула, но глаза оставались сухими, и взгляд был какой-то потухший.

Гогулин выбежал в коридор и, втиснув ноги в поношенные туфли, с остервенением стал завязывать шнурки.

— Да, это явно не мой день, — бормотал он. — Сегодня домой не приду, не жди!

Алексей вышел, громко хлопнув дверью.

Куда идти, он не знал. Что происходит? Все словно с ума посходили. Сначала сотрудники «Агата», теперь жена. Кавардак какой-то!

Ноги сами привели его к дому, в котором жил Генка Борискин, старый приятель Алексея. Гогулин не был уверен, что Генка дома, но ему повезло — Борискин работал таксистом и как раз с утра сменился. Теперь он принял в свои мощные объятия старого товарища и тут же потащил к столу. С удовольствием выпив и закусив, Алексей пожаловался Генке на свою судьбу, в подробностях изложив события этого дня. Генка слушал, не перебивая, время от времени, покачивая головой и подливая ему водки в хрустальную, на тоненькой ножке, рюмку.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — с отчаянием спросил Гогулин.

— М-да! Не знаю, что тебе и сказать. Случай, похоже, тяжелый… Мне кажется, ты устал.

— Еще бы! — воскликнул Алексей. — Все нервы вымотали. Я тебе откровенно скажу, я даже о разводе задумался. И зачем я только на этой дуре женился? Единственное, Катьку жалко — она-то ни в чем не виновата.

— А с… работой ты как, тоже решил порвать? — поинтересовался Генка.

— Я? Это они меня — пинком под зад. Но я им спуску не дам. Они у меня еще попляшут, я им покажу кузькину мать… Геша, плесни-ка еще.

— С удовольствием. И хватит о работе, о семье. Давай о чем-нибудь другом, а то, я смотрю, тебя эти темы сильно напрягают.

— Давай, — согласился Гогулин.

Они просидели до позднего вечера. Генкина жена с детьми в этот день гостила у своей мамы, и никто не нарушал их откровенной мужской беседы. Видя, что приятель здорово набрался, Генка предложил ему остаться на ночь. Алексей, уже не в силах говорить, лишь устало кивнул и, едва добравшись до дивана в гостиной, мгновенно отключился.

— Да, Леха, видать, у тебя и впрямь крыша поехала, — задумчиво произнес Генка. — Надо же — банкир…

Он разбудил Гогулина в семь утра и шепотом, хотя в квартире никого больше не было, спросил:

— Ты на работу пойдешь?

— Какая работа? — пробубнил Алексей в подушку. — Ах да, черт! — Он подскочил, мгновенно проснувшись. — Спасибо, что разбудил.

Он забежал в ванную, ополоснул лицо холодной водой, чтобы глаза окончательно открылись, и наспех распрощался с Борискиным.

Через пятнадцать минут Гогулин уже подбегал к своему дому. Стремглав взлетев на пятый этаж, он тихонько, чтобы не разбудить своих, отпер дверь и шагнул в темную квартиру.

Первое, что его насторожило, был запах. А точнее, его отсутствие. Отсутствие всех привычных запахов. В квартире не пахло котлетами и борщом, аромат которых намертво въелся в обои за долгие годы. Не пахло стиркой, которую Лиза заводила чуть ли не ежедневно. И, наконец, совершенно не пахло духами жены. Недорогими, но очень приятными и даже слегка возбуждающими, когда есть соответствующее настроение. Эта необычная новизна, в которую он неожиданно окунулся, сразу разбудила в его памяти события прошлого дня, и Гогулин вспомнил, что он безработный. А значит, ни на какую работу спешить не надо.

Алексей, не снимая обувь, прошел на цыпочках в комнату и обомлел. Лизы в комнате не было. Точно так же, как не было Кати. Более того, небольшой диванчик, служивший дочке кроватью, тоже куда-то исчез.

«Неужели она это сделала? — с ужасом подумал Гогулин. — Бросила меня, стерва! В самую тяжелую минуту!»

Он только не мог взять в толк, когда она успела увезти мебель. Помимо диванчика из комнаты исчез комод и двухстворчатый шкаф. Алексей побежал на кухню. Там вроде все было на месте. Но холодильник оказался почти пуст: лишь открытый пакет кефира, хвост от селедки, два куска зачерствелого черного хлеба и полбутылки водки. Гогулин прикрыл дверцу холодильника и заметил, что на окнах нет занавесок.

«Все забрала, зараза!» — раздраженно подумал Алексей, заходя в туалет.

Унитаз неприятно удивил своими ржавыми разводами. Вчера он был чистенький и блестящий.

Чтобы немного оправиться от шока, Алексей решил принять душ.

В ванной его ждало новое разочарование: пропала стиральная машина, а в раковине громоздилась гора грязного белья.

— Это она нарочно! — в сердцах воскликнул Гогулин. — Мало мне неприятностей на работе, так еще любимая женушка решила масла в огонь подлить.

Он вернулся в комнату и обреченно бросил свое тело на софу. Заложив руки за голову, Алексей тупо уставился в потолок. Мысли в голове окончательно перепутались и постепенно растворились. В мозгу образовался совершеннейший вакуум, и Гогулину сразу стало легко. Так, ни о чем больше не думая, он забылся в полудреме и пролежал почти до обеда.

В прихожей противно затрещал звонок.

— А, явилась! — обрадовался Алексей. — Ну, поглядим, как она будет оправдываться.

На пороге стояла крупная женщина с довольно милым лицом. В руке она держала хозяйственную сумку. Гогулин сразу узнал в ней дворничиху. Каждое утро по дороге на работу он сталкивался с ней во дворе.

— Не ждал? — низким грудным голосом произнесла она.

— Простите, вы ко мне? — растерянно спросил Алексей.

— Гогулин, ты что, перегрелся? — Она решительно шагнула в квартиру. От нее пахло дешевым дезодорантом, прелой травой и потом. — Вроде на улице нежарко. Или ты выпил?

— Я?

— Ну, не я же. — Она прошла на кухню и стала доставать из сумки продукты. — Я тебе вот кое-что принесла. Голодный, небось?

Гогулин судорожно пытался понять, что все это значит.

— Извините меня, но… вы случайно не ошиблись? Ведь мы с вами, кажется, не знакомы.

— Что?! — вытаращила глаза дворничиха. — Это ты мне?

— Нет, ну я, конечно, помню, что вы работаете у нас дворником, но… Я даже имени вашего не знаю.

— Ах вот как? Стало быть, когда тебе плохо, так ты сразу ко мне бежишь: «Танечка, Танечка». Забыл, как третьего дня приполз, на коленях стоял? А теперь, значит, уже не нужна? Или ты себе другую нашел, кобель недобитый? — грозно басила она, наступая на него.

— Уверяю вас, вы обознались, — пытался оправдываться Алексей, пятясь, пока, наконец, не уперся спиной в холодильник. — Я никоим образом не мог приходить к вам ни третьего дня, ни четвертого, и вообще когда-либо… Я женат! — отчаянно выкрикнул он. — У меня семья.

— Женат?! — Дворничиха уперла руки в бока и сощурила глаза, отчего они превратились в две узенькие щелочки. — С каких это пор? За четыре года, что мы с тобой работаем, я чегой-то ни о какой семье не слыхала. Уж не белая ли у тебя горячка, дружочек?

— Да что вы, в конце концов, себе позволяете? Я вам сейчас докажу! — Он, наконец, взял себя в руки и решительно направился в комнату, где над софой висела их семейная фотография.

Гогулин застыл прямо посреди комнаты, потому что никакой фотографии не было. Вместо нее на стене красовался пошлый плакат с обнаженной блондинкой.

— Ерунда какая-то! — прошептал Алексей, оглянувшись на вошедшую за ним дворничиху Таню. — Я сейчас.

Он бросился в прихожую и вытащил из пиджака слегка помятый паспорт.

— Вот! — Он торжественно протянул дворничихе документ. — Можете сами убедиться.

Она неуверенно взяла паспорт и, искоса поглядывая на Гогулина, стала медленно листать страницы. Внезапный взрыв хохота, заставил Алексея вздрогнуть.

— Ну, ты меня насмешил! — утирая слезы, с трудом проговорила она и вновь залилась громким смехом.

— В чем дело? — Гогулин вырвал у нее из рук паспорт и тупо уставился на страницу с заголовком «Семейное положение». Страница была абсолютно чистая. — Этого не может быть! — воскликнул он и обессилено упал на софу.

Спустя полчаса Гогулин с безразличным выражением на лице сидел на кухне и машинально жевал бутерброды, которыми его потчевала Таня.

— Ну вот, молодец! — сказала она с удовлетворением в голосе. — А теперь иди, стели постельку, а я душик приму. Ты-то сегодня на работу опять не вышел, я одна с семи утра корячусь. Умаялась… И соскучилась!

Она подмигнула ему и скрылась в ванной.

Что было потом, Гогулин помнил смутно. Каким-то невероятным образом он очутился в постели вместе с этой здоровенной бабой. Два часа подряд она его бесцеремонно волтузила. Под конец Гогулин чувствовал себя не просто как выжатый лимон, а как трижды выжатый и потом еще засушенный лимон. Когда, после всех этих издевательств над его плотью, дворничиха Таня, отдышавшись, повернулась к нему и, изображая из себя не то искушенную любовницу, не то дикую кошку, стала игриво кусать его за ухо, он вскипел.

— Все! Довольно! Убирайся вон!

Видимо кричал он так убедительно, что Таня даже немного испугалась. Но потом резко встала и, тряся могучими грудями, прошлепала босиком в ванную.

Через пять минут она появилась в комнате, уже одетая.

— Сукин ты сын, Гогулин! Я, конечно, уйду. Но и ты ко мне в дом больше ни ногой. И, кстати, не забудь завтра утром на работу выйти. Я за тебя, козла, больше пахать не собираюсь.

Она громко хлопнула дверью, и в квартире наступила мертвая тишина. Казалось, даже звуки с улицы перестали проникать через окна.

— Чтоб я сдох! — прошептал Гогулин. — Что же такое тут твориться? Что за напасть на мою голову? Откуда все это? Нет, мне такая жизнь не нужна!

Он зарылся с головой под подушку и тихо заплакал…

— Что случилось, Иван Семенович? — Дворничиха положила метлу на скамейку и подошла к участковому милиционеру, задумчиво наблюдающему за тем, как санитары выносят из подъезда носилки, прикрытые белой простыней.

— Да вот, мужик один помер.

— Молодой?

— Да, вроде, не старый.

— Как же это его угораздило? От чего помер-то?

— А черт его знает! — пожал плечами участковый, закуривая. — Помер и все. Жить, видно, надоело…