Фирсов Владимир. Чувство Родины. Стихи и поэмы
Не так-то много у нас хороших поэтов, но и среди них найдется всего лишь несколько человек, говорящих о России таким приглушенно интимным и любящим голосом, который волнует и запоминается надолго. Владимир Фирсов принадлежит к этим немногим избранным.
С радостью я снова прочитал поэмы и стихи, вошедшие в настоящую книгу, и думаю, что эту радость разделят со мной и наши читатели — любители поэзии.
М. ШОЛОХОВ
27.07.70
Стихи
ПРОЗРЕНИЕ
Озера Прозревают На рассвете. С рассветом Прозревает человек, И оживает Просветленный ветер Над чистотою оживленных рек. Рассвет несет Извечное движенье, Врываясь вглубь распахнутых окон. Сердцебиенье, Головокруженье Принадлежат рассветам испокон. Поскрипывает старая планета В плену у бед И суеты сует… И бьется сердце от потока света, Что захлестнул Очередной рассвет. С рассветом Мне понятней век грядущий И прожитые, Прошлые века… Да будет в помощь Жаждущим и ждущим Моя в рассвет ушедшая рука. Нет, я не мал В сравненье со Вселенной, В сравненье с мирозданьем Не безлик, Ведь я велик Своей землей нетленной И человечьим обликом велик. Тепло души, Тепло моих ладоней, Всю силу слова Я готов раздать, Покамест кто-то, боль изведав, Стонет, Покамест кто-то вынужден страдать. Да не иссякнет Справедливость слова И справедливый гнев его, Когда Идеями господства мирового На этом свете бредят господа! Иду в века. Иду в мои рассветы, Их справедливость яростно горит И на щите Монаха Пересвета, И на ракете, Режущей зенит, И на коньке Над крышей обветшалой, И на зубцах великого Кремля… Иду в века. Несу рассвет Державы, Откуда начинается земля! РОДИНЕ
Ты не вставала на колени Ни перед кем И никогда… И каждый кустик твой — Священен. Священны Небо и вода. Священен Тын, где сохнут крынки, Ракет космических огонь И даже малая дождинка, Что падает В мою ладонь. Священен Мир широких пашен, Священны льды родимых рек, И снег, Что полит кровью нашей, И кровь, Что пролита на снег. НАША ВЕРА
Нам вера давалась несладко… С тоской избяного угла, С печалью Вдовы и солдатки Она в мое сердце вошла. Она приходила За мною Дорогою, полной невзгод, С тропинкой, где поле ржаное, С рябиной у школьных ворот. Сквозь горечь утрат Невозвратных Она Приходила ко мне Напомнить О подвигах ратных На той беспощадной войне. И тень двадцати миллионов, Что ради меня полегли, Несла На священных знаменах Моей потрясенной земли… Пред этою правдой суровой, Пред верой, Что гордо скорбит, Ничтожным становится Слово Больших или малых обид. Ничтожными кажутся Речи И громкая ложь, заграниц Пред верой, Принявшей на плечи Седой Мавзолея гранит. Да как же смогу я не верить В Россию с нелегкой судьбой. Чью радость и боль не измерить Ни мерой, Ни кровью любой. Судьба ее стала примером. И вера в нее не умрет. А жалкий покой маловеров Когда-нибудь время сотрет! ЧУВСТВО РОДИНЫ
Родина, суровая и милая, Помнит все жестокие бои… Вырастают рощи над могилами, Славят жизнь по рощам соловьи. Что грозы железная мелодия, Радость Или горькая нужда?! Все проходит. Остается — Родина, То, что не изменит никогда. С ней живут, Любя, страдая, радуясь, Падая и поднимаясь ввысь. Над грозою Торжествует радуга, Над бедою Торжествует жизнь! Медленно история листается, Летописный тяжелеет слог. Все стареет, Родина не старится, Не пускает старость на порог. Мы прошли столетия с Россиею От сохи до звездного крыла, А взгляни — все то же небо синее И над Волгой та же тень орла. Те же травы к солнцу поднимаются, Так же розов неотцветший сад, Так же любят, и с любовью маются, И страдают, как века назад. И еще немало будет пройдено, Коль зовут в грядущее пути. Но святей и чище чувства Родины Людям никогда не обрести. С этим чувством человек рождается, С ним живет и умирает с ним. Все пройдет, а Родина — Останется, Если мы то чувство сохраним. «Да, прав поэт…»
Наше время такое — Живем, от борьбы до борьбы. Вас. Федоров Да, прав поэт. Борьба не прекращается, Жестокая, рассудку вопреки. И острова, Как бакены, Качаются От бомб, летящих на материки. Уже не по орбите, А по лезвию В грядущее летит моя земля. Меридианов обручи железные Окалиной покрылись От огня. И соль морей, И соль всех океанов, Глухих пустынь колодезная соль Из года в год Ее полощет раны. О, сколь невыносима эта боль! Терпи, земля, Терпи, моя хорошая. Все сущее Ты нам дала Сама. И вот скрипишь Под непосильной ношею Открытий человечьего ума. И потому Ясна твоя обида: Легко ли У людей покой просить, До срока Принимать в себя убитых И на себе Живых убийц носить?! Легко ль принять Страданья Хиросимы И боль Вьетнама можно ли снести, И миллионы, Павших за Россию, В своих глубинах бережно нести, Хранить В стволах берез под Ельней Пули И те противотанковые рвы, Где созревают ягоды в июле Среди никем не кошенной травы! А зимним днем, Когда и солнце низко, Когда не слышен голос родника, Легко ль нести Скупые обелиски, Где скорбь Окаменела на века. Терпи, земля, Нам тоже очень больно Твою печаль, Твой гнев осознавать. А раны, поразъеденные солью, Придется Нам Покоем врачевать. Мы дорого за тот покой заплатим. Его мы с болью Выстрадать должны! Пока ты терпишь, Нам терпенья хватит Творить И жить — Во имя тишины! НАБАТНЫЕ КОЛОКОЛА
Набатные Молчат колокола. Их музыка Навеки умерла. Им не звучать Над Волгой и Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой. Их гневный голос Навсегда затих, Как в колыбелях, В звонницах седых… А было — били, На подъем легки. И купола Сжимались в кулаки. И мирный люд Снимался со дворов И шел на гуд Литых колоколов. И пахари, Недопахав борозд, Вставали над землею В полный рост. И ржали кони. Чуя седоков, И разлетались Искры от подков. И так всегда, Когда грозит беда… Теперь — не то, Теперь — не те года. Набатные Молчат колокола, Их музыка Навеки умерла. Им не звучать Над Волгой и Окой. Над вольным Доном, Над Москвой-рекой. Их гневный голос Навсегда затих, Как в колыбелях, В звонницах седых. А жаль!.. Покамест нам Грозят войной, Покамест не спокоен Шар земной, Я бы хотел, Чтоб В дни победных дат Гудел Предупреждающе Набат, — Над Волгою гудел И над Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой, Гудел, Не уставая говорить, Что с русскими Не следует дурить, Что русские, Как никогда, сильны, Хотя они Устали от войны!.. И пусть молчат, Молчат колокола, Я знаю — Память их не умерла, Она живет — Над Волгой и Окой, Над вольным Доном, Над Москвой-рекой! ЛЕТО СОРОК ПЯТОГО
Нет ни сопи, ни хлеба, Только синь-лебеда, Да холодное небо, Да в колодце вода… На глухих полустанках — Суета, нищета. В станционных землянках — Темнота, духота. Полустанки России По дорогам бредут, Где мальчишки босые Подаяния ждут; Где недавно устало Грохотали бои; Где по новеньким шпалам Мельтешат воробьи; Где, лицо по-монашьи Укрыв до бровей, Ищут женщины наши Своих сыновей; Где мелькают котомки, Все в дорожной пыли; Где гремят не винтовки — Костыли, костыли… Я бродил неустанно, Словно жизнь познавал. На глухих полустанках С ребятней бедовал. Мы все беды сносили, Потому что не раз Полустанки России Были домом для нас. Были домом, В который Вновь хозяйка вошла, Деловито с котомкой Примостясь у стола, И негромко спросила: «Как дела, малыши?» Шла хозяйка Россия По смоленской глуши. И глядела устало В холодный закат, На глухих полустанках Встречала солдат. Шла за плугом уныло, Поднимала сады И на братских могилах Высевала цветы. СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ
Памяти Тимофея Куролесова
1 Отступали молча. Без вопросов. Юные, сутулые слегка… Сколько нас, парней русоволосых, Пало на холодные снега!.. Пели пули. Но и отступая, Мы вставали на огонь свинца. Пели пули… Пули остывали В наших остывающих сердцах! Не рябина ягоду роняла, Не костры пылали на снегу, — Это мы Своею кровью алой Молча устилали путь врагу… Как обидно! Вот и мне не драться. Не поднять тяжелой головы. Вот и я лежу в могиле братской Здесь, неподалеку от Москвы. Понимали: с жизнью расставались. Только вот понять я не могу, Почему не дышит мой товарищ — Черноглазый парень из Баку? Почему мой друг, С которым вместе Возводили домны и дома, Здесь лежит, не дописав невесте Первого короткого письма? Сколько нас навеки отслужило, Нас — двадцатилетних, озорных!.. Мы мертвы… Но мы пока что живы Для своих любимых и родных. И хоть нам не слышать грома вспышек, Не бросаться в жаркий гул атак, Нам еще родные Письма пишут, Вяжут рукавицы, Шлют табак. Значит, живы!.. Но однажды Робко Дернется калитка поутру, Ахнет мать при виде похоронки. Вот тогда я, может быть, умру. 2 Ни горевать, ни плакать, ни смеяться… Не стану я ни старым, ни седым. Я прожил на земле Всего лишь двадцать И потому — останусь молодым. Послушай, Смерть! Ты отойди в сторонку, Ведь решено, что я пока — живой. А в час, как мать получит похоронку, Я стану твой, не сомневайся — твой. Вот и ушла. Сговорчивою стала. И я о тех поговорить смогу, Которым завтра в бой, забыв усталость, Навстречу озверелому врагу. Они пойдут, неся России силу, Той силе не истлеть и не сгореть. А вслед им будут Братские могилы Негаснущими звездами смотреть. И — победят!.. И, чтоб страна окрепла, Чтоб флаг победы не померк над ней, Они поднимут города из пепла И вырастят достойных сыновей. Расскажут им о подвигах России. И, чтобы славу Родины сберечь, Дадут им Трудолюбие и силу, Тяжелый плуг и справедливый меч. Их сыновья Научатся смеяться Над золотушной спесью подлецой, Их сыновья Не станут сомневаться В высокой справедливости отцов. Их сыновья Не сгорбятся под грузом И в дни беды С дороги не сойдут. И Партию Советского Союза Пятнать случайным людям не дадут… А у меня уже не будет сына… Не потому ли Хочется кричать: «Позвольте мне от имени России Их тоже сыновьями величать!» А вот и Смерть. Она метельно воет, Не терпит, не выносит тишины. Ей не понять, Что я, как прежде, воин, Что становлюсь снежинкою, травою И отблеском на знамени страны! КОНЦЕРТ
Враги сожгли родную хату…
М. Исаковский Вышел парень, невзрачный с виду, И сказал, подождав тишины: — Выступает хор инвалидов Отечественной войны… — Перед тем как они запели, Над дорогами всей земли Прогремели И проскрипели Самодельные костыли… Песня, песня! Сколько тоски, Сколько горя в ней и тревоги! И несут эту песню в дороге Балалаечник без руки И танцор, потерявший ноги… Песня, песня! Сквозь клубы пыли Над простором родной земли Увидали рассвет слепые И глухие слух обрели. И под солнцем В потоках света Стали черные реки видны… Стой! Замри! Не вращайся, планета! — Выступает Память Войны. СЛАВА
Памяти дважды Героя Советского Союза летчика Б. Сафонова
Пулеметный треск умолк… И вскоре Тишина заботливо пришла. Принимает Баренцево море Силы потерявшего орла. Мертвая, израненная птица Грузно погружается на дно… Ей теперь домой не возвратиться, Славе возвратиться суждено. Будет слава Продолженьем мести За народ, поруганный врагом, Будет слава Продолженьем песни О великом и о дорогом. Вместе с ней Мы города построим, К самым дальним звездам полетим И одной из этих звезд дадим Имя легендарного героя. Пусть мигают звезды ярким светом! Их огонь не смогут погасить. Будут звезды Вечно над планетой Имена героев проносить! СЫНОВНЯЯ ВЕРНОСТЬ
И мне бы, я знаю, хватило Несколько граммов свинца, Чтоб встала моя могила Вровень С могилой отца. Чтоб клена багровое знамя Гудело Осенней порой, Чтоб солнце не гасло Над нами — Над батей и надо мной. Чтоб видели росные травы, Как сын Неразлучно с отцом По звездным бредет переправам, Усыпанным вражьим свинцом… Но я опоздал народиться. А он не торопится, Ждет — Тот самый, Что станет убийцей, Когда ему время придет. Мы с ним одногодки, к примеру. Но разных отцов сыновья. И он Ненавидит ту веру, В которую верую я. И это бы ладно! Однако, Он, верный заветам отца, Малюя фашистские знаки, Уже не скрывает лица. Уже с откровеньем недетским Меня он берет на прицел За то, Что я русский, Советский, За то, Что, как видите, цел. За то, Что я жизнь понимаю, За то, Что я предан Стране И знамя отца поднимаю, И знаю, Что я — на войне. ПОСЛЕДНИЙ МИГ
Памяти Александра Матросова
Он понимал, Что не пройдет пехота. И, расстегнув неспешно воротник, Застыл на миг над жаркой пастью дота — И вечность прожил В этот самый миг. Он, беспризорник, Чувствовал, как руки Тех матерей, Которым нет числа, Несли ему в тот страшный миг разлуки Величье материнского тепла. Его в тот миг Ласкали и растили, Любовно глядя в юное лицо. И был он сыном всех отцов России — Всех бывших или будущих отцов. Тянулся миг над жаркой пастью дота.. Но он не замечал его оскал: Он жил в тот миг, Он приходил с работы И голубей на волю выпускал. Он жил в тот миг И называл любимой Ту самую, которую любил. И не было порохового дыма, А только луг цветущий рядом был. И только — тишина, Что смотрит сонно, Устало покоряясь ветерку. Он жил в тот миг И улыбался солнцу, Припавшему к лесному роднику… О Родина! Он за тебя в ответе, Как ты в ответе за него была. Так дай ему в последний миг на свете Все то, Что не успела, не смогла: Леса свои, поля свои и реки, Прошедшее, грядущее свое… Вот-вот и он сомкнет глаза навеки За Родину! За правоту ее… Но миг не прожит, Торопить не смейте! Пусть выпьет он вина в кругу друзей. Не торопите шаг его в бессмертье, Когда есть миг, Что стоит жизни всей. «Я слышал от многих…»
Маршалу Советского Союза Василию Ивановичу Чуйкову
Я слышал от многих, Что в мире На все времена В конечном итоге Победа Живым, а не мертвым нужна. Нужна, как награда, Во имя судьбы сыновей. О горькая правда Далеких, Военных, немыслимых дней! Давно мы не дети. У нас подрастают сыны. И четверть столетья На свете Россия живет без войны. И смотрит уныло На мир Бесконечный погост, Где звезд на могилах Не меньше, Не меньше, чем на небе звезд. Что — мертвым! Ни слова. Они замолчали навек. Не слышать им снова Весною Дыханья распахнутых рек. Не слышать дыханья Зерном отягченных полей, Не бредить стихами, Не ведать О жизни своих сыновей. Они безучастны К событьям, что в жизни текут, Не ведать им, к счастью, Да, к счастью, Про так называемый культ. Им вновь не придется Своих убеждений менять. И чистому солнцу Веками Над ними в полнеба сиять. А вера, С которой Под танки ложились они, Пройдет по просторам Отчизны, Заглянет в грядущие дни, Напомнит о долге Потомкам На все времена: В конечном итоге, Победа, Победа и мертвым нужна! МЫ
Не остались во мгле, Не зачахли в пыли. Мы идем по земле Продолженьем земли. Наши руки нежны, Наши руки черствы, Наши очи черны И полны синевы. Мы идем по стране, Улыбаясь векам, Улыбаясь весне, Голубым родникам. Мы проносим свою Радость вечной весны Светлой радугою Посредине страны. От полей и лесов — Чистый ветер в лицо. Провожая отцов, Продолжаем отцов! Как живые Они Поднимаются в нас, Если трудные дни, Если горестный час, Если кто-то зовет Нас на помощь, крича, Если подлость живет На земле Ильича! Если трудно Стране, Мы ведем себя так, Как отцы на войне В громе дымных атак! СМОЛЕНСК
В свою судьбу навек влюбленный. Он знает, Помня до сих пор, Как на потрепанных знаменах Враги уносят свой позор. Всегда, когда кончались войны И Родина с победой шла, Над пепелищами нестройно Звучали тяжко и спокойно Смоленские колокола. Был в этом звуке клич победы И панихиды горький стон, И шли к Смоленску наши деды, Заслыша колокольный звон. О, сколько мужества в народе, Познавшем ужасы войны! К слепым пожарищам приходят Сыны моей святой страны. И над двенадцатью холмами Не божьей волей, А иной, Вставал, Испытанный веками, Держа в руках России знамя, Бессменный страж страны родной! ПРИДОРОЖНАЯ МОГИЛА
Он упал на дороге, Хватаясь за воздух… Вдалеке от родного села Над могилой бойца Только синие звезды Ночь июньская тихо зажгла. Есть геройство, Которое выше награды, И, наверно, не сетуешь ты, Что могила твоя Без чугунной ограды, Без тяжелой гранитной плиты. ГЛУХОЙ ПАСТУХ
Не слыша голоса трубы, Играл трубач, Трубил победу В тот день, Когда остались беды За той границею борьбы. Ревели залпы огневые, Плыла победная весна. А у него в ушах Впервые Была такая тишина… В тот день Победы небывалой Уж сколько лет тому назад! — Оглох военный запевала, Лихой трубач, Седой солдат… Тропа, холодная, сырая, В луга зеленые зовет. Труба помятая играет Все тот же сбор который год. И откликаются коровы, И хлеб берут из теплых рук, А над лугами Снова, снова Все тот же звук, Все тот же звук. Бывает даже, Среди ночи, Пугаясь душной тишины. Трубит пастух, Как будто хочет Вернуть Победный день войны… СОЛДАТАМ ПЕРЕДНЕГО КРАЯ
Солдаты переднего края, Как совесть, Приходят ко мне… Горнисты побудку играют, Граница пылает в огне. Солдаты не ведают страха Под натиском вражьих атак, И русский В обнимку с казахом Ложатся под вражеский танк. Родные хлеба догорают, Сгорают и очи слепят… Солдаты переднего края Под красными звездами спят. Их дети стоят на границе И свет этих звезд берегут, И мирно пылают зарницы, И реки Спокойно текут… Горнисты побудку играют, Как прежде, в назначенный час. Солдаты переднего края, Мы стали Достойными вас. Мы помним великие беды. Прислушайтесь к нашим словам: — Мы каждою новой победой Сегодня Обязаны вам. — И в звездные дали взлетая, Салют отдают корабли Солдатам переднего края, Погибшим во славу земли! КОМСОМОЛЕЦ
Вот он летит вперед, Не зная страхе, Летит, уздечкой озорно звеня! Но вбита в землю новая папаха Кривым копытом вражьего коня. Прилипла к телу мокрая рубашка, И, не познав победы торжество, Лишь первый бой увидевшая шашка Лежит неподалеку от него. Горит луна серебряной подковой. И к ней, казалось, руку протяни, Как смерть уйдет И жизнь вернется снова И возвратит утраченные дни. Те дни, в которых рядом есть невеста, Есть мать-старушка в ситцевом платке; Те дни, В которых есть покою место, Но нет седла, И сабли нет в руке, И под копыта падать не придется, Хватаясь за простреленную грудь. Достань луну — И жизнь к тебе вернется, Но ты не можешь руку протянуть! Уж лучше смерть, Чем жить без жизни, тихо! Ты умираешь — гордый, молодой, Уверенный, Что где-то мчатся лихо Твои друзья под красною звездой! СМЕРТЬ БРАТА
Замерло в глазах родное небо… Но, и умирая, он твердил: — Я еще приду Туда, где не был, Отомщу, Кому не отомстил!.. — Кровь ползла, как пламя, по рубашке. Да, конечно, это был мой брат, Чью носил я с гордостью фуражку, Перед кем невольно виноват. Так и я, Упорно глядя в небо, Погибая, глупо бы твердил: «Я еще Приду туда, где не был, Отомщу, Кому не отомстил!» ГЛАЗА ПАМЯТИ
Моим ровесникам, зверски расстрелянным фашистами
Лишь глаза закрою… В русском поле — Под Смоленском, Псковом и Орлом — Факелы отчаянья и боли Обдают неслыханным теплом. Пар идет от стонущих деревьев. Облака обожжены вдали. Огненным снопом Моя деревня Медленно уходит от земли. От земли, Где в неземном тумане На кроваво-пепельных снегах, Словно в бронзе, Замерли славяне. Дети, Дети плачут на руках. Жарко. Жарко. Нестерпимо жарко, Как в бреду или в кошмарном сне. Жарко. Шерсть дымится на овчарках. Жадно псы хватают пастью снег. Плачут дети. Женщины рыдают. Лишь молчат угрюмо старики И на снег неслышно оседают, Крупные раскинув кулаки. Сквозь огонь нечеловечьей злобы Легонький доносится мотив. Оседают снежные сугробы, Человечью тяжесть ощутив. Вот и все… И мир загробный тесен. Там уже не плачут, Не кричат… Пули, Как напев тирольских песен, До сих пор В моих ушах звучат. До сих пор черны мои деревья. И, хотя прошло немало лет, Нет моих ровесников в деревне, Нет ровесниц. И деревни нет. Я стою один над снежным полем, Уцелевший чудом в том огне. Я давно неизлечимо болен Памятью О проклятой войне… Время, время! Как течешь ты быстро, Словно ливень с вечной высоты. В Мюнхене Иль в Гамбурге Нацисты Носят, как при Гитлере, кресты. Говорят о будущих сраженьях И давно не прячут от людей — На крестах — пожаров отраженье, Кровь невинных женщин и детей. Для убийц все так же Солнце светит, Так же речка в тростниках бежит. У детей-убийц Родятся дети. Ну, а детям мир принадлежит. Мир — с его тропинками лесными, С тишиной, и с песней соловья, С облаками белыми, сквозными, С синью незабудок у ручья. Им принадлежат огни заката С ветерком, что мирно прошуршал. Так моим ровесникам когда-то Этот светлый мир принадлежал! Им принадлежали Океаны Луговых и перелесных трав. Спят они в могилах безымянных, Мир цветов и радуг не познав. Сколько их, Убитых по программе Ненависти к Родине моей, — Девочек, Не ставших матерями, Не родивших миру сыновей. Пепелище поросли лесами… Под Смоленском, Псковом и Орлом Мальчики, Не ставшие отцами, Четверть века спят могильным сном. Их могилы не всегда укажут, Потому-то сердцу тяжело. Никакая перепись не скажет, Сколько русских нынче быть могло!.. Лишь глаза закрою… В русском поле — Под Смоленском, Псковом и Орлом — Факелы отчаянья и боли Обдают неслыханным теплом. Тает снег в унылом редколесье. И, хотя леса давно молчат, Пули, Как напев тирольских песен, До сих пор В моих ушах звучат. ПОХОРОНКИ
Плачут ветлы и ракиты Осенью и по весне… Плачут вдовы По убитым, По забытым на войне. Заросли травой воронки На виду у тишины. Но, как прежде, Похоронки Пахнут порохом войны. Пахнут порохом, Слезами, Дымом дальних рубежей И лежат За образами, За портретами мужей. Похоронки! Похоронки На груди моей земли Поросли травой воронки, Вы быльем не поросли. Вам и верят и не верят, Хоть прошло немало лет. По ночам открыты двери, Ждет кого-то в окнах свет. Что там годы За плечами Деревень и городов! Безутешными ночами Вас тревожат руки вдов. Вы, как прежде, руки жжете. — Не придет! — кричите вы. К сожаленью, вы не лжете, Вы безжалостно правы. Потому кричите громко, Что ничто не изменить… Похоронки, похоронки, Как бы вас похоронить! МОНАСТЫРЬ В ДАХАУ
Еще живет войны дыханье, Еще стоят, крича, кресты… А в бывшем лагере, В Дахау, Возводят женский монастырь. Расчетливо и пунктуально… Во искупление грехов Здесь Вместо камер Будут спальни Невест, не знавших женихов. Здесь будут истово молиться Над кровью проклятой земли. Здесь будут прощены Убийцы, Что от возмездия ушли, И будет Тень креста Качаться Над страшным криком мертвых плит, И будет многое прощаться В елейном шепоте молитв… Все станет буднично, законно, Не то, что двадцать лет назад. Туристы Будут умиленно Глядеть монахиням в глаза, Читать на лицах состраданье, О гуманизме говоря, И жертвовать На содержанье Модерного монастыря. Лампады, Крестики, Иконы… Но стоны мертвых Будут жить. Елейным словом, Сладким звоном Их не удастся заглушить. Они, как птицы, будут биться Над сталью вздыбленных ракет, Напоминая, что Убийцам Прощенья не было и нет! ЖУРАВЛИ
М. А. Шолохову
Лед на реках растает, Прилетят журавли. А пока Далеки от родимой земли Журавлиные стаи. Горделивые птицы, Мне без вас нелегко, Я устал от разлуки, Будто сам далеко, Будто сам за границей, Будто мне до России Не дойти никогда, Не услышать, Как тихо поют провода В бесконечности синей. Не увидеть весною Пробужденья земли… Но не вы Виноваты во всем, журавли, Что случилось со мною. А случилось такое, Что и осень прошла, И зима Распластала два белых крыла Над российским покоем. И метель загуляла На могилах ребят, Что в бессмертной земле, Как в бессмертии, спят, Хоть и пожили мало. Вы над ними, живыми, Пролетали, века. И шептали их губы Наверняка Ваше трубное имя. С вами парни прощались. И за землю свою Умирали они В справедливом бою, Чтобы вы возвращались. Чтобы вы, прилетая, Знали, как я живу. Ведь за них Я обязан глядеть в синеву, Ваш прилет ожидая. Ведь за них я обязан Домечтать, долюбить. Я поклялся ребятам, Что мне не забыть Все, чем с Родиной связан. Вот и грустно: а может, Я живу, да не так? Может, жизнь моя стоит Пустячный пятак, Никого не тревожит? Может, я не осилю, Может, не устою? Может, дрогну, случись, В справедливом бою За свободу России? Прочь, сомненье слепое! Все еще впереди: Все победы, утраты, Снега и дожди — В жизни нету покоя! Боль России со мною… Не беда, что сейчас Журавли далеко улетели От нас, — Возвратятся весною. Не навеки в разлуке… А наступит весна, Журавлиная клинопись, Станет ясна, К ней потянутся руки. К ней потянутся руки — Сотни, тысячи рук!.. Журавли, Человек устает от разлук. Значит, помнит разлуки! ЛЮБОВЬ СТЕПАНА РАЗИНА
Все кучнее туман у двора. Пей, гуляй, атаман, До утра. Пей, да так, Чтобы горе забыть, Чтобы Настю навек разлюбить, Разлюбить эту чертову дочь! Начинается буйная ночь… Дремлет в ножнах Дамасская сталь, Под иконой Лампада коптит. Под ногами Битый хрусталь, Как ноябрьский ледок, Хрустит. Опьянели дружки от вина, На соломе вповалку лежат… Что ж стоишь, атаман, у окне, Что же губы твои дрожат? Ты богат, ты красив, ты силен, О тебе даже песни поют. Только вот безнадежно влюблен, Очи Настины спать не дают. Ой, не время грустить, атаман! Враг крадется неслышной тропой. Спит дружина твоя по домам, Если кто и не спит, Он слепой, Он ослеп в эту темную ночь, Он оглох в эту пьяную ночь… Настя, Настя, Ты чертова дочь, Атаману ничем не помочь! Он немало красавиц знавал, Он умел с ними ласковым быть. Настя, Настя, Он клятву давал Позабыть о тебе, Разлюбить. Настя, Настя, Сквозь ночь и туман По размашистой шумной стерне Не любимый тобой атаман Скачет к Волге На верном коне. — Настя, Настя, Прощай навсегда! — Скажет он, Уронив повода. Ой, холодная в Волге вода, Ой, случится беда… Под ногами Песок сырой. Конь с обрыва Глядит вослед. — Волга, Волга, Теперь я твой! Был лихой атаман — И нет! Нет. И нету большой беды! Волга, Волга, Прими, прости… — Он бросается в глубь воды, Руки сильные опустив. Но не тут-то было — Река Отступила, Вновь далека. — Не приму тебя, Не приму: Ты ведь нужен не только мне. Не приму тебя Потому, Что ты нужен Родной стороне…— Настя, Настя, Сквозь ночь и туман По размашистой шумной стерне Не любимый тобой атаман Мчится в битву На верном коне. Ты не знаешь, Как там, у реки, Перед ним Отступили полки… Не твоя с ним Любовь была, Не она его В бой вела! «Нелегкое дело…»
Нелегкое дело — На зорьке вставать И жить-поживать, Долги наживать. Но надо вставать, Травы косить, Лемех ковать, Уголь грузить… Нелегкое дело — Вину признавать И жить-поживать, Друзей наживать. Но надо признать, К другу пойти, Чтобы сказать: — Слушай, прости!.. Нелегкое дело — За правду вставать И жить-поживать, Врагов наживать. Но надо вставать, Как вставали на бой, На ложь наплевать, Что бредет за тобой… Но нет тяжелей И печальней оков, Когда ни друзей, Ни долгов, ни врагов. «Мы падаем лицом к лицу…»
Мы падаем лицом к лицу В высокую траву… Спасибо матери, отцу За то, что я живу. За то, что я могу любить, Могу любимым быть, Могу пахать, могу косить, Могу и чарку пить! Спасибо им за высоту, За эту синеву, За прямоту, за правоту, За все, чем я живу. Спасибо за уменье петь, Не думать о тепле, За счастье жить И умереть На собственной земле! «Вечно будет с тобой…»
Вечно будет с тобой Земля, на которой ты вырос. Земля, Где на вербе Пустует осенний скворечник И уныло глядит В одинокое синее небо И не может поверить, Что птицы на юг улетели. Вечно будет с тобой Зима, где мордастые лоси, Равнодушно косясь На далекий дымок, на деревню, По заснеженным тропам Проходят в снегу по колено И пугают сороку, Что с треском слетает со стога. Вечно будет с тобой Земля, что весной оживает, Поднимает легко Над собой голоса жаворонков, Земля, где на вербе Ликует весенний скворечник И губастый теленок Глядит на него обалдело. СОЛНЦЕ НА ПЛЕЧАХ
Ты знаешь, дорогая, Каждый вечер, Пока еще не выпала роса, Мне солнце опускается на плечи И в путь зовет За дальние леса. Я знаю, Что за дальними лесами, За синими морями, далеко Есть женщина с нездешними глазами, Но мне С тобою рядом быть легко. Что из того, Что за морями где-то Есть в райских кущах чудо-города, В них много блеска и чужого света. И я туда не рвался никогда. Моя душа в душе березы белой, Ее заморским светом не согреть. И память, Что Россией заболела, Не вытравить из сердца, не стереть. Я болен этой памятью навеки. А солнцу что! Ему-то все равно, Чьи океаны, Чьи моря и реки. Великое — оно на всех одно… Что значу я В сравнении с великим Светилом всех народов и веков! Когда мне дорог запах повилики, И дым костра, И тени от стогов, Когда молчат покинуто березы, Как будто слыша стуки топора. В такие ночи вызревают грозы. Ты спи, родная, спать давно пора… А я не сплю, А я бреду бессонно По некогда исхоженной тропе На грани тени и на грани солнца, Принадлежа России И тебе. 8 СЕНТЯБРЯ НА КУЛИКОВОМ ПОЛЕ
А. В. Сафронову
Последнего татарника огонь В тот миг погас на Куликовом поле, Когда от боли озверевший конь Его прибил железною подковой. Закат угрюмо трогал высоту. Стихала битва. Пахло тенью росной. Был страшен конь: Мундштук горел во рту, Ломая зубы, Обжигая десны. Был страшен конь, Окрашенный зарей: В его крестце С утра Стрела Торчала, И он весь день метался одичало Над трупами, над влажною землей. Века… Века с того минули дня. Минули Освенцим и Хиросима. А я все слышу Крик невыносимый, А я все вижу Этого коня. Все вижу я, Как с кровью пополам — Не рьяно, а устало, постепенно — Еще зарей окрашенная пена В два ручейка Течет по удилам. Погасни же, кровавая заря! Яви прохладу, Тишину на раны… Из векового древнего тумана Глядит на мир восьмое сентября. Я все понять бы в том тумане мог, Я все коню безгласному прощаю, Но как он боль, скажите, Превозмог, Когда ушел, Погасший, Из-под ног Татарника неяркий огонек, Гореть и жить уже не обещая?! Кто был хозяин этого коня — Не мне судить! Да и не важно это. Коня, не увидавшего рассвета, Мне жаль С высот сегодняшнего дня. Он умирал, Не ведая о том, Что я Спустя века О нем припомню, Что я приду на Куликово поле, Сорву татарник бережно, с трудом. С трудом… И он горит в моих руках Среди степной и обнаженной сини, Напоминая Жизнь мою в веках, И смерть мою, И воскрешенье ныне. Легли колюче На мою ладонь Четырнадцатый век С двадцатым веком… А там, Над Доном, Бродит мирный конь И слепо Доверяет человеку. «Какая здесь, скажите, вера…»
Какая здесь, скажите, вера, Когда, не зная почему, Я вдруг, поверив, Лицемеру Самозабвенно руку жму? И что ему, скажите, стоит, Себя улыбкой осеня, Радушно пригласить за столик И выпить чарку за меня? А я уже сгибаю спину. Отдав размашистый поклон, Вдруг похожу на славянина, Что иноземцем взят в полон. А я уже как будто должен, Обязан дань ему платить, Не думать — до чего я дожил! И ложь в застолье говорить… О робость многовекового Седого рабства на Руси! Держать за пазухою слово Меня отныне не проси! Ведь я не раб. Я весь заполнен Той верой, что во мне жива, Тем самым Куликовым полем, Где дремлет горькая трава. «Описать не берусь…»
Описать не берусь Я земли моей давнее горе. Полоненная Русь — Половецкая сабля на горле, Соловьиная боль, Перебитая песня баяна. Я иду за тобой, За слезами твоих полонянок. Все как будто во мне — И горящие хаты, И слезы, И в родной стороне Заглянувшие в душу березы… Что могу я, Когда На руках моих тяжкие цепи! Русь! Беру навсегда Твои реки, и белые степи, И лесные края, И неяркий огонь горицвета, Я беру соловья, Не допевшего гимна рассвету. Русь! Великая боль Мне скрутила тяжелые руки. Я сливаюсь с тобой. Принимаю несметные муки. Сколько бед за спиной, Что сумел я с тобою осилить! Русь! Ты стала страной, Стала вечно великой Россией. И на все времена У тебя неизменно богатство — Ты безмерно сильна Правотой бескорыстного братства. Вот какие дела, Понимаете, знаете, люди!.. Русь Под игом Была. Но Россия под игом Не будет! ЯСНОЕ УТРО
Владимиру Чивилихину
Дымы Уходят кверху, И в ясном небе синем Они стоят, как вехи, Над селами России. Они стоят, не дрогнув. В любое время года Они взлетают ровно, Когда ясна погода. И замирают гордо. Зарю оповещая И суетливый город Спокойствием смущая. Когда ж на небе тучи И ветер дышит громом — Ракитою плакучей Дымы Над каждым домом. Но так или иначе, Переживая немо, Они свое отплачут И снова смотрят в небо. И, зорьку окликай, Синеют в небе синем. И прямота такая Сродни тебе, Россия. Стоят дымы, Как вехи, Как флаги на парадах. Они поднялись кверху Не для того, Чтоб падать!.. «Мне печалиться некогда…»
Мне печалиться некогда. Не во сне, Наяву Появляются недруги, — Значит, верно живу. Мне печалиться некогда. В гуле нынешних дней Что недуги и недруги Против правды моей! Мне печалиться некогда. Часто я узнаю: Возмущаются недруги, — Значит, верно пою. Мне печалиться некогда. Жизнь не замкнутый круг. С появлением недруга Появляется Друг. Мне печалиться некогда, Только думаю я: Не исчезли бы недруги, Не уйдут и друзья. Да, печалиться некогда. До скончания дней Мне приветствовать Недругов В ожиданье Друзей! СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ
Анатолию Иванову
До школы еще, давно, Я помню, открытье сделал — Простое, как дважды два. И был им тогда потрясен. Бесхитростно я решил, Что если растут деревья, Картошка и лен рожают, То это от солнца все. От солнца и день встает И лен зацветает в поле, И в речке вода теплей Становится от него. Как видите, я свершил Открытье невесть какое. И властно меня поля К себе поманили вдруг. Куда ни посмотришь — рожь Свободно ветра качают. И жаворонки дрожат, Невидимые глазам. А я, потрясенный, гляжу До боли, до слез на солнце. И сердце мое к нему Переполняет любовь… «Спасибо за хлеб! — шепчу — О солнышко золотое. Не дай сироту в обиду, Будь матерью и отцом. Я буду верить в тебя, Как бабушка верит в бога, Ты только нам хлеб роди И в холод обогревай». И тихо моим словам Внимало оно. И в мире Светлей, чем обычно, было От солнечной доброты. Куда ни посмотришь — рожь. Куда ни посмотришь — солнце, От слез на моих ладонях До странствующих облаков… И ночью, когда оно Дремало за темным лесом, Я все еще с ним говорил, Как с самым живым существом. И долго не мог уснуть: Опять поднималось солнце От слез на моих ладонях До странствующих облаков. Шли годы… И день за днем Скользило по небу Солнце! И в пасмурную погоду Я слышал его тепло. Однажды, уже в Москве, Учитель сказал, Что скоро Затмение солнца будет И можно Увидеть его. — Такое бывает редко! — Добавил. И, чиркнув спичкой, До черноты закоптил он Обычный осколок стекла. Затмение я пережил. Но было, однако, больно На солнце глядеть Сквозь копоть, Сквозь грязный осколок стекла. Потом я из книг узнал, Что солнце Имеет пятна. Чем дальше, Тем больше пятен И тем холоднее оно. И грустно мне от того, Что мир объяснен Торопливо, Что внуков моих с колыбели Лишат удивленья, Что мне Уже не вернут глаза, Которыми я впервые На солнце глядел, не зная, Что пятна на нем видны! МЕЛЬНИК
Седой от муки, С голубыми глазами, Он тычется в кринку Большими усами — Он пьет молоко, Принесенное мной, Доволен собой, Тишиной и весной. Плывут облака, Как последние льдины. Сухими листами камыш шелестит, Пчела торопливо за медом летит, И сохнет На ивах осевшая тина. Доволен старик, Что речушка теперь Уже не ревет, Как недавно ревела: — Ну прямо как зверь! Не веришь? Поверь.— Боялся, прибавится дела: Плотина ни к черту, Не только водою, А ветром, того и гляди, унесет, И мельница старая Рухнет вот-вот, А наш председатель: — «Построю, построю!» — Упала вода. Зашумел водосброс, Как будто плеснула Огромная щука. Колхозная мельница Полнится стуком, Похожим на стук Пароходных колес. И кажется мне, Что она отплывает, И ветер весенний гудит, И волны шумят, И туман прибывает, И дед капитаном глядит. СОЛНЕЧНЫЕ КОЛОДЦЫ
В колодцах солнца не бывает. Бывают звезды. Иногда. И все же — солнечна вода! Она в жару Не убывает, Не убывает В холода. И сколь ни черпай, Не убудет, Не потемнеет и во мгле… Тропинки проторили люди Ко всем колодцам на земле. И хоть не храмами с крестами Они стоят всегда чисты, Ты без поклона Не достанешь И капельки живой воды. Не той, Которая по трубам Дойдет до крана и молчит, А той, Что там, в глубинах сруба, Сердечком солнечным Стучит. И так стучит она от века, Не умолкая никогда. В жару Напоит человека И обогреет В холода. И в час, Когда заря по кленам Скользит И тонет в высоте, Россия Отдает поклоны Живой колодезной воде. «Прохладный запах розовой сирени…»
Прохладный запах розовой сирени Уводит в мир, далекий от стихов… Я прислонюсь К теплу твоих коленей И не проснусь До первых петухов. Мир соловью с его страдой весенней, Мир тишине полей и городов! Твои колени Пахнут свежим сеном И первым медом полевых цветов. Вот видишь, вновь заговорил стихами, Не потому, что соловей поет: Ты вся — Весна, Ты вся — мое дыханье, Тепло мое, желание мое! Вот и рассвет, просторы оглашая, Зовет меня, приблизившись к мечте, Писать, Стихи с волненьем посвящая Твоей высокой русской красоте. ГЛИНКА В ДОРОГЕ
