Помоги проекту - поделись книгой:
Опять рассеянность!.. Все время у меня неприятности из-за рассеянности. Возьму с собой в школу все тетради, оставлю дома авторучку. Захвачу авторучку, обязательно забуду какую-нибудь тетрадь. Возьму авторучку, все тетради, все учебники, все возьму — забуду, что сегодня первый день занимаемся не с утра, а во вторую смену. Приду в свой класс и смотрю ошалело на малознакомые лица. А, все вокруг гогочут.
Но ручку можно у Птички занять или еще у кого-нибудь. За тетрадкой можно сбегать на переменке — мы недалеко от школы живем. А вот как я сейчас домой попаду — вот что интересно?
С ключом и раньше у нас случались неприятности. Тогда мама звала слесаря домоуправления, огромного, волосатого деда Тишу с круглыми дырочками вместо ушей; раньше, еще давно, я совсем маленький был, дед Тиша, пьяный, отморозил себе оба уха. Теперь он водки в рот не берет, даже по, праздникам, и все свободное время проводит в винном магазине, уговаривает народ бросить пить.
Мама зовет деда Тишу, он приходит, ковырнет отверткой в замке — и готово.
Может, и сейчас его попросить?..
С дедом Тишей говорить надо по-особому: он плохо слышит. Нет, не кричать — криком ничего не добьешься, только глотку надорвешь. Надо встать против света, чтобы он увидел, как губы шевелятся.
Я старательно задвигал ртом, отчетливо выговаривая каждый слог:
— Откройте, пожалуйста, дверь восьмой квартиры.
— Не открою, — сказал дед Тиша. — Пусть мамка придет. Или папка.
— Да ведь они все уехали! — выкрикнул я в отчаянии.
Он посмотрел на меня проницательно, взял в кулак свою бороду.
— Малолетке не открою. Почем я знаю, может, ты от папки с мамкой по дороге сбежал. Откроешь тебе, а ты пьянствовать будешь с дружками в той квартире. Вон вчера из подвала таких же двух малолеток за шкирку выволок. Ну, разве чуток постарше. Надрызгались винишком. А ведь еще один с ними был, третий, удрал, стервец, через окошко.
Дед Тиша явно подозревал, что этот стервец стоит сейчас перед ним. Опять у меня на лбу выступил пот.
— Я непьющий!
Слышал он или не слышал — только повернулся ко мне спиной и стал обтачивать напильником какой-то стерженек, торчащий в тисках.
Стерженек жалобно и пронзительно визжал. Мне тоже хотелось завизжать.
Я пристроился у окна на лестничной площадке и стал думать, как мне быть. Решил: поеду так. Билет есть. А вещи… Мне ведь немного надо. Брюки и рубашка на мне. Загрязнятся — сам постираю, я тысячу раз видел, как мама стирает. Ну, одеяло, подушка. Дядя Володя что-нибудь раздобудет. Есть же у них в экспедиции какие-нибудь мешки, тряпки.
Жильцы проходили мимо, я здоровался. Некоторые интересовались:
— Ты что здесь сидишь?
— Жарко на улице…
Не хотелось рассказывать. Кто посочувствует, кто поругает. А толку что?
И напрасно я никому ничего не сказал. Потому что когда снизу, из своей мастерской в подвале, поднялся все-таки дед Тиша и, ворча что-то непонятное себе под нос, стал возиться с замком, открылась дверь квартиры напротив и вышла мама Котьки, того самого Котьки, про которого я наврал Птичке, что у него куча олимпийских медалей.
Котькина мама спросила…
— Что с замком?
Пришлось сказать. Она всплеснула руками:
— Что же ты молчал? Я же тебя на лестнице спрашивала.
Убежала в свою квартиру и вернулась с ключом на голубой ленточке — я ее сразу узнал: Катькина, из косичек.
— Вот. Твоя мама оставила, на всякий случай. Откроешь дверь — опять верни мне.
Мама, мамочка! Как хорошо ты знаешь все мои двенадцать недостатков! Ладно, пусть не двенадцать — пятнадцать, согласен. На все согласен, кроме пенки и щенков.
Дед Тиша посмотрел на ключ, потом на меня, повертел многозначительно пальцем возле головы и забухал вниз по лестнице своими сапожищами.
— Спасибо, дед Тиша! — заорал я ему вслед, да так громко, что во всех квартирах пораскрывались двери и высунулись испуганные хозяйки.
На этот раз он тоже услышал. Поднял голову и, кажется, улыбнулся. Кажется — потому что из-за бороды не понять: улыбается человек или нет.
Ключа на кухонном столе не оказалось — куда я мог его затолкать? Но он все равно не был мне нужен: уже вечер, и я решил из дома никуда не выходить. Отдал Котькиной маме ключ с голубой ленточкой и заодно договорился, чтобы завтра она меня разбудила: ей все равно рано вставать, в пять утра приходит со смены на железной дороге ее старший сын.
И вот я один в квартире. Хожу по пустым комнатам, ищу, чем заняться. Можно было бы укладывать вещи, да только они еще вчера уложены мамой. Читать тоже не хочется. Если только магнитофон включить… А вдруг сломаю?
Интересно, почему я должен обязательно сломать? Папа включит — не сломает, а я включу — сломаю. Подумаешь, ручку повернуть. Другое дело, если начать внутри отверткой копаться. А я просто включу и буду слушать музыку. Так хочется музыку послушать — сил никаких нет!
Включил магнитофон — и сразу меня к крану в ванной потянуло. Мама говорила, что он протекает. Может, починить? Вот будет им сюрприз: вернутся, а кран исправный. Кто починил? Я! Так хочется кран починить — сил никаких нет!
Разыскал в кладовке щипцы, плоскогубцы. Чтобы веселее было работать, подтащил магнитофон к самой ванной, поставил на пол, шнур длинный, как раз хватило. Музыка играет, я с краном вожусь. Покрутил сюда, покрутил туда — в порядке кран, больше не протекает.
Вернулся в комнату, улегся удобно на диване. Надо бы магнитофон из коридора на столик перенести. Да ладно! И так хорошо слышно! Вот, кончится лента — тогда перенесу.
Тра-ля-ля! Завтра в путь!
Тра-ля-ля! Тра-ля…
Проснулся я от сильных ударов в дверь. Было еще совсем темно. Неужели уже пять?
Побежал к двери.
— Спасибо, тетя Зоя! Я уже проснулся.
— Открывай скорей! Слышишь!
Не Котькина мама! Мужские голоса.
А вдруг жулики?
— Кто там?
— Открывай, тебе говорят! Весь нижний этаж затопило.
И только теперь я увидел, что стою босиком в воде. Откуда в коридоре вода?
Я открыл дверь.
Мимо меня промчались пять или шесть полуодетых людей. Возле ванной первый из них споткнулся о что-то и грохнулся на пол. Послышался треск.
Бедный магнитофон…
Мы все черпали воду ведрами, банками, кружками. Они меня даже не ругали. Только Иван Иванович из нижней квартиры — он работает в угрозыске — увидел на полу в ванной плоскогубцы, вздохнул жалостно:
— Эх, парень, парень!
— Но кран был совсем сухой — честное пионерское!
— А ночью пустили воду…
Часа, наверное, два шли спасательные работы. Потом нижние жильцы, хмурые и неразговорчивые, спустились к себе. Я потоптался виновато у двери, сказал им вслед «до свидания». Внес в комнату раздавленный магнитофон, поставил на стол. С него потекли на пол тоненькие струйки воды.
Как мама могла все предвидеть: и насчет магнитофона, и насчет крана? Ну, разве не удивительно?
Я, конечно, опоздал, хотя бежал со всех ног, насколько допускал чемодан. Выскочил на перрон, высунув язык и что? Вполне можно было не торопиться: мой поезд уже целых, пятнадцать минут, как ушел.
Подавленный, я сидел в переполненном зале ожидания между двумя древними старушонками в черных платках. Случались со мной и прежде всякие несчастья, но такого урожая, как сегодня, я еще никогда не собирал.
Следующий поезд в нужную мне сторону шел в полдень. Билет в кассе обменяли без долгих разговоров, пришлось только доплатить за плацкарту в купейный — все другие места были уже проданы.
Как подали состав, я первый подбежал к вагону. Проводница внимательно посмотрела на билет, на меня:
— Один едешь?
— Да… Нет, нет, билет оставьте, пожалуйста, у себя, а то я его потеряю.
Она улыбнулась, сунула билет в свою сумочку…
— Третье купе.
Там уже сидел пассажир и смотрел в окно. Сначала мне показалось — седой старичок. А потом вижу: парнишка. Такой же, как я, ну, может быть, чуть старше, и с совершенно белыми волосами — я таких белых еще ни на одном пацане не видел.
— Тут мое место, — сказал я. — Мотай отсюда.
Он обернулся:
— Ну?
Лицо у него было веселое. Еще смеется!
— Девятое — вот тебе и ну!
— А ты садись на то — оно свободное. — И снова смотреть в окно.
— То одиннадцатое, а мое девятое.
Парнишка ничего не ответил, даже не повернулся.
— Расселся на чужом месте! — разозлился я и, так как он снова и ухом не повел, схватил его за руку и потащил. — Слезай, кому сказано!
Он как будто даже обрадовался:
— Ах, драться!
Выскочил из-за столика, и мы схватились.
Справиться с парнишкой оказалось не так-то легко, хотя на вид он был щуплый, — ловкий такой, верткий. Я ему подножку — и сам же очутился под ним.
— Лопатки! — крикнул он, прижимая меня к полу.
— Врешь, не было!
Я напряг все силы и вывернулся. Теперь я был наверху, а он внизу.
Пока мы пыхтели на полу, открылась дверь.
— Это еще что такое?
На пороге стоял мужчина, тоже с белыми волосами, как у моего противника. Мы оба поднялись.
— Он с нами едет, — бойко ответил парнишка. — Мы боролись.
— Боролись — другое дело. — Мужчина поставил на столик две бутылки лимонада. — Кто победил?
— Я!
— Я!
— Понятно!.. Боевая ничья… Сашок, сбегай к проводнику за стаканами. Это дело надо отметить.
Беловолосый Сашка приволок два стакана. Мужчина налил ему и мне. Спросил, куда еду. Я сказал.
— В Малые Катки? — Сашка рассмеялся. — Вот здорово! И мы туда.
— К кому там? — спросил мужчина.
Я сказал: к археологам. Покосился на Сашку: он смотрел на меня с уважением.
Поезд тронулся.
Мужчина забрался на верхнюю полку и сразу заснул.
Мы с Сашкой стали смотреть на проплывавшие мимо дома, заводы.
— Ракета! — Сашка показал на высокую заводскую трубу. — Уже сняли леса, уже космонавт в кабине… Внимание! До старта осталось десять секунд. — Он положил палец на выключатель настольной лампы и стал считать: — Девять, восемь, семь, шесть…
Поделиться книгой: