Помоги проекту - поделись книгой:
– Хотелось бы мне ошибаться, шкипер Проныра, – заметил продолжающий робеть Тамбурини, – но, боюсь, причина гибели «Зигфрида» не является такой уж большой загадкой. Он погиб из-за нас!
– Это еще почему? – удивился я. – Никто не спорит, что нападение Вседержителей на людей – экстраординарное событие! Но если задуматься, что в нем такого невероятного? Живущим возле дороги термитам тоже может казаться, что человеку нет до них дела, раз проезжающие мимо бронекаты не причиняют им вреда. Но если однажды какой-нибудь перевозчик шутки ради раздавит колесом термитник, разве это будет означать, что все перевозчики мира вдруг возненавидели этих насекомых? Хотя, конечно, термитам покажется именно так. Почему пришельцы нападали на нас, мы в курсе. Но с таким же успехом они могут атаковать любой другой бронекат. Просто, как я уже сказал, шутки ради. И мы тут уже ни при чем.
– Если Вседержители напали на «Зигфрид» с целью покуражиться и посмотреть, что у него внутри, почему они осмотрели лишь палубу, но не стали спускаться в трюм? – возразил мне странным вопросом Дарио.
– Да мало ли, почему… – Я замешкался, не понимая, куда он клонит. – Может, на палубе они разузнали все, что нужно, и на том решили закруглиться.
– А может, целью пришельцев был поиск чего-то конкретного? Например, некоего крупногабаритного и тяжелого предмета? Такого, что мог поместиться на палубе строймастера, но не влез бы к нему в трюм. Вот почему трюм налетчиков и не заинтересовал.
– Ты полагаешь, летучий корабль Вседержителей охотится за нашим контейнером и по ошибке атаковал другой бронекат?
– А вам кажется, что подобное невозможно?
Я не нашелся что ответить и задумчиво почесал макушку.
– Поди ж ты! – усмехнулся Убби. – Готов признать, в забитой хламом башке нашего грамотея порой рождаются толковые мысли. А ты случайно еще не придумал, парень, как нам расправиться с этой летучей развалюхой, если она и до нас доберется?
Дарио зябко поежился и огорченно помотал головой.
– Пока что мы знаем одно: легкие орудия Вседержителей пробивают двухсантиметровую броню, но двойной ее слой пробить не могут, – рассудил я, указав на продырявленные борта. – Тяжелые орудия пробивают двойную преграду, но их снаряды вязнут в ней и дальше не пролетают. Толщина бортов истребителя пять сантиметров, а обшивки рубки и моторного отсека – все восемь. Поэтому от обстрела мы худо-бедно защищены. Осталось решить, как нам отбиться от десанта и не позволить ему отрезать наши яйца… пардон – подвергнуть «Гольфстрим» стерилизации. И вот тут мне никакие мысли пока в голову не приходят. Поэтому предлагаю не тратить время на болтовню, а перекусить и приступить к работе. Чем раньше начнем, тем раньше закончим и уедем из этого проклятого места…
Удачно, что полнолуние настало именно сегодня. Двигаться по хорошей дороге при неполной луне еще можно, а вот заниматься мародерством – вряд ли. А особенно трудоемким мародерством, какое предстояло нам.
Снимать с «Зигфрида» его главную ценность – двигатель безостановочного вращения – следовало в последнюю очередь. Без ДБВ кран, лебедки, резаки и помпа строймастера переставали функционировать, а мы еще собирались ими воспользоваться. Поставив «Гольфстрим» рядом с «Зигфридом» так, что они практически соприкоснулись колесами, я посадил де Бодье за пульт управления краном, а мы с Убби заделались стропальщиками. Перво-наперво сняли с мостика и выбросили за борт обломанную верхушку мачты. Расставаться с ней было не жаль. После аварийного сноса мачту уже не восстанавливают, а заменяют новой. Суждено ли мне дожить до этого дня или нет, одной богине Авось известно, но пока придется обходиться без марса. Что, конечно, рискованно, но все же не смертельно.
Избавившись от громоздкого обломка, взялись за контейнер с «черной грязью». Трогать его лишний раз не хотелось, но возить тяжелый груз в таком нетранспортабельном положении – торчащим наискось в пробитой им же дыре, – тоже небезопасно. Поплевав на руки, мы прицепили стропы к опоясывающим ящик хомутам с проушинами и стали мало-помалу вытягивать его из пробоины.
Вскоре столкнулись с первыми трудностями. Раньше на контейнере не было крепежных приспособлений – табуиты присобачили их уже после того, как мы доставили груз в храм Чистого Пламени. Однако от удара о палубу хомуты сбились и перекосились. А когда кран «Зигфрида» потянул двенадцатитонный куб вверх, сделанные на скорую руку крепления попросту отвалились.
Хорошо, что ящик к этому моменту был извлечен из пролома и отнесен чуть вбок. Благодаря этому он грохнулся не обратно в дыру, а рядом с ней. Само собой, грохнулся не так сильно, как в предыдущий раз. Сейчас он висел всего в полуметре над палубой, и второй пробоины в ней, к счастью, не появилось.
Прочность контейнера, который был выкопан несколько веков назад из недр планеты Марс, затем доставлен на Землю и пережил все дальнейшие катаклизмы, оказалась достаточной, чтобы пережить и эту легкую встряску. Вот только цеплять его краном больше было не за что. Впрочем, это уже не представляло для нас неразрешимую задачу. Теперь, когда мы выдернули из «Гольфстрима» эту «занозу», куб стало можно волочить с помощью нашей грузовой лебедки. Что мы и сделали, опутав его тросом и отбуксировав с носовой палубы к обломанной мачте. Сразу за ней контейнер и пристроили, застопорив его так, чтобы он не сдвинулся с места при большом крене бронеката.
Между тем Долорес и Дарио, пригласив с собой Физза (чему тот безмерно обрадовался и даже засиял в ночи от счастья ярче обычного), отправились перебирать содержимое трюма строймастера. А также пополнять наш резервуар, перекачав в него помпой остатки воды из резервуара «Зигфрида». Кавалькада вычерпала его запасы лишь на три четверти. И последняя из них должна была компенсировать нам ту воду, что мы выпили за минувшие полмесяца. Можно было не сомневаться, что трофейная вода не отравлена, хотя при иных обстоятельствах гвардейцы устроили бы нам такую подлянку. Но только не сегодня, когда дон Риего-и-Ордас пил с нами из одного бака, о чем его
По той же причине они не подсыпали яд в провизию, какую Малабонита и Тамбурини отобрали в трюме строймастера и перетащили к нам. Монахи убегали из Гексатурма в большой спешке и запасались едой без особого разбора, хватая со складских полок все подряд. Мы тоже спешили и трудились без передыху, но у нас было время перегрузить к себе часть припасов Рубнера. А чтобы не забивать наш трюм чем попало, Долорес отбирала лишь самые необходимые и свежие продукты. Ради чего ей и Дарио пришлось вскрыть все ящики и в свете фосфоресцирующего Физза осмотреть, а также обнюхать их содержимое.
Как я говорил, никто не остался без работы. Из-за аврала нам пришлось обойтись без дозорного, чьи обязанности мы поделили между собой. Сенатор по мере сил следил за округой с пульта управления краном. Мы с Убби, бегая по палубе, также периодически выглядывали за борт. Малабонита и Дарио бросали взоры на озаренный луной горизонт, перетаскивая с бронеката на бронекат помповые шланги и продуктовые ящики… И у всех на уме были схожие мысли: прав или нет Тамбурини в том, что Вседержители уничтожили «Зигфрид» по ошибке и что на самом деле они охотились на нас…
Когда в инструментах строймастера отпала надобность, настал черед и его Неутомимого Трудяги. Последнее, на что ушли силы этого ДБВ, прежде чем он был отсоединен от трансмиссии – перепиливание креплений станины, которая удерживала на себе двухтонный агрегат. Такой грубый демонтаж объяснялся тем, что даже Убби не сумел открутить вручную огромные крепежные гайки. Что его, привыкшего во всем добиваться победы, изрядно разозлило. И кабы нас не поджимало время, он рычал бы от натуги и ломал гаечные ключи, пока либо не сорвал бы проклятые гайки, либо не перепортил нам весь инструмент.
Прислушавшись все же к моим мольбам сжалиться над оборудованием, изрыгающий проклятья северянин подпустил-таки к нему топчущегося позади Сенатора. Ярый противник подобного варварства, Гуго тоже был вынужден отступить сегодня от своих «технолюбивых» принципов. Он насадил на гибкий раздаточный вал механическую пилу по металлу (отрадно, что Рубнер не забыл прихватить с собой этот незаменимый в дороге инструмент) и, не доверив ее мне, приступил к работе. Я не протестовал. Обращение с такой техникой требовало аккуратности, и опытные руки механика справятся с ней лучше моих, более привыкших к штурвалу, картографическим приборам и карандашу.
Пока Гуго отсоединял раму Трудяги от каркаса «Зигфрида», мы с Сандаваргом развернули грузовую лебедку и протянули трос с одного бронеката на другой. В обычных условиях ДБВ на бронекатах снимаются краном через специальные потолочные люки в моторных отсеках. Но в полевых условиях каждый справляется с этой задачей как может. Нам повезло, что на инженерных машинах двигатель был установлен в центре палубы, прямо напротив трапа. Это облегчало нам демонтаж, позволив просто вытащить ДБВ по сходням волоком.
Поскольку все Трудяги работают безостановочно, перемещать их без станины проблематично. Этому мешает вращающийся на главном (и единственном) валу маховик, да и весит Трудяга, даже самый мелкий, немало. Но, водруженный на станину, он в придачу к ней получает и салазки, на каких его можно буксировать лебедкой на небольшое расстояние. Это мы и собирались проделать, стянув ДБВ на землю, а затем так же по трапу втащив его на «Гольфстрим». Ну а там для важного «гостя» – не такого важного, как дон Балтазар, но тем не менее, – было уже освобождено местечко, где он сможет храниться до поры до времени, никому не мешая.
В загашнике у Рубнера почему-то не оказалось предохранительного кожуха для двигательного маховика. Но у скопидома Сенатора, который был крайне щепетилен в вопросах техники безопасности, такая штуковина всегда лежала про запас. Установив кожух на отсоединенный от трансмиссии маховик, дабы он не нанес кому-нибудь травму, Гуго перепроверил, как мы опутали станину тросом и надежно ли тот закрепили. И только после этого дал добро на перемещение Трудяги к новому, пока что временному, месту жительства…
Я – перевозчик в третьем поколении, и я всегда бываю растроган, глядя, как Трудяг извлекают из утроб бронекатов. Наверное, нечто подобное чувствуют кочевники, когда им приходится вырезать еще теплое сердце из груди сломавшей лодыжку лошади.
Вот, казалось бы, едет себе бронекат. В нем вовсю гудит ДБВ, крутятся шестерни, вращаются валы, двигаются туда-сюда тяги и штанги, лязгают и скрежещут механизмы… Их шумная суета вызывает в колесной махине вибрацию, в которой легко можно ощутить пульс самой настоящей жизни… Даже когда бронекат останавливается, в нем продолжает пульсировать жизнь. Его иностальное сердце, так же как сердце биологического существа, способно работать без остановки в течение всего отмеренного ему судьбой срока. Но едва Неутомимый Трудяга отключается от всех систем и покидает моторный отсек, бронекат превращается в мертвую, недвижимую конструкцию, пригодную разве что для использования ее в качестве оборонительного укрепления…
…Или же он становится грудой брошенного на краю света металлического хлама, как это произошло с «Зигфридом». Говоря по совести, это не Вседержители, а мы нанесли ему последний, смертельный удар. Но разве мы могли поступить иначе? Разве бросит тот же кочевник в хамаде добитую им павшую лошадь, не срезав у нее с костей мясо?..
Все запланированные нами работы были завершены с первыми рассветными лучами солнца. Переправленный на «Гольфстрим» ДБВ занял отведенное ему место и был надежно привязан тросами к бортовым шпангоутам. А также накрыт тентом, поскольку держать на виду этакое сокровище было бы не слишком разумно. Определить степень его износа могли только опытные клепальщики, но Дарио припомнил, что замена двигателя на строймастере проводилась на его памяти. Когда Тамбурини-младшему исполнилось лет семь или восемь, отец учил его читать карты именно по бортовому Атласу «Зигфрида». И все потому, что Рубнеру Атлас был в тот момент не нужен, поскольку альт-селадор проводил капитальный ремонт бронеката перед установкой на него нового Трудяги. Заменить им наш двигатель, чей срок службы исчислялся уже семьюдесятью годами, я не мог. Мощность ДБВ строймастера была раза в полтора меньше, равно как его габариты. Но на рынке Атлантики за такой сравнительно новый экземпляр я мог при необходимости выменять тридцатилетний движок нужного мне класса. Правда, потом мне придется выплатить Гуго, Убби и Дарио причитающуюся им с этой сделки долю уже из собственного кармана…
Впрочем, все это были лишь далекие от реальности мечты. А пока, сняв фуражку, я стоял в скорбном молчании на опущенном трапе строймастера. И, отдавая ему посмертные почести, мысленно пообещал, что буду рассказывать о «Зигфриде» в каждой встреченной нами артели Стервятников. Возможно, какая-нибудь из них заинтересуется брошенным бронекатом и отрядит сюда экспедицию. И окажет ему почести по всем правилам – разберет его на запчасти и не позволит этому творению рук человеческих бесславно сгинуть под наносами песка…
Глава 4
Катиться по дну бывшего Красного моря с тем же комфортом, с каким мы ехали по Суэцкой котловине, уже не получалось. Прежде всего потому, что дно у этой протяженной на юг впадины было довольно своеобразным. В центре по всей ее длине тянулся гигантский разлом, о глубине которого ни табуиты, ни мы даже не догадывались. Он был не таким широким (а значит, и не таким глубоким), как самый знаменитый разлом Атлантики – Пуэрто-Риканский. Но поскольку увидеть его противоположный берег также не удавалось, с виду эти две бездны ничем не отличались одна от другой. Кроме, пожалуй, одной детали: в Красный разлом солнце заглядывало лишь днем, а лежащий вдоль двадцатой параллели Пуэрто-Риканский оно освещало от рассвета до заката.
Мы не могли измерить ширину Красного разлома, чего нельзя было сказать о его длине. Здесь он обыгрывал атлантического «чемпиона» раза в полтора. Нам предстояло проехать по его восточному берегу из конца в конец. И на сей раз нас ожидали иные впечатления, нежели при путешествии по Суэцкому проходу и котловине.
Между подножием Африканского плато и бездной оставался горизонтальный промежуток шириною в среднем около трех километров. Это и был так называемый Змеиный карниз, по которому пролегала гидромагистраль табуитов. Кое-где он сужался до полукилометра, но места для разворота на нем хватало даже танкеру. А карнизом это побережье назвали в сравнении с уходящими в небеса склонами плато и колоссальным разломом. Разделяющая их полоса ровной земли и впрямь выглядела узенькой горной тропкой.
Дышалось здесь уже полной грудью, и о «горной болезни» больше никто не вспоминал. По этой причине Кавалькада прекратила наконец жалеть коней и, пришпорив их, рванула вперед с еще большей прытью. Когда мы, выехав на карниз, отыскали следы копыт, те уже почти занесло песком. И потому нам оставалось лишь горестно вздохнуть и смириться с мыслью о том, что наша встреча с «Геологом Лариным» тоже не будет предвещать ничего хорошего.
Как и любая пролегающая вдоль подножия плато дорога, Змеиный карниз представлял собой неравномерную череду подъемов и спусков. Где-то плавных, а где-то крутых, но не настолько, чтобы их не преодолел залитый под горловину танкер. У края бездны дорожные изгибы становились более пологими, но я опасался подъезжать к ней ближе, чем на выстрел «Сембрадора». Береговую кромку усеивали трещины, среди которых попадались довольно внушительные. Из-за них она постоянно обваливалась, и еще сотню лет назад карниз был явно шире, чем теперь. И курсирующий по нему танкер емкостью шесть тысяч литров отнюдь не способствовал сохранности этого кратчайшего маршрута между Средиземноморьем и Индианой.
Для меня, Гуго и Дарио езда по пересеченной местности стала продолжением нашей напряженной трудовой ночи. Вчерашнее скольжение под горку по гладкой дорожке казалось сегодня сладостным сном. Здесь переключать скорости приходилось так часто, что, даже сменяя друг друга у рычагов, механики едва успевали переводить дух. Моя работа тоже была не мед. Мало того, что я все время орал, срывая голос, в переговорную трубу, так еще и на принятие решений мне отводилось мало времени. Дабы не терять инерцию – наш главный козырь на каменистых подъемах, – я не мог сбавлять скорость всякий раз, когда хотел осмотреться. Въехав на очередную возвышенность, я должен был за считаные секунды сориентироваться в обстановке, прикинуть, на какую передачу перейти, отдать приказ механикам и повернуть штурвал в нужную сторону. Неудивительно, что уже к полудню я чувствовал себя вконец измотанным, а впереди у нас был еще целый день подобных скачек.
Убби и Долорес приходилось легче всех. Северянин, экономя силы, натянул на носовой палубе гамак и, наплевав на качку, завалился спать. Малабонита тоже не слишком перетруждалась на своем новом наблюдательном посту – крыше рубки. Горы справа и пропасть слева сужали сектор обзора настолько, что я мог и сам держать под контролем впередилежащий путь. Моей Радости оставалось лишь приглядывать за тылом и за небом, откуда на нас мог внезапно спикировать летучий корабль пришельцев.
Мне не терпелось расспросить Дарио о том, что известно ордену о Вседержителях, но нельзя было оставлять Сенатора на посту одного. Я не имел права заставлять де Бодье работать на износ. Да и что полезного дадут мне эти рассказы о пришельцах? Знай Тамбурини способ, как нам от них отбиться, он уже просветил бы нас в этом вопросе. Ну а просто расширять собственный кругозор сейчас не самое удачное время…
Несмотря на болтанку, в целом день прошел спокойно. Монотонный пейзаж, который я наблюдал с самого утра из окон рубки, обогатился к вечеру всего одной новой деталью – далекими очертаниями Столпа. Со времени нашего бегства из Гексатурма это был уже четвертый замеченный нами Столп. И – первый, мимо которого «Гольфстриму» предстояло проехать на таком близком расстоянии. Еще сутки назад я не испытал бы по этому поводу особой тревоги. Но после гибели «Зигфрида» я глядел на далекую башню Вседержителей и чувствовал внутри предательские отголоски паники. Я поборол бы их, будь у нас возможность не приближаться к громадине, как это было в трех предыдущих случаях. Но свернуть со Змеиного карниза невозможно. А Столп уходил в поднебесье прямо из глубин бездны и, к несчастью, находился неподалеку от ее восточного берега.
Месторасположение Столпа не позволяло табуитам подбирать опадающую с него иносталь, поскольку вся она канула в разломе. Это гарантировало, что завтра нам на палубу не свалится шальной обломок весом в несколько тонн. Но я многое бы отдал, чтобы нам угрожала лишь эта и никакая другая опасность. Потому что кусок столпового металла мог просвистеть и мимо, а снаряды Вседержителей – уже вряд ли.
Отоспавшиеся за день, бодрые Убби и Физз заступили на ночную вахту. А мы, напротив, наскоро отужинали и, попадав с ног, заснули, словно убитые. Раннего подъема назавтра не планировалось. Более того, я намеревался дать команде пару лишних часов на сон. Грядущий день ожидался не менее напряженным, и всем нам потребуется много сил. А где их взять, если мы будем мучить себя недосыпанием? Беспокойство за команду «Геолога Ларина» отошло для нас на второй план. Как только у нас на пути опять появились Вседержители, нам придется бояться прежде всего за себя, лишь потом за союзников. Тем более что они тоже двигались по хамаде на бронекате и могли в случае чего за себя постоять.
Из-за моей необычайной щедрости мы пробудились не как было принято – в предрассветных сумерках, – а когда солнце уже показалось над горизонтом. Утро выдалось прохладным и безмятежным, вид на разлом отсюда открывался восхитительный, и мне даже пришла в голову мысль загнать «Гольфстрим» в тень какой-нибудь скалы и устроить всем полноценный выходной. А, чего уж там, гулять так гулять!..
Однако, глянув на маячивший в рассветной дымке Столп, я отложил эту идею на потом. Попробуй-ка тут расслабиться, когда неподалеку расположен оплот наших могущественных врагов! Нет уж, перво-наперво уберемся подальше и только тогда сможем задумываться об отдыхе. Хотя, с другой стороны, если вдруг нам не повезет нарваться на хозяев Столпа, будет обидно погибнуть, не насладившись напоследок теми прелестями жизни, какие были нам сегодня доступны.
Позавтракав, тронулись в дальнейший путь. Несмотря на погожее утро и величественную панораму, настроение у всех было неважное. Гуго и Дарио опять работали, сменяя друг друга. Но сегодня тот из них, кому выпадала очередь отдыхать, не плюхался в гамак, а поднимался на палубу и с тревогой смотрел на приближающийся Столп. Убби тоже не завалился спать сразу после дозорной вахты, а торчал на мостике вместе со мной и Малабонитой и, погруженный в мрачные думы, глядел вдаль.
С каждым часом Столп виднелся все отчетливее и увеличивался в размерах. Вместе с этим он понемногу смещался влево, поскольку Змеиный карниз огибал его с западной стороны. Из нас лишь Дарио мог пересчитать по пальцам все Столпы, которые он повидал вблизи за свою пока недолгую жизнь. Прочие, а особенно я, побывали на своем веку практически у каждого доступного человеку Столпа Атлантики. А возле некоторых – не по одному разу. Но даже имея за плечами опыт, я знал: Столп Красной бездны я запомню до конца своих дней, даже если мы минуем его благополучно.
Еще ни один Столп не повергал меня в такую нервозность. Ранее я всегда приближался к иностальным башням и радовался. Обосновавшиеся возле них Стервятники знали Еремея Проныру Третьего как друга и старого делового партнера. В каждой их артели нас ожидал радушный прием, лучшая выпивка и мягкие кровати. И, разумеется, выгодные контракты, поскольку у торгующих иносталью Стервятников деньги всегда водились.
Э-хе-хе, где же вы теперь, те славные, благодатные времена, когда я радовался новому восходу солнца просто так, от чистого сердца, а не как сегодня: лишь потому, что нам повезло дожить до утра…
По мере приближения к Столпу дорога начала сужаться и напротив него усохла почти до полукилометра. То, что самый опасный участок Змеиного карниза располагался здесь, было не случайно. Внутри башен безостановочно шли неведомые нам активные процессы. Они, а также отпадающие от Столпов ненужные детали, которые они сбрасывали с себя, будто змея кожу, сотрясали землю на многие километры вокруг. Эта длящаяся не одно столетие дрожь пагубно влияла на склоны разлома. Чем ближе они находились к Столпу, тем быстрее разрушались. Он не касался края карниза, но все равно оттяпал от него изрядный кусок. И по сей день мало-помалу выбивал оттуда камни, скармливая их вместе с иносталью ненасытной бездне.
Даже сузившись в шесть раз, дорога оставалась пригодной не только для истребителя, но и танкера. И все равно смотреть на надкушенный карниз было жутковато. Особенно когда на него падала тень Столпа. Его основание терялось во мраке бездны, а вершина маячила так высоко, что, глядя на нее, мы задирали головы и таращились в зенит. Уж на что были огромны ныне разрушенные башни Гексатурма, «Гольфстрим» рядом с ними хотя бы не казался блохой. На фоне же Столпа, бездны и склонов плато других сравнений для нас попросту не напрашивалось.
– Летит! – внезапно воскликнула глазастая Малабонита и забарабанила по крыше рубки. – Он летит,
– Точно! Вон он, этот кусок песьего дерьма! – всполошился следом за ней Убби. – Ну давай, налетай, а то я тебя уже заждался!
– Да чтоб вас!.. – Не выпуская штурвал, я высунулся из окна рубки. И правда, нечто огромное и стремительное неслось к земле вдоль северной стороны башни. Какой величины был уничтоживший «Зигфрид» корабль Вседержителей, мы могли лишь догадываться. Раз на нем поместился вакт, значит, эта летучая хреновина обладала солидными габаритами. Замеченный Долорес снижающийся объект тоже был достаточно крупный. Высота и разделяющее нас расстояние не позволяли определить его точные размеры. Но если он вдруг решит приземлиться у нас на палубе, боюсь, на ней уже не останется свободного места.
Однако кое-что при виде этого объекта меня сразу смутило. Вот почему я и не отдал приказ готовиться к бою – слишком уж нелепо выглядела эта воздушная атака.
Я допускал, что пилоты-пришельцы могут взлетать и снижаться на таких скоростях, при которых человека размазало бы по стенке. Но чтобы во время подобных маневров их корабли вдобавок кувыркались в воздухе, показалось мне настоящим абсурдом. Даже если экипаж и вакт будут при этом надежно зафиксированы, зачем вообще подвергать их лишней болтанке? Тем более при наличии двигателей, чьей мощности хватает, чтобы поднять и удерживать в воздухе такую конструкцию.
– Отбой тревоги! – скомандовал я, провожая глазами напугавший нас обычный обломок иностали, что оторвался от Столпа и упал в пропасть именно сейчас, не раньше, не позже. – Это не корабль! Это всего лишь крупная «падалица»!
– Вот дерьмо, загрызи меня пес! – прорычал Сандаварг, досадуя, что поддался на невольную провокацию Малабониты. – А издали выглядит ну прямо как настоящая летучая развалюха! Не знаю, как вы, а я ее, заразу, именно такой себе и представлял!
– Откуда мне было знать, как эта дрянь выглядит, если мы ее прежде не видели? – взялась оправдываться оконфузившаяся Долорес. – Сами понимаете: в таком деле лучше десять раз поднять напрасный шум, чем один раз проморгать реальную угрозу!
Угроза – теперь уже реальнее некуда – нарисовалась, откуда мы ее, признаться, перестали ждать – с земли, прямо по курсу. Впрочем, эта опасность была для нас настолько привычной, что здесь, вдали от цивилизованного мира, ее, наверное, можно было и вовсе назвать родной. По крайней мере, при виде ее мы не только не испугались, но даже обрадовались.
Кавалькада! Причем не мелкая дозорная группа, а, похоже, весь отряд в полном составе…
Какая неожиданная встреча! Вот с кем мы сегодня не планировали свидеться, так это с Кавалькадой, которой вроде бы пора было убраться уже далеко отсюда. И тем не менее она находилась здесь. А значит, «Геолог Ларин» получил отсрочку от встречи с ней как минимум на сутки.
При желании кабальеро могли бы спрятаться от нас, рассеявшись и затаившись в складках местности, а ветер уже через час замел бы песком все отпечатки конских копыт. Но всадники и не думали маскироваться. Спешившись, они привязали коней к скалам у склона плато, а сами как будто расположились на привал. Причем довольно давно, если брать во внимание разницу наших скоростей. Скачущие во весь опор гвардейцы прибыли сюда вчера где-то в обед. И причина, вынудившая их задержаться близ Столпа, наверняка была уважительной.
Нам прятаться от врагов не имело смысла. Они заметили «Гольфстрим» гораздо раньше, чем мы – их. Это сделала группа кабальеро, что взобралась довольно высоко на склон плато. Она даже не думала таиться и вообще не походила на дозор. Некоторые из скалолазов перекатывали с места на место увесистые валуны, используя в качестве рычагов древки иностальных пик. Что эти ублюдки сооружают, хотелось бы знать? Явно не западню. Устроить обвал, который перекрыл бы карниз по всей ширине, им не под силу. К тому же при нашем появлении всполошились и вскочили на коней лишь те гвардейцы, какие находились у подножия плато. Рабочие же на склоне продолжали трудиться как ни в чем не бывало.
Я велел де Бодье сбавить скорость, а сам, вывернув штурвал влево, отвел на всякий случай истребитель подальше от склона. Оседлавшие рапидо гвардейцы взяли заодно под уздцы лошадей тех соратников, что таскали наверху камни, и приготовились броситься врассыпную, если мы надумаем дать им бой. Но я пока этого не планировал. А вскоре вообще перестал на них смотреть, поскольку нам внезапно открылась причина, которая остановила Кавалькаду. И не только остановила, но и заставила ее заниматься странной на первый взгляд работой.
– Стоп колеса! – приказал я механику сразу, как только сообразил, в чем дело. «Гольфстрим» выехал на очередную возвышенность и остановился, не добравшись до гвардейского трудового лагеря три сотни метров. – Мсье де Бодье! Будьте добры, поднимитесь на мостик! Мне надо кое-что вам срочно показать!
Разглядеть издалека возведенную у нас на пути искусственную преграду было не так-то просто. Она представляла собой сплошную решетку, собранную из иностальных прутьев. Вдобавок накрывшая карниз тень от Столпа делала сетчатую конструкцию практически невидимой на песчаном и скальном фоне. Высота решетки не превышала пятнадцати метров. Прутья ее были толщиной в палец, а в квадратные ячеи между ними мог бы пролезть человек, но не лошадь. Ограждение протянулось от самой бездны до склона плато и удерживалось без единой промежуточной опоры! Лишь по краям барьер крепился ко вмурованным в камень квадратным иностальным колоннам. Причем западная колонна торчала гораздо выше восточной: там, где склоны плато становились практически отвесными. Из-за этого правая половина решетчатой полосы уходила вверх, в точности повторяя своими вертикальными изгибами все неровности местности.
Непрактичное и неустойчивое, с точки зрения человека, сооружение тем не менее стояло ровно, без единого перекоса. Чтобы натянуть такое длинное заграждение, подобно струне, к нему следовало приложить усилия трех или четырех танкеров. А чтобы они при этом не выдрали крайнюю опору, ее следовало врыть в землю на добрые полсотни метров. После чего проделать то же самое со второй опорой, причем на высоте, куда уже ни один бронекат не взберется. Короче говоря, в этот проект было вбухано куда больше сил и средств, чем их ушло бы на постройку обычного высокого забора.
Разумеется, что ни танкеры, ни батальон землекопов в строительстве загадочного заслона не участвовали. Одного взгляда на него хватало, чтобы определить: он возведен не по земным технологиям и явно не людьми. Решеточные прутья были не скреплены со столбами и друг с другом, а являли собой единое целое. Они словно вырастали из опор этакой сеткой, вырезанной из цельной металлической ленты. И ленты настолько прочной, что она, развернутая на полкилометра, не сгибалась под собственной тяжестью!
Поднявшийся на мостик Сенатор добрых пять минут взирал на это конструкторское чудо, разинув рот и не проронив ни слова. Затем плеснул себе из фляжки воды на разгоряченную от усиленных раздумий голову, промокнул плешь носовым платком и молвил:
– Скажите, мсье шкипер, как человек, побывавший во всех уголках мира: вам доводилось прежде сталкиваться с подобными заграждениями, вырастающими у вас на пути словно из ниоткуда?
– «Гольфстрим» сталкивался на своем веку со множеством препятствий,
– Вряд ли в мире найдется человек, которому могут быть известны цели пришельцев, – удрученно заметил де Бодье. – Одно могу сказать: для остановки бронеката барьер чересчур хлипок. Развив предельную скорость, «Гольфстрим» прорвет эту сетку тараном с одного удара и потом просто сомнет ее колесами.
– Тогда для кого же предназначена эта решетка? Неужели для Кавалькады?
– Ну, разве только она тоже везет с собой маленький ящичек «черной грязи»… Нет, кабальеро тут ни при чем. А иначе за минувшие сутки, что они торчат у забора, Вседержители уже навели бы здесь
– Кажется, собирают на склоне валуны и там же сваливают их в кучу, – просветила механика Малабонита. – Очевидно, придумали способ, как им прорваться за ограждение. Насыпь, что ли, хотят возвести? Только сейчас у них, похоже, началась сиеста. Никто не работает, все расселись и пялятся на нас.
– Ага, как же – сиеста! – усомнился Сандаварг. – Я-то знаю, о чем эти песьи дети сейчас думают! «Повременим, мол, пока животы надрывать, обождем малость, а вдруг эта развалюха напролом попрет! Ну а мы, не будь дураки, за ней в ее же дырку и проскочим!»
– Не проскочат, – заверил я северянина и остальных. – С какой стати нам упрощать врагам задачу? Пускай помучаются. Сработает их затея с камнями или нет, еще неизвестно. Но даже если сработает, гвардейцы угробят на нее столько сил, что вряд ли полностью восстановят их, когда доскачут до танкера. А он, пока Кавалькада здесь надрывается, подойдет тем временем еще ближе к Змеиному карнизу. Что нам только на руку. Чем меньшее расстояние разделяет нас и «Геолога Ларина», тем меньше у кабальеро остается времени для его захвата.
– А как же Вседержители? – напомнил Дарио о второй нависшей над нами угрозе. – Разве можно задерживаться так близко от Столпа после того, что случилось с «Зигфридом»? Да и эта сеть… Она ведь неспроста здесь появилась. Неужели вы намерены стоять и ждать, когда вернутся те, кто ее натянул?
– Мсье Сенатор верно подметил: если эту решетку соорудили для нас, она предназначена для чего угодно, только не для задержания бронеката, – ответил я и полюбопытствовал у табуита: – Тебе приходилось когда-нибудь, ночуя в хамаде, ставить вокруг лагеря сигнальные колокольчики или погремушки?
– Самому – нет, – помотал головой Тамбурини, – но другие монахи, с которыми отец отправлял меня в походы, часто так делали… Погодите! Уж не думаете ли вы, что вот эта конструкция – сигнальная погремушка Вседержителей?
– Боюсь, что проверить это мы можем только одним-единственным способом. И удачным его, при всем желании, не назовешь… – Я поморщился и вновь окинул взором хрупкое на вид ограждение. – Но, по всем признакам, дело обстоит именно так. Кавалькада просидела тут почти сутки, но не привлекла к себе внимание хозяев Столпа. Мы тоже подъехали к их заслону достаточно близко и не таясь. Будь он под неусыпным наблюдением, Вседержители уже обстреливали бы и дезинфицировали нас по полной программе. Однако они как будто вообще не смотрят вниз с вершины башни. Что из этого следует? Установив на подходе к лагерю погремушки, когда ты вспоминаешь о них? Правильно: когда они подадут тревогу. Все остальное время ты о них даже не думаешь.
– То есть вы предлагаете просто стоять и ждать, что произойдет? – спросил Дарио.
– Я предлагаю остановиться и выждать некоторое время, понаблюдав за кабальеро, за забором и за башней. Взять, так сказать, тайм-аут, – уточнил я. – В любом случае, прорвав решетку, мы ничего не выиграем. Если Вседержители устроили серьезную облаву, встречи с ними не избежать. И это место не лучше и не хуже любого другого участка Змеиного карниза, где мы можем столкнуться с летучим кораблем.
Больше возражений не последовало. Дабы не маячить совсем уж на виду, мы отъехали к плато и загнали истребитель между торчащими из склона скалами, будто в ангар без крыши и ворот. Корпус «Гольфстрима» покрывал многодневный слой пыли, послужившей нам сейчас камуфляжем, и я порадовался, что у меня так и не дошли руки оттереть обшивку от грязи. Какая там чистка! Самим порой некогда умываться, поскольку почти все наше свободное время тратится на сон.
Следить за кабальеро с мостика стало невозможно, но мы нашли выход из положения. Перекинув стремянку с крыши рубки на верхушку скалы, что торчала от нас по правому борту, я, Малабонита, Убби и Дарио перебрались на нее и продолжили наблюдать за творящейся у барьера суетой.
Гвардейцы поняли, что мы не намерены помогать им сносить решетку, и вернулись к работе. С этой позиции было лучше видно, куда они стаскивают валуны и что из них возводят. Место, вокруг которого трудились враги, представляло собой выдающийся вперед скальный выступ. Он имел плоскую верхушку и торчал из склона, словно узкий балкон. Стоящие на нем кабальеро брали подносимые им камни и складывали из них не то башню, не то пирамиду. Не слишком высокую – чуть выше самих каменщиков, – но занимающую весь выступ целиком.
Строительство было начато с дальнего края площадки и понемногу продвигалось к ее началу. И чем крупнее становился гвардейский монумент, тем меньше оставалось уверенности, что его опора выдержит такой массивный вес.
Кабальеро тоже это понимали, и каждый работающий на «балконе» каменщик был привязан к склону страховочной веревкой. Однако строительство продолжалось, разве что темп его к этой минуте замедлился. Все более-менее подходящие камни поблизости были выбраны, и теперь гвардейцам приходилось таскать их издалека, карабкаясь по зыбким осыпям и уступам, что было сродни натуральной пытке. Глядя на добровольное самоистязание кабальеро, я даже исполнился к ним состраданием. Пускай те являлись нашими врагами, порой и они демонстрировали нам свои не самые худшие человеческие качества.
Страховочные веревки каменщиков и навели меня на мысль, во имя чего кабальеро переключились с воинских подвигов на трудовые.
Глянув на то место, куда грозилась обрушиться их постройка, я увидел лежащую на вершине осыпи продолговатую скалу. Издали она напоминала мизинец титана, отрубленный и отлетевший сюда при битве древнегреческих богов с этими существами. В действительности скала упала с вершины склона, но, не достигнув его подножия, зарылась в осыпь, на которую приземлилась. Но зарылась не слишком глубоко, и хороший толчок мог вышибить ее из «гнезда». Гвардейцам оставалось лишь устроить этот толчок и заставить скалу скатиться на карниз, снеся попутно находящийся аккурат под ней край ограждения Вседержителей.
А ведь неплохо придумано, разрази их метафламм!
Кабальеро-каменщики зря беспокоились. Выступ оказался крепче, чем они предполагали, и не обрушился вниз раньше срока. Когда на вершину башенки был уложен последний камень, ее основание оставалось непоколебимым. Чему строители вовсе не обрадовались, поскольку это только добавило им лишней работы.
Отломись «балкон» сам, страховка спасла бы каменщиков, и им не пришлось бы поддалбливать опору вручную. Эту задачу осложняло отсутствие у гвардейцев ломов и кирок, а пики для такой работы явно не годились. Пришлось горемыкам вновь браться за камни и, поднимая те над головами, бросать их на незаложенный валунами край выступа. Инструмент этот был непрочный и раскалывался после нескольких ударов. Поэтому не успевшим перевести дух камнесборщикам пришлось отправиться на поиски новых глыб туда, где они еще остались.
Даже мы устали смотреть на мучения самоотверженных кабальеро. Что же тогда говорить о них, балансирующих с тяжелыми булыжниками в руках на осыпающихся под ногами кручах? Но, как говаривал мой папаша, терпение и труд все перетрут, кроме врожденной человеческой тупости. А уж тупыми-то гвардейцы явно не были, и потому фортуна вознаградила их за тяжкий труд по справедливости.
Через сорок минут усердного бабаханья камнями о выступ тот все-таки не выдержал и надломился. После чего рухнул вниз вместе с выстроенной на нем башней. На последнем этапе работы каменщики уже стояли на склоне, и потому не сорвались вслед за рукотворным обвалом и не испытали свою страховку на прочность. Зато «палец титана» подобное испытание провалил. В буквальном смысле – с треском! Отколотый выступ, утяжеленный гвардейской надстройкой, что в таком коротком полете не успела развалиться, саданул по лежащей под ним скале будто многотонный молот. Этот удар своротил ее с належанного места и расколол напополам. После чего обе скальные половины, «балкон» и рассыпавшаяся на булыжники башня камнепадом запрыгали по осыпи, грохоча и вздымая за собой пыль.
Мы продолжали следить за всем этим и вскочили на ноги одновременно с треском расколотого «пальца». Обвал разразился нешуточный, но до последнего момента было неясно, оправдает ли он надежды Кавалькады. Кабальеро призвали на подмогу могучую природную стихию, но управлять ею они были не в состоянии. И если она вдруг отклонится от курса, выйдет так, что все усилия гвардейцев будут потрачены впустую.
Не отклонилась! Камнепад накрыл край ограждения, оторвал его от колонны и помчался дальше, сминая сеть и пригибая ее к земле. Не имеющая промежуточных опор, растянутая конструкция стала со скрежетом заваливаться набок. И когда камни докатились до карниза, половина барьера была полностью повалена, еще одна его четверть была перекручена винтом, и лишь другой его край – тот, что крепился к восточной колонне, – продолжал стоять вертикально.
До нас долетел победный галдеж Кавалькады. Ликовали все до единого кабальеро: и спускавшиеся по склону строители, и их товарищи, что все это время присматривали за лошадьми. Не ликовали только мы, хотя откровенной досады тоже не испытывали. Победа гвардейцев стала моментом истины, обязанным прояснить, верны наши догадки или нет. Все мы, включая оставшихся на палубе Гуго и дона Балтазара, устремили взоры к Столпу, пытаясь определить, произвела ли дерзость гвардейцев впечатление на Вседержителей.
Когда ежеминутно, денно и нощно, ждешь чуда, оно не всегда оправдывает ваши ожидания. Но когда столь же упорно думаешь о чем-то гадком, оно неизменно сбывается. Как объяснить этот закон природы, что так откровенно несправедлив к человеку? Размышлять об этом можно долго, но сейчас нам было не до размышлений. Возмездие Небес, к которому мы готовились с тех самых пор, как прикончили первого вакта, наконец-то нас настигло!
Не прошло и трех минут после падения решетки, как в небе рядом со Столпом вновь возник крупный движущийся объект. Теперь его нельзя было перепутать с «падалицей» даже издали. Объект снижался медленнее обычного обломка и по более сложной траектории. Мы опять затаили дыхание, но вряд ли кто-то из нас сомневался в том, что сюда спешат хозяева порванной сети.
Поделиться книгой: