Они оба подняли головы, переглянулись, потом Джейсон мне улыбнулся:
— Кажется, мы обещали отчаянно флиртовать.
— Ты это сказал, а я подумал, что предполагается мое участие, — отозвался Натэниел.
Джейсон улыбнулся уже ему:
— А ты согласен?
Натэниел улыбнулся, пожал плечами и кивнул.
— Тогда начинаем, — заявил Джейсон.
Меня несколько нервировало словечко «отчаянно», но дурацкое положение и мое легкое смущение лучше, чем если они будут грустить. Но, разумеется, флирт меня смутил больше, чем я ожидала.
Когда Джейсон сказал, что они с Натэниелом будут отчаянно флиртовать, я подумала, что имеется в виду флирт в пределах нашей узкой группы, но когда подошел официант, планы поменялись. Официант начал очень уверенно:
— Извините, что так долго.
Я сидела возле Натэниела, и потому очень хорошо видела, что стало у официанта с лицом, когда Натэниел на него посмотрел: просто поднял голову, и этими глазами уставился прямо официанту в лицо. Тут же официант из разумного человеческого существа при деле превратился в заикающегося болвана. Нет, правда. Он мекал, бекал, путался в словах, а Натэниел, заметив эту реакцию, улыбнулся ему, что ситуацию не улучшило. Наконец официант в отчаянии спросил:
— Будете, что пьете? То есть пить, что принести? То есть принести что-нибудь пить?
— Да, — сказала я, и все согласились, — да, конечно.
Он принял у нас заказ на напитки, не отводя глаз от Натэниела, то есть совсем ничего не записывая (это вызвало у меня мысли на тему, что же нам принесут), но мы милостиво его отпустили к другому столу, подальше от обаяния Натэниела.
Джейсон повернулся ко мне и к Мике:
— Ас официантом флиртовать ему можно?
— Нет, — ответили мы хором, и Мика попросил: — Пожалуйста, не надо, потому что сервис в этом случае будет либо великолепен, либо из рук вон, а мы еще должны Аниту отвести обратно на работу.
Ну, а я при своем дурацком характере не могла не спросить Натэниела:
— А ты хочешь пофлиртовать с официантом?
— Если бы в моей жизни не было вас, я бы это сделал, но сейчас знаю, что вам двоим было бы неприятно.
— Вот почему я и просил для него разрешения, — сказал Джейсон.
Я глянула на Мику, и мне показалось, мы поняли друг друга, но я — женщина, и молчаливому общению не доверяю. Мне нужно сказать вслух.
— То есть мы Натэниела лишаем некоторых развлечений?
— Нет, — ответил Натэниел. — Я никогда бы не променял жизнь в одном доме с вами на возможность флиртовать с незнакомыми. Когда я имел такую возможность, счастлив я не был. А сейчас я счастлив.
Я его поцеловала — осторожно, потому что у меня была яркая помада. Он отодвинулся с легким красным мазком на губах.
— Сюда идет официант, — сообщил Джейсон. — Если хотите с ним поиграть, тебе не стоит висеть на Натэниеле.
Я не стала спорить с Джейсоном, потому что если кто знает, как дразнить народ, то это он. Когда официант к нам подошел, мы уже сидели смирно. Напитки он принес, как мы заказывали — может быть, все-таки сервис будет нормальным.
Официант принял у нас заказ, глядя только на Натэниела, будто всех остальных просто и не было. То есть он с нами говорил, даже записывал, что мы сказали, но смотрел только на него. Натэниел ничего такого не делал, только глядел на официанта доброжелательным взглядом. Я не сразу сообразила, что это тоже флирт. Просто дай собеседнику понять, что ты его «видишь» — и это самое главное. Натэниел объяснил мне, что не всегда флирт имеет сексуальную подоплеку. Своего рода флирт ведется с друзьями, с родными, даже когда идет собеседование при приеме на работу, кандидат тоже флиртует: он хочет понравиться, или убедиться, что ты его слушаешь, что тебе небезразлично. Оказалось, что я не очень хорошо умею показать человеку, что он мне нравится — кроме тех случаев, когда пытаюсь завести роман. Узнав, что такое флирт в более широком смысле слова, я стала более приятной личностью в общении... впрочем, менее приятной было бы трудно стать.
Вокруг стола воцарилось молчание, и я поняла, что все на меня смотрят. Наконец посмотрел даже официант. Я на него заморгала:
— Простите, а в чем дело?
— Что ты будешь заказывать? — спросил Мика.
Я понятия не имела.
— Извините, просто не знаю, чего хочу.
Официант снова покосился на Натэниела, потом на меня со словами:
— Я тогда через несколько минут подойду?
Я ему одобрительно улыбнулась, он улыбнулся в ответ, весь осветившись от этого. Потому, наверное, что я сидела рядом с Натэниелом, вот он и мог улыбнуться нам обоим, но я улыбнулась в ответ, и заметила, что он загорелый и волосы у него почти черные, прямые и увязанные в короткий хвост с длинной выбившейся прядью, подчеркивающей линию треугольного лица. Глаза у него были темные, и сейчас искрились желанием привлечь внимание Натэниела. Он был мне симпатичен — и при флирте такого рода это для меня проблема. Я не могла понять, как дать кому-то понять, что я его «вижу», но при этом на самом деле не «видеть». Не могу я притвориться, будто заметила человека — я его либо замечаю, либо нет.
Он улыбнулся ослепительными на фоне загара зубами и оставил меня изучать меню.
— Хорошо, что я не стал на этого спорить, — сказал Джейсон. — А то бы проиграл.
Натэниел посмотрел на него:
— Ты думал, что он гей.
— Ага, судил по его реакции на тебя.
Я изучала меню, пытаясь вспомнить, чего же я хочу. Салат, наверное, какой-нибудь. Или это был сандвич со свининой? Они всегда хороши.
— Но он улыбнулся вам обоим, так что я бы сказал, бисексуал.
— Сандвич с тушеной свининой. Я возвращаюсь на работу, так что могу поесть плотно. Но официант улыбнулся не мне. Он понял, что смотрит только на Натэниела, а я единственная оказалась настолько близко, что он мог смотреть на меня, но не выпускать из виду Натэниела.
— Ты его заставила на себя посмотреть, когда подняла глаза и улыбнулась, — сказал Мика.
— Не нарочно.
— Все мы перенимаем часть обаяния Натэниела, — сказал Мика.
— И ты тоже? — посмотрела я на него.
Он кивнул, улыбнулся и опустил глаза, будто слегка смутившись.
— Я заметил, что некоторое обаяние очень помогает в дипломатии. И вообще лучше нравиться людям. А никто не умеет лучше завоевывать симпатии, чем эти двое.
Договорил он тоном довольно сухим и слегка неодобрительным, но закончил улыбкой.
Джейсон обернулся к нему невинными голубыми глазами:
— Ах, как это мило! Ты у нас брал уроки искусства любв-и-и-и...
Мика посмотрел на него мрачно, и я сообразила, что этот взгляд напоминает мне меня. Не все ли пары немного перенимают манеры друг у друга? Я знала, что много подхватила от Жан-Клода, но я его слуга-человек, а это значит, что черты характера и метафизические дарования перемешиваются в буквальном смысле слова — или мы ими друг друга заражаем? А для Мики я Нимир-Ра, королева леопардов, а Натэниел — зверь моего зова, так что — да, здесь может иметь место та же метафизика. Я выяснила, что моя изначальная тяга к Мике возникла из вампирской силы — моей, а не Жан-Клода. Силы линии Белль Морт — похоть и любовь, с тем ограничением, что управлять кем-то другим ты можешь лишь в той степени, в которой сама согласна быть управляемой. Для меня это действительно оказался обоюдоострый меч, но и с Натэниелом, и с Микой я готова получать рану до самого сердца. К тому времени, как я сделала Джейсона волком своего зова, я уже лучше владела своими силами, и нам удалось до сих пор остаться просто друзьями. Хотя я его к себе привязала в критических обстоятельствах, случайно, просто ища метафизической помощи как можно ближе, я не заставила нас друг в друга Влюбиться с большой буквы. Выяснив это, я вздохнула с облегчением. Он, наверное, тоже.
— Ты и правда не понимаешь, что он заигрывал с нами обоими? — спросил Натэниел.
Я сделала большие глаза:
— Глядя на меня, он мог улыбаться тебе, и при этом на тебя не таращиться. Я думаю, он заметил, что только на тебя и смотрит, и это его все-таки смутило.
Натэниел посмотрел на Мику:
— Ты это видел. Что ты думаешь?
Мика взял меня за руку и нежно ее поцеловал.
— Я думаю, что она не видит себя так, как видим мы.
Я попыталась отнять руку.
— Первое, что я с утра вижу — это себя. И можете мне поверить, когда я вылезаю из кровати, вид у меня тот еще.
Он удержал мою руку.
— Мы тебя не убедили, что у тебя по утрам совершенно потрясающий вид?
Я посмотрела на него мрачно, но руку отнимать перестала.
— Мне все мое детство говорили, что я некрасива, а любите вы меня, ребята, из-за моих вампирских сил. Не властны вы над этим.
Руки Натэниела обняли меня сзади, а спереди ко мне наклонился Мика в поцелуе.
— Ты красива, Анита. Клянусь тебе, это правда, — прошептал он. Я напряглась в их руках, едва не запаниковала — почему?
Вторая жена моего отца была голубоглазой блондинкой, высокой и нордической, как и дочь ее от первого брака, и сын, который родился у нее позже. Брата Джоша я всегда любила, но сама на семейных портретах выглядела мрачной семейной тайной, а Джудит очень быстро объясняла всем подругам, что я не ее дочь, а мать моя была испанских кровей. Недостаток у меня самооценки я всегда относила на этот счет, но теперь поняла, что не только в этом дело. Не то чтобы всплыло глубоко закопанное воспоминание — просто я в эту сторону не думала.
— Примерно год, когда отец был на работе, со мной сидела моя бабуля Блейк. Я только что потеряла мать, а бабуля мне рассказывала, что я уродина, что мне о замужестве нечего и думать, а нужно получить образование, найти работу и самой себя обеспечивать.
— Чего? — спросил Мика, а Натэниел обнял меня крепче.
— Не хочу повторять. Но так поступать с ребенком — свинство.
— Ты же знаешь, что это неправда, — сказал Мика, глядя мне в лицо.
Я кивнула — а потом мотнула головой.
— Нет, не совсем. То есть я вижу, как сейчас люди на меня реагируют, и потому знаю, что выгляжу ничего себе, но на самом деле я не могу понять, почему вы так на меня реагируете. Я знаю только, что бабушка, а потом и мачеха мне говорили, что у меня и рост не тот, и цвет не тот, и красоты нет.
В груди собрался ком, но страх слегка поблек при мысли, что любящая бабушка даже по-настоящему некрасивой девчонке никогда бы такого не сказала. Она бы могла меня подталкивать к усердной учебе и карьере, но не говорила бы, что я уродка и никто меня замуж не возьмет.
Натэниел поцеловал меня в щеку, а Мика — в губы. Я оставалась неподвижной в их объятиях, предаваясь воспоминаниям о давнем детстве.
— Почему я сейчас об этом вспомнила? — спросила я тихо.
— Ты была готова вспомнить, — прошептал Натэниел. — Мы боль вспоминаем кусочками, чтобы не видеть ее всю сразу.
Джейсон у него из-за спины тихо сказал:
— Во-первых, ты красива и желанна, и она сказала злую глупость. Во-вторых, на психотерапии я узнал, что самые болезненные вещи оживают именно тогда, когда ты чувствуешь себя на пике счастья и комфорта.
— Я помню, как психотерапевт Натэниела говорил это, когда у тебя начались плохие сны. Почему это так получается? — спросила я, покоясь в объятиях двух других.
— Ты чувствуешь себя в безопасности и подсознательно считаешь, что у тебя достаточно крепкая страховочная сеть, чтобы взглянуть на то, что было плохо. И поэтому, когда в жизни тебе лучше всего, ты и вытаскиваешь на поверхность худшее из пережитого страдания.
Я повернулась у них в руках, чтобы увидеть лицо Джейсона.
— Вот гадость.
— И еще какая, — ласково улыбнулся он, внимательно на меня глядя. — Ты не хочешь поплакать?
Я задумалась, проанализировала свои ощущения.
— Нет.
— Ничего в этом нет плохого, — сказал он.
Я покачала головой:
— Я знаю, просто плакать не хочу.
— Ты никогда не хочешь плакать, — сказал Натэниел.
С этим я не могла спорить, поэтому просто решила разомлеть у них в руках и сперва поцеловала Мику, потом повернулась, чтобы приложиться щекой к лицу Натэниела, и прошептала:
— Я потом буду плакать, дома.
— Заплачешь, когда до тебя наконец дойдет, — сказал он.
— Мне просто сейчас не хочется.
— А чего тебе хочется? — спросил он.
— Но ты же можешь прочесть мои ощущения?
— Ты меня научила хорошим экстрасенсорным манерам, которые такое запрещают, — сказал он.