Помоги проекту - поделись книгой:
Кто возьмет больше власти – не ясно. Ситуация осложняется тем, что на это разделение на идейные группировки накладывается разделение на группировки-кланы, которые ведут борьбу за влияние. А в этих кланах для их усиления, как правило, присутствуют представители разных, а в идеале – всех идейных группировок. Поэтому даже победа той или иной группировки-клана не позволит сразу сделать определенный вывод о том, какая идейная группировка более влиятельна, а какая выталкивается из команды.
3. Пройдет ли конституционная реформа, дающая контроль над правительством парламенту? Ющенко подписался под ней под давлением союзников и Кучмы в момент острой борьбы, но сейчас и он, и его команда вошли во вкус власти, их лояльность обещаниям непонятна.
4. Не ясны и другие составляющие институционального дизайна: как будет перераспределяться власть между кабинетом министров и другими политическими ведомствами? Ющенко, натерпевшись от Виктора Медведчука, который единственный мог реализовывать эффективный политический контрпроект с целью не допустить Ющенко к власти, решил превратить администрацию президента из органа политической власти в канцелярию, но где окажутся ее политические функции? Со временем вернутся обратно в секретариат президента? Будут вообще сокращены (например, такие, как контроль над ТВ и контроль над региональными лидерами)? Уйдут в новый орган – предположительно Совет национальной безопасности и обороны? Этот СНБО будет новой администрацией президента, или новым политбюро, или вообще коллективным «Ющенко», который будет управлять от его имени? Или станет чем-то новым? Или постепенно займет скромное место в системе власти, как российский Совет безопасности? Нет пока никаких ответов на эти вопросы.
5. Будет Украина федеративным государством с большими правами у регионов или унитарным? Большое региональное разделение, безусловно, требует федерализации, но, с другой стороны, как раз колоссальное политическое разделение между регионами, невиданное для Европы (Украина – европейский чемпион по политическому различию между регионами), вызывает у части украинской элиты боязнь, что политическое дистанцирование регионов не остановится на этапе федерализма и пойдет дальше – к конфедерации и сепаратизму. Эта боязнь усиливается наличием мощного северо-восточного притяжения в лице России, которая привлекательна для граждан Востока и Юга. Какую позицию займет региональная элита? Ющенко пока приравнивает федерализм к сепаратизму (ничего себе демократ! Вот бы американским сенаторам знать, что федерализм для Ющенко – политическое преступление, за призывы к которому надо снимать губернаторов с должностей). Новая система в России, к которой перешел Путин, многими в мире называется недемократической, но в ней региональной демократии на порядок больше, чем в Украине. Если Украина станет свободной демократической страной со свободными СМИ, как долго власть сможет сопротивляться федерализму, который Томас Джеферсон назвал территориальной демократией? И кто будет принимать решение – демократы или националисты?
6. Каково состояние общества? Что изменила революция? Пока у нас нет хорошей социологии. До революции мы полагали, что 75 % поддерживают официальный статус русского языка, 70 % выступают за двойное гражданство с Россией. К тому же социология в Украине, которая вообще-то мне кажется вполне квалифицированной, в процессе острейшей избирательной кампании отчасти дискредитировала себя, оказавшись включенной в противоположные политические проекты. Кому сейчас верить-то?
7. Как поведет себя Запад? Запад решительно и масштабно поддержал Ющенко и «оранжевую революцию», но победив, получит ли она реальную помощь? Запад возьмет на себя хотя бы часть ответственности за украинские реформы или ограничится советами? После распада СССР мы надеялись, что Запад нам поможет, но он, скорее, устранился.
8. Кто будет реализовывать внешнее влияние в Украине? Кто-то будет обязательно. С моей точки зрения, Украина никогда не была в полном смысле суверенной страной. В этом нет ничего плохого, в современном мире суверенными, мне кажется, можно считать только США, Китай, Россию, Индию, Бразилию и ЕС (там сложная комбинация) плюс несколько маргиналов типа Северной Кореи и Туркмении. За суверенитет приходится платить, и большинство народов предпочитают отдать часть своего суверенитета в обмен на достаток и безопасность. Внешнее влияние на администрацию Ющенко будет очень сильным, но чье будет определяющим и постоянным? Кому это более интересно и кто сможет вкладывать в это ресурсы? Брюссель? Вашингтон? Если Вашингтон, то кто – Белый дом или польско-украинская диаспора в США, республиканцы или демократы? Если Европа, то Брюссель или Париж, Берлин или Варшава? Кто будет поставлять советников в администрацию Ющенко?
9. Кто будет оппозицией и насколько она будет сильна? Сейчас идет кристаллизация новой оппозиции, все очень неопределенно. Есть несколько центров кристаллизации: Янукович, Тигипко, Медведчук; а революция выдвигает новые лица на Востоке и Юге, такие как Кушнарев из Харькова, создающий политическую коалицию за федерализм. При распаде прежнего большинства новую роль будут играть старые лица – Литвин становится центром для тех, кто хотел бы ограничить команду Ющенко.
10. Какова будет идеология новой оппозиции, смогут ли Восток и Юг сформировать собственное видение Украины, свой проект будущего Украины?
11. Что произойдет с левыми, где идут скрытые, но очень интенсивные процессы? Кто сможет аккумулировать тот протест, который вызовут радикальные реформы в области экономики, многими так ожидаемые?
Пока ответы на эти вопросы не даны, трудно прогнозировать, в каком направлении будет развиваться Украина при Ющенко. Ющенко не демиург, властной рукой создающий новую реальность, он, скорее, моральный лидер протеста большинства граждан Украины против олигархического и нагло-несправедливого режима, заключивший союз с несколькими политическими группировками.
Поэтому у меня пока нет ответа даже на главный вопрос, который многим сторонникам Ющенко в Украине и Европе кажется решенным: станет ли Украина при Ющенко демократической страной, частью Европы? Будущее не предопределено, есть угроза, что политики-националисты и олигархи обманут тех, кто вышел на улицы под оранжевыми флагами и для кого Ющенко – символ надежды, символ свободы и пути в Европу.
Существует хорошо разработанный миф, что Ющенко – это демократия для Украины и путь в Европу. В этом мифе очень много правды: сам Ющенко – искренний сторонник демократии и скорейшего вступления Украины в ЕС, он сторонник свободы слова и либеральной рыночной экономики. Если бы Ющенко проводил демократическую, а не националистическую политику, а Украина строила европейские институты, то это было бы очень позитивно для России. Если бы рядом с нами создалась новая славянская демократия с культурно родственными гражданами, это был бы прекрасный пример для быстрой европеизации и демократизации России.
Однако из Москвы Ющенко видится не в таком розовом свете. Мы не будем больше путать националистов-русофобов и демократов. В 1991 году в Латвии и Эстонии мы уже сделали эту ошибку, больше она не повторится. Националист может быть демократом, но может и не быть. Чаще всего в критические моменты националист предает идеалы демократии. В отношении Ющенко есть несколько озабоченностей в связи с его претензиями: действительно ли он привержен демократическим ценностям, а не просто использует демократическую фразеологию?
1. Ющенко – плоть от плоти режима Кучмы, он рожден им, служил ему, а критически стал относиться только после увольнения.
2. Ющенко занимает недемократическую позицию по культурно-языковому вопросу: социология говорит, что в Украине 45 % жителей в семьях говорят по-русски, 45 % – по-украински, 10 % – на обоих языках. Для демократа в таких условиях естественно занимать позицию: русский язык должен иметь равные права с украинским. (При этом, конечно, так как Украина – единственная страна, где развивается украинский язык, она ответственна перед собой и всем миром за сохранение и развитие этого языка и должна быть специальная государственная программа поддержки украинского языка.) Но Ющенко выбирает программу не демократа, а националиста – он пока декларировал стремление приравнять русский не к украинскому, а, скорее, к языкам национальных меньшинств: крымско-татарскому, венгерскому, румынскому, на которых говорит 1 %. Русские в Украине – не национальное меньшинство, а, как и украинцы, государственно-образующая нация. Пока это не будет политически оформлено, будет сохраняться напряженность.
3. Кризис показал, что команда Ющенко легко отказывается от договоров. Этим много раз были возмущены не только его противники, но и его союзники – такие как Мороз.
4. Кризис показал, что Ющенко для своей выгоды легко идет на незаконные действия (при этом, конечно, его противники также нарушали закон). В частности, то, что происходило между вторым и третьим турами, трудно назвать торжеством закона. Торжеством политической силы – да, но торжеством закона – вряд ли.
5. Ющенко и его команда занимались фальсификациями на западе Украины, как, видимо, и его противники – на востоке, это показывают цифры (явка более 80 %, а где-то и более 90 %, за Ющенко – более 95 %, как в СССР).
Ближайшее будущее покажет, куда идет Украина. Если она идет по пути демократии в Европу, то можно только порадоваться за нее. Если националисты и олигархи поделят власть и будут подавлять и игнорировать позиции и интересы миллионов людей, то Украину ждут новые революции.
Если Украина сможет осуществить внутренние реформы по европейскому типу, это будет болезненно для амбиций Москвы, но полезно для России в целом, так как укажет нам путь, по которому и мы сможем пойти. Мы только пожелаем ей успехов в реформах в сторону демократии; успехи Украины мы будем рассматривать как наши успехи, неудачи Украины – тоже наши неудачи. Вот такой братский подход, и мы никогда от него не избавимся, так как связаны общей тысячелетней историей и общей культурой. Надеюсь, и общим будущим.
Коктейль победы: почему Россия выиграла украинские выбора
вице-президент Международного фонда экономических и социальных реформ «Реформа», профессор Московского государственного института международных отношений
Только ленивый не издевался над российской политикой и работой российских политтехнологов в период революции. Только ленивый не отмечал неуклюжие действия Москвы. Только ленивый не говорил о сокрушительном поражении России на выборах в Украине, где Россия впервые как субъект международной политики пыталась активно отстоять какую-то свою линию. Поэтому на данном фоне моя оценка того, что произошло в Украине, может показаться неожиданной.
Несмотря на то, что кандидат Восточной Украины Янукович, которого поддерживала Россия, потерпел поражение, на самом деле в стратегическом плане, мне кажется, Россия одержала внушительную победу на этих выборах. Повторяю, не благодаря действиям самой России, а вопреки им. Мой вывод объясняется несколькими обстоятельствами.
Во-первых, в высказываниях Януковича не было ничего того, что радикально отличало бы его от кандидата в президенты Леонида Кучмы в 1994 году. Те же самые обещания о статусе русского языка, о тесной интеграции между Россией и Украиной, а в тот период еще и обещания Кучмы об особых отношениях с Россией и особых договорных отношениях между Киевом и Симферополем. В результате после каждой победы «кандидата от востока», поддержанного Россией, над «кандидатом от запада» – Кравчука над Чорновилом, Кучмы над Кравчуком, Кучмы над кандидатом от коммунистов – мы становились свидетелями укрепления украинской государственности и дрейфа Украины к большей самостоятельности и большей вовлеченности в европейскую политику в экономическом плане и к укреплению ее военно-политических связей с НАТО и другими западными странами.
Таким образом, мы уже имели опыт победы «кандидата с востока» над «кандидатом с запада» и победы востока над западом, за которой маячила тень России. И в результате мы не добились сохранения Севастополя как базы Черноморского флота, мы сохранили там только жалкие остатки флотской инфраструктуры. Мы не добились реального утверждения русского языка в качестве второго государственного или даже официального. Мы не добились серьезной интеграции и серьезного вовлечения Украины в процессы, ставящие целью создание каких-либо эффективных структур в рамках СНГ. При этом происходило постоянное разворовывание российского газа и энергоносителей. Хотя в то же время не прекращались разговоры о «тесных отношениях», о «стратегическом партнерстве» и произносились речи, лишенные всякого политического содержания.
Я думаю, что победа Януковича привела бы к продолжению той же линии Украины: ограничение внутренних украинских рынков для российских капиталов и российского бизнеса, продолжение дрейфа в сторону НАТО и Европейского союза, заигрывание Украины с Западом и укрепление основ украинской независимости и государственности, по-прежнему сдержанное отношение к СНГ и к попыткам создания реальных многонациональных структур по управлению экономическими и военно-политическими процессами на пространстве бывшего Советского Союза в рамках СНГ.
Таким образом, можно сказать, что поражение Януковича ни в коем случае не является поражением России. Поражение Януковича – это избавление России от прежней губительной линии, которая не приводила ни к каким реальным результатам, а только создавала обманчивое впечатление какого-то присутствия, какого-то эфемерного влияния, каких-то достижений. В реальности же происходили прямо противоположные процессы.
Это – первый вывод, который напрашивается при беспристрастном анализе произошедших в Украине событий. Нелишне было бы напомнить, что один из наиболее тонких знатоков внутриукраинской политической кухни, известный в России украинский журналист Виталий Портников еще лет десять назад не без основания говорил мне, что до тех пор, пока к власти в Украине приходят представители кланов Днепропетровска, Донецка и других регионов востока и юга, целостности украинской государственности не угрожает никакая опасность.
Каков же второй вывод, вытекающий из того, что произошло в Украине? Он сводится к следующему: впервые за 14 лет существования украинского государства кандидат Западной Украины победил кандидата Восточной Украины. По большому счету в глобальном, мировом плане «Запад победил Восток», то есть за Западной Украиной была видна не только тень, но более серьезные контуры Запада в целом: структуры НАТО, Европейского союза, материализованные в процессе посреднической деятельности. В этом деле особо отличились друг президента Джорджа Буша президент Польши Александр Квасьневский, президент Литвы Валдис Адамкус и наиболее компетентный и авторитетный специалист по международным делам, практически министр иностранных дел и обороны Евросоюза Хавьер Солана.
Необходимо сказать, что это создает принципиально иную ситуацию в Украине, и теперь ответственность за сохранение целостности страны, за определение будущего курса в полной мере ложится на плечи Европейского союза и НАТО, то есть Брюсселя и Вашингтона. Потому что упор на «демократические ценности», которые якобы превратили Украину в ходе «оранжевой революции» в принципиально другую страну, отличную от России, создал в украинском общественном и политическом сознании впечатление, будто послереволюционная, демократическая Украина уже готова быстро и безболезненно интегрироваться в западные оборонные и экономические структуры. Теперь уже новым киевским властям, так же как и руководству ЕС и НАТО, надо ломать голову над тем, насколько они готовы оправдать ожидания общественно-политических кругов Украины относительно быстрого и безболезненного вовлечения Украины в западную цивилизацию. От этого во многом будет зависеть ответ на другой вопрос: действительно ли Украина уже качественно иная для Запада страна, чем Россия? На данном этапе как украинские, так и российские либералы настаивают именно на таком уровне.
Впервые за многие годы это обстоятельство развязывает руки Москве и дает возможность России сделать шаг назад. Впервые, не демонстрируя собственное прямое вовлечение во внутриукраинские дела, России представляется возможность занять выгодные в политическом отношении позиции и перевести отношения с Украиной на жестко прагматические основы, учитывающие экономические и национальные интересы.
Мне представляется это чрезвычайно актуальным в период, когда впервые в Украине мы наблюдаем раскол, вызванный не Россией и российской политикой, а раскол, который действительно разделяет эту страну и проходит по линии «запад и центр» – «восток и юг». Эти выборы показали: украинская государственность – очень хрупкое образование. Украина должна еще доказать, что сможет пройти испытание своей государственностью и испытание победой «Запада над Востоком». Все предшествующие периоды, когда казалось, что Восток побеждает Запад и Россия стоит за Востоком, в Украине не было ни одной более или менее серьезной политической силы, которая выступала бы за федерализацию страны, придерживалась бы позиции сепаратизма, – за исключением Крыма, но это особый случай. Процессы в Крыму развивались еще в период позднего Горбачева и были во многом обусловлены тем, каким образом Крым оказался в составе Украины. Поэтому они имели особую природу и не случайно в тот период не поддерживались другими регионами юга и востока страны.
На прошлых парламентских выборах русская партия получила что-то около 0,1 % голосов, и это – подтверждение того, что, хотя на теоретическом уровне проблема региональной раздробленности и целостности государства и осознавалась политиками разного толка, она не превращалась в фактор реальной политики, и поэтому казалось, будто ничто не угрожает украинской государственности. Но конференция руководителей областей востока и юга Украины, созванная в Северодонецке, разговоры на самом высоком уровне об автономии этих территорий и о федерализации свидетельствуют не о «кознях Москвы» – это, скорее, серьезные внутриукраинские проблемы. И неизвестно, каким образом запад будет их решать. Не говоря уже о том, что, если новые власти во главе с Ющенко и Тимошенко попытаются осуществить быстрые экономические реформы и трансформацию экономики для адаптации к требованиям Европейского союза, то им придется серьезно затронуть весь промышленный потенциал востока и юга Украины, где сотни тысяч, а может быть, и миллионы людей работают на старых производствах, по старым технологиями, модернизация которых обострит и без того серьезное напряжение, существующее между регионами Украины.
Таким образом, президентские выборы показали уязвимость украинской государственности, внутреннюю неинтегрированность Украины как государства. Это дает России возможность очень широкого маневра в выборе своей политической линии по отношению к Украине в зависимости от того, как новые власти будут себя позиционировать по отношению к северному соседу.
Третий вывод, который напрашивается при анализе итогов выборов в Украине, сводится к тому, что никогда раньше Запад столь активно не вовлекался в процесс выборов ни в одном постсоветском государстве, даже в Грузии. Тут нет ничего удивительного. Всем известно, что западные стратеги, да и не только западные, всегда выражали опасение по поводу того, что когда-нибудь Украина объединится с Россией, а это будет означать, что Россия обретет принципиально иное качество. Объединившись даже с восточной и южной частью Украины, Россия может обрести, во-первых, более выгодные геополитические позиции; во-вторых, около тридцати миллионов образованного и квалифицированного населения, в культурном и языковом отношении гомогенного с русскими; в-третьих, дополнительный экономический и военно-технический потенциал. Учитывая, что сегодня Россия находится на подъеме, а глобализирующийся мир переходит от одних конфликтов к другим, это может обеспечить России принципиально иное место и положение по отношению к Брюсселю и Вашингтону.
Вот почему, мне кажется, вовлечение Запада было столь массированным и столь решительным. Речь не идет о сотнях миллионов долларов, которые поступали через государственные и негосударственные структуры в виде грантов и прямой помощи и подпитывали, поддерживали «оранжевую революцию» и множество структур, созданных с этой целью в молодежной среде, в политических кругах.
Речь идет об очень прямом и жестком вовлечении, когда Запад в лице Вашингтона и Брюсселя однозначно предупредил Кучму, Януковича и украинские власти о необходимости воздержаться от применения силы, хотя массово нарушался общественный порядок, нарушались законы, когда демонстранты, блокируя правительственные здания, парализовали государственные органы власти.
Фактически парализуя власть своими жесткими требованиями, Запад таким образом обеспечивал преимущество оппозиции над властными структурами. Мне это напоминает ситуацию, когда в декабре 1990 года на Мальте Михаил Горбачев под давлением Джорджа Буша-старшего обещал не применять силу в Прибалтике. Это дало возможность прибалтийским республикам и лидерам их национальных движений беспрепятственно устраивать массовые выступления с целью захвата власти, будучи уверенными, что Горбачев не рискнет применить силу в массовом порядке, а если и будут какие-то спорадические акции со стороны армии и официальных властей, то он попытается открещиваться от этих акций. Так, собственно говоря, и произошло в январе 1991 года во время событий в Риге и Вильнюсе.
В случае с Украиной Кучма и его сторонники предпочли подчиниться диктату Вашингтона и Брюсселя в этом вопросе. Но помимо этого было еще одно знаменательное событие, на которое следовало бы обратить особое внимание, говоря о роли Запада. Я имею в виду звонок заместителя государственного секретаря США Ричарда Армитаджа, который в жесткой форме предупредил Януковича (после того, как в ходе Северодонецкой встречи руководителей регионов востока и юга прозвучали идеи о возможном расколе Украины), что Соединенные Штаты категорически против любого возможного сепаратизма в Украине и раскола страны. Таким образом, эти действия Запада в значительной степени подготовили благоприятную внешнюю и внутреннюю обстановку для победы «оранжевой революции».
Конечно, в этих условиях Россия могла бы перейти к открытой фазе противостояния Брюсселю и Вашингтону и простимулировать процессы по обособлению востока и юга Украины от Киева и запада. Однако это означало бы фронтальное столкновение с Брюсселем и Вашингтоном, к которому Россия не была готова. И слава богу, что она на это не пошла. Трудно было бы рассчитывать на то, что этот план мог быть реализован в тех условиях, когда на таком высоком уровне довольно спонтанно образовался, как выяснилось позже, столь хрупкий в институциональном отношении союз востока и юга против Киева.
Но как бы то ни было, сложившаяся ситуация в значительной степени отличается от той, что была при Кучме. По крайней мере она делает обстановку в Украине более ясной и понятной и открывает новые возможности, позволяющие России без всяких иллюзий сформулировать собственную политику по отношению к Украине и выработать адекватную линию поведения. Впервые, может быть, Россия имеет возможность не непосредственно, а извне воздействовать на эти процессы, позволяя самим украинцам разобраться с коренными вопросами развития украинского государства.
Еще один вывод напрашивается из сложившейся ситуации. В итоге кандидат от запада, особенно если учесть послужной список Ющенко, который был не худшим премьером при Кучме и при котором российский капитал имел гораздо больший доступ в Украину, чем при Януковиче, будет чувствовать себя более свободно при проведении своей российской политики, не боясь, как Кучма и Кравчук, быть обвиненным в том, что он «продает» национальный суверенитет, независимость, украинскую государственность и т. д. Кстати, нечто подобное мы уже проходили в период противостояния СССР – США, когда республиканцы чувствовали себя гораздо свободнее в проведении более конструктивной политики по отношению к СССР, не боясь быть обвиненными в «потакании» коммунизму и тоталитаризму.
В заключение хотелось бы остановиться еще на двух вопросах, связанных с будущим российско-украинских отношений.
Первое. Совершенно очевидно, что в сложившейся ситуации основные векторы украинской политики определены. Это сохранение двусторонних экономических отношений с Россией и нейтрализация России при последовательном движении в сторону интеграции в Европейский союз и НАТО.
Правда, на недавней конференции с участием представителей украинской политической элиты, Евросоюза и НАТО дипломаты, представлявшие эти структуры, пытались несколько остудить пыл украинцев, которые хотели бы немедленно начать переговорный процесс, с тем чтобы получить программу для членства, а не программу для сотрудничества, и подготовить необходимые условия для интеграции Украины в Европейский союз и в НАТО. Однако всем очевидно, что ни структура экономики, ни уровень экономического развития Украины, ни состояние самого Европейского союза, который только что принял в свой состав десять государств (а на очереди еще Болгария, Румыния, Хорватия), не позволяют думать о возможном скорейшем вступлении Украины в Евросоюз. Аналогична ситуация в отношениях НАТО – Украина. Хотя, может быть, здесь есть определенная заинтересованность Вашингтона в более быстром приеме Украины в НАТО, чем это возможно в отношении членства в Европейском союзе. Но тут дает о себе знать другой, гораздо более важный внутренний фактор, препятствующий быстрому движению Украины в направлении НАТО.
В Украине есть консенсус между основными политическими игроками по поводу следующей формулы: модернизация украинской экономики и общества невозможна без участия ЕС и украинская стабильность невозможна без участия России. Это говорит о том, что если украинское руководство и предпримет шаги по пересмотру своей политики относительно единого экономического пространства с Россией и другими государствами СНГ и возьмет курс на более быстрое продвижение по пути европейской интеграции, то у него будет гораздо больше поддержки, чем в вопросе о военной интеграции с Западом. Во втором случае украинское руководство может столкнуться с очень серьезными препятствиями. По данным социологов, украинское общество в своем подавляющем большинстве не приемлет возможного участия Украины в НАТО, поскольку оно воспринимается как участие в военно-политическом союзе против России. На данном этапе украинское общество не готово к этому и не хотело бы размежевания с Россией. Тем более очевидно, что если военная инфраструктура НАТО будет распространяться в Украину, то Украина станет прифронтовым государством между Западом и Россией.
Мне представляется, что в сложившихся условиях у значительной части украинской элиты проявляется интерес к быстрому экономическому вовлечению Украины в Европейский союз. При этом зреют идеи обретения особого военно-политического статуса, обеспечивающего безопасность Украины. Предложенный некогда вариант о гарантиях НАТО и России странам Восточной Европы во избежание их включения в НАТО сегодня может быть приемлемым как для украинского общества, так и для значительной части украинской элиты, включая либералов-патриотов. Об этом неоднократно высказывались видные представители этих кругов на международных и иных конференциях и в публичных выступлениях.
Мне представляется, что России следовало бы гораздо сдержаннее и с пониманием относиться к процессам ускоренного вовлечения Украины в Европу и Европейский союз, что неминуемо приведет к переоценке заключенных договоренностей по единому экономическому пространству. В то же время следовало бы уже сегодня, прощупав позицию Вашингтона и особенно Парижа и Бонна, вместе с украинскими ответственными политиками подготовить соответствующий договор, гарантирующий нейтралитет и безопасность Украины со стороны России и НАТО. Таким образом, Украина могла бы обрести статус, который после Второй мировой войны имела Австрия по договору 1955 года.
Второе. На данном этапе не следует торопиться с выработкой новой стратегической линии, надо выдержать по отношению к Украине определенную паузу. Эта пауза сегодня необходима, чтобы как в России, так и в Украине переварились последствия «оранжевой революции», пришло бы ясное осознание того, что произошло в этой стране, как эти события отразились на отношениях между Россией и Украиной, Россией и Западом. Тем более что в Украине сейчас уже идет процесс переосмысления политического поля.
Очень важно выждать и посмотреть, что будет происходить с коалицией «оранжевой революции», по каким линиям пойдет становление новых политических сил и структур, которые фактически уже начинают свою избирательную кампанию в парламент, насколько серьезны были намерения лидеров революции реформировать политическую власть с перемещением центра тяжести этой власти в парламент и в правительство, насколько готово или не готово новое украинское руководство к резким шагам по отношению к Москве.
Все это требует очень серьезного осмысления. И слава богу, что в сложившейся ситуации у России нет никакой необходимости торопиться и вести там упреждающую политику. Сегодня наиболее выигрышная позиция – это выдержать паузу, иметь свободу маневра как во времени, так и в пространстве, для того чтобы адекватно реагировать на те или иные действия украинских властей, ясно и четко представлять, каково политическое поле самой Украины, каковы направления развития этого государства, каковы пределы и возможности интегрирования этого государства в европейские экономические структуры и международные структуры безопасности.
Российский прессинг и притяжение Европы
руководитель программы «Россия и ЕС» Финского института международных отношений
Вопреки теории заговоров, активно предлагавшейся российскому общественному мнению в качестве главной причины «оранжевой революции», в реальности внешний фактор в событиях такого рода и масштаба никогда не играет определяющей роли. В последние полтора десятилетия для всплеска массовых протестных настроений в Европе были необходимы социально-экономическая катастрофа (Грузия), усталость от военных поражений (Сербия), восприятие власти как оккупационной (Балтия), неприятие идеологического и полицейского пресса (страны Центральной Европы) или их комбинация.
Однако в Украине часть этих явлений если и наблюдалась, то в сравнительно небольшой степени. Украинская экономика росла, не было речи ни о какой внешнеполитической изоляции ни на Западе, ни на Востоке, границы страны – полностью, а информационное пространство – до значительных пределов были открытыми. Поэтому, в моем понимании, людей привели на Майдан не только протест и неприятие – хотя методы, использовавшиеся в ходе кампании против Виктора Ющенко, вызывали именно эти чувства, – но и стремление к изменениям. Иными словами, «оранжевые» боролись не столько против настоящего, для многих в материальном плане приемлемого, сколько за перспективу, за лучшее будущее.
Асимметрия внешних влияний на выборы в Украине
Внешний фактор получил столь большое значение в украинских событиях именно потому, что расклад зарубежных сил совпал с основным водоразделом внутреннего противостояния. Россия стала на украинских выборах стороной, которая защищает прошлое, а Европа – символом будущего.
Любители теории международных отношений могли бы описать происшедшее в терминах модерна и постмодерна, противопоставляя поведение классических держав с их императивом прямого контроля и возникших в эпоху глобализации и отказа от национальных суверенитетов центров soft power («мягкой силы»), строящих свою политику на иных основах. В этой трактовке Россия и Европа вели свои партии за Украину в разном историческом времени. Россия, приверженная принципам realpolitik, играла в игру с нулевой суммой. И по канонам этой игры имела неплохие шансы на выигрыш, поскольку четко осознала свои задачи, сделала ставки и сконцентрировала ресурсы. В эту игру СССР и США играли десятилетиями (и, как многим кажется, играют и сейчас, хотя весовые категории слишком неравны). А Европа ведет себя иначе. Она ограничивается декларациями, не берет обязательств и не дает денег, не борется за влияние в традиционном понимании, но в конечном итоге для соседствующих с ней стран становится символом успеха и примером для подражания – и потому наращивает свою притягательность и политический ресурс.
Мотивация, поведение и ошибки Москвы
С точки зрения целеполагания российская украинская политика достаточно прозрачна. Задачи, которые ставит перед собой сегодняшняя российская власть, легко читаемы. Во-первых, в собственно внешнеполитической сфере Москва хотела бы избежать прохождения рубежей политической Европы по российско-украинской границе. До недавнего времени, пока сохранялась перспектива развития российско-европейских отношений по интеграционному пути, эта задача, по крайней мере теоретически, могла решаться через совместное с Украиной движение в Европу. Однако откровенная стагнация, а точнее, ухудшение отношений России и ЕС вновь вывело на передний план стремление сохранить политико-правовой раздел Европы на границе между Украиной и Польшей. Следствием возврата в операционное поле пусть прямо и не высказываемой концепции сфер влияния стала активизация интеграционных попыток на постсоветском пространстве.
Во-вторых, сегодняшней Москве было бы выгодно сохранить в Украине статус-кво и по внутриполитическим причинам. Системные демократические и рыночные преобразования в Украине в какой-то момент предстали бы контрастом с процессами, идущими в самой России, и могли бы породить запрос на аналогичный курс внутри страны. Демонстрационный потенциал Украины относительно России слишком велик для того, чтобы от перспективы выхода Украины из поля управляемой демократии можно было легко отмахнуться.
Сочетание этих двух императивов привело Москву к ставке на преемственность режима в Украине и соответствующему выбору персоналий. При этом, к сожалению, соблюдение таких неконъюнктурных российских интересов, как сохранение политической стабильности и отсутствие конфликта в отношениях с Украиной, а также продвижение российского бизнеса в Украину и совместного – в третьи страны, тоже начало ставиться в зависимость от исхода выборов, хотя достаточных оснований для этого не было.
Мотивация Москвы в ходе украинских выборов-2004 была чрезвычайно высокой. Российская заинтересованность в сохранении преемственности режима в свете приведенных обстоятельств выглядела более сильной, чем у многих представителей украинской власти лично, поскольку последние смогут найти ниши и при новом президенте. Отсюда становится понятной беспрецедентная активность российских акторов и готовность пойти на риск подрыва результатов прагматичного курса, проводившегося Владимиром Путиным в первое четырехлетие пребывания у власти.
Воздействие России на ход выборов в Украине проводилось по четырем направлениям:
1) политическая поддержка «своего» кандидата на самом высоком уровне, включая визит Путина в Киев;
2) информационное давление на избирателя через российские электронные СМИ;
3) консультации российских политтехнологов;
4) финансовая помощь (если верить некоторым публикациям).
Освещение выборов в российских электронных СМИ зачастую выливалось в манипуляцию фактами, а отдельные попытки повлиять на процесс осуществлялись на грани закона, в связи с чем нельзя исключать в будущем организации в Украине судебных процессов против россиян.
Однако результаты российского вмешательства оказались обратными желаемым. Зримое присутствие российского фактора актуализировало для украинцев проблему выбора и способствовало политической мобилизации вокруг Ющенко тех слоев населения, для которых неприемлемо увеличение веса России в украинской политике, но которые в иных обстоятельствах совсем не обязательно пошли бы за лидером «Нашей Украины». Учитывая близкий уровень поддержки двух основных кандидатов, российское настойчивое продвижение собственного взгляда на будущее Украины могло в силу логики отторжения стать переломным фактором, сработавшим на пользу Ющенко.
Россия оказалась неспособной к более гибкому, тактичному и в конечном итоге более продуктивному с точки зрения поставленных задач воздействию на политический процесс в Украине по следующим основным причинам.
Во-первых, российская политика основывалась на неадекватном понимании внутренней ситуации. В России преувеличивалась глубина раскола между западными и восточными регионами Украины и представлявшими их элитами, их якобы неспособность договариваться друг с другом. Преувеличивался уровень ориентации людей на Россию: в результате Виктор Янукович сделал ставку на мобилизацию этого электората и проиграл. Найдя лозунги для объединения группы, включающей 35–40 % населения максимум, он оттолкнул остальных – например, украиноязычное население сельских районов центральных областей.
Во-вторых, оценка российских возможностей повлиять на исход выборов была явно завышенной. Уже в 2002 году Москва оказалась бессильной не допустить победы на парламентских выборах блока «Наша Украина». А после событий вокруг острова Тузла, последовательного отсечения российского бизнеса от знаковых экономических проектов в Украине и провалов в других регионах СНГ (Абхазия и Белоруссия) восприятие России как силы, способной добиваться своих целей, по сути, пропало.
Неоптимальным – после Беслана – был момент личного вступления «в гонку» президента Путина.
В-третьих, кардинальные отличия Украины от России (в том числе близость Европы, но и многие другие) не принимались во внимание. Украина в значительной степени все еще виделась как страна, повторяющая путь России с лагом в несколько лет. Отсюда следовал и сам проект «преемник», но главное – абсолютизация политтехнологий, контроля над СМИ, финансового доминирования при его реализации.
Однако главной даже не ошибкой, а проблемой российского курса в отношении выборов-2004 было то обстоятельство, что Россия не могла предложить Украине ничего нового. Все выгоды реинтеграции были известны Украине и ранее, тем не менее за годы независимости украинская элита и большинство населения не сочли эти предложения достойными принятия. Россия не смогла представить нового привлекательного проекта, который стоил бы отказа от перспективы на евроинтеграцию. А вопрос к 2004 году встал перед Украиной в том числе и так.
Европа: вовлечение против воли
По сравнению с Россией (или США), присутствие Европейского союза в украинском политическом поле вплоть до финальной стадии выборов было минимальным. Европейцы не скрывали своих предпочтений в пользу Ющенко, но воздерживались от действий, реально способных сделать его победу более вероятной. Одним из таких способов было бы проведение четких различий между кандидатами в контексте европейской перспективы Украины, как это, например, делалось в Белграде в 2000 году. Однако Брюссель занял иную позицию, сводившуюся к готовности подписать План действий, выработанный в контексте так называемой европейской политики соседства, с любым возможным победителем.
Другим способом было бы указание на возможность введения по отношению к Украине адресных санкций, в случае если бы массированное применение административного ресурса привело бы к победе менее предпочтительного кандидата, по аналогии с актом Рорбахера, внесенного в Конгресс США. Не обсуждая результативность подобных мер в целом, можно все же предположить, что с учетом сегодняшнего уровня «европеизации» образа жизни украинского правящего класса (банковские счета, отправка детей в Европу на учебу и т. п.) угроза адресных санкций могла бы стать далеко не символическим инструментом в руках Брюсселя. Но европейцы не пошли и по этому пути.
Вполне вероятно, что ЕС в действительности не захотел делать ставки на украинских президентских выборах. Этот вывод укладывается в определенную логику. Во-первых, интересы ЕС – этого уникального образования – формируются на базе интересов государств-членов на уровне наименьшего общего знаменателя. Этот алгоритм реально не позволяет Украине встать в ряд главных приоритетов ЕС. Экономические интересы ведущих экономик Евросоюза в Украине невелики и во многом сводятся скорее к защите собственных рынков от украинского экспорта, чем к экспансии в Украину. Налицо стремление ряда «больших» членов, прежде всего Германии, не делать ничего такого, что могло бы осложнить их двусторонние отношения с Россией и укрепить в России представление о том, что ЕС ведет с ней игру с нулевой суммой. Расширение ЕС, естественно, изменило расклад сил внутри союза, увеличив число «адвокатов Украины», но одновременно заставило старых членов задуматься о том, как не дать новобранцам набрать слишком большой вес, что особенно заметно применительно к такой стране, как Польша.
Во-вторых, большинство интересов, необходимость соблюдения которых очевидна всем (сохранение базовой стабильности в стране, контроль над рисками мягкой безопасности, обеспечение дружественного характера отношений), были бы обеспечены при любом правительстве Украины. За исключением главного интереса, в идеальном виде формулируемого как системная трансформация и демократизация Украины без одновременного получения ею членства в Евросоюзе. Но эта задача выглядела как практически не решаемая, поскольку сохранение режима Леонида Кучмы делало маловероятной демократизацию, а приход Ющенко при отсутствии гарантий по первой части означал бы еще и четкое несогласие по второй.
В-третьих, ЕС пока мало что готов предложить Украине на практике. Хрестоматийной в этом плане может считаться судьба нефтепровода Одесса – Броды, когда после многочисленных деклараций о важности проекта, ЕС в силу ряда обстоятельств так и не смог оказать содействие его превращению в элемент инфраструктуры транзита каспийских энергоносителей. Точно так же скорее негативное отношение ЕС к возможному членству Украины в Едином экономическом пространстве не сопровождалось готовностью открыть для нее свои рынки. В этом свете приход к власти преемника Кучмы был бы в чем-то даже выгоден «еврократам», поскольку у Брюсселя появилось бы достаточно оснований, чтобы оправдывать свою пассивную позицию отсутствием прогресса в Киеве. И наоборот, при Ющенко, если в стране пойдут реформы, ЕС и национальные столицы утратят моральные основы для декларативной политики, а требования Киева будут звучать все более оправданно.
Рациональные соображения заставляли Европу воздерживаться от прямого политического воздействия на исход кампании. Неактивное поведение ЕС, таким образом, легко прогнозировалось. Однако рациональный анализ оставлял в тени то обстоятельство, что внешнее влияние проецируется не только через конкретные действия, но и через распространение представлений об успешности и привлекательности той или иной модели развития. К 2004 году в Украине в этом плане произошли достаточно глубокие изменения, сделавшие европейский выбор, ассоциировавшийся с Ющенко, вне зависимости от дипломатических позиций ЕС естественным для миллионов людей. Если верны опросы, согласно которым 50–60 % жителей Украины выступают за присоединение страны к ЕС, в то время как лишь примерно 10 % против этого, то тезис о европейском выборе мог действительно стать электоральным ресурсом Ющенко.
Два процесса представляются критически важными для укрепления представлений о выгодности и реалистичности европейского выбора в Украине. Прежде всего, значительное количество людей сформировало собственное – положительное – представление о европейских реалиях. Для одних источником информации стали страны Центральной Европы, достигшие значительных социально-экономических результатов в процессе вступления в ЕС. Другие прошли путями трудовой миграции через страны «старой», преимущественно Южной Европы. В силу высокой личной трудовой и социальной мобильности эти люди, как правило, убеждены в способности и всей Украины соответствовать требованиям членства в ЕС.
Другим фактором стало качественное изменение торгового баланса Украины, превращение ЕС в ведущего экспортного партнера страны. Украинский бизнес приобрел опыт работы на рынках Евросоюза, приспособился к их требованиям, развил вкус к ведению дел в Европе. Европа предлагает стабильные правила сохранения и инвестирования капитала, в то время как постсоветские «понятия», удобные для его накопления, но чреватые политическими рисками в какой-то момент начинают становиться обузой даже для крупного бизнеса. Стоимость входа в европейское экономическое пространство может быть велика, но не запредельна; она платится один раз и несет осязаемые выгоды.
Что дальше?
Повторю, что я не верю в способность внешних сил оказать решающее влияние на выбор нацией своего будущего в тот или иной конкретный момент времени. Предпосылки для качественных сдвигов всегда вызревают изнутри. Столь мощное звучание темы России и Европы как двух центров притяжения для Украины в ходе выборов-2004 – в известной степени случайность, вызванная выходом ЕС на западные границы Украины в том же году, с одной стороны, и психологическим настроем Москвы рассматривать проблему сквозь призму геополитического выбора – с другой.
В ближайшие годы прямое воздействие внешних факторов на ситуацию в Украине будет скорее всего снижаться. В 2004 году страна доказала, что должна теперь рассматриваться преимущественно как субъект внешней политики, а не ее объект. Ее отношения с обоими своими главными партнерами, впрочем, не стали от этого более безоблачными. Новое украинское руководство реально ставит перед собой задачу войти в Евросоюз наперекор воле европейской бюрократии, что не будет находить понимания в Брюсселе, Берлине, Париже, Риме. Одновременно оно перехватывает у Москвы инициативу в определении двусторонней повестки дня, что будет вступать в острое противоречие с далеко не изжитым в России комплексом старшего брата.
Выбор Украины только намечен, но ни в коей мере не закреплен. Если президент Ющенко решится на болезненные реформы, он вполне может проиграть парламентские выборы 2006 года. Тем не менее практически невозможно представить себе, что европейская идея сдаст в Украине те позиции, которые она завоевала.
В июле 2004 года в Южной Италии я проинтервьюировал 12 полулегальных и нелегальных иммигрантов с Украины. Большинство из них было в возрасте 45–60 лет, из восточных регионов, русскоязычные, а одна женщина – вообще уроженка Подмосковья, оказавшаяся в Западной Украине после двух десятилетий военной службы. Все собирались вернуться в Украину, скопив средства на достойную жизнь. Интервью не может считаться репрезентативным, поскольку большинство этих людей так или иначе обменивались взглядами на ситуацию и выработали некую «среднюю» позицию. Тем не менее результаты бесед достойны внимания. Людей объединяло резкое неприятие действующей власти, чья политика «выгнала их из страны», поэтому поддержка ими «преемника» Кучмы исключалась. Большинство прямо не поддерживало и Ющенко, однако считало его в большей степени способным обуздать олигархию (борьба с олигархами была главной причиной популярности среди них Владимира Путина) и начать движение к лучшему (то есть «как в Европе») устройству государства.
Оранжевая революция в контексте жанра
президент Фонда «Политика» (Москва)
Итак, в Киеве произошла революция! Или не произошла? Может быть, там просто подвели итоги слишком бурной избирательной кампании или был организован государственный переворот?
Рассудит, как всегда, мудрая дама – история. Но уже сейчас вполне можно попытаться сопоставить обстоятельства прихода Виктора Ющенко к власти с классикой революционного жанра, с общепринятыми критериями революций. Впрочем, следует отдавать себе отчет, что на самом деле ничего общепринятого в этом вопросе нет, дефиниций революции не меньше, чем аналитиков.
Поделиться книгой: