Два любящих сердца

—  Видишь ли, Джу…

—  Мистер Тоболовски! Меня не интересует, что вам велел сказать ваш хозяин, потому что он идиот и самодур. Я требую, чтобы меня немедленно отвезли домой!

— Джу, я…

—  Серж, предупреждаю: вся работа пойдет коту под хвост, потому что в аэропорту я немедленно обращусь к первому же полицейскому, вызову прессу и сообщу, что граф Читрано спятил и собирается незаконно вывезти из страны гражданку США.

— Алессандро, она…

— Не валяй дурака. Я слышал.

—  И что?

— Пусть попробует.

—  Не смей мне угрожать!

— Я?! Даже и не думал. Я сказал «пусть попробует». Не рот же тебе заклеивать.

В этот момент машина сбросила скорость, а потом и совсем остановилась. Джуди с тревогой озиралась, не видя привычных освещенных терминалов аэропорта.

—  Это что?

— Аэропорт.

— А почему темно?

—  Потому что ночь.

— Не смешно. Где аэропорт?

— Может, тебе и полицейского за ручку привести? Ты же собиралась звать на помощь? Зови. У нас есть минут пять до посадки.

С этими словами Алессандро Кастельфранко повернулся и пошел себе прочь. Тони и Пит молчаливыми глыбами перегородили Джуди все пути к отступлению. Прямо перед ней находился высокий металлический забор, а на нем табличка:

«Частный аэродром. Вход только для владельцев транспорта. Посторонним вход запрещен» Алессандро Кастельфранко был миллиардером, и ему совершенно необязательно было летать из страны в страну по билетам авиакомпаний. У него был свой личный транспорт. Именно к нему через пару минут и подвели ослабевшую от злости, растерянную и перепуганную Джуди Маклеод.

Она не могла поверить в происходящее до того самого момента, как самолет плавно оторвался от земли и заложил крутой вираж над Нью-Йорком.

Алессандро Кастельфранко силой увозил Джуди Маклеод из страны.

Если это не неприятности — то что тогда считать таковыми?

7

Некоторое время Джуди просидела в кресле, выпрямившись, плотно сжав губы и вперив взор в обивку стены. Молчаливый Тони возник рядом, протянул поднос с напитками, но она не удостоила его даже взглядом. Тони слегка пожал могучим плечом и бесшумно удалился. Джуди начала кусать губы.

Без денег, без документов, в вечернем платье и туфлях на шпильках она летит через Атлантику. Даже если предположить, что ей удастся сбежать — а это ей не удастся, — куда она пойдет в таком виде? Ну да, вероятно, в американское посольство, но только при условии, что там, куда они прилетят, БУДЕТ американское посольство. По-итальянски она прекрасно понимает, но отвратительно говорит, а, учитывая темперамент итальянцев, автостопом она далеко не уедет.

В этот момент тягостных раздумий до Джуди донесся приглушенный разговор Алессандро и Сержа. Говорили на упомянутом итальянском, а салоны разделяла довольно плотная занавеска. Джуди не сомневалась ни секунды. Сняла туфли и на цыпочках подкралась к занавеске. Подслушивать нехорошо — а увозить людей против их желания хорошо?!

— … Я одного не понимаю, Алессандро. Ты хочешь разрушить все, что наработано за это время?

— Наоборот. Закрепляю успех. Имидж сменил — сменил. Семейные ценности — пожалуйста, законная жена рядом.

—  И чего ты веселишься, не понимаю. Да она устроит такое, что Спардзано придет в ярость. Просто поймет, что ты его надул.

—  Серж, ты не итальянец.

— Да. Я — не итальянец. И что? Это значит, что я идиот?

— Вовсе нет. Просто ты не в силах постичь некоторые тонкости национального характера. Ты свято веришь в то, что всеми этими фишками мы могли обмануть Гаэтано Спардзано? Человека, который держит в своих руках три четверти экономики Италии?

— Извини, но мне казалось, что мы все делаем всерьез.

— Разумеется! И только всерьез. Ничего иного Спардзано не приемлет. Только вот мое моральное перерождение здесь ни при чем.

— Я не понимаю, босс.

—  Помнишь «Крестного отца»? Главное — не деньги. Главное — уважение.

—  Все-таки я идиот.

—  Серджио, амико мио, ну как мне тебе объяснить… Спардзано — как и всякий нормальный человек — знает и понимает, что невозможно полностью переродиться за три недели. Еще он хорошо знает меня. Дальше: он видит, как я в течение трех недель добросовестно тружусь и добиваюсь перелома в общественном мнении. Я отработал, понимаешь? Честно выполнил возложенные на меня обязательства. Как в сказках — пойди на тот свет, победи дракона, спаси принцессу.

— И в награду…

— Молодец. И в награду я получаю остров. А возможно — не получаю. Возможно, мне еще придется потрудиться. Скажем, изобразить семейную идиллию на глазах у Спардзано.

— Вот тут-то она тебе и покажет, почем фунт  лиха!

— Нет. Не покажет. Сразу, во всяком случае. Мы прилетим прямо на Монте Адзурро, Гаэтано будет нас ждать. В тот же вечер он получит срочную телеграмму о неприятностях в Калабрии. Уедет. Таким образом, у меня в запасе будет несколько дней. Я сумею убедить Джу помочь мне.

— Как, святая Дева?! Да вы с ней пяти минут не можете провести в одном помещении, чтобы не начать цапаться! Остров взлетит на воздух!

В голосе Алессандро вдруг зазвучали печальные и незнакомые нотки. Джуди нахмурилась. Ведь он не знает, что она подслушивает, стало быть, не врет?

— Может, и лучше было бы, чтобы он взлетел на воздух, Серж. По крайней мере, не так больно… Ладно, что там. Ведь даже ты, мой поверенный, толком не знаешь, почему я так сражаюсь за этот кусочек земли. Столько лет…

— Да. Восемь лет, как один день…

— Нет, Серджио. Двадцать девять.

—  Что — двадцать девять?

—  Двадцать девять лет у меня есть только одна мечта — вернуть Монте Адзурро.

После недолгой паузы Серж произнес совсем тихо:

—  Вернуть? Значит, это твоя земля…

— Это моя родина. И родина моей мамы. Там стоит дом, которому триста лет. В нем родились мои предки, а потом и я сам.

—  Спардзано забрал его?

—  Ну… так вопрос не ставился. Спардзано его купил.

— У кого?

—  У моего отца.

После более длинной паузы голос Алессандро зазвучал вновь, теперь монотонно и задумчиво, словно он и сам слушал собственный рассказ…

***

… Читрано жили на Монте Адзурро много веков. Моя мать была последней в роду, ее старший брат умер совсем молодым человеком. Из всей графской ветви оставались мама и бабушка. А отец, Кастельфранко, был… ну, как говорится, из простых. Симпатичный, ничего не скажешь. Обаятельный. Легкий. Влюбчивый — до ужаса. Он любил мою мать, в этом я не сомневаюсь. И если бы она не умерла так рано — мне было всего полтора года, — они бы не расстались никогда. Но отец остался вдовцом. Очень быстро у меня появилась первая мачеха. Всего у меня их было четыре, хотя четвертую я даже и в лицо не видел.

Так вот, та, первая, была самой ловкой. Папа влюбился в нее, по обыкновению, а она прибрала к рукам его счет в банке. Бабушка не позволила ей подобраться к маминым драгоценностям, а то бы и они…

Она его разорила, папу, всего за два года с небольшим. Мы с бабушкой понятия об этом не имели. Я вообще был маленьким, а бабушка — бабушка могла только догадываться, что происходит. Мы с ней безвылазно жили на Монте Адзурро, а папа с молодой женой мотали денежки по всей Европе.

Вот, Серджио. Когда мне было пять лет, бабушка умерла. Ночью это было, и во всем доме не было ни одной живой души. Я, пятилетка, сидел с ней рядом и держал за руку, а она улыбалась мне из последних сил, чтобы не напугать. Перед самой смертью она сказала: «Поклянись, что никому не отдашь этот дом и эту землю. Поклянись, что все это останется в семье». И я поклялся. Это было двадцать девять лет назад.

— Господи, Алессандро, ты был совсем маленьким…

— Я был последним мужчиной из рода Читрано. И я все понимал. Я дал клятву всерьез. Правда, я не знал тогда, что именно в тот вечер мой бедный, глупый, влюбчивый папа, уже полностью разоренный своей второй женой, подписывал купчую на остров Монте Адзурро. Он его продал. Гаэтано Спардзано. За большие, вполне приличные деньги. Гаэтано никогда не был жуликом. Понимаешь, Серджио? В тот миг, когда я давал свою клятву, папа продавал мой остров!

На следующее утро приехали и забрали меня, унесли тело бабушки, а папа сказал, что теперь мы с ним никогда не расстанемся и никаких глупых и жадных теток в нашем доме больше не будет. Он увез меня во Францию, мы жили вдвоем, и папа покупал мне все, на что я только показывал пальцем. Он в жизни не умел деньги считать. И обожал делать подарки. Там, во Франции, он женился в третий раз. Влюбился, разумеется. Кстати, та мачеха была ничего. Только вот обожала называть меня «бедным сироткой», а я этого не терпел. Сейчас я понимаю, она просто понятия не имела, как вести себя с маленькими детьми.

Через полгода к ней в гости приехала подруга из Америки и отбила у нее папу. Ее звали Саманта, и она очень хорошо знала, КАК нужно обращаться с детьми. Их нужно наказывать почаще и по любому поводу. К тому времени я уже подрос, но справиться с ней еще не мог. Ограничивался мелочами — вроде дохлых мышей на ее туалетном столике и мерзкого поведения за столом при гостях. В общем, она меня быстро скрутила. Убедила папу, что мальчик должен учиться в закрытой школе. Сама ее подыскала, уже в Штатах.

— А… твой отец? Он ведь любил тебя…

— Да, любил. Очень любил. Но и ее он тоже любил, а потому верил. Часто навещать меня Саманта не позволяла, но он ко мне все-таки приезжал. Боюсь, в те годы я был не слишком добр к нему. Бедный мой папа. Он чувствовал, что виноват передо мной, но был патологически мягкосердечен.

Потом Саманта сильно разбилась на машине, несколько месяцев пролежала без движения и умерла. Папа пробыл вдовцом совсем недолго, ибо женился на сиделке Саманты, впрочем, о ней я ничего не могу сказать, ее я даже не видел. Видимо, решительная и хитрая была женщина, потому что через год прибрала к рукам остатки папиного состояния и сбежала от него с шофером. А вскоре папа умер.

Обучение мое было оплачено до конца, Саманта в этом отношении была ответственной особой. После школы я был предоставлен самому себе. В Италии у меня ничего не осталось, в Штатах — тоже. Я пошел работать, начал учиться в университете. В каком-то смысле мне было легче, чем остальным, ведь у меня была Цель. Я должен был вернуть Монте Адзурро. В те годы я пахал как проклятый, спал по четыре часа в сутки, сдавал экзамены экстерном, окончил два факультета одновременно, открыл свое дело… Наверное, Серджио, я шел по трупам. Не помню, честно говоря. Я вообще плохо помню тот период. Все было подчинено работе. В двадцать пять лет я был уже миллионером, выкупил замок Читрано, оставался только Монте Адзурро. Вот тут Гаэтано и уперся. Дальше ты знаешь. Твое здоровье.

Последовала долгая пауза. Затем слегка подрагивающий голос Сержа Тоболовски произнес:

— Как странно. Я думал, что в курсе твоих дел. На самом деле… Как же ты выдержал эту сумасшедшую гонку, Сандро? Нет, не отвечай. Это риторический вопрос. Выдержал — потому что ты Читрано. Знаешь, давай выпьем за тебя. За твою удачу.

Звяканье бокалов. Тишина. Потом снова Серж:

— Джуди… Она не знает эту историю?

—  Нет.

—  Почему? Или это не мое дело?

— Скажем так — мы не успели. Джуди была для меня… Знаешь, тебя посылают пешком пройти Сахару, причем ты точно знаешь, что помощи не будет, кавалерия не придет и воды у тебя хватит только на полдороги, но ты должен дойти — и точка. И вот ты идешь, знаешь, что скоро придется туго, но все равно идешь, экономишь воду — и вдруг бац! Посреди пустыни оазис с холодной водой и свежей листвой, а еще вертолетная площадка и веселые, добрые люди, готовые бесплатно доставить тебя на тот конец Сахары. Ты сначала не веришь своему счастью, потом осторожно пробуешь воду, начинаешь пить, улыбаться, радоваться, выкидываешь ненужную больше флягу… Вот, чем была для меня встреча с Джуди.

— Красиво. А потом?

— А потом? Потом ты просыпаешься и видишь, что оазис с вертолетной площадкой был миражом, а добрые люди — разбойниками, ты без фляги и в одних трусах, а до другого края Сахары еще идти и идти.

—  Алессандро, мне показалось, что она и ты… Ты ведь сам говорил, что ты ее…

— Все. Хватит. Я правду говорил. Я любил ее. Очень сильно. Так, наверное, нельзя. У меня ведь всю жизнь в качестве примера был папа. Я знал, что влюбляться нельзя. А вот в нее влюбился. И кончилось у нас все так страшно, так стремительно… наверное, я до сих пор пытаюсь понять, что произошло. Смешно. Сотни людей знают Алессандро Кастельфранко как циничного и хладнокровного охотника, безжалостного и стремительного, никогда не упускающего своей выгоды. А ведь я, Серджио, опять был готов поверить ей. Поверить в то, что они с Рендером… Все. А то я разнесу самолет. Надо поспать.

—  Алессандро, мне надо бы тебе кое-что сказать…

— Потом, Серджио. Все потом. Ты уладишь дела в Милане, потом оформишь для нее все бумаги и прилетишь через несколько дней на Монте Адзурро.

—  Если вы к тому времени не поубиваете друг друга.

— Ей нужен развод. Мне — остров. Остальное неважно.

Джуди метнулась на свое место и закрыла глаза, притворяясь спящей. Сердце бешено колотилось где-то в горле. Она не знала, что и думать.

Восемь лет назад она полюбила этого красивого, смуглого, синеглазого короля, полюбила всем сердцем, но не особенно задумывалась, какую он прожил жизнь до нее. Ее не волновали его деньги, это чистая правда, но и его прошлое ее тоже не волновало. Собственно, что она знала об Алессандро, кроме того, что он красив, сексуален и не имеет себе равных в постели? Хотя, с чем ей сравнивать…

Мысли Джуди метались из стороны в сторону, словно загнанные зайцы. Значит, это не банальная блажь миллионера — во что бы то ни стало приобрести клочок земли, который другой миллионер не хочет уступать из принципа?

Родной дом Сандро. Маленький мальчик у постели мертвой бабушки. В синих глазенках нет слез, насмерть закаменели смуглые скулы. Мужская клятва, которая была слишком тяжелой ношей для осиротевшего ребенка. Гордость и честь.

Она резко открыла глаза. Алессандро сидел напротив нее и смотрел ей в лицо. Джуди мысленно стиснула кулаки. Что ж, игра есть игра. И Алессандро не должен знать, что она уже готова ему подыгрывать. Не такой он человек, чтобы принять чью-то жалость. В особенности — ее.

—  Уйди отсюда, видеть тебя не могу.

—  А я ничего, смотрю, даже нравится.

—  Куда мы летим?

— Мы летим туда, где есть возможность смешать бизнес с удовольствием.

— В Италию?

 — Да.