— Вот именно. — Я наклонился и поцеловал ее.
А когда она все же отстранилась и подняла на меня свои огромные карие глаза, все это непутевое утро растаяло без следа.
— Ты опоздаешь, — прошептала она.
Но всем телом уже стремилась ко мне и по рукам меня больше не шлепала.
Лето в Нью-Йорке — одно из самых моих нелюбимых времен года. Жара опускается между домами и душит все живое, а воздух просто… останавливается. И везде вонь. От пластика, плавящегося на раскаленном бетоне; от горящего мусора; от засохшей мочи, которая обретает второе дыхание, когда кто-нибудь сливает воду в сточную канаву; да просто от стольких людей, сбившихся в одном месте. Словно все эти небоскребы — потные алкаши, которые стоят здесь, измученные после вчерашней попойки, и сочатся следами того, что они накануне вытворяли. Моя астма от всего этого просто дуреет. Бывают дни, когда по дороге на работу приходится по три раза прикладываться к ингалятору.
Пожалуй, только одно хорошо летом — что это не весна, а потому на голову по крайней мере не капает мерзло-слякотный бетонный дождь.
Я пошел напрямик, через парк, чтобы дать легким отдохнуть от вони, однако и здесь было ненамного лучше. Жара еще только нарастала, но вид у деревьев был уже запыленный и усталый, все листья на них пожухли, а на газоне, там, где трава сдалась под натиском лета, виднелись здоровенные коричневые проплешины — как на спине у старого облезлого пса.
Троги были тут как тут: валялись на траве, купаясь в пыли и солнечных лучах, наслаждаясь очередным теплым деньком и бездельем. В такую погоду их всегда полно. Я остановился, чтобы посмотреть, как они резвятся — мохнатые, рогатые и абсолютно беззаботные.
Когда-то давно было организовано движение, требовавшее избавиться от них или, по крайней мере, стерилизовать, но мэр выступил против, сказав, что у трогов тоже имеются кое-какие права. В конце концов, все они чьи-то дети, пусть даже никто этого не признает. Он даже распорядился, чтобы полицейские не били их сильно, чем вызвал настоящую бурю в бульварной прессе. Таблоиды наперебой кричали, что у мэра внебрачный ребенок-трог где-то в Коннектикуте. Но через несколько лет люди привыкли к трогам, а таблоиды обанкротились, так что мэр теперь мог не беспокоиться по поводу слухов о его внебрачных детях.
Сейчас троги — всего лишь часть городского пейзажа. По всему парку шатаются эти человекообезьяны с приплюснутыми лицами, круглыми желтыми глазами, большими розовыми языками и такой жидкой шерстью, что в природе им ни за что не выжить. Когда приходят холода, они или замерзают целыми пачками, или перебираются в теплые края. Но с каждым летом их становится все больше.
Когда мы с Мэгги решили завести ребенка, мне приснился кошмар, что у нее родился трог. Сразу после родов, вся взмокшая и запыхавшаяся, она держала его на руках и, улыбаясь, повторяла: «Ну разве не прелесть? Ну разве он не прелесть?» — а потом передала младенца мне. Но страшно было вовсе не то, что это трог. Страшно было, когда я пытался придумать, как я на работе буду объяснять, почему он живет у нас. Ведь я любил это маленькое существо с приплюснутым личиком. Наверное, это и означает быть родителем.
Сон так меня напугал, что целый месяц у меня ничего не получалось. Мэгги меня из-за этого прямо извела.
Один из трогов подобрался ко мне. Он или она (а как назвать существо и с сиськами, и с сарделькой между ног) строил мне рожицы и чмокал губами, изображая поцелуй. Я лишь улыбнулся в ответ и покачал головой. Наверное, это все же был «он» — судя по волосатой спине, а еще по тому, что, в отличие от других трогов с тоненькими сосисками, у этого сарделька была ого-го. Трог воспринял отказ очень спокойно. Просто улыбнулся и пожал плечами. Вот это в трогах подкупает: они могут быть глупее хомячков, зато удивительно добродушны. Нет, серьезно, они приятнее большинства людей, с которыми я работаю. И гораздо приятнее тех, с кем приходится встречаться в метро.
Трог побрел прочь, ощупывая себя и похрюкивая, а я двинулся дальше. Дойдя до противоположной стороны парка, я прошагал пару кварталов по улице Свободы, а затем спустился по лестнице на управляющую подстанцию. Когда я открыл ключом входную дверь, Чи уже ждал меня на пороге.
— Альварес! Опаздываешь, дружище!
Чи — тощий нервозный коротышка в подтяжках и с рыжими волосами, зачесанными назад поверх лысины. От него всегда едко пахнет какими-то стероидами, которыми он мажет голову. Волосы от этого средства некоторое время, действительно, отлично растут — до тех пор, пока скальп не начинает чесаться, и Чи с остервенением его скребет. Тогда волосы выпадают, и Чи приходится повторять процедуру. Все это время от него воняет, как из Гудзона. Не знаю уж, что это за мазь, но череп от нее блестит, словно полированный шар для боулинга. Мы пытались отговорить его пользоваться этой дрянью, но он впал в ярость и чуть ли не полез кусаться.
— Опаздываешь, — повторил он, карябая голову, словно шимпанзе-эпилептик, решивший причесаться.
— Да. И что?
Я достал из кабинки униформу и переоделся. Лампы дневного света горели тускло и моргали, но кондиционер работал исправно, так что здесь, в помещении, было вполне сносно, прямо-таки на удивление.
— Шестая помпа сломалась, — сообщил Чи.
— В каком смысле?
Чи пожал плечами:
— Не знаю. Не работает.
— Там что-нибудь шумит? Она совсем не работает? Или работает, но медленно? Или что-то подтекает? Ну же, помоги мне разобраться!
Чи тупо уставился на меня. Даже скрестись перестал на секунду.
— Коды неисправностей смотрел? — спросил я.
Чи пожал плечами:
— Я как-то не подумал.
— Сколько раз тебе говорить! Это первое, что ты должен сделать! Как давно она сломалась?
— Кажется, в полночь. — Он задумчиво поскреб лицо. — Нет, часов в десять вечера.
— Ты переключил стоки?
Он хлопнул себя по лбу.
— Забыл!
Я пустился бегом.
— Во всем Вестсайде С ПРОШЛОГО ВЕЧЕРА не работает канализация?! Какого хрена ты не позвонил мне?
Чи трусил за мной по пятам, пока мы бежали сквозь лабиринт коридоров к аппаратной.
— У тебя же был выходной…
— И ты просто оставил все как есть?!
Непросто пожимать плечами, когда мчишься во весь дух, но Чи сумел это сделать.
— Так вечно же что-нибудь ломается. Сам знаешь: то лампочка в третьем туннеле, то в туалете что-то протекло… А потом снова сломался питьевой фонтанчик. Я не думал, что все так плохо. Ты же всегда все улаживал. Вот я и решил дать тебе выспаться.
Я не стал зря тратить силы, чтобы объяснить ему, в чем разница.
— Когда такое случится опять, просто запомни: если помпа, какая угодно, сдохнет — сразу звони мне. Неважно, где я и который час, я не стану злиться. Просто позвони. Если эти помпы встанут, ты даже не представляешь себе, сколько народу может заболеть. В этой воде полно всякой дряни, и мы не даем ей подняться, потому что иначе вся эта дрянь перельется в канализацию, а оттуда — в воздух, и людям от этого будет плохо. Усек?
Я пинком распахнул дверь в аппаратную — и застыл.
Все помещение было завалено туалетной бумагой — целыми рулонами, размотанными и разбросанными по полу. Как будто у мумии не заладился сеанс стриптиза. Здесь было, наверное, штук сто растерзанных рулонов.
— Это еще что такое?
— Где? — Чи огляделся по сторонам, почесывая голову.
— Эта бумага, Чи.
— А… Ну да. Это у нас здесь было сражение на туалетной бумаге. Ее почему-то прислали в три раза больше, чем обычно. Даже на склад вся не влезла. Представляешь, два месяца нечем было вытирать задницу, а теперь девать некуда…
— То есть пока шестая помпа стояла сломанная, вы тут швырялись туалетной бумагой?
Должно быть, что-то все же проявилось в моем голосе. Чи весь съежился.
— И нечего на меня так смотреть. Не бойся, я сейчас все уберу. Слушай, да ты еще хуже Меркати! И потом, я не виноват. Это все Сьюз и Зу. Я как раз собирался положить бумагу в туалет, а тут они пришли, и мы стали кидаться. — Он пожал плечами. — Просто так, от нечего делать. И вообще, Сьюз первая начала!
Я бросил на него еще один уничтожающий взгляд и, отфутболивая полуразмотанные рулоны пипифакса, стал пробираться к панелям управления.
Чи крикнул мне вдогонку:
— Эй! Как, интересно, я должен сматывать их обратно, если ты тут пинаешься?
Я начал лихорадочно дергать рычаги на панели управления, пытаясь найти, в чем проблема. Попробовал загрузить базу данных по выявлению неисправностей, но компьютер выдал ответ:
— Где инструкции?
— Чего-чего?
Я указал на пустые полки.
— А-а… Они в туалете.
Я внимательно посмотрел на него. Он ответил мне таким же взглядом. Вопрос напрашивался сам собой, но у меня язык не повернулся его задать. Вместо этого я снова обернулся к приборной панели.
— Сходи и принеси. Надо выяснить, что означают все эти индикаторы.
Их тут была целая панель: все они мне подмигивали, и каждый насчет помпы номер шесть.
Чи выкатился из комнаты, увлекая за собой бумажные ленты. Я услышал, как наверху открылась дверь наблюдательного пункта: это Сьюз спускалась по лестнице.
Только этого еще не хватало… Прошелестев полосками туалетной бумаги, она подобралась сзади и нависла надо мной, дыша в затылок.
— Скоро будет двенадцать часов, как не работает насос. Я ведь могу и доложить, кому следует. — И она со всей дури ткнула меня кулаком в спину. — Я ведь могу и доложить, приятель. — И она сделала это снова, еще сильнее: бум!
Меня так и подмывало ответить тем же, но я не хотел давать ей лишний повод урезать мне зарплату. К тому же она была крупнее меня. А мускулов у нее, как у орангутанга. И шерсти, кстати, тоже. Вместо этого я сказал:
— А что, трудно было позвонить?
— Это ты мне, что ли, говоришь? — она наградила меня еще одним тычком и, перегнувшись через мое плечо, заглянула мне в лицо, прищурив глазки. — Двенадцать часов поломки! — повторила она. — Это достаточное основание для доклада. Так в инструкции написано.
— Да неужели? Ты, правда, ее читала? Сама?
— Не ты один тут грамотный, Альварес.
Она повернулась и затопала назад по лестнице в свой кабинет.
Вернулся Чи, нагруженный томами инструкций.
— Не представляю, как ты разбираешься в проклятых закорючках, — пропыхтел он, вручая их. — По мне, так эти книжки — полная бессмыслица.
— Здесь нужен талант.
Я взял в руки увесистые тома и посмотрел вверх, на кабинет Сьюз. Начальница как раз стояла там, глядя на меня сквозь смотровое стекло с таким видом, будто сейчас спустится и проломит мне голову. Тупоголовая лесби, которой просто повезло, когда прежний босс ушел на пенсию.
Она понятия не имеет, что должен делать начальник, поэтому большую часть времени занимается тем, что бросает на нас свирепые взгляды, заполняет какие-то отчеты, забывая их отсылать, да заигрывает со своей секретаршей. Право на труд — это, конечно, хорошая штука, особенно для таких, как я. Но я понимаю и почему можно хотеть кого-то уволить… Сьюз могла уйти с этой работы только одним способом — упав с лестницы и свернув себе шею.
Она посмотрела еще суровее, пытаясь меня переглядеть. Я позволил ей победить. Либо она напишет на меня кляузу, либо нет. А если и напишет, то может по рассеянности забыть отправить. В любом случае, уволить меня она не имеет права. Мы были с ней повязаны, словно два кота в одном мешке.
Я принялся листать страницы инструкций, перепрыгивая по ссылкам от одного указателя к другому, следуя за миганием индикаторов. Я снова взглянул на панель управления: огоньков светилось слишком много. Кажется, мне еще не доводилось видеть столько разом.
Чи примостился рядом на корточках и внимательно за мной наблюдал, ощипывая свою голову. Наверное, его это успокаивает. Зато у меня от его манипуляций все начинает чесаться, вши какие-то мерещатся…
— Слушай, ты так быстро это делаешь! — восхитился он. — Чего ты не пошел в колледж?
— Ты что, издеваешься?
— Да нет же. Ты умнее всех, кого я знаю. Тебя стопудово взяли бы в колледж.
Я взглянул на него, пытаясь понять, прикалывается он или нет. Глаза у него были преданные, как у пса, ждущего подачки от хозяина. И снова уткнулся в инструкцию.
— Наверное, амбиций не хватило.
Правда же заключалась в том, что я не получил даже среднего образования. В один прекрасный день я ушел из школы номер 105 города Нью-Йорка и ни разу не оглянулся. А вернее, не заглядывал вперед. Я помню, как сидел на начальном курсе алгебры и следил за артикуляцией учителя, ни слова не понимая из сказанного. Я сдавал на проверку свои работы и каждый раз получал «посредственно», даже когда их переделывал. В то же время никто из моих одноклассников не жаловался. Они только смеялись надо мной, когда я в который раз просил учителя объяснить мне разницу между удвоением переменной и возведением в квадрат. Не нужно быть Эйнштейном, чтобы понять: мне здесь не место.
Шаг за шагом я начал продираться сквозь таблицы устранения неисправностей. Так…
— А вообще, тебе просто не с кем сравнивать. Мы тут все, прямо скажем, не Нобелевские лауреаты. — Я посмотрел на кабинет Сьюз. — Разве умные люди стали бы работать в такой дыре? — Сьюз снова хмурилась на меня сверху. Я нейтрально помахал ей рукой. — Вот видишь?
Чи пожал плечами.
— Не знаю. Я раз двадцать пытался читать эту инструкцию, пока сидел на толчке, и все равно ни черта не понял. Если бы не ты, полгорода уже давным-давно плавало бы в дерьме.
На панели управления замигал еще один огонек: желтый, желтый, красный… И остался красным.
— Через пару минут они будут плавать кое в чем похуже. Поверь мне, приятель, есть вещи гораздо неприятнее дерьма. Меркати, до того как ушел на пенсию, показывал мне список. Вся эта хрень, которая плавает в воде и которую наши помпы должны очищать: полихлорированные бифенилы, бисфенол-А, эстроген, флалаты, гептахлор…
— У меня от всей этой дряни есть пластырь. — Чи задрал рубашку и продемонстрировал штуковину, которая была прилеплена у него на коже под правым ребром. Желтый смайлик, похожий на те, что я получал от дедушки, когда на того вдруг находил приступ щедрости. На лбу у смайлика было написано: «Суперочистка».
— Ты что, ЭТО покупаешь?!
— Конечно. Семь баксов за семь штук. Беру каждую неделю. Теперь я могу пить воду из-под крана. А если захочу — так прямо из Гудзона.
И он снова принялся царапать свой череп. Я посмотрел, как он скребется, и вспомнил, что несколько этих штуковин пыталась продать Мэгги прыщавая Нора, перед тем как они пошли искупаться.
— Ну-ну. Я рад, что на тебя это действует. — Я отвернулся и начал одну за другой нажимать клавиши, чтобы перезапустить насосы. — А теперь давай-ка посмотрим, сможем ли мы включить заново шестую помпу, чтобы те, кто этих пластырей не покупает, не обзавелись кучей маленьких трогов. Дернешь рубильник по моей команде.
Чи перешел к удалению данных и положил руки на рычаги перезагрузки.
— А в чем разница? Я тут как-то шел по парку, и знаешь, что увидел? Трога-маму и пятерых маленьких трогов-лялек. Какой смысл не давать приличным людям рожать трогов, когда их там, в парке, как грязи?
Я обернулся к Чи, чтобы возразить, но в его словах был смысл. Подготовка к перезапуску закончилась, и индикаторы помпы номер шесть показывали, что в нее заливается вода.