Рукопись Бога

Болтовня Альваро, судя по всему, утомила Эфрена. Недовольно поморщившись, он взял со стола дискету и одной рукой ловко засунул ее в дисковод компьютера. На мгновение задержав руку с татуировкой в виде причудливой пентаграммы над системным блоком, старик нажал кнопку, и на экране тотчас же появился символ Windows. Подведя курсор к значку проводника, Эфрен выбрал папку под названием «Пять хранителей». Затем при помощи правой кнопки мыши он скопировал файлы, выбрал диск А, перенес их на дискету, вытащил ее из дисковода и протянул Альваро.

Тот долго вертел дискету в руках, не решаясь убрать в карман, словно опасался ее содержимого и неведомых сил, которые оно может разбудить.

– Полагаю, здесь я найду все нужные сведения и адреса… Как я уже сказал, мне довелось услышать об этом много лет назад. Откровенно говоря, я был далек от всего этого… Мне всегда казалось, что, какой бы страшной угроза ни была изначально, со временем она рассеялась и стала легендой. Вот почему мне нелегко принять новую миссию. – Старик по-прежнему не выражал ни малейшего интереса к собеседнику, но Альваро давно мечтал выговориться и теперь не мог остановиться. – Знаете, мой дядя пользовался огромным влиянием при Святом престоле и надеялся, что я пойду по его стопам. Но это не для меня. Я веду ночную программу на радио Ватикана, рассказываю о новых фильмах, книгах, дисках… Этому я посвятил всю свою жизнь. Как вы догадываетесь, дядю это не слишком радовало. Но он всегда любил меня как родного сына… Он – это вся моя семья. Я знаю, как сильно разочаровал его, и не хочу оплошать в этом новом деле… И я очень рассчитываю на вашу помощь.

Вместо ответа Эфрен отвернулся к окну и снова принялся смотреть на дождь. Казалось, что вся его жизнь проходит в безмолвном созерцании уличной суеты.

К чему подсчитывать годы, отмерянные Господом?

Перед тем как уйти, Альваро осторожно коснулся плеча Эфрена, но старик не ответил на его прощание.

Алеха уже успела лечь и теперь спала, разметав по подушке мокрые волосы. Глядя на ее голые плечи, священник понял, что впереди его подстерегает немало опасностей самого разного рода.

3

Ривен поднялся ни свет ни заря, с трудом стряхнув тяжелую, мутную полудрему. Выяснить, сколько он проспал, не представлялось возможным, поскольку часы пришлось продать.

Он голым стоял посреди комнаты: внушительные мускулы, метр восемьдесят ростом, длинные волосы, трехдневная щетина, выразительные тонкие черты лица, слишком красивые для обыкновенного парковщика, – и поспешно осматривал свои пожитки. Две пары ботинок, три рубашки цвета хаки и темно-зеленая шинель, купленная по случаю на блошином рынке. Две пары сильно ношенных джинсов и три майки с длинным рукавом, которые можно надевать под рубашку для тепла. Складной нож с широким лезвием длиной в семнадцать сантиметров, с которым он не расставался уже много лет, маленькая отвертка, чтобы разбирать его, чинить и смазывать. И горстка мелочи в качестве основного капитала.

Ривен усмехнулся: на дворе было двадцать шестое декабря двухтысячного года, и за окном все еще шел дождь. На обед в сочельник у него был бутерброд с колбасой и банка пива, а на рождественский ужин рыбные консервы.

Набросив шинель вместо халата, Ривен прошел по узкому коридору в грязную ванную, единственную на всем этаже, наскоро принял душ и вернулся в свою комнату.

На пороге его окликнула старуха, хозяйка пансиона на улице Капитана Вигераса.

– Собираешься остаться еще на ночь? – спросила она, не скрывая презрения.

– А как же. Вы да я. Вместе навсегда.

– Сукин ты сын.

Вернувшись к себе, Ривен неспешно оделся.

Ему не нужно было выглядывать в окно, чтобы убедиться, что на улице дождь, и не требовалось подсчитывать мелочь в кармане, чтобы понять: ее не хватит на чашку кофе, сигареты и плату за комнату, чтобы не спать в подъезде… А еще он знал, что не будет предпринимать никаких усилий, чтобы исправить положение, по крайней мере, сегодня. Ни деньги, ни крыша над головой все равно его не спасли бы.

Ривен не знал, сколько ему лет… Полагал, что около сорока. С тех пор как он повзрослел, прошло очень много времени, а до старости оставалось всего ничего. Хотя, быть может, он уже умер. И попал в ад. А как иначе назвать его нынешнее житье?

4

Ривен прятался от дождя под деревом.

Парковка, за которую он отвечал, находилась у перекрестка в конце улицы Капитана Вигераса, напротив Центра хирургии. То была его территория, и он не задумываясь пустил бы в ход нож, чтобы защитить ее от самозванцев, вздумавших вымогать у водителей деньги за час на переполненной стоянке. Если Ривен исчезал на несколько дней, а это случалось, когда подворачивалась еще менее достойная, но более прибыльная работенка, ему приходилось вступать в нешуточную схватку с каким-нибудь наркоманом, вздумавшим занять хлебное место. Природа не наградила Ривена предпринимательским талантом: он был слишком горд, чтобы махать подъезжающим машинам или привлекать к себе внимание громкими криками; он встречал автомобилистов с выражением лица, которое должно было означать: «Если тебе что-то надо, так и говори, а нет, так проваливай к чертям, я тебя упрашивать не буду».

Как ни удивительно, улицы были почти пусты. Обычно на Рождество в городе царила толчея; праздничная лихорадка начиналась двадцать второго декабря, в день рождественской лотереи, когда крупные магазины объявляли о начале распродажи. Когда-то Ривен и сам участвовал в этой веселой круговерти, но те дни остались в далеком прошлом. В другой жизни. Однако в этот раз люди покидали дома лишь для того, чтобы запастись самым необходимым и, наспех сделав покупки, спешили вернуться в тепло.

С утра ни одна машина не задерживалась на парковке больше часа, и на заляпанный грязью фургон, из которого вышли трое мрачных типов в лохмотьях, явно нуждавшиеся в мелочи больше самого Ривена, а с ними бабища еще более жуткого вида, чем ее спутники, особой надежды не было.

Когда оборванцы скрылись из виду, подъехал серебристый «фольксваген пассат», за рулем которого был господин средних лет в кожаном пальто и вельветовой кепке, ни дать ни взять английский аристократ, объезжающий свои загородные владения. Карточка на лобовом стекле возвещала о том, что машина взята напрокат. Ривен помог прибывшему припарковаться и вновь занял позицию под деревом, а водитель, вместо того чтобы выйти из автомобиля, остался на месте и принялся искать что-то в своем ноутбуке. Минут пять он внимательно вглядывался в экран, потом закрыл компьютер и переложил его на заднее сиденье. Выбравшись из машины, он заметил Ривена и подошел к нему.

– Прошу прощения. Я задумался. – Он протянул парковщику купюру. – Спасибо.

– Не за что.

Вернувшись к машине, Альваро достал из багажника три больших чемодана и несессер от Луи Вуиттона.

– Это, конечно, не мое дело, но… Вы правда хотите оставить компьютер в машине? – спросил подошедший Ривен.

– Я как раз об этом думал. Мне надо отойти всего на несколько минут, и… Это ведь не очень хорошая идея, верно?

– Нет.

– Я слышал, что Севилья стала довольно опасным городом, но даже представить не мог насколько. Пожалуй, мне стоит воспользоваться вашим советом. Большое спасибо.

Зажав ноутбук под мышкой, Альваро безуспешно пытался справиться со своим багажом. Ливень набирал силу, и священник решил просить помощи у Ривена.

– Простите, что снова вас беспокою, но у меня, как выяснилось, слишком много вещей. Вы не поможете отнести их в дом? Это в нескольких метрах отсюда, на проспекте Менендес-и-Пелайо. Не бесплатно, разумеется.

– Десятку.

– Договорились, – в руках у парковщика оказалось несколько купюр.

«Англичанин» Ривену понравился, и потому он с готовностью подхватил его чемоданы, даже не подумав продолжать торг. Идти и вправду было недалеко, до роскошного подъезда с мраморной лестницей и позолоченными перилами. Пока они ждали лифт, Ривен с любопытством рассматривал пышное убранство первого этажа.

– Я здесь родился, представляете? Я не был в Севилье целых тридцать два года, с тех пор как умерли мои родители. По мне видно, не так ли?

Ривен смотрел на собеседника, ожидая продолжения.

– Вы тогда, наверное, были совсем маленьким… С тех пор многое изменилось, это вполне естественно, но есть вещи, которые меня по-настоящему беспокоят, и я хотел бы расспросить вас о них. Видите ли, я приехал из Италии, это тоже католическая страна, и рождественские традиции очень схожи. Там сейчас царит невообразимая кутерьма, все бегают по магазинам, покупают подарки, продукты для семейного ужина, на улицах повсюду огни, гирлянды. А этот город кажется совершенно пустым, и украшений нигде нет… Все будто вымерли.

Подъехал лифт.

– Я тоже заметил. Похоже, рекламщики в этом году не в ударе. А может, людям просто надоело изображать охренительно праздничное настроение.

Альваро, обескураженный тоном своего спутника, не стал продолжать разговор. Когда лифт остановился на нужном этаже, он вышел из кабины первым, а потом пропустил нового знакомого вперед, чтобы тот показал, куда идти. Длинный коридор поворачивал. За углом ждали четверо.

Ривен сразу узнал оборванцев, бросивших фургон на стоянке.

Нищие двинулись навстречу, сжимая рукояти кухонных ножей. Парковщик хотел предупредить старика, чтобы тот не вздумал биться за свои вещи, но вдруг сообразил, что это вовсе не ограбление.

Самый решительный из молодчиков, желтолицый тип со шрамом от трахеотомии, небрежно прикрытым замызганным шарфом, бросился на Альваро, отводя руку с ножом назад, чтобы усилить удар.

Ривен, не выпуская чемодана, свободной рукой схватил старика за плечо, отшвырнул его в сторону и с размаху впечатал в переносицу бандита подошву армейского ботинка. Тот упал навзничь, хрипя и хватаясь руками за горло, но проверять степень поражения противника было некогда. Ривен обрушил описавший в воздухе дугу чемодан сразу на двух головорезов, спешивших на помощь главарю. Один из них мгновенно рухнул на пол, другой потерял равновесие, так что парковщик сумел сбить его с ног, пнув ботинком в колено, а когда клиент упал, наступить каблуком на шею.

Нападавшие не отличались ни силой, ни ловкостью, но было видно, что они не остановятся, пока не добьются своего.

Женщина ринулась в атаку, размахивая ножом.

На вид бродяжке могло быть и тридцать, и сорок лет, несмотря на дикий холод, она была одета в спортивные штаны и футболку с коротким рукавом, а на поясе у нее болтался мерзкого вида букетик розмарина, веточки из которого хозяйка, должно быть, раздавала в обмен на милостыню.

Ривен швырнул в женщину чемодан и, воспользовавшись растерянностью нападавшей, вцепился ей в волосы, перехватил сжимавшую нож руку и заставил бродяжку вонзить лезвие самой себе в мягкий живот. Дважды. Он хотел ударить в третий раз, но подумал, что перепачкается кровью, и ограничился тем, что отбросил жуткую бабищу на пол, вышибив из нее дух ударом ноги в грудь.

Бледный как смерть Альваро застыл на месте, все еще держа чемоданы, и как завороженный глядел на последнего головореза, который приближался к нему. Ривен успел встать между ними и схватил убийцу за руку прежде, чем тот вытащил из кармана нож. Комплекция бродяги давала явное преимущество в рукопашной схватке, не говоря уж об очевидной готовности выполнить миссию.

И не таких видывали.

Первым делом Ривен рассек сопернику правую руку. Потом не глядя стремительно полоснул по лицу. Ткнул коленом в пах, чтобы сбить с ног. И для закрепления успеха надавил каблуком на затылок.

Проще простого.

Все было кончено.

Альваро по-прежнему не двигался с места, парализованный ужасом. Было видно, что старик пережил глубочайшее потрясение, но, как ни странно, он совершенно не казался удивленным. Словно ждал чего-то подобного. Наконец Альваро заговорил.

– Не знаю, как вас благодарить…

– Подождите пять минут, прежде чем звонить в полицию, дайте мне убраться подобру-поздорову, – оборвал его Ривен.

– Я не стану звонить в полицию.

– Тогда нам обоим следует убираться. Удивительно, как соседи до сих пор не сбежались. – Альваро направился к лифту, даже не подумав забрать багаж. – И чемоданы заберите, если не хотите, чтоб вас вычислили.

На затянутой дождевой сеткой улице было все так же мало машин, а прохожие и вовсе отсутствовали. Старик и парковщик, не сговариваясь, отыскали на стоянке «фольксваген», погрузили чемоданы в багажник, сели в автомобиль и тронулись с места.

Куда глаза глядят.

Альваро немного пришел в себя и с явной тревогой следил затем, как Ривен аккуратно вытирает окровавленные лезвия бумажной салфеткой.

Не проехав и пары километров, машина остановилась на светофоре.

– Позвольте спросить… Вы сегодня утром не очень заняты? – спросил Альваро.

– Нет. – Ривен закончил вытирать нож и спрятал его в карман. – С делами покончено.

– Очень хорошо. Видите ли, мне нужно наведаться в пригород, в Майрена-де-Алькор, но я, как вы уже знаете, не очень хорошо здесь ориентируюсь. Откровенно говоря, я сэкономил бы довольно много времени, если бы вы согласились отвезти меня туда.

– Полтинник.

– Замечательно, – обрадовался старик. – Вы столько для меня сделали, а я даже не представился. Меня зовут Альваро Тертулли… А вас? – Он протянул руку.

– Ривен.

5

На проспекте Канзас-Сити ветер и ливень рвали зонтики из рук редких прохожих, беспомощно озиравшихся в поисках такси или какого-нибудь укрытия.

Домохозяйки, рискнувшие сделать вылазку за покупками… Клерки, прижимавшие к груди портфели, содержимое которых было столь же никчемным и бесполезным, как и они сами… Изнывающие от скуки студенты, которым не хватало ума понять, что они зря тратят лучшие годы своей жизни… Пенсионеры, которые никогда не выходят на улицу без нелепых пластиковых пакетов и надеются обмануть смерть, изображая суету и спешку… Слепой со странной бессмысленной улыбкой, какая часто бывает у незрячих, опирающийся на крестообразный посох и покорно следующий за беззубым пареньком в потрепанной одежде.

Эта живописная пара – единственные, кто не прятался под зонтами, никуда не спешили и твердо следовали своей дорогой.

Когда они добрались до «Сторожевой башни», их одежда была настолько мокра, что они совершенно перестали обращать внимание на дождь. Полдень – время бойкой торговли, но в этот день супермаркет был почти пуст, если не считать стайки подростков у игральных автоматов и скучающих продавцов в отделе подарков, мимо которых слепец и поводырь, не останавливаясь, прошагали к лифту, чтобы подняться на крышу торгового центра.

Кровлю как раз ремонтировали, но работу пришлось остановить из-за дождя; струи воды бежали к водостокам между пакетами с песком и брошенными инструментами, обегая конструкцию из трех башенок, давшую название всему зданию. На крыше не было других людей, кроме двухметрового чернокожего священника с широченными плечами, несмотря на сутану и колоратку, больше походившего на охранника, чем на служителя культа. Поводырь подвел слепого ко входу в главную башенку и остался со священником, предоставив своему подопечному самостоятельно подняться по ступенькам.

Наверху слепца ждал епископ Сесар Магальянес.

То был сдержанный решительный человек на вид лет сорока… Однако стоило приглядеться повнимательнее и становилось ясно, что он из породы людей, для которых ни возраст, ни общественное положение не имеют решительно никакого значения. Что действительно важно, так это ум и воля. Железная сила характера, позволяющая таким личностям распространять свою власть далеко за пределы предусмотренных должностью полномочий.

В узких кругах епископа за глаза величали начальником службы безопасности Христа. Двойная крыша сторожевой башенки надежно укрывала от дождя, но не спасала от обжигающего ветра, продувавшего ее со всех четырех сторон, и клирику пришлось поднять воротник своего черного плаща одной длины с сутаной. Епископ мужественно противостоял непогоде. Незыблемый. Одинокий. Безразличный к слепому старику, что с трудом преодолевал ступеньки. Епископ окинул равнодушным взглядом лысину старика, по которой стекали вперемешку ручейки воды и пота, воспаленные веки незрячих глаз, желтый дождевик и дешевый свитер, покрытые коростой руки и крестообразную трость.

– Монсеньор.

– Амадор.

– Для простого солдата большая честь, когда генерал приглашает его в свой шатер. Когда полководцы приходят к костру гвардейцев.

– По-твоему, этот город стал полем битвы. – Епископ говорил звучным и глубоким голосом, с едва различимым португальским акцентом. – Однако тебе должно быть известно, что настоящие полководцы, как ты выразился, никогда не сражаются на переднем крае, да и не должны они этого делать. Передний край – моя прерогатива.

– И все равно это честь для меня.

– Легко же оказать тебе честь. До конца года остается шесть дней. Твои сородичи отыскали первый чемодан?

– Я, как только получил ваше послание, сразу отправил своих людей в церковь, где служил хранитель. Кто бы мог подумать, что у болвана-попа случится инфаркт и он прямо там помрет?

– У меня нет ни времени, ни желания слушать твои байки. На кону нечто большее, чем жизнь какого-то священника. Так вы добыли чемодан?

Только слепой мог выдержать пронзительный взгляд епископа и продолжать как ни в чем не бывало:

– Ребятам, конечно, пришлось убрать свидетелей и уйти из церкви. К счастью, наш информатор заодно сообщил адрес этого самого Дамасо. Кстати, вам удалось узнать, кто предоставил нам столь ценные сведения?

– Чемодан у тебя?

– Ну конечно. Он был в доме у попа. В кухне за буфетом. Похоже, кухня была его любимым местечком…

– Если только это не фальшивка… Информатор… После стольких лет найти Рукопись Бога… – в голосе епископа впервые послышалось нечто похожее на вол-пение. – После стольких ложных следов, возвращавших нас к началу лабиринта…

Ветер безжалостно хлестал двоих людей на крыше. Пронизывал холодом, не позволял расслышать сказанное, смущал сердца.

– Так я спросил… Вы узнали, кто присылал анонимки?

– Осталось четыре чемодана… И еще столько всего предстоит сделать… – продолжал епископ, следуя за своими мыслями. – Нет. Над этим трудятся лучшие эксперты Ордена. Но на сегодняшний день мы располагаем лишь скверными ксерокопиями писем, составленных из букв газетных заголовков. И никаких отпечатков пальцев, разумеется. И еще псевдоним: Велиал.

– Повелитель зла.

– Письма приходили в дешевых конвертах, такие продают в любой лавке канцтоваров. На них севиль-ские штампы, но это ровным счетом ничего не значит. Техника традиционная, но весьма эффективная. Эксперты из Рима настроены не слишком оптимистично.

– Однажды он совершит ошибку.

– Не совершит он никакой ошибки. Он сам обнаружит себя, когда придет время…