Я молча отстранил от себя блудницу, двинувшись дальше по коридору и отыскивая нужную мне дверь.
– Захочешь, приходи, – бросила мне вслед незнакомка, – моя дверь на ночь не запирается. Могу отдаться тебе просто за кувшин вина.
Я был так поглощен своим нетерпением от предстоящей встречи с Мелиндой, что болтовня этой проститутки пролетела мимо моих ушей, а она сама была сродни мраку этого мрачного коридора, воспринималась мною как нечто неодушевленное.
На мой стук из-за двери раздался голос Мелинды, спросивший на латыни кто пришел. Я ответил по-русски, что пришел тот, кого она ждет Затем дверь отворилась. Я переступил порог и оказался лицом к лицу с Мелиндой, одетой в длинную тунику.
Довольно большая комната была озарена желтым пламенем масляной лампы, стоявшей на подставке, прибитой к стене. Стены комнаты были выбелены известью, деревянный пол застелен старыми дырявыми коврами. Два окна были закрыты ставнями из тонких реек. У одной стены располагалась кровать, у другой стол и два стула. В одном углу стоял сундук, в другом большой медный чан с водой, рядом – скамья, а на ней бронзовый таз и черпак.
Быстро оглядев комнату, я шагнул к Мелинде и взял ее за плечи.
– Ну, здравствуй! – сказал я. – Если честно, я не верил, что ты вернешься сюда, чтобы помогать мне. Давно ты в Риме?
– Четвертый день, – ответила Мелинда, глядя мне в лицо. – Хожу по городу и пишу мелом объявления на русском языке. Ты где наткнулся на мое объявление?
– На форуме, – ответил я. – Как только прочитал, сразу примчался сюда. Ты выбрала не лучший квартал для проживания, на Эсквилине полно злачных мест.
– Зато съемное жилье здесь самое дешевое, – заметила Мелинда. – Что мы стоим как вкопанные. Проходи, садись. Расскажи, как идут твои дела.
Я снял с себя плащ и пояс с коротким мечом, сел на стул у стола.
Мелинда поставила на стол небольшую корзинку с ядрами от орехов, изюмом и сушеными абрикосами. В два кубка она налила медовой воды, которая заменяла в Древнем Риме лимонад и пепси-колу.
– Андрей, рассказывай же, что у тебя случилось? – промолвила Мелинда, сев за стол напротив меня. – Я же вижу, ты сам не свой.
– Сегодня на меня опять вышли американские агенты, – сказал я, жуя орехи и изюм. – Разговор у нас не получился, эти шустрые янки попытались прикончить меня, но у них ничего не вышло… на этот раз.
– Сколько их было? – спросила Мелинда.
– Двое. – Я усмехнулся. – Один очень похож на Джорджа Клуни, другой – вылитый Джон Траволта.
– Ты… убил их? – негромкий голос Мелинды стал еще тише.
– Нет, только покалечил немного, – ответил я. – На мне и так много крови.
– Это война, Андрей, – тихо и сурово произнесла Мелинда, – а на войне без крови не обходится, сам знаешь.
Осушив наполовину свой кубок, я перевел разговор на убийство Красса Муциана, ошибочно принятого мною за будущего триумвира Марка Лициния Красса.
– Теперь я остался без помощников и ума не приложу, как мне в одиночку прикончить богатейшего из римлян, – сетовал я.
– Я помогу тебе, – серьезным голосом сказала Мелинда. – Времени у нас мало, поэтому нам нужны самые радикальные методы.
– Какие именно? – поинтересовался я.
– Тебе нужно раздобыть сильный яд и передать мне, – принялась излагать свой замысел Мелинда. – Я вступлю в корпорацию местных проституток, в самую привилегированную ее часть. Услугами этих блудниц пользуется вся римская знать, можешь мне поверить. Работая ночной бабочкой, я смогу завести знакомства как среди других проституток и сводников, так и среди знатных клиентов. Всю полезную информацию я буду передавать тебе. Ты же должен быть готов нанести смертельный удар Крассу днем или ночью, в любом квартале Рима. Красс не может постоянно находиться в плотном окружении охраны. Нам нужно подловить Красса в такое время и в таком месте, когда он будет совершенно беззащитен, подловить и прикончить его. Если Красса не уничтожит мой яд, значит, до него должен дотянуться твой кинжал!
При последних словах голубые глаза Мелинды сверкнули безжалостным холодным блеском.
Я взирал на Мелинду с невольным изумлением, пораженный ее готовностью втоптать в грязь свое целомудрие ради того, чтобы отыскать лазейку, через которую нам удалось бы добраться до Красса.
– Ты сама идешь на это или по заданию своего руководства? – спросил я, пытливо вглядываясь в сумрачно-задумчивое лицо Мелинды.
– Мне поручено помочь тебе уничтожить Красса, каким образом я стану это делать, мое руководство не интересует, – жестким голосом ответила Мелинда. – Как только Красс умрет, нас с тобой телепортируют в будущее. Твоя миссия на этом закончится, Андрей. Кстати, мой шеф готов заплатить тебе двести тысяч евро.
– А каков твой гонорар за участие в этом деле? – не удержавшись, спросил я.
– Гораздо меньше твоего, но я на большее и не рассчитываю, – сказала Мелинда, – ибо спасение России – вот моя главная награда! Извини за пафосные слова, Андрей.
Слегка смутившись от моего пристального внимания, Мелинда спросила с неловкой улыбкой, неужели она так подурнела с момента нашей последней встречи.
– Извини, я же привык видеть тебя брюнеткой, а со светлыми волосами я вижу тебя впервые, – пустился я в объяснения. – По-моему, ты правильно сделала, перекрасив волосы. Такой цвет волос тебе очень к лицу.
Мелинда польщено улыбнулась, промолвив:
– Я не красила волосы, это мой естественный цвет. Просто я всегда носила темные парики. Они и сейчас у меня есть. Оказавшись в Риме, я первым делом купила парочку отличных париков, благо здесь их продают повсюду. Мне как агенту надо уметь изменять внешность.
Мы условились с Мелиндой, что жить будем порознь: она – в доме на Миртовой улице, я в доме на Яремной улице. Встречаться будем каждый день либо у меня, либо у нее, как получится. С моей стороны должна быть постоянная денежная помощь, поскольку средств у Мелинды почти не осталось, а ей необходимо покупать богатые наряды и украшения, благовония и косметику, чтобы сразу выделиться на фоне прочих дорогостоящих куртизанок.
Желая избавить Мелинду от торговли своим телом, я с удвоенным рвением занялся поисками Красса. Этого богача мне удалось увидеть на форуме уже на другой день после моей встречи с Мелиндой. Наблюдая со стороны за Крассом, я старался получше запомнить облик этого человека, судьба которого неизбежно должна была пересечься с судьбой Спартака. Так было предопределено ходом истории. Мне предстояло попытаться нарушить это историческое предопределение.
Красс имел крупное телосложение, он был дороден, но не обременен излишним весом. Во всем его облике, во всех движениях, в прямой осанке и гордо поднятой голове чувствовались властность характера и деятельность натуры. У Красса были проницательные глаза, широко поставленные и завешанные низкими густыми бровями, светлыми, как и его густая вьющаяся шевелюра. Большой нос Красса имел заметную горбинку, а его квадратный тяжелый подбородок сильно выступал вперед. Высокий загорелый лоб Красса был изрезан продольными морщинами, еще две глубокие морщины залегли в уголках его рта.
Когда Красс говорит, то все вокруг сразу умолкают, поскольку у него был громкий и сильный голос. К тому же сразу было видно, что Красс не из тех людей, кто потерпит невнимание к своей персоне. По тому, как Красс держит себя в обществе других патрициев, можно было понять, что он отлично знает себе цену и прекрасно сознает, что при его баснословном богатстве никто в Риме тягаться с ним не в состоянии.
Даже клиенты Красса, люди совершенно незнатные, и те держатся с вызывающей надменностью, когда сопровождают своего патрона в его деловых поездках по Риму и при посещении им форума.
Устроив слежку за Крассом, я очень скоро выяснил, где живет он сам, где живет его старший сын Публий, где живут родственники Красса со стороны жены. Причем осуществлять слежку за Крассом было совсем несложно: его повсюду сопровождала толпа клиентов и просителей, затесаться в которую мне не составляло никакого труда. Слушая разговоры в этой толпе, я попутно узнавал сведения о пристрастиях Красса, о его друзьях и недругах, даже о его недугах. Однако, чем лучше я узнавал окружение Красса, его привычки и распорядок дня, тем яснее понимал, как непросто мне будет в одиночку совершить покушение на этого человека.
Тогда я разыскал Ксенона, желая прибегнуть к помощи его грабительской шайки. Моя встреча с Ксеноном произошла на чердаке четырехэтажного дома, стоявшего на углу Этрусской улицы и мрачного безымянного переулка. Ксенон поведал мне о том, что кто-то из его людей, будучи во хмелю, проболтался где-то в харчевне о своей причастности к убийству Красса Муциана. На этого болтуна живо вышли клиенты покойного Муциана и судебные следователи, которые без особых церемоний запытали его до смерти, сумев вырвать у этого несчастного нужные им сведения.
«Родственники Муциана и судебные следователи устроили на мою шайку настоящую охоту, за два дня перебив семнадцать человек, – жаловался мне Ксенон. – Судебным следователям в этом деле рьяно помогают воры и злодеи из соседних кварталов, с которыми у нас была вражда за преобладание на Этрусской улице. Эти негодяи знают почти всех моих людей в лицо, с их помощью власти живо расправились с моей шайкой. Я сам сижу на этом чердаке, как таракан в щели. О месте моего пребывания знает только Глория. Она же носит мне сюда воду и еду».
Я сказал Ксенону, что могу предоставить ему убежище понадежнее этого чердака за пределами Рима, но с условием, что Глория какое-то время поработает на меня. Ксенон без колебаний принял мое предложение, понимая, что в его положении выбирать не приходится. Я помог Ксенону выбраться из Рима, поселив его в деревне у селянина Терпна.
Глорию я познакомил с Мелиндой, а точнее, приставил ее к Мелинде на всякий случай. Глория устроилась в тот же лупанар в Субуре, что и Мелинда. Перед этим Глория, по моему поручению, купила где-то сильного яду. Ядовитый порошок Мелинда зашила в потайной карманчик на своей тунике, чтобы использовать его при встрече с Крассом.
Мне не очень-то верилось, что Красс будет шляться по злачным притонам, поэтому я изыскивал любые способы для умерщвления Красса не ядом, а холодным оружием. Для этого мне нужно было затесаться в ближайшее окружение Красса или же найти себе сообщника в этом окружении. С этой целью я каждый день с утра ходил на форум, чтобы узнавать последние новости и заводить полезные знакомства.
Однажды, как всегда, направляясь на форум, я услышал, что меня кто-то окликнул по имени. Это было на Этрусской улице. Я увидел двух богато одетых женщин возле лавки торговца благовониями. Одна из них поманила меня к себе рукой. Перейдя улицу, я приблизился к этим матронам, полагая в душе, что скорее всего они по ошибке приняли меня за кого-то другого.
– Здравствуй, Андреас! – сказала матрона в розовой столе, сбросив с головы белое покрывало. – Узнаешь меня?
Я чуть не ахнул от неожиданности и изумления. Передо мной стояла прекрасная патрицианка Фабия, которой я в свое время помог бежать из стана восставших рабов на Везувии. С той поры миновал целый год. Произнеся ответное приветствие, я слегка поклонился Фабии.
– Я помню добро, какое ты мне сделал, Андреас, – продолжила знатная римлянка. – В какой-то мере я перед тобой в долгу. Расскажи мне о себе. Давно ли ты в Риме? Чем ты здесь занимаешься?
Стоя под полотняным навесом возле парфюмерной лавки, я кратко изложил Фабии лживую от начала до конца историю своих скитаний. Мне хотелось расположить Фабию к себе, поэтому я наплел ей, будто сбежал из войска мятежников еще прошлой осенью, устав от зрелищ грабежей и кровопролитий. Мол, какое-то время я жил в Кампании, переходя из города в город, теперь вот перебрался в Рим.
– Живу здесь на случайные заработки, госпожа, – в заключение добавил я.
– По твоему внешнему виду не скажешь, Андреас, – усмехнулась Фабия, окинув взглядом мою добротную одежду. – Ты выглядишь как зажиточный человек. Видать, твои случайные заработки приносят тебе неплохой доход!
– Согласен, госпожа, платят мне неплохо, – вздохнул я, опустив глаза, – только это грязные деньги. Я ведь зарабатываю на крови.
Отогнув край плаща, я показал Фабии рукоять кинжала, спрятанного у меня под одеждой.
Фабия понимающе покивала головой, а ее более молодая спутница сразу изменилась в лице, отпрянув от меня на шаг.
– Андреас, – Фабия взяла меня за руку, заглянув мне в глаза, – хочешь, я избавлю тебя от такой жизни? Мой муж – сенатор, как ты знаешь. Я замолвлю за тебя слово, и он возьмет тебя к себе на службу. Ты же бывший гладиатор, хорошо владеешь оружием. Из тебя получится отличный телохранитель!
– Госпожа, я же беглый гладиатор… – начал было я.
Однако Фабия решительно прервала меня:
– Об этом не беспокойся! Мой муж проведет необходимую процедуру, и ты официально станешь перегрином.
Перегринами римляне называли свободных людей, не обладавших гражданскими правами. Перегрины не могли участвовать в народном собрании и не имели права быть избранными на любую должность в Римском государстве, зато они имели право жениться на коренных римлянках, заниматься ремеслами и торговать на всей территории, подвластной Риму.
Фабия предложила мне немедленно пойти к ней домой, чтобы я мог без промедления обговорить с ее мужем все формальности, неизбежные в делах такого рода. Я согласился, хотя в душе сильно робел, зная, что сенатор Гней Корнелий Долабелла очень дружен с ланистой Лентулом Батиатом, от которого я сбежал вместе с группой других гладиаторов. По закону, все беглые рабы и гладиаторы подлежат поимке и возвращению к их прежним хозяевам. За укрывательство беглого раба любого из римских граждан ожидает огромный штраф.
По дороге к своему дому Фабия вслух рассуждала, как бы ей получше устроить мою судьбу.
– Андреас, может, тебе жениться на моей служанке Галерии, а? – Фабия кивнула на свою юную спутницу – По-моему, ты ей сразу приглянулся! Галерия милашка, и ты недурен собой, у вас могли бы родиться красивые дети. Подумай над этим, Андреас.
Я сказал, что обязательно поразмыслю над этим, бросив взгляд на смутившуюся Галерию. Она и впрямь была неотразимо красива. В ее правильных тонких чертах лица не было ни малейшего изъяна. Мягко закругленный подбородок, пухлые чувственные уста, прямой точеный нос, большие серо-голубые глаза с изогнутыми ресницами, длинные темные брови, высокий белый лоб – в облике этой служанки было немало сходства с прекрасными ликами нимф и богинь, мраморные статуи которых можно было видеть в здешних храмах, парках и портиках.
Глава пятая Гней Корнелий Долабелла
Дом сенатора Долабеллы находился на Авентине на Царской улице, названной так, поскольку здесь когда-то жил легендарный царь Тит Таций. Вся Царская улица была застроена большими домами знатных римлян, утопавшими в густой зелени деревьев. От Царской улицы было совсем недалеко до Мраморной улицы, где в доме ваятеля Исидора нашел свою смерть Красс Муциан.
Шагая вместе с Фабией и ее служанкой по Царской улице, я мысленно поражался тому, что не столкнулся с Фабией раньше в этом квартале Рима, где я часто бывал, выслеживая Красса Муциана.
Я не знал, какими словами мне оправдать свое участие в мятеже гладиаторов, породившем мощное восстание рабов, если в разговоре с супругом Фабии речь зайдет об этом. Я вообще не представлял, как мне себя вести и что говорить в присутствии сенатора Долабеллы. В душе я уповал на то, что Фабия все скажет за меня и мне вовсе не придется открывать рот.
Сенатор Долабелла мне сразу не понравился, едва я увидел его. Видимо, Фабия оторвала мужа от какого-то важного дела, вызвав его из таблинума во внутренний дворик, где пышно цвели кусты роз и журчали струи небольшого фонтана. На узком морщинистом лице сенатора Долабеллы было написано угрюмое недовольство.
Покуда Фабия объясняла супругу, кто я такой и зачем предстал перед ним, во мне стремительно нарастало сожаление и беспокойство по поводу моего столь спонтанного визита в этот дом.
На вид сенатору Долабелле было лет семьдесят, это был совершенно седой, но еще крепкий старик с прямой осанкой. У него был недружелюбный взгляд, разговаривал он громким, как труба, голосом. Все, что он услышал от Фабии, не просто рассердило его, но привело в неистовое состояние. Он говорил о женской глупости, которая, по его мнению, лишь добавляет хлопот мужьям и правителям государства, ибо женщины не в состоянии отличить истинную добродетель от показного благородства. Все душевные порывы женщин есть сплошные эмоции, начисто лишенные здравого смысла.
– Ты выступаешь заступницей этого злодея, место которого на кресте, а не в моем доме! – гневно молвил сенатор Долабелла, тыча в меня пальцем. При этом его взгляд метал молнии на Фабию. – Ты твердишь мне об унижениях, перенесенных тобою в стане восставших рабов, от которых тебе помог спастись этот юноша. Мне непонятно, в чем его заслуга? В том, что он не насиловал тебя, как прочие гладиаторы? Насколько мне известно с твоих слов, дорогая, ты смогла сбежать из лагеря рабов на Везувии в тот момент, когда гору начали штурмовать легионеры претора Глабра. Вдобавок, тогда же случилась сильная гроза, это и помогло тебе незаметно выскользнуть из логова мятежников. В таком случае, милая моя, твоим спасителем является Юпитер-Громовержец, а не этот раб! – Сенатор снова ткнул в меня пальцем.
Я чувствовал себя крайне неловко. Мне было неприятно слышать все это еще и потому, что здесь же во дворике находилась служанка Галерия, переводившая свой недоумевающий взгляд то на меня, то на Фабию, то на своего грозного господина. Было видно, что речь сенатора Долабеллы произвела на нее сильное впечатление.
Фабия держалась с невозмутимым видом, не сводя своих лучистых глаз с лица рассерженного мужа; морщинка досадливого недоумения прорезала ее чистый белый лоб. Время от времени она поводила плечами, как будто ее слегка знобило. Она не пыталась перебивать супруга и как-то возражать ему, видимо, сознавая, что это бесполезно.
А сенатор Долабелла между тем продолжал:
– Беглые гладиаторы раздули невиданное по размаху восстание рабов на юге Италии, спалив дотла сотни латифундий, разорив десятки сел и городов! Тысячи римских граждан и италиков погибли от рук этих гнусных злодеев за прошедший год. Даже римские войска оказались бессильны перед этим злом, подобным чуме. Оба консула этого года, стыдно сказать, разбиты наголову мятежниками, претор Аррий пал в сражении, а на днях пришло известие, что Спартак разбил под Мутиной Гая Кассия Лонгина, наместника Цизальпинской Галлии. Отцы-сенаторы надеялись на то, что Спартак уберется со своей стотысячной армией насильников и убийц из Италии через Альпийские горные проходы, но не тут-то было! Гонцы, прибывшие от Гая Кассия, сообщили, что Спартак повернул свои гнусные полчища на Рим! – Сенатор Долабелла вскинул руки кверху. – Боги окончательно отвернулись от нас! Римские знамена покрыты позором! Я сочиняю речь, с которой должен сегодня выступить в сенате, а ты, дорогая, отвлекаешь меня от этого. – Сенатор Долабелла вновь сердито воззрился на жену. – Да еще смеешь просить меня, чтобы я взял под свое покровительство беглого гладиатора, сподвижника Спартака! Ты просто спятила, милая!
– Андреас порвал с мятежниками, – заметила Фабия, смело глядя в глаза мужу. – Я же сказала тебе об этом с самого начала, дорогой.
– Кто может поручиться, что твой Андреас вновь не примкнет к Спартаку, как только войско восставших рабов подступит к Риму. Кто? – Сенатор Долабелла сделал паузу, взирая на супругу.
– Я могу поручиться, – произнесла Фабия, не желая уступать мужу.
Сделав небрежный жест рукой, сенатор Долабелла направился в атриум, всем своим видом показывая, что он не желает продолжать этот бессмысленный разговор.
Повернувшись ко мне, Фабия в отчаянии всплеснула руками. На ее прекрасном лице отразились досада и разочарование.
Я уже собрался уходить и стал прощаться с Фабией и Галерией, как вдруг во дворик выбежали пятеро крепких молодых рабов и окружили меня плотным кольцом. Я не решился схватиться за кинжал, поскольку мне совершенно не хотелось проливать чью-то кровь на глазах у Фабии и Галерии. Я позволил слугам сенатора Долабеллы разоружить себя. Меня отвели в подвал и заперли там.
Стоя возле маленького зарешеченного окошка под самым потолком, я расслышал гневную перепалку между Фабией и ее супругом. Фабия настаивала, чтобы меня немедленно выпустили на свободу, на что сенатор Долабелла громко и властно заявил, мол, за укрывательство беглого гладиатора его могут отчислить из сената. «Наша республика ведет труднейшую войну с полчищами восставших рабов, и твои благородные порывы теперь совершенно неуместны, моя милая!» – заявил Фабии суровый сенатор.
Я оглядел место своего заточения. Это было небольшое помещение с каменными стенами и потолком, с земляным полом, густо посыпанным древесными стружками и опилками. Свет проникал сюда через два небольших оконца, выходивших на внутренний дворик. У одной из стен стоял верстак, на котором недавно явно строгали доски, тут же стояла новенькая скамья, сколоченная из белых свежеоструганных кленовых досок и брусьев. В углу справа от двери стояли три толстые необработанные доски, распространявшие смолистый запах сосны. В этом подвале, судя по всему, была столярная мастерская.
Сняв плащ, я свернул его в скатку, которую подложил себе под голову, улегшись на скамью. Мои мысли крутились вокруг того, что я услышал из уст сенатора Долабеллы. Значит, Спартак дошел до Мутины, разбил наместника Гая Кассия и повернул отряды восставших на Рим! Если численность войска Спартака, по слухам, достигла ста тысяч человек, стало быть, с ним соединился отряд Крикса. Теперь армия восставших рабов и впрямь представляет смертельную угрозу для Римской республики!
Я не заметил, как уснул, поскольку совершенно не выспался в прошлую ночь. Мне приснилась моя московская квартира, где я пил чай с пирожными в обществе Регины и ее экзальтированной подруги Майи. Мы обсуждали что-то совершенно обыденное и будничное, не то пейнтбол, не то кого-то из наших общих знакомых, при этом смеясь и подшучивая. На экране включенного телевизора мелькали, сменяясь, музыкальные клипы. Сон был так осязаем, так реалистичен для моего сознания, что, пробудившись от какого-то постороннего толчка, я сильно растерялся при виде подвальных стен, густого полумрака, пропахшего древесными опилками, и склонившейся надо мной стройной девичьей фигуры в длинном светлом одеянии со множеством складок.
Девичий голос что-то тихо произнес на латыни, но я не уловил смысла фразы, так как в моих ушах еще звучали голоса Регины и Майи. Кроме этого в моей голове назойливо крутился отрывок из клипа Глюкозы с бесшабашным попсовым мотивчиком:
Галерия – а это была она – вновь коснулась моего плеча. Ее голос прозвучал чуть громче:
– Проснись, Андреас! Я принесла тебе поесть.
Я сел, свесив ноги на земляной пол. Окружавшая меня действительность наполнила мою душу неизбывной тоской. До каких же пор мне еще мыкаться в этой древнеримской эпохе!
Присев рядом, Галерия постелила на скамье кусок плотной ткани, разложив на нем какие-то фрукты, пирожки, сыр и свежую зелень. Посреди этих яств Галерия водрузила маленький сосуд с каким-то напитком.
Я первым делом поднес ко рту сосуд, сделав из него несколько глотков. В лекифе оказался гранатовый сок.
– Моя госпожа велела передать тебе, что она сделает все, чтобы ты вновь оказался на свободе, – негромко промолвила Галерия. – Еще моя госпожа велела мне спросить у тебя, Андреас. Имеется ли у тебя в Риме надежное убежище?
– Имеется, – тихо ответил я, надкусив спелое яблоко. – Передай своей госпоже, что я очень признателен ей за ее доброту.
– Завтра начнется заседание сената, на котором будет решаться вопрос о смещении с должности нынешних консулов и о назначении одного полководца для ведения дальнейшей войны с восставшими рабами, – сказала Галерия. – Выборы верховного военачальника не обойдутся без беспорядков на форуме, поскольку одним из претендентов на эту должность является Марк Лициний Красс, у которого много недоброжелателей среди сенаторов. Супруг моей госпожи намерен поддержать Красса на этих выборах. Завтра он отправится на форум в сопровождении своих преданных слуг. Тогда-то моя госпожа и поможет тебе бежать отсюда, Андреас.
Я жевал яблоко и молча кивал головой, внимая Галерии.