Два любящих сердца

—  На каникулы приезжал?

— Ну… да. На каникулы.

Напрасно прождав более подробных разъяснений, Джуди отвернулась и стала смотреть в окно. Красота острова завораживала, а когда дорога резко поднялась в гору и прямо под ними открылось море, молодая женщина вскрикнула от восторга:

—  Какое великолепие! Он похож на драгоценный камень в оправе моря. А пляжи! Они совершенно пустые!

— Здесь никого нет, даже местных жителей. Причалить к берегу можно только в одной гавани, там Спардзано построил хорошую пристань. Хорошую в том смысле, что ее хорошо охраняют.

—  От кого?

— От мира. От людей. От непрошеных гостей.

— Ясно. А ты?

— Что — я?

—  Где ты жил, когда приезжал сюда на каникулы?

Алессандро тщетно пытался справиться со спазмом в горле. Пауза затягивалась. Как хорошо, что она занята рассматриванием красот острова…

Белый дом в тени олив. Дикий плющ и виноград. Розы пахнут солнцем, солнце — розами.

Дом ждет. Дом хранит отзвуки прежней счастливой жизни. Колыбельную песню. Скрип колес маленького велосипеда. Пение юлы. Эхо детского смеха…

Я не был здесь двадцать девять лет. Прости меня, дом мой. Я вернулся. Я никогда не забывал о тебе, никогда. И о клятве тоже, Нонни… Я вернулся, чтобы вернуться навсегда.

—  Я никогда не видела тебя таким.

— Что? Каким?

— Таким… испуганным. В смысле, таким взволнованным. Бизнес для тебя всегда был, что джунгли для тигра. Не волнуйся, мы заставим его продать тебе Монте Адзурро.

— Хм… Ну, если ты так говоришь, я спокоен. Подъезжаем. Джу, напоминаю тебе, что мы — пара влюбленных супругов. Не смотри ни на кого, кроме меня. Если разговор станет уходить не туда, куда нужно, — просто смотри на меня с обожанием.

Господи, как это было просто делать восемь лет назад! Тогда она и не могла смотреть на Алессандро никак иначе.

***

Они вышли из машины и пошли по тенистой тропинке, выложенной белым камнем, держась за руки. Небо было бирюзовым и томным от жары, море сверкало мириадами бликов и глухо шумело далеко внизу, листва шелестела, голосили птицы, а в воздухе разливался аромат роз.

Навстречу им из-за поворота вышел человек, которого Джуди сразу узнала. Фотографии Гаэтано Спардзано неоднократно появлялись в американской прессе, хотя и не всегда в светской хронике.

Это был невысокий, кряжистый, довольно пожилой, но прекрасно сохранившийся мужчина. На голове курчавились черные волосы с обильной проседью. Маленькие черные глазки были живыми и внимательными. Ни бороды, ни усов Спардзано не носил, а руки у него были удивительные. Узловатые, заскорузлые руки крестьянина — но никак не бизнесмена с сомнительным прошлым и миллионным состоянием.

При виде гостей он просиял белозубой улыбкой и широко распростер объятия.

—  Доброе утро, доброе утро вам обоим! Я рад вас видеть, давно ждал. Вы Джуди? Настоящая красавица, белла миа! Я сразу вас узнал. Вы были великолепны вчера вечером! И этот паршивец хорош! Столько лет скрывал свое сокровище, и только перед отлетом в Америку невзначай упомянул, что у него есть жена…

Алессандро смеялся в ответ, хлопал Спардзано по плечу, появились еще какие-то люди, все кричали, смеялись, бурно радовались — ничего этого Джуди не слышала. Мир потерял все звуки.

Идиотка. Романтическая дура, так он, кажется, и сказал при первом появлении в офисе «Феникса».

Экспромт должен быть хорошо подготовлен. Разумеется, ведь главное — бизнес.

Как она могла купиться на то, что Алессандро, якобы, не знал, кому принадлежит «Феникс» и кто в нем работает? Знал. С самого начала. Просчитал ситуацию, разработал тактику…

—   Вы что-то бледненькая, моя дорогая! Алессандро, это, случайно, не та бледность, которая не может не радовать нас всех?

—  Нет! Просто… перелет был долгим, Гаэтано.

— Устала? Что ж, в таком случае вас должно обрадовать следующее мое сообщение. К сожалению для меня — но к счастью для вас, я вынужден на несколько дней покинуть Монте Адзурро.

—  Что-то серьезное? Мы с Джуди…

—  Вы с Джуди будете отдыхать и наслаждаться друг другом и этим прекрасным островом. Ничего страшного, малыш. Мне звонили из Калабрии… Небольшие разночтения в одном документе, однако мне лучше разобраться во всем самому.

—  Возможно…

— Отдыхайте. Ни о чем не думайте. Я распорядился отвести вам гостевой дом, ты его знаешь, Сандро. Там вы будете одни, никто вас не потревожит. Через несколько дней я вернусь, и мы займемся нашими делами. Яхта, машина — Сандро, ты все знаешь. Все в вашем распоряжении.

Джуди машинально улыбалась, машинально благодарила, машинально прощалась. Ярость кипела в ней, мешала дышать, застилала глаза пеленой. Попавшийся ей на глаза Тони — и тот вздрогнул и отвел глаза.

Она молчала, стиснув зубы, всю дорогу до гостевого дома. Даже красота этой небольшой виллы, стоящей на самом берегу моря, не смягчила сердца Джуди. В просторном и прохладном холле она бросила сумку на пол и уставилась на Алессандро блестящими злыми глазами.

—  Ты все это просчитал заранее? Ты продумал весь сценарий, включая поцелуи перед камерами и ночной полет на твоем паршивом самолете. Все для того, чтобы Спардзано получил доказательства. Муж воссоединяется с женой. Любящий, добронравный мужчина, отличный парень — на самом деле расчетливый интриган, манипулирующий людьми…

— Это бизнес. И это не меняет моего отношения к тебе лично. Успокойся. Услышат…

— Да, конечно. Услышат — и твоя легенда разобьется вдребезги.

—  Слушай, это просто смешно. Ты-то сама чем занималась эти три недели? Манипулировала общественным сознанием.

—  Это другое дело. Ты никак не связан с этими людьми, да и им наплевать на тебя. Ты для них — персонаж светской хроники. Но, манипулируя мной, ты проявил неуважение! Может, ты и миллиардер, Алессандро Кастельфранко, может, ты и привык, что все тебя слушаются и смотрят в рот, но я не желаю быть твоей очередной игрушкой! Куклой, которую выкинут за ненадобностью, как только отпадет необходимость…

—  Игрушкой? Куклой? Куклы и игрушки покупают для удовольствия, дорогая. С тобой все иначе. Легче играть в футбол на минном поле.

— Ты меня использовал!

— Я тебе помогал. Закрепил твой успех. Подтвердил то, что ты успешно впаривала общественности.

—  И для этого с самого начала инсценировал наши отношения.

—  Их невозможно инсценировать. У нас с тобой они есть.

— Нет! Давно уже нет. Ты просто подставил меня. Зачем ты меня сюда приволок? Наверняка имеется не один десяток красивых, богатых и приличных на вид женщин, которые мечтают сыграть подобную роль в твоем театре. Почему я? Я же ненавижу тебя…

— Нет, не ненавидишь. Хотела бы — но не можешь. То же самое и со мной. С собой я тебя привез, потому что не мог удержаться. Я хочу тебя.

— Хватит врать! Здесь нет камер! Алессандро снисходительно усмехнулся.

Детский гнев Джуди на него, похоже, не действовал.

— Я целовал тебя перед камерами, потому что ты была обворожительна. Посмотри на меня, Джу…

Он приблизился к ней мягко и стремительно, и от этого скользящего движения немедленно закружилась голова, а ноги подкосились. Потом сильные руки вкрадчиво и властно обняли ее за бедра — и через мгновение она уже всем телом ощущала его жар. И его возбуждение — тоже.

— Алессандро…

— Тихо. У меня есть возможность доказать тебе, что все произошедшее было не только спектаклем.

Поцелуй был мучительно прекрасен. Губы Алессандро настойчиво и властно скользили по губам Джуди. Она отвечала на его поцелуй, понимая, что с каждой секундой рушатся остатки ее защиты, что этот невозможный, сильный, прекрасный и жестокий мужчина вновь подчиняет ее своей власти, и теперь, скорее всего, спасения не будет вовсе, потому что она так долго ждала его, так долго, так долго…

Пальцы Алессандро запутались в золотых прядях, гладили ее шею, затылок, и Джуди умирала от этой ласки. Изголодавшееся за годы разлуки тело оживало, вспоминало самые легчайшие прикосновения, и Джуди не сразу поняла, откуда доносятся тихие и хриплые стоны. Это были ЕЕ стоны.

Сандро приподнял ее над полом, сделал буквально пару шагов — и Джуди оказалась прижатой к запертой двери спиной. Мужчина ее снов был совсем близко, его тело плотно прижималось к ее телу, и не было ничего лучше на свете, и глупо было с этим спорить, вот Джуди и не спорила. Она просто закинула руки ему на плечи, пальцы звериными когтями впились в тонкую ткань, желая сорвать, отбросить эту досадную преграду на пути к тому, чего так страстно жаждало ее тело.

Одежда причиняла им обоим физическую боль. Обостренные чувства сделали необыкновенно чувствительной кожу, Джуди едва не кричала от тянущей боли в груди и напрягшихся сосках, а чего стоило сдерживаться Алессандро — знал только он один.

Потом одежда полетела в разные стороны. Порхнуло персиковое облако платья, кажется, разорванного, да важно ли это… Джинсовая рубашка скользнула на пол, уже лишенная половины пуговиц. Страсть сжигала, страсть освобождала, и было уж совершенно понятно, что в таком состоянии нельзя остановиться, так что на сердце у Джуди стало легко. Это ведь сдерживаться трудно, а уж когда не сдерживаешься… Берегись, Сандро!

Она целовала его за все восемь лет одиночества, за тоскливые ночи в пустой постели, за сонное безразличие собственного тела в присутствии сотен других, возможно — лучших, возможно — более порядочных, возможно — прекрасных, но — не ее мужчин.

А он дарил ей всю нежность и всю страсть, которые не позволял почувствовать ни одной из своих любовниц за эти бесконечные восемь лет. Раскрывался перед ней так отчаянно и бесстыдно, как раскрываются только в юности, когда любят впервые — и навсегда. Пил ее дыхание, упивался запахом ее волос, ее горячей кожи, вспоминал на вкус каждый изгиб белоснежного тела, завораживающе прекрасного в своей наготе.

Она не заметила того момента, когда он полностью овладел ею. Это было так естественно — быть единым целым с Алессандро. Ненормальным было то, как она жила эти восемь лет. Сейчас все приходило в норму.

Постепенно бьющиеся в любовных судорогах тела подстраивались под единый ритм, дыхание стало единым, стоны звучали глуше, и теперь они целовались так, как когда-то привыкли: с открытыми глазами.

Алессандро тонул в пылающей черноте этих глаз, падал в ночь без звезд…

Джуди погружалась в бездонную синеву теплого океана, где на тысячу миллиардов миль — всего два живых существа: она и Алессандро.

И Вселенная взорвалась небывало яркой сверхновой, тьма стала горячей и влажной, и океан понес их обоих на своих волнах, убаюкивая, укачивая, успокаивая, охлаждая…

Тело Джуди выгнулось в затухающей счастливой судороге, и Алессандро успел в последний миг поймать губами маленький розовый сосок.

Они рухнули на пол, не разжимая объятий. Они просто не могли их разжать. Джуди со стоном вжалась лицом в могучую, влажную от пота грудь, вдохнула его запах…

Алессандро усилием воли старался не стискивать ее своими ручищами слишком сильно. Больше всего ему хотелось в этот момент просто исчезнуть с лица земли. Не умереть, не потерять сознание — просто исчезнуть. Потому что потом будет реальность, будут разговоры и взгляды, будет память — мало ли, что еще, а вот сейчас — только миг незамутненного, чистого счастья, абсолютно полная гармония тел и сердец.

Джуди не хотелось говорить. Слова могли все это просто убить.

Алессандро не хотелось говорить. Слова — убийцы чувств.   

А потом он поднялся на ноги, стремительный и могучий, словно леопард, и Джуди не могла глаз отвести от этого великолепного тела, почти идеального тела мужчины, который сейчас принадлежал ей. И которому принадлежала она. Алессандро легко, словно перышко, вскинул ее на руки и понес в спальню. Там, на огромной, широкой постели, на белоснежных и прохладных льняных покрывалах он нежно и осторожно отвел рыжие локоны с ее пылающего и счастливого личика и тихо произнес:

— Здесь нет никаких камер. Она улыбнулась.

—  Надеюсь на это, иначе твоей репутации конец. Какой позор — прямо у входной двери, не добравшись до постели…

—  Джу.

—  Что, Сандро?

— Я начинаю этого бояться.

—  Чего именно?

— Я хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину.

— По-моему, мужчины обычно боятся прямо противоположного…

— Я словно попал в рабство. Я не могу избавиться от наваждения. Я, который всегда гордился своим умением контролировать все и вся…

— Так ты мой раб?

—  Боюсь, что да.

—  Что ж… Тогда, раб, делай то, что тебе говорят!

Она вывернулась из-под него белоснежной птицей, встала над ним на коленях, уперла одну руку в изумительное бедро, чуть подбоченилась. Другой рукой медленно приподняла грудь, пропустив розовый напряженный сосок между пальцев, поднесла к губам мужчины. Алессандро с трудом подавил желание кинуться на нее немедленно. Он принял игру. Медленно, не сводя с Джуди глаз, коснулся соска губами. Приоткрыл их, обхватил розовый бутон, провел по нему кончиком языка. Джуди застонала. По ее телу пробежала дрожь.

Когда он принялся таким же образом ласкать и другую грудь, она подалась вперед, оперлась руками о его плечи и оказалась на нем в позе всадника. Прелестной, вернее сказать, всадницы-амазонки. Алессандро с глухим рычанием откинулся на подушки, не отрывая жадных глаз от великолепной картины, открывавшейся перед ним.

Вершины блаженства они достигли одновременно, и Джуди обессилено упала ему на грудь, а он с тихим смехом обнял ее обеими руками, не давая ей раньше времени сползти с него. Почему-то это казалось очень важным — не размыкать объятий как можно дольше.

Возбуждение накатывало на них волнами. Иногда оба забывались в каком-то странном, стремительном — на несколько минут — сне, но тут же просыпались и вновь ласкали друг друга, изобретая все новые и новые ласки, исследуя то, что и так хорошо знали, вспоминая и радуясь воспоминаниям.

Еще трижды мир закручивался в первородную спираль. Трижды счастливый сдвоенный крик потрясал своды тихой спальни. Наконец усталость достигла той степени, когда они могли только лежать рядом и держаться за руки.

Джуди открыла глаза и улыбнулась солнечному зайчику, пробиравшемуся по потолку. А потом в мозгу вспыхнула простая и кристально четкая мысль, от которой стало ярко глазам.

«Я люблю его. Я всегда его любила, даже когда ненавидела. Я любила его каждый миг своей жизни с ним и без него. Я любила его, когда кормила грудью его ребенка. Я любила его, когда не знала, на что мы будем с этим ребенком жить. Я любила его тогда — я люблю его сейчас».

Она лежала, тщетно пытаясь унять сердцебиение.

Это было так просто, до идиотизма просто. Одно слово — ЛЮБЛЮ — объясняло все сразу. В том числе и то, что никакой развод ей не нужен.

Вернее, технически развестись с Алессандро необходимо, но на самом деле это не будет иметь никакого значения. Потому что Джуди навсегда останется его женой. Его женщиной. Что бы по этому поводу ни думал он сам. А это известно.

Алессандро ее не любит. Никогда не любил. Хотел, да, его влекло к ней, об этом уже написан миллион книг, всякие гормоны-феромоны, но к любви это отношения не имеет.

Потому что, если бы он ее любил, то никогда, никогда бы не сделал того, что…