Слышу ! Иду !

- Помнишь, когда мы жили в центре, на углу нашей улицы, в дослуживающем свой век доходном доме размещалась дежурная аптека? Из-за этого дома слова "доходный" и "доходяга" я воспринимаю как одноко-ренные достаточно было на него взглянуть, чтобы это осознать. Дом не представлял архитектурной ценности, его снесли. А жаль: безликость тоже обладает неповторимым лицом! Аптека на втором этаже имела отдельный ход, который на ночь запирался. Так вот, чтобы человек у подъезда попусту не волновался, в окне аптеки стояла трафаретка. Едва нуждающийся в помощи нажимал кнопку звонка, аптекарь зажигал надпись: "Слышу! Иду!". Наверно он был очень стар и немощен, долго повязывал кашне, долго искал ключи, долго потом шаркал по ступенькам полутемной лестницы. И все это время горела, гласила трафаретка: он слышит и идет, поэтому никто на него не злился. Как важно, чтобы перед подавшим сигнал бедствия обязательно вспыхивал чей-нибудь ответный сигнал: "Слышу! Иду!".

- Странные ассоциации. - Мигоа неопределенно пошевелил пальцами, словно где-то в немыслимой дали, в ином существовании сжимал гриф хучира.

- Вовсе нет, - подхватил на лету Ларрину мысль Гельвис-единочувствие их с Ларрой все усиливалось.- Вовсе нет. В жизни роль такой трафаретки играет искусство. Оно откликается на беду даже тогда, когда и самого сигнала бедствия еще нет!

Я не вправе им отказать, понял Мигоа. Историки предвидят прошлое, художники - будущее. Эти двое из будущего, у них с нами разный ритм времени. Они предвидят то, что сами же потом и разъясняют...

"А если бы перед тобой сидела не дочь друга, не ее знакомый, как бы ты поступил тогда?" - спросил себя археонавт. И сам же себе ответил: "Точно так же. Оба они разошлись с нашим миром, как расходятся порой пути реки и долины. Река недолго ломает себя - пробивает новое русло, заново намывает берега. Мера таланта этой пары такова, что правота, без сомнения, за ними. Им сейчас нужно в прошлое. И я не вправе им отказать..."

- Добро. Но я иду с вами. - Мигоа наклонился над пультом: - Мэрфи, старт-капсулу на троих. Настройка - на мой биопотенциал. Пуск - по готовности.

- Но, шеф! - пробасил кто-то невидимый. - Вы не ходили тридцать лет! Инструкция...

- Я сам составляю инструкции, сынок. Если у вас есть возражения, подайте рапорт на мое имя. По возвращении созовем Ученый совет, я отвечу за свои действия...

Сбивайте в табуны коней, разбирайте юрты - Мигоа Фудырджи, как в юности, откочевывает в прошлое!

...Остановились перед круглой, похожей на люк батисферы, дверью с цифровым замком, электронным опознавателем и двумя полированными штурвалами механических заверток, Мигоа, еще помолодевший с момента принятия решения, положил ладонь на щуп опознавателя, дождался зеленого глазка, решительно крутанул штурвалы.

За плитой люка было сумрачно. Первой внутрь шагнула поэтесса, следом актер. Гельвис не давал себе труда объяснить, какая сила несла его сегодня, несла-несла и вынесла к люку старт-капсулы. Кто-то посторонний пробудился в нем, любознательный и безрассудно смелый, наперед знающий, что сделать и что сказать, пробудился и диктует свою волю, которой так удобно и сладко подчиняться, - словно после перерыва вдохновенно вживаешься в привычный классический образ. А может, легко и просто играешь несколько забытую роль самого себя?!

Мигоа изнутри задраил люк, и тотчас точечные сполохи расцветили весь объем камеры, в которой они очутились. Со всех сторон накатила удушливая волна, в горле запершило, запахло морскими водорослями и раскаленным банным паром, из глаз покатились слезы.

- Глотайте, глотайте! - задыхаясь, приказал ученый. - Расслабьтесь - и вдыхайте, пейте, впитывайте эту пакость, без нее выход не состоится. Профилактика!

Четверть часа барахтались они в едком тумане, то сухом, то кисельно-жидком, то пронизанном электрическим треском. Ио вот знойный смерч поглотил туман, подобрал влагу. Три кресла кружком образовались посреди камеры, между ними стоял эмоусилитель, похожий на урну для курильщиков. Ларре мгновенно захотелось курить.

- Прошу. - Мигоа сделал приглашающий жест рукой. - Думайте оба про тот экзамен. Подробнее. С мельчайшими деталями.

Первый раз в прошлое уходили неспециалисты. Тысяча приемов выработана для опытных археонавтов. Кое-что для новичков, которых всегда ведет ас. И ничего - для гостей, гостей в Минус Эре не бывает. Здесь и это правило нарушено. Сколько сразу нарушений в твоем послужном списке, доктор!

Головы гостей откинулись, коснулись назатыльников кресел. Черные диски присосались к вискам, породили над раструбом "урны" мозаику отрывочных изображений. Наголо бритый Зенон Перегуда... Мощеная дорожка в саду трещины в асфальте вывязались в скачущие стихотворные строчки, словно бы читающий выуживал их прямо из каретки тайпа, а сам в то же время несся по саду... Зыбко и неотчетливо - сидящая на подоконнике зеркальноглазая Нана (Ларра насмешливо хмыкнула)... Длинный стол под красным сукном с чернильными кляксами в форме Большой Медведицы... Снова трудночитаемые трещины в асфальте... Высокая коричневая дверь с овальным эмалевым номером 24, эмаль у левого шурупа отбита... Внезапно прорезался звук - юношеский тенорок длинными периодами гнал поэму о рыцаре и прекрасной даме, чуть грассируя, взлетая, без петушиной фальши, до немыслимой, почти исчезающей для слуха высоты, и напевно опадая до баса или интимного шепота... Опять садовая дорожка, устланная почему-то дубовым паркетом... И как в испорченном телевизоре замелькали подряд кадры: Перегуда-стол-стихи-Нана, Перегуда-дверь-сукно-паркет, рыцарь-дорожка-Перегуда...

- Довольно, - остановил Мигоа, постукивая по краю эмоусилителя костяшками пальцев. - Психокоординаты обозначены, поле поиска локализовано, настроимся.

Он обратил глаза к потолку:

- Мэрфи! Ставьте на резонанс. Тридцать четвертый год Минус Эры, второе августа. Режим посещения, без расстыковки с нашей реальностью. Контакт полчаса от резонанса, с принудительным разрывом по команде... Все!

Назад, в юность, подумал Гельвис. Полчаса контакта с самим собой. Много ли можно успеть за полчаса? Думать об этом не следовало: над эмоусилителем немедленно обрисовались два Гельвиса, отличающиеся друг от друга возрастом и удивленно взирающие один на другого.

- Обязан предупредить, об этом почему-то принято забывать... - Мигоа снял с рубашки серебряный значок, подышал, потер рукавом, спрятал в нагрудный карман. - Наши устройства гарантируют спуск в Минус Эру без всяких хроноклазмов, этого пугала изобретателей Машины Времени. Но мы отнюдь не зря называемся Институтом Времен. При прямом контакте с одноименным субъектом сиювекового периода, проще говоря, с самим собой, возможен пресловутый "перенос сознания", а также частичное или полное соскальзывание археонавта в одно из параллельных времен. Мы только начинаем этим заниматься. Поэтому строжайшее указание для любого сотрудника сектора; не делать в прошлом ничего такого, что может привести к переносу. Мы не знаем, чего именно не делать, стараемся избегать контакта...

- Но для нас, дядюшка Мигоа...

- Понимаю, - прервал Ларру историк. - Поэтому иду сам. Попробуем сориентироваться на месте. Одно добавлю: мир параллельного времени может сильно отличаться от привычного варианта. Так что лучше не рисковать. Мэрфи, как у вас?

- Раскачка, - пробасили сверху. - Очень неустойчивые и неорганизованные воспоминания. Стабилизируем.

- Добро, ждем. - Мигоа стиснул руки коленями, зажмурился и добавил про себя: "Артисты! Воображение не в силах взнуздать! Или - преодоление инерции, накопленного жизнью опыта?"

Каким степным ветром зашвырнуло его в эту камеру? Ну хорошо, актер, поэтесса - они призваны вносить возмущения в повседневность, доля у них такая. Из обыкновенных чувств и слов ткут фантастические картины, приспосабливая чудеса к обыкновенному среднему мышлению, дабы поднять его до понимания этих самых чудес. У них всегда найдутся союзники. Пожалуйста вам: понадобилось прошлое - и вот уже бежит, запыхавшись, пожилой специалист, несет им прошлое на блюдечке... С каких пор чужое желание обрело для тебя силу закона, доктор?

Последнюю фразу, задумавшись, он произнес вслух.

- Интересный вопрос, дядюшка Мигоа, - вежливо заметила Ларра, сверля его искорками контактных линз. - Ответ будет?

Доктор Фудырджи привык отвечать на поставленные вопросы. Он медленно раздернул и задернул молнию рубашки.

- Человек живет для общества, общество - для человека. Счастливым может числить себя лишь такой уклад, где необходимость исполнения разумного индивидуального желания возведена в ранг государственного закона!

- Значит, ты взял на себя роль государства? - насмешливо протянула поэтесса. Словно бы спохватившись, что давно ходит в своем обличье, прикрылась маской номер один. Для посторонних.

Мигоа не успел возразить - сверху обрушился голос Мэрфи:

- Внимание, капсула наведена, готовность раз! Сосредоточьтесь, начинаю отсчет.

Пять пусковых секунд истаяли. С последней из них по счету "Ноль!" исчезли старт-капсула, кресла, эмоусилитель. Перенесясь через мгновенья дурноты и вакуума Времени, три археонавта очутились в пустынном дворовом скверике, на старенькой скамейке под тополем. Погода стояла так себе, ветреная и пасмурная, спасибо, дождь не шел. Мигоа зябко повел плечами...

Молча вышли из-под арки на улицу. Ничто здесь не напоминало о том, что жизнь откатилась назад на тридцать четыре года. Те же дома, та же мостовая в трещинах. Вон каштан, который Яшка Ставраки через восемь лет, после успешного второго тура, чуть не развалил на радостях ребром ладони надвое, за что остальные от души вломили Яшке по шее со всеми его карате-шмарате. В натуральной жизни Гельвис видел недавно этот каштан, возмужавший, с залеченным наплывами коры шрамом в развилке ствола. Премудрый Вильям, как все перепуталось! "Недавно" - это же через треть века, в будущем, которое желанием Ларры и мановением волшебной палочки доктора Фудырджи обратилось в прошлое. Прогулки по Времени выворачивают хронологию наизнанку...

Дорогу археонавтам заступили три прехорошенькие девчоночки с одинаковыми бантами в виде эполет, словно на плечи ко всем троим присели бочком голубые летучие мышки.

- Извините, пожалуйста, - звонко сказала средняя. - Вы не мама или бабушка Ларры Бакулевой? Вы с ней очень похожи, только она не такая пожилая...

- Я тетя, - невнятно обронила поэтесса почему-то тоненьким голосом. Тоже, нашли пожилую!

- Ларра - вожатая нашего отряда, - продолжала девочка. - Мы за нее болеем. Она пошла в институт, а нам не велела. Мы ужасно переживаем...

- И зря! Все у нее устроится преотлично!

"А иначе зачем я здесь?" - мысленно добавила Ларра. То лето и этих девчонок из малышового отряда память сохранила. Тогда она поехала вожатой в лагерь. После разговора с Перегудой вылетела как ошпаренная и постыдно сорвала на них зло, накричала - якобы за то, что они без спроса увязались за ней в город, будто не делала всю дорогу вид, что ничего не имеет против - пусть, мол, подшефная мелкота порадуется ее триумфу. Триумф! Пузырек соли на гвоздике!..

- Правда, преотлично? Не шутите? А вы откуда знаете?

- Да уж знаю, - нехотя ответила Ларра. - Идите, девочки. Не волнуйтесь.

"Не волнуйтесь, птенчики, рыбоньки, летучие мышки! Сегодня та особа на вас не накричит".

Девочки одинаково улыбнулись на прощанье, шагнули в сторону. Вспорхнули и опали на плечах шесть голубых бантов.

Началось! Мигоа сурово поджал губы. Пять минут - трое знакомых. Если так пойдет дальше... Впрочем, чего иного ты ждал?

Гулко хлопнула за спиной тяжелая створка - оказывается, все трое успели отвыкнуть от немеханизированных дверей типа заслонки. Казенная лестница подняла их на второй этаж. Стремительные абитуриенты то и дело обгоняли их или шустро сыпались сверху, вблизи замедляли шаг и кивали серьезно, без улыбки - кто знает, что за комиссии наезжают по их души во время приемных экзаменов?!

По периметру холла напротив аудитории 24 стояли стулья с откидными сидениями. Девушка на подоконнике с папкой под мышкой отрешенно грызла сустав согнутого указательного пальца. Нет, будущая красавица Нана еще не угадывалась в рыхловатой фигуре девицы, в массивном, но выразительном лице, не испорченном очками. И Гельвис поразился, какой недолгий век отпустила природа Ларре и Нане на цветение.

- А у вас хорошее лицо в юности, - прошептал он поэтессе.

- Спасибо. - Ларра села, не отрывая глаз от той, на подоконнике. Кто еще может похвастаться, что вот так, без зеркал и телекамер, наблюдал себя со стороны?

По лестнице взлетел миниатюрный юноша, но энергичный, ловкий каждый своим движением. Лихо развернулся вокруг столбика перил, шмыгнул к аудитории 24, приник к косяку, слушая, что там, за коричневой дверью. Напряжение позы не соответствовало живейшей мимике легкого, обращенного к ним личика.

Гельвис ревниво ждал, что скажет Бакулева.

- В вас тоже что-то есть. - Ларра словно бы угадала его желание, тихо щелкнула пальцами. С теперешнего писательского опыта она могла рассмотреть под неустановившейся внешностью будущий зрелый свет. - Интеллект и... Знаете, в нашем классе был свой остряк-самоучка. Так вот он как-то выдал вслух! "Дремлет чуткий, как мышь..."

В этот момент девица на подоконнике будто бы очнулась, переменила позу, написала строчку на обороте папки, выдернула из папки лист и принялась быстро писать, поднимая время от времени голову и что-то считывая с потолка. Юноша отклеился от косяка. Гельвис привстал, Мигоа, наоборот, как перед прыжком, отклонился назад. Все это стоп-кадром застыло перед Ларрой прежде, чем она поняла: "Пора!" - и громко спросила:

- Молодой человек, а где тут у вас киоск-автомат?

О черт, систему доставки начали устанавливать значительно позже. Еще бы спросила, провидица, в каких театрах сегодня идут программы с Моричевым! Курить хочется, спасу нет! Ларра сунула руки в карманы - какое счастье! Пальцы нащупали целых два ореха.

Юноша обернулся к пожилой незнакомке:

- Вы про газировку? У туалета внизу. Проводить?

Он осознал двусмысленность фразы. И, выпутываясь, кинул:

- Вон девушка проводит!

Девица невидяще скользнула взглядом и продолжала писать.

- А вы, значит, в Театральный поступаете? - поинтересовался Гельвис, придирчиво рассматривая себя - такого, с какого он, выходит, начинался. Мигоа предостерегающе заморгал, задвигал бровями, запрещая контакт. Но Гельвис сделал вид, что не замечает: - И на какое отделение, если не секрет?

- Не секрет, на актерский! - Юноша заносчиво задрал маленький подбородок.

- А вы, девушка тоже поступаете? - обратилась через весь холл Ларра, смакуя орех.

- Вот еще! - Девушка фыркнула, сползла с подоконника, тряхнула папкой. - Пьесу Перегуде принесла. Обещал после экзамена пролистать.

- Ах-ах, такая молоденькая - и пьесу! - с преувеличенной живостью воскликнул Гельвис. - Подумать только, целую пьесу!

- Ну, не совсем пьесу, клоунарий, - слегка смутилась от похвал девушка. - "Замочная скважина".

Гельвис ощутил, как нарастает в нем подавляемое всю жизнь желание сделать что-либо безрассудное. Вот сейчас. С ходу.

Сейчас или никогда. И будь, что будет!

Он по капельке принялся высвобождать свое сверхчувствование. И услышал такое же сокрушительное встречное Ларрино желание - головой с трамплина, а таи хоть от нуля, лишь бы заново. Да, разумеется, они оба еще долго могут жить в почете и славе, единственная их задача - быть. Но быть неизменными, такими, какими их привыкли видеть! Они сами возвели берега, из которых не выплеснуться. Там, в старом будущем, все расписано по часам и строчкам, разбито на жесты и акты, другие варианты не предусмотрены. А если не исчерпал себя? Если нет ощущения, что все позади? Человека должно хватать на множество миров и множество жизней. И каждому миру, каждой жизни он должен успеть отдать себя полностью. До последней капли, до последней боли, до последней мысли.

Отдать - и возродиться заново.

Отдать, чтобы возродиться заново!

С первой Ларриной фразы в "Хельге" началось необыкновенное, переносящее их по векам и перенесшее в конце концов сюда, на перекресток Времен. Оба знали, что так оно и будет. Ждали только подходящей минуты.

Дождались.

А неизвестность, бесславье - разве кто-нибудь задумывается об этом в начале пути? Маэстро, занавес!

У Ларры защемило сердце. Тиль? Нана? Но поэтесса поспешила отвести мысль о близких. А также о студийцах, Имре, Лине и... И еще, вероятно, о десятке приятелей. Сейчас она не была убеждена, что необходима им всем, как хотелось бы...

Оборвалась паутинка.

Лови, паучок, ветер

Солнце зашло.

"А Мирабелла Конти?" - почти с той же отстраняющей заранее жалостью подумал Гельвис. И точно так же успокоил себя: - Не обольщайся, актер. Маленькие Мэтью - всегда Короли-только-на-одну-ночь".

Не обращая внимания на доктора Фудырджи, вцепившегося ему в локоть, Гельвис-старший обрушил на Гельвиса-младшего все свое пугающее сходство и связанность с Ларрой Бакулевой, благо не обязательно запрашивать согласие на внушение самому себе. Уловив команду Мигоа на разрыв хроностыка, он изо всех сил стиснул мягкую Ларрину ладонь. И сквозь быстро тускнеющие, сжимающиеся вокруг стены холла, увидел, как восемнадцатилетнее его "Я", хозяин существующего, но уже чуточку измененного настоящего, решительными шагами направляется к девчонке у подоконника.

- Что, правда, клоунарий? - спросил Моричев, подходя к подоконнику. Лестно было увидеть живого автора. У них в классе только один Ким Васильев сочинял стихи, так и то для стенгазеты, не всерьез. А эта пышная девчонка в огромных "совиных" очках написала для театра, сам декан заинтересовался. Смешно получилось? Дай поглазеть.

- Глазеют картошки из окрошки, у них глазков больше.

- Зато извилин меньше. Не жмись, не для себя же писала!

- Думаешь, для тебя?

- А это надо посмотреть. Может, твою чепуху только слону па подстилку, и то в ветреную погоду.

- Это почему же?

-- А чтоб мигрени не было. Если стоящая штука, чего трепыхаешься?

- Да на, не жалко. Тоже нашелся, Пат и Патиссон!

Моричев засмеялся только один раз. На первой странице. Но стремительное его лицо бушевало светом и тенью, играло непроизнесенными монологами. Всполошенная было его реакцией, она постепенно успокоилась и начала расшифровывать по мимике те придуманные ею слова, по которым летели внимательные, вечно удивленные глаза будущего актера.

- Здорово! - Моричев захлопнул папку и звонко припечатал ее ладонью. Я буду читать это на экзамене.

- Когда?

- Сейчас. - Он взглянул на часы. - Через час. В третьем туре рекомендуют произвольную программу.

- Я знаю, эта вещь зазвучит, надо, чтоб кто-нибудь прочел ее со сцены. - Девчонка сняла очки, и глаза ее стали незащищенными, как лепестки подснежника на первой проталине. Сведя белые бровки, она деловито спросила: - Выучить успеешь?

- Такое - да не выучить? Ха. Плохо ты знаешь Георгия Моричева!

- Мамочки родные! Так ты Моричев! Как же я сразу не догадалась? И отчество у тебя такое дурацкое, Федрович, да?

- С чего ты взяла? Просто Федорович. Георгий Федорович.

- Странно. - Девушка потерла лоб. - Я как раз сейчас вспомнила: ты мне всю ночь снился. Будто мы живем в каком-то стильном городе с бегучими дорожками и дирижаблями, ты известный актер, я - знаменитая поэтесса. И будто мы только что познакомились в телетеатре "Хельга"... А говорят, не верь снам!

- Постой, а дочь Нана тебе не снилась? Ты - Ларра Бакулева! - Он повернул ее за плечи к свету. - Конечно, вот же! - Моричев потряс папкой, оторвал взгляд от покрасневшего лица девушки и перевел на обложку, на фамилию автора. Снова на нее. И снова на папку. Будто сравнивая с фотографией. - Не Ларра, правда, а Лариса, а в остальном все верно. Лариса Бакулева. Из "Хельги". Мы с тобой отправились в Институт Времени, так? Интересненько... С какой стати нам снился одинаковый сон?