Розы для Экклезиаста

Я падал, но они были повсюду.

Я попался, как рыба в сети. Меня связали…

Издалека донесся чей-то плач.

— Почему ты не оставишь своих попыток? — спрашивала она. — Почему ты не можешь спокойно и просто жить со мной? Разве ты не помнишь, что они сделали с тобой тогда? Разве жизнь со мной не была во сто крат лучше?

— Нет! — прокричал я.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Такая любовь — просто мнимая величина, — сказал я.

Меня подняли и понесли.

Она шла следом и плакала.

— Я упросила их, чтобы они дали тебе шанс, но ты бросил этот дар мне в лицо.

— Покой евнуха, покой лоботомии, покой лотоса и торазина, — ответил я. — Нет, пусть лучше моя воля столкнется с их волей, пусть их правда породит ложь, как было всегда!

— Неужели ты в самом деле так думаешь? — спросила она. — Разве ты забыл солнце Кавказа и стервятника, который день и ночь клевал твою печень?

— Я ничего не забываю, — рассердился я. — Но я проклинаю их. И буду бороться до самого конца, Всегда и Везде, и выиграю в один прекрасный день.

— Я люблю тебя!

— Неужели ты в самом деле так думаешь?

— Глупец! — послышался хор голосов. Меня положили на скалу в пещере и приковали цепями.

Весь день змея плюет ядом мне в лицо, а она держит ковшик, чтобы поймать яд. И только когда женщина, предавшая меня, отворачивается, чтобы опорожнить посудину, змея попадает мне в глаза. Тогда я кричу.

Но я освобожусь опять, чтобы помочь многострадальному человечеству своими дарами, и само небо вздрогнет, как только кончится мое заточение.

А до тех пор я могу лишь следить за ее тонкими пальчиками, сжимающими ковшик, и кричать от боли, когда она его убирает,

Когда боги бессильны

Однажды с гор спустился старец. Он нес шкатулку. Ступив на тропу, ведущую к морю, он увидел, как толпа поджигала дом. Старец остановился и, опершись на посох, спросил одного из поджигателей:

— Скажи мне, добрый человек, зачем вы жжете дом вашего соседа, который, судя по воплям и лаю, остался в доме с семьей и собакой?

— Почему бы нам их не сжечь? — ухмыльнулся человек. — Он чужак, пришел из пустыни, и не такой, как мы. И собака его не такая, и лает не так. Жена у него красивее наших женщин и говорит не так, как мы. А дети смышленее наших и переняли язык родителей.

— Понятно, — пробормотал старец и двинулся дальше.

На развилке дорог он увидел нищего калеку, костыли которого висели высоко на дереве. Старец встряхнул ветки посохом, костыли свалились. Он возвратил их нищему.

— Скажи, брат, как твои костыли очутились на дереве? — спросил старец.

— Их закинули мальчишки, — ответил нищий, устраиваясь поудобней и протягивая руку за милостыней.

— Зачем?

— Скучно было. Они приставали к родителям: “Что нам делать?”, и кто-то придумал им развлечение.

— Подобные развлечения бесчеловечны, — заметил старец.

— Я и говорю, — согласился нищий. — Но, к счастью, парни постарше нашли себе девчонку и теперь забавляются с ней в поле. Будь я молод и здоров, я бы тоже сходил поразвлекся.

— Понятно, — пробормотал старец и повернулся, чтобы уйти.

— Подай! — остановил его нищий. — Подай. Неужели в твоей шкатулке нет ничего для несчастного калеки?

— Ты можешь получить мое благословение, — ответил старец, — а в этой шкатулке нет милостыни.

— Плевал я на твое благословение, старый козел. Благословением сыт не будешь. Дай мне денег или еды.

— Увы, мне нечего тебе дать.

— Пусть проклятья обрушатся на твою голову! — обозлился нищий. — Чтоб тебе век не видать удачи…

Старец пошел дальше и увидел двух людей, рывших могилу для третьего, лежавшего неподалеку.

— Удачное место для погребения, — заметил он.

— Воистину, — согласился один. — Особенно, если ты убил и заметаешь следы.

— Вы убили человека? За что?

— Да ни за что. Сплошное невезение! Почему он так упорно защищал свои гроши?

— Судя по одежде, он был беден.

— Да. Неудачи преследовали его. Но сейчас у него не осталось забот.

— Что у тебя в ящике, старик? — спросил второй.

— Ничего ценного. Я иду выбросить его в море.

— Дай-ка посмотреть.

— Не следует этого делать.

— Без тебя разберемся!

— Шкатулку нельзя открывать!

Убийцы приблизились.

— Дай сюда!

— Нет!

Второй ударил старца камнем по голове, первый выхватил шкатулку.

— Сейчас посмотрим, что там такое ненужное…

— Предупреждаю, — сказал старец, поднимаясь, — открыв шкатулку, вы совершите ужасное и необратимое злодеяние.

— Без тебя разберемся.

Они взялись за веревки, опутывающие шкатулку.

— Если вы чуть-чуть подождете, — попросил старец, — я расскажу, что в этой шкатулке.

Поколебавшись, они остановились.

— Ладно, рассказывай.

— Это шкатулка Пандоры. Из нее выпустили беды, которые поразили мир,

— Ха! Неплохая сказка.

— Боги повелели мне бросить шкатулку в море, потому что последняя беда, оставшаяся в ней, хуже всех остальных, вместе взятых.

— Ха-ха-ха! — рассмеялись убийцы, развязали веревку и подняли крышку.

Золотое сияние фонтаном забило ввысь, из него явилось крылатое создание и возвестило чарующим голосом:

— Свобода! После стольких лет заточения — свобода!

Убийцы застыли в изумлении.

— Кто ты, прекрасное создание, вселяющее в нас неведомые чувства? — робко спросили они.

— Я? Я — Надежда! — радостно ответило существо. — В самых мрачных уголках Земли я подарю людям веру в то, что завтра они будут жить лучше, чем сегодня. — С этими словами Надежда взмыла и унеслась прочь…

Когда убийцы повернулись к старцу, он переменился: исчезла борода, перед ними стоял цветущий юноша. Вместо посоха он держал жезл, обвитый двумя змеями.

— Даже боги не смогли помешать этому! — воскликнул он. — Вы сами навлекли на себя беду. Вспомните об этом, когда блистательная Надежда вернется и рассыплется в прах в ваших руках.

— Ну, нет, — сказали они. — Сюда приближается еще один путешественник, и его кошелек выглядит внушительнее и обеспечит нас надолго.

— Дурачье! — И крылатые сандалии вознесли юношу в воздух, где его приветствовал Геркулес,

Человек, который любил Файоли

Это история Джона Аудена и Файоли. Никто не знает ее лучше меня. Слушайте.

Все началось тем вечером, когда Джон Ауден прогуливался (почему бы и нет?) по своим излюбленным местам и увидел Файоли неподалеку от Ущелья Мертвых. Она сидела на скале и плакала, ее крылья из света бились, трепетали, мерцали, а потом — исчезли, и стало ясно, что сидит там просто девушка в белом, с длинными черными локонами, струящимися по спине почти до талии.

Он приблизился к ней сквозь призрачный свет умирающего, наполовину угасшего солнца, в лучах которого глаз человека не смог бы верно оценить расстояние и охватить перспективу. Правда, Джон Ауден мог. Положив руку ей на плечо, он сказал слова приветствия и утешения.

Она продолжала рыдать, будто его не существовало вовсе. Слезы оставляли полоски серебра на щеках цвета снега. Миндалевидные глаза смотрели сквозь него, а длинные ногти впивались в ладони, впрочем, не до крови.

Вот когда он понял, что легенды, ходившие о Файоли, не лгали. Файоли превратились в самых прелестных женщин… они могут увидеть только живых, но никогда — мертвых.

Будучи мертвым, Джон Ауден не раз обдумывал возвращение к жизни, хотя бы на время.

Было известно, что Файоли приходят к человеку за месяц до его смерти (а живые люди встречаются крайне редко) и живут с ним все это время, принося ему любое наслаждение Так что в день, когда смерть выпьет последние капли жизни из его тела и освободит душу, человек с радостью примет смерть, нет, станет искать ее, требуя и моля, ибо ему нечего больше ждать от жизни. Такова сила Файоли.

Джон Ауден размышлял о жизни и смерти, об окружающем мире и о Файоли — существе, прекраснее которого он не видел за четыреста тысяч дней своего бытия. Он коснулся точки слева под мышкой, включив механизм оживления.

Девушка вздрогнула, когда он вновь дотронулся до ее плеча, — на этот раз она ощутила прикосновение живой плоти; а он почувствовал, что кожа ее теплая и нежная.

— Я сказал “привет” и “не надо плакать”, — произнес Джон Ауден.

— Откуда ты взялся, человек?

Ее голос походил на забытый им ветерок, играющий в кронах деревьев. Свежесть листвы, благоухание цветов, краски — все вернулось к нему, когда она заговорила:

— Тебя не было здесь секунду назад.

— Из Ущелья Мертвых… — ответил Джон Ауден. — Позволь мне коснуться твоего лица. — И он коснулся. Коснулся.

— Странно, я не заметила тебя раньше.

— Это вообще странный мир, — сказал он.

— Верно, — сказала она. — И ты — единственный в нем живой.

А он спросил:

— Как твое имя?

Она ответила:

— Зови меня Цитией.

И он назвал ее так.

— А я — Джон, — сказал он. — Джон Ауден.

— Я пришла, чтобы побыть с тобой, поддержать и принести наслаждение, — улыбнулась она, и он понял, что ритуал начался.