Золотое сечение (седьмая скрижаль завета)

Андрей снова стал перекладывать книги, отыскивая среди них нужную. А я думал о том, с каким удивительным юмором он рассказывает об этих, очень серьезных вещах. «Разумеется, это переименование не всегда срабатывает...» – иронично подмечает Андрей. И в его голосе столько доброты! Мне весело, мне смешно, мне радостно. Даже не знаю почему.

– Кто готов рассказать о психологическом портрете Кристины? – Андрей смотрит на меня, потом на Данилу. – Окей! Я вас понял...

Он увидел в наших глазах растерянность людей, услышавших слово «пожар» посреди театрального спектакля. И поспешил дать все необходимые разъяснения.

Мы встретили Кристину в самый тяжелый момент ее жизни. Она переживала боль, глядя в прошлое, и испытывала ужас, вынужденная смотреть в будущее. Ее личная жизнь не складывалась, она пережила много страданий, много разочарований. А теперь ждала ребенка, девочку...

«Жизнь продолжается – пострадал ты, дай пострадать другому», – вот, что чувствовала Кристина, думая о том маленьком живом комочке, который рос у нее под сердцем.

Кристина разуверилась в том, что женщина может быть счастлива. Глупая? – может быть. Красивая? – есть шанс. А если не глупая, и не идеальная красавица?.. И вот сейчас она дает жизнь новому существу, и это существо – женщина.

Быть женщиной – значит зависеть от мужского желания, от его настроения. А мужские желания переменчивы, как морской ветер. Сегодня мужчину влечет то, завтра – это. Мужчина – синоним непостоянства. Женщина должна подстраиваться, лавировать, соглашаться с избранным для нее курсом.

Многие женщины так и делают, так и живут. Если, конечно, это можно назвать жизнью. Но даже если это и жизнь, это еще не мечта. Женщина – дочь вечности. И если она делает что-то, она делает это «навсегда». Пусть мужчина меняет курсы и галсы, но в одном он должен быть верен и честен – в своем отношении к женщине.

Когда «бывшие» Кристины узнали о ее беременности, они испугались. Они вдруг поняли, что могут потерять ее, потерять навсегда, отдать кому-то другому. И их настроение в очередной раз переменилось. Они заявились к Кристине с «серьезными намерениями», полагая, вероятно, что это ее обрадует. Поразительное, непоколебимое самомнение!

Кристина испытала отчаяние. Ветреники оказались еще и глупцами.

А как же отец ребенка? Никита любит Кристину всем сердцем. Но он такой же мужчина, как и все предыдущие. А еще он молод, он значительно моложе Кристины, а значит – он точно уйдет. «Мужчина, которому хочется положить голову на плечо...». Может ли она позволить себе влюбиться? Впрочем, она уже влюбилась...

– Кристина необыкновенно сильный человек, – рассказывал Андрей. – Она научилась быть сильной, превозмогая боль разочарований, переступая через свое «хочу». Жизнь учит тех, кто готов учиться. И правда в том, что иногда отказаться от своей мечты – не поражение, а настоящий поступок.

Кто-то настаивает на невозможном. Это право каждого. Не запрещается. Но чаще всего подобная настойчивость – лишь глупое упрямство, и не более того. Мы не можем изменить других людей, если они сами того не хотят. А заставлять их меняться ради нашей собственной прихоти, ради нашей мечты... Это неправильно и нечестно.

Конечно, у Кристины была возможность манипулировать любимыми мужчинами. Она могла их захомутать, женить на себе, вышколить. Для умной женщины это не проблема. Но для уважающей себя женщины – это чудовищно. Для женщины, которая хочет настоящей любви – смерти подобно.

Даже ветер можно дисциплинировать. Вот, например, вентилятор или кондиционер – это дисциплинированный ветер. Он дует, куда скажут и как скажут. Но сравните его с ветром, гуляющим на океанском просторе. Сравните его с осенним ветром, вздымающим в небо золотые столпы из опавших листьев. Лучше и не сравнивать...

– Но эта ее внутренняя сила как раз и стала проблемой! – воскликнул Данила.

– Святая правда! – рассмеялся Андрей. – Парадокс, но именно так. И мы переходим к самому главному. Кристина отстроила мощное здание своей личности. Она стала сильным и волевым человеком, она добилась самостоятельности. Она изучила жизнь и поняла, что ей нужно. Хорошее дело!

«Любовь – это временное помутнение сознания, – решила для себя Кристина. – Приятное, но ненадежное. На этом жизнь не построишь. На мужчин нельзя полагаться. Они переменчивы. Рано или поздно это все равно заканчивается. А я рожу мальчика и у нас с ним будет семья. У меня будет мужчина, который никогда меня не бросит».

Да, она боялась почувствовать себя брошенной! Она научилась переживать боль, но она научилась и бояться боли, избегать ее. Она научилась сносить удары судьбы, но она научилась и уклоняться от этих ударов. В конечном счете, она приняла решение – контролировать свою судьбу. Она превратила свое «эго» в неприступную крепость.

– Превратила свое «эго» в неприступную крепость, – повторил я, отчетливо понимая, что это самое точное определение внутреннего состояния Кристины.

– Прекрасная Елена за стенами неприступной Трои! – улыбнулся Андрей. – Ну что, подходящая кандидатура, чтобы с гарантией потерять в ней первую Скрижаль?..

– Еще один основной критерий, – согласился Данила. – Остался третий.

– И тут как раз закавыка! – обрадовался Андрей, которому сложности, казалось, доставляли куда большее удовольствие, нежели простые и очевидные вещи.

– Закавыка? – переспросил я, поскольку мне показалось, что теперь-то уж все понятно.

– Именно! – подтвердил Андрей. – Я готов дать голову на отсечение, что большинство ваших читателей решили, что первая Скрижаль посвящена любви или, по крайней мере, как-то связана с любовью. А я категорически уверен в том, что слова «любовь» в ней нет!

– Действительно, нет, – удивленно протянул Данила. – А как ты догадался?

– У нас есть два основных критерия. Во-первых, мы знаем, что первая Скрижаль про смерть, а не про любовь. Данила у нас на скале «Последнее пристанище» не влюбился, а чуть не умер, или даже умер... – Андрей артистично насупил брови и уставился на Данилу.

– Умер, умер! – рассмеялся тот.

– Вот. А во-вторых, – продолжил Андрей, – Кристине предстояло бороться не со страхом любви, а с самой собой, со своим «эго». Страх – только проявление ее личности, ее неприступной Трои, а не что-то самостоятельное! Но любовь, действительно, лучшая дорога к цели, которую ставит перед человеком первая Скрижаль Завета.

Я взял из рук Андрея книгу и прочитал отрывок из своего «Предисловия»:

– «Мы петляли по дорогам любви, но столкнулись не со счастливой и лучезарной фантазией, а со страхом, страхом перед реальной смертью».

– Да, кстати, хороший вопрос: «Зачем мы любим?» – оживился Андрей. – Провокационный. Любовь для Кристины была только дорогой, а не целью. Уж что-что, а любить Кристина умела и прежде. Теперь же ей предстояло убить в себе «эго», освободиться. Она должна была потерять себя. Повести себя в лес и оставить там на съедение волкам. А самой вернуться обратно.

– Очень точно! – рассмеялся Данила. – Оставить себя на съедение волкам, а самой вернуться обратно! Так и есть. Смешно!

– И вы не зря соединили любовь и смерть – продолжал Андрей. – Только вы не стали уточнять, о какой именно смерти идет речь. А речь идет о смерти «эго». То есть не о физической смерти, а о смерти личности – мировоззрения, установок, принципов, предрассудков, страхов, притязаний, амбиций, желаний и т. п.

«Умирая» в таком качестве, человек возвращается к себе изначальному, к себе настоящему, к себе истинному. И истинная любовь требует именно такого самопожертвования.

Если ты действительно любишь человека, ты абсолютно забываешь о себе, ты – в нем. Это как другая реальность, другой мир, в нем ты уже не можешь быть прежним.

– Это больше всего пугало Кристину, – согласился Данила. – Она боялась потерять себя и именно поэтому отталкивала Никиту. Понимала, что он ее любит. Понимала, что сама без него не может. Но перед ней был выбор – или сохранить себя, или любить.

– И она выбрала любить, —сказал Андрей. – Вы подсказали Никите нужные слова: «Прошлое стало прошлым, я беру твою душу».

Я чуть не расплакался. Я вспомнил, как мы сидели в машине. Данила за рулем, Кристина с Никитой сзади. Словно все это случилось только что. Я вспомнил, как страдала умирающая Кристина, в каком отчаянии был Никита. И как он сказал ей: «Я беру твою душу». Словно молитва.

Я понимаю, где-то на уровне ощущения, что человек должен освободить себя от своего «эго», от своего «я», – сказал Данила. – Но все-таки, это странно. Парадоксальная вещь. «Я» – это ведь высшая ценность любого человека. Он за него радеет, он его защищает, ищет для него лучшей доли, кормит его разными ощущениями. Он, можно сказать, живет, потому что у него есть «я»!

– Ой ли! – Андрей отрицательно покачал головой. – «Я», «эго» – это химера.

Данила недоверчиво покосился на Андрея.

– Я не преувеличиваю, – сказал Андрей. – Попробуй ответить на вопрос, что такое твое «я». Начинай предложение со слов: «Я – это...»

– Ну, я – это... – неуверенно начал Данила. – Эээ...

Андрей пришел ему на помощь:

– Тебе в голову приходит всякая ерунда, Правильно?.. Например: «я – человек», «я – мужчина», «я – ветеран чеченской войны», и так далее. Сколько еще людей могут ответить таким образом? Тыщи! И можно ли ответить на этот вопрос так, чтобы ответ касался именно твоего «я»?

– Сомневаюсь, – протянул Данила.

Тут Андрей встал, взял с полки какую-то книгу и открыл ее ближе к концу.

– Это справочник по психологии, – объяснил Андрей. – Прочтем научное определение: «„Я" – это субъективное психическое явление, определяемое памятью и проявляющееся как противопоставление себя всему другому („не-я“)». Понятно?

Русский – не родной для меня язык, и сложные конструкции с использованием наукообразных слов на слух даются мне с трудом.

– Непонятно, – признался я.

– Все на самом деле, очень просто, – стал объяснять Андрей. – Мы приходим в этот мир маленькими чистыми сгустками энергии. Вы можете называть это «душой», «сущностью» – как угодно. Это и есть «мы». Мы абсолютно открыты, свободны и в нас бездна света!

Взгляните на гуляющих малышей. Вспомните улыбку младенца, узнавшего ваше лицо. Посмотрите на свои собственные детские фотографии. Это самое завораживающее зрелище! Невозможно оторваться. И знаете почему? Потому что у младенца еще нет «я», он – чистая душа.

Но мы вынуждены постоянно сопротивляться миру. Мир – это не рай для чистых душ. Мир – это площадка для борьбы за выживание. И чтобы выжить, мы формируем свое «я». То, что вокруг нас, – это «не-я», и мы с этим «не-я» боремся. А то, что внутри нас, – это «я», и его мы защищаем.

Внутри нас чувства, мысли, желания, опыт. Все это память. И наше «я» – это тоже только память. Стоит хорошенько ударить нас по голове в нужном месте, и мы не будем знать – кто мы, что мы, к чему, к кому, когда и откуда. Наше «я» испарится, словно его никогда и не было. А мы останемся...

– Самый простой способ выполнить первый Завет! – пошутил Данила. – Но пока я так и не понял – зачем? Зачем терять, изводить, убивать свое «я»?

– Чтобы быть чистой душой, – просто и с какой-то удивительной нежностью сказал Андрей.

Я увидел, что у Данилы вдруг заблестели глаза. Это слезы. Так пронзительно и так лично прозвучали эти слова.

– Это избавит от страха смерти? – спросил Данила, справившись со своими чувствами.

– «Я» – это то, что создает границы. Мы живем в мире, который разделен на «я» и «не-я». И поэтому «я» вынуждено защищаться. Всегда. Враг появляется сразу вслед за установлением границ. Боится не тот, кому угрожают, боится тот, кто защищается.

Мир не закрыт от нас. Но мы, обладая собственным «я», закрыты от мира. Это мы установили границы. Это мы спрятали свои души друг от друга. Между мной и тобой, Данила, нет границ, мы с тобой одной души, одной крови. Только вот наши «я» не знают об этом. И им страшно. Страшно, потому что они, вдобавок ко всему, еще и одиноки.

Вспомни Агвана. Вспомни мальчика, который не боялся умирать. У него была чистая душа. Душа, открытая навстречу твоей душе. Только благодаря ей ты дошел до «Последнего Пристанища» своего «я».

Чистый сердцем, он показал тебе твое сердце. Нежный, молодой бутон белого лотоса на тонкой изогнутой ножке. «Скоро, скоро он откроется. Береги его, Данила... Береги... Прощай». Это были его последние слова.

Теперь Данила плакал. Он и прежде терял друзей – на войне и даже после войны. Но то, что он потерял Агвана... Он потерял того, кто разглядел в нем человека. Одна душа, одна кровь. Этот мальчик на все говорил – «это не имеет значения», потому что он знал, что на самом деле имеет значение.

– «Я» – то, что не имеет значения, – прошептал Данила. – Да, я услышал.

Но почему именно любовь приводит к смерти «эго»? Я удивлялся этому еще когда писал «Всю жизнь ты ждала». Прежде мне всегда казалось, что смерть «эго» достигается духовными практиками, аскетизмом, медитацией. У индейцев, по крайней мере, любовь не рассматривают как средство борьбы с собственным «я». И я спросил об этом у Андрея.

– Анхель, – ответил он, – кажется, ты подтвердил мою догадку, и слова «любовь» в тексте первой Скрижали нет? Думаю, его нет и в других Скрижалях.

– Да, нет. Но...

– Так вот, – Андрей перебил меня. – Твои книги написаны о конкретных людях, а Скрижали универсальны, они же для всех. И они не содержат конкретного рецепта: «Пойди туда, сделай это...» У каждого из нас своя дорога, свой путь. У кого-то любовь, у кого-то – что-то другое. Я уверен, например, что и слова «Бог» нет в Скрижалях. Ведь нет же?..

– Нет, – протянул Данила. – Но это-то откуда тебе известно?!

– Потому что я, например, не верю в Бога, – развел руками Андрей. – И у буддистов нет Бога, и у язычников, потому что у них божества, а не Бог. Но не лишать же нас всех, несчастных, надежды на освобождение от страха смерти! И любовь, и Бог – хорошие слова, но не универсальные. А Скрижали обязаны быть такими, потому что они для всех.

– Так значит, мы с Данилой правильно думали, что любовь не обязательна? – спросил я.

Андрей рассмеялся:

– Анхель, ради всего святого, только не с таким серьезным видом!

Я смутился. Действительно, мы с Данилой, наверное, смотрелись сейчас чересчур серьезно. Но как иначе относиться к этому разговору? Андрей отвечает на вопросы, которые мучили нас так долго!

– Любовь, – продолжал Андрей, – замечательная дорога! Суфии – мудрецы ислама – считают ее наилучшей. Джами говорит: «Будь пленником Любви, чтобы обрести подлинную свободу от самопоклонения. Ты можешь испробовать сотню ухищрений, но только Любовь освободит тебя от самого себя. Счастлив тот, кому удался побег от собственного „я" благодаря Любви». В сердце любящего нет ничего, кроме любви, а значит оно чисто и от него самого.

– У каждого свой путь, – тихо повторил Данила, словно про себя.

– Данила, – одобряюще обратился к нему Андрей. – Источник Света и не обещал никакой панацеи. Ведь так?.. Скрижали должны были определить цели – то, чего мы должны достичь, чтобы избавить себя от страха смерти. Соли, это наша работа. А чуда не будет. И не должно быть, это было бы неправильно.

Кстати, даже я – человек неверующий, и то с удовольствием бы узнал эти цели. Мне не хватало этой определенности. Духовного наследия много, а ориентиров нет. Скрижали их дают. Страх смерти омрачает жизнь, и если ты действительно хочешь сделать свою жизнь светлой, ты можешь. Скрижали – это цели, а дорогу осилит идущий.

– Да, цели определены точно... – печально согласился Данила.

Повисла пауза. Каждый думал о чем-то своем. А я гнал от себя мысли, озвученные в свое время индусом: «В Скрижалях заключены великие истины, но это только истины». Данила, мне кажется, пытался примириться с мыслью, что найденные нами Скрижали не избавят мир от безумия. Он надеялся, что Скрижали смогут как-то разбудить спящие души. Но, скорее всего, Андрей прав: они помогут лишь тем, кто сам хочет обрести Свет.

– Ну, что вы так погрустнели?.. – Андрей говорил с заботой и терпением. – У нас, мне кажется, подобралась милая компания. Интересные вещи обсуждаем. Право, взбодритесь!

– Послушай, – сказал вдруг Данила, – а ты... А ты бы как сам прошел свой путь? Путь первой Скрижали?

– Хороший вопрос, – ответил он. – Я не сомневаюсь, что Скрижали «работают» только все вместе, все семь. У меня есть этому объяснение, но я скажу о нем позже. Что я могу сказать о своей первой Скрижали?.. Я – ученый. Ученый – это часть моего «эго». Самая большая часть. По сути, это и есть «я».

Я познаю мир и делаю это тем способом, который кажется мне наиболее правильным – логикой, анализом, опытом, экспериментом. Я люблю свой способ. Но правильного пути нет. И когда-нибудь я натолкнусь на какую-нибудь мелочь, которую мой разум не сможет понять, и это опрокинет все выстроенное мною здание.

Андрей вдруг замолчал, встал, пошел к плите, заправил кофеварку, вернулся к нам и продолжил:

– Я расскажу вам одну историю про буддийского монаха. Юноше, только что ставшему монахом, приснился сон. Отчетливый, яркий, словно и не сон вовсе, а явь. Во сне он увидел монаха-отшельника – счастливого, светящегося изнутри.

Седовласый, с длинной косматой бородой, в истлевшей одежде, он сидел у своей хижины, высоко в горах. Рядом текла река, цвел кустарник, пели птицы, а небо над ним казалось бездонным. И юноша понял, что во сне ему явился Посвященный – человек, который познал суть вещей и открыл в себе свет истины.

Молодой монах узнал в этом человеке своего Учителя... На утро юноша обратился к наставнику: «Что бы мог значить этот сон?» Наставник покачал головой и ответил: «Только одно – тебе следует идти и искать этого монаха. Он твой Учитель. До той поры, пока ты не отыщешь его, ты не пробудишься».

Юноша наскоро собрался и отправился на поиски. Куда идти, он не знал, а поэтому пошел наугад. Он пошел в горы. Его путь был долог, годы летели друг за другом – весны сменяли зимы, осень вновь и вновь приходила на смену лету. Юноша уже потерял счет времени. Он жил своей мечтой.

Он исходил множество гор, был во многих монастырях. И всюду спрашивал об отшельнике с косматой бородой, что живет высоко в горах в одинокой хижине. «Да, – отвечали ему. – Мы слышали об этом человеке. Иди вон туда, его видели вон на той горной вершине». И юноша шел.

Но в какой-то момент в его сердце все-таки поселилось отчаяние. «Сколько же мне еще идти? – спрашивал он себя. – „Как мне быть, если я так и не найду своего Учителя?“ – думал он, и сердце его замирало от тоски и печали.

«Не нужно ли мне прекратить поиски и вернуться?» – этот вопрос приводил его в ужас.

Юноша совершенно выбился из сил. Он готов был остановиться. Но как теперь вернуться домой? Он так долго плутал, что забыл дорогу назад. И что он скажет своему наставнику? «Нет, я должен идти дальше! – сказал себе юноша. – я должен найти своего Учителя! Я сделаю это во что бы то ни стало!»

И его путь продолжался, хотя шел этот юноша уже без надежды в сердце, без веры в успех. Он шел просто потому, что однажды решил идти. И о чудо! Вот эта хижина! Он узнал ее! Вот тот ручей и цветущий кустарник! И птицы! Да, тут поют те самые птицы, которые однажды пригрезились ему во сне!

Юноша вбежал в хижину. «Учитель! Учитель!» – кричал он, обливаясь слезами радости. Но хижина оказалась абсолютно пустой, в ней не было даже следов жизни. Юноша вышел из хижины и стал обыскивать местность вокруг. Но ни что не говорило о том, что здесь когда-либо жил человек.

Лишившись сил, юноша упал на берег реки и воскликнул: «Все, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвращаюсь!» Но тут его взгляд упал на водную гладь... Из воды на него смотрел совершенно седой старик с длинной косматой бородой, в истлевшей одежде. А вокруг, под бездонным небом, цвел кустарник и пели те самые птицы.

Мы с Данилой слушали Андрея с замиранием сердца. Он рассказал нам о своем пути первой Скрижали. О своем пути от себя к себе. У него пытливый ум исследователя, готового измерить жизнь логарифмической линейкой. Но когда-нибудь он достигнет основы основ и увидит сокровенное зерно истины, которое нельзя понять рациональным сознанием. «Все, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвращаюсь!» – скажет он, и в тот же миг обретет себя. Себя настоящего.

Ведь что он ищет, если не самого себя? Что он пытается выяснить своими экспериментами и исследованиям, если не истину о самом себе? Да, все мы ищем себя. Но правда в том, что найти себя можно, лишь прекратив эти поиски.

Парадоксальная вещь. Андрей ищет себя, Кристина защищала себя, что-то подобное делаем и мы с Данилой. А ведь наша подлинная сущность уже в нас! И ее не нужно ни искать, ни защищать! Но чтобы соединиться со своей сущностью, нужно сдаться.