Я хотел бы, чтобы Вам понадобилось приехать сюда; я уверен, Вы бы здесь не скучали. Ибо здесь много достойных людей, истинных художников. И у меня толпится столько итальянцев, что я порою должен скрываться. Господа[79] относятся ко мне хорошо, но из живописцев немногие.
Любезный господин, Эндрес Кунгофер[80] изъявляет свою готовность служить Вам. Он напишет Вам со следующим посыльным.
Остаюсь готовым к услугам. И я поручаю Вам мою мать. Меня очень удивляет, что она так давно мне не пишет; что же до моей жены, то я думаю, что я ее потерял.[81] Я также был удивлен, что Вы ничего мне не пишете, но затем я прочитал письмо, которое Вы написали обо мне Бастиану Имгофу.
Прошу Вас также отдать два вложенных письма моей матери, и еще прошу Вас, имейте терпение, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам честно заплачу. Кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру и другим добрым приятелям и сообщите мне, не умерла ли какая из Ваших любовниц. Читайте письмо по смыслу, я торопился. Писано в Венеции в субботу перед белым воскресеньем[82] [28 февраля] в 1506 году.
Завтра хорошо исповедоваться.
[Венеция, 8 марта 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
Прежде всего, любезный господин Пиркгеймер, готов служить Вам. Я посылаю Вам здесь кольцо с сапфиром, которое требовалось Вам так срочно. Но я не мог выслать его раньше, ибо в течение двух дней я все время ходил с одним хорошим приятелем, которому я за это заплатил, по всем золотых дел мастерам, немецким и итальянским, какие есть во всей Венеции. И мы сравнивали,[83] но не нашли равного за такую цену. Ибо я купил его после многих просьб за 18 дукатов и 4 марцелла[84] у человека, который сам носил его на руке и который мне его отдал из желания оказать мне услугу. Ибо я дал ему понять, что я хочу его для себя. И как только я его купил, один немецкий золотых дел мастер, который увидел его у меня, хотел дать мне за него на три дуката больше. И поэтому я надеюсь, оно Вам понравится. Ибо каждый говорит, что этот камень – находка, в Германии он стоит 50 гульденов. Но Вы увидите, говорят они правду или ложь. Я в этом не понимаю. Сначала я купил было аметист за 12 дукатов у человека, которого я считал хорошим другом, но он меня надул, ибо он не стоил и семи, так что в это еще вмешались товарищи и устроили, чтобы я вернул ему камень и угостил его рыбным кушаньем. [85] Я был рад и тотчас же забрал свои деньги обратно. Как оценили мне кольцо добрые друзья, выходит, что камень стоит немногим более 19 рейнских гульденов, ибо около 5 гульденов весит золото, так что я не перешел указанных в Вашем письме границ: от 15 до 20 гульденов. [86] Но других камней я еще не смог купить, ибо редко можно найти одинаковые вместе, но я еще приложу все усилия. Они говорят, что в Германии Вы найдете гораздо больше этих дурацких вещей, и особенно сейчас на ярмарке во Франкфурте. Ибо из Италии все подобные вещи вывозят. И особенно они смеялись надо мною, когда я сказал про гиацинтовый [87] крестик за 2 дуката. Поэтому напишите мне сейчас же, что мне делать. Я узнал, что в одном месте есть хорошее бриллиантовое украшение, [88] но еще не знаю, сколько оно стоит. Я куплю его Вам, если Вы мне напишете. Но изумруды так дороги, что я в своей жизни не видывал ничего более дорогого. Легко можно купить аметистовый камешек, он стоит около 20 или 25 дукатов.
Я совершенно убежден, что Вы женились. Смотрите только, чтобы Вы не перестали быть хозяином. Но Вы поступаете вполне разумно, ибо Вам это нужно.[89] Любезный господин Пиркгеймер, Эндрес Кунгофер просит выразить Вам его готовность к услугам. Он в скором времени Вам напишет и он просит Вас, чтобы Вы, в случае надобности, заступились за него перед господами,[90] так как он не хочет оставаться в Падуе. Он говорит, что обучение там ему ничего не дает.
И прошу Вас, не сердитесь, что я не посылаю Вам сейчас сразу всех камней, ибо я не мог всего достать. Приятели говорят мне также, что Вы должны положить камень на новую подкладку, тогда он будет выглядеть вдвое лучше. Ибо кольцо старое и подкладка испортилась.
Также я прошу Вас, поговорите с моей матерью, чтобы она написала мне и чтобы она заботилась о себе. Остаюсь готовым к услугам. Писано в Венеции во второе воскресенье поста [8 марта] в 1506 году. Кланяйтесь от меня Вашим приятельницам.[91]
[Венеция, 2 апреля 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру, моему милостивому господину.
Прежде всего, любезный господин, готов служить Вам. В четверг перед вербным днем[92] [2 апреля] я получил от Вас письмо и изумрудное кольцо и тотчас же пошел к тому, кто мне его дал. Он должен вернуть мне за него деньги, хотя он это и неохотно делает, но он обещал и должен сдержать слово. Да будет Вам известно, что ювелиры[93] покупают изумруды вне Венеции и привозят сюда с прибылью. Приятели также сказали мне, что два других кольца стоят по 6 дукатов каждое. Ибо, по их словам, они чисты и красивы и не имеют никаких изъянов. И они говорят, что Вы не должны обращаться к оценщикам, но должны спрашивать сходные кольца, какие могут Вам предложить, и сравнивать их с этими кольцами, равноценны ли они. И как только я их выменял, Бернард Хольцбок, [94] который был при обмене, пожелал купить их у меня, если бы я согласился потерять на трех кольцах 2 дуката. И после того я послал Вам сапфировое кольцо через Ганса Имгофа; [95]я думаю, оно уже у Вас. Мне кажется, тут я сделал хорошую покупку, так как мне тотчас же предлагали продать его с прибылью. Но я хочу узнать это от Вас, ибо Вы знаете, что я ничего в этом не понимаю и должен верить тем, кто мне советует.
Также знайте что живописцы здесь весьма ко мне неблагосклонны. Они трижды вызывали меня в Синьорию, и я должен был заплатить их общине 4 гульдена.[96] Вы должны также знать, что я мог бы заработать много денег, если бы не взялся писать картину для немцев. Но это большая работа, я не смогу закончить ее к троице. Они платят мне за нее всего 85 дукатов; Вы знаете, сколько уходит на жизнь, кроме того, я купил кое-какие вещи и послал немного денег домой, так что у меня остается совсем мало. Но узнайте мое намерение: я решил не уезжать, пока, бог даст, я не смогу заплатить Вам с благодарностью и не буду иметь сверх того еще 100 гульденов. Я мог бы их добыть с легкостью, если бы не должен был писать картину для немцев. Ибо, кроме живописцев, все желают мне добра.
Скажите моей матери, чтобы она поговорила с Вольгемутом о моем брате,[97] не может ли он дать ему работу, пока я не вернусь, или устроить его к кому-нибудь другому, чтобы он мог себя содержать. Я охотно взял бы его с собой в Венецию, это было бы полезно и мне и ему также для изучения языка. Но она боится, что на него упадет небо. Я прошу Вас, присмотрите сами за ним, на женщин надежда плоха. Поговорите с мальчиком, как Вы это умеете, чтобы он учился и хорошо себя вел, пока я не вернусь, и не был бы в тягость матери. Хоть я и не все могу сделать, все же я стараюсь сделать то, что в моих силах. Один я бы не пропал, но содержать многих мне слишком трудно. Ибо никто не выбрасывает своих денег.
Остаюсь готовым к услугам. И скажите моей матери, чтобы она промазала в день святынь.[98] Но я рассчитываю, что жена моя уже вернулась, я ей все это написал. Также я не буду покупать бриллиантовое украшение до Вашего письма. Теперь я вижу, что не смогу уехать отсюда до осени. Ибо все полученное за картину, которая будет готова после троицы, уйдет на жизнь. Но все, что я заработаю после этого, я надеюсь сберечь. Если Вы согласны с моим планом, не говорите о нем никому. Я же буду оттягивать день за днем и писать все время, будто я приезжаю. Все же я в нерешительности. Я и сам не знаю, как я поступлю. Пишите мне скорее снова. Писано в четверг перед вербным днем [2 апреля] в 1506 году.
[Венеция, 25 апреля 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру, моему милостивому господину.
Прежде всего, любезный господин, готов служить Вам. Меня удивляет, что Вы не пишете мне, как Вам понравилось сапфировое кольцо, которое Ганс Имгоф[99] отправил Вам с посыльным Шоном из Аугсбурга. Я не знаю, получили Вы его или нет. Я был у Ганса Имгофа и спрашивал его; он сказал, что, по его мнению, оно должно быть уже у Вас. При этом было также письмо, которое я Вам написал. Камень же положен в запечатанную коробочку и имеет такую величину, как здесь нарисовано, ибо я зарисовал его в своей записной книжечке. И я достал его после многих просьб. Ибо он прозрачен и красив, и приятели говорят, он очень хорош за те деньги, которые я за него отдал. Вес его около 5 рейнских гульденов[100], и я отдал за него 18 дукатов и 4 марцелла. И если он пропал, я сойду с ума. Ибо его оценили почти вдвое дороже, чем я за него отдал. И мне хотели дать за него больше, как только я его купил. Поэтому, любезный господин Пиркгеймер, попросите Ганса Имгофа, [101]чтобы он узнал у посыльного, куда тот дел письмо и коробочку. Посыльный же был отправлен молодым Гансом Имгофом в 11 день марта.
Вверяю Вас богу, а Вам – мою мать. Скажите ей, чтобы она устроила моего брата к Вольгемуту, чтобы он работал и не разленился. Всегда Ваш слуга. Читайте по смыслу, ибо мне нужно сейчас спешно написать добрых семь писем, из которых я написал только часть. Мне жаль господина Лоренца,[102] кланяйтесь ему и Стефану Паумгартнеру. Писано в Венеции в 1506 году в день св. Марка [25 апреля].
Напишите мне сразу, так как я из-за этого не имею покоя. Только что я получил известие, что Эндрес Кунгофер при смерти.
[Венеция, 18 августа 1506 года.]
Величайшему, первому человеку в мире. Ваш слуга и раб Альбрехт Дюрер приветствует своего великолепного господина Вилибальда Пиркгеймера. Поистине, я с радостью и большим удовольствием узнал о Вашем здоровье и великой славе. И я поражен, как может один столь ученейший человек, как Вы, противостоять этим военным тиранам и насильникам. Не иначе как в этом особое благословение божье. Когда я читал Ваше письмо обо всех этих ужасных вещах, я испытывал великий страх, и все казалось мне очень значительным.[103] Но я полагаю, что шоттовцы[104] Вас тоже боятся. Ибо Ваш вид кажется диким, особенно в праздник святынь, когда Вы выступаете подпрыгивающим шагом. Но совсем не подходит, чтобы такой воин душился циветом. [105] Вы хотите сделаться настоящим франтом [106] и думаете, что если только Вы будете иметь успех у девок, все будет в порядке. Если бы Вы еще были таким же привлекательным человеком, как я, это бы не так меня сердило. У Вас так много любовниц, что если Вы захотите посетить каждую только по одному разу, Вы не сможете сделать этого за месяц и даже больше. Также благодарю Вас, что Вы уладили мои дела с женой наилучшим образом. Ибо я знаю, что в Вас заключено много мудрости. Если бы Вы только были так же кротки, как я, Вы обладали бы всеми добродетелями.
И еще я благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня хорошего, если только Вы оставите меня в покое с кольцами. Если они Вам не нравятся, так сломайте им головы и выбросьте их в отхожее место, как говорит Петер Вейсбебер.[107] Неужели Вы думаете, что меня привлекает такое дрянное дело? Я сделался в Венеции господином.[108] Также я узнал, что Вы умеете писать хорошие стихи. Вы были бы находкой для здешних скрипачей, которые играют так трогательно, что сами плачут. Если бы наша Рехенмейстерша [109] услышала это, она бы тоже заплакала. Также по Вашему приказанию я оставлю мой гнев и буду держаться с достоинством, по моему обыкновению. [110]
Я не смогу уехать через два месяца, ибо еще не имею достаточно для отъезда, как я Вам раньше писал. И поэтому прошу Вас, если моя мать обратится к Вам с просьбой одолжить ей денег, дайте ей 10 гульденов, пока бог поможет мне возвратиться, тогда я Вам все вместе честно с благодарностью заплачу.
Я посылаю Вам также с посыльным обожженное стекло.[111] А два ковра, наилучших по красоте и самых дешевых по цене, поможет мне купить Антон Кольб. Как только я получу их, я отдам их молодому Имгофу, чтобы он отправил Вам. Также я поищу журавлиных перьев, я еще их не нашел, но лебединых перьев, которыми пишут, здесь много.[112] Что если Вам на время прикрепить к шляпе несколько штук? Также я справлялся у одного книгопечатника, он говорит, что не знает ни о каких греческих книгах, которые бы недавно вышли. Если же он узнает что-либо, он сообщит мне, чтобы я мог Вам написать.
Сообщите мне также, какой я должен купить для Вас бумаги, ибо я не знаю более тонкой, нежели та, которую мы покупаем дома. Что касается историй, то я не вижу ничего особенного среди того, что делают итальянцы, такого, что выглядело бы приятно в Вашем кабинете. Это всегда одно и то же, Вы сами знаете больше, чем они изображают.[113]
Также я недавно написал Вам через посыльного Каненгисера.
Также я хотел бы знать, как Вы намерены примириться с Кунцем Имгофом.[114]
Остаюсь готовым к услугам. Передайте от меня нашему приору[115] изъявление готовности к услугам. Скажите ему, чтобы он молил за меня бога, чтобы я остался невредим, особенно от французской болезни.[116] Ибо я ничего не боюсь больше этого, так как почти каждый ее имеет. Многих людей она совсем съедает, так что они умирают. Также кланяйтесь от меня Стефану Паумгартнеру, господину Лоренцу и всем нашим соперникам, и тем, кто еще по доброте обо мне спрашивает. Писано в Венеции в 1506 году, 18 августа.
Также Эндрес здесь и просит передать Вам изъявление своей добровольной готовности к услугам. Он еще слаб и нуждается в деньгах, ибо его продолжительная болезнь и долги все съели. Я сам одолжил ему 8 дукатов. Но не говорите об этом никому, чтобы это не дошло до него, он может подумать, что я сказал об этом из недоверия. Вы должны также знать, что он ведет такой честный и разумный образ жизни, что все желают ему добра.
Также я намереваюсь, если король[117] приедет в Италию, поехать с ним в Рим.
[Венеция, 8 сентября 1506 года]
Высокоученому, истинно мудрому знатоку многих языков, сразу раскрывающему всякую ложь и быстро отличающему истинную правду, достопочтенному, высокочтимому господину Вилибальду Пиркгеймеру! Ваш нижайший слуга Альбрехт Дюрер желает Вам здоровья и великих и славных почестей. К дьяволу всю эту болтовню, что Вы об этом думаете? Я заставлю сжаться Ваше сердце[119] и Вы подумаете, что я тоже оратор ста параграфов.[120] Комната должна иметь больше четырех углов, чтобы в ней можно было разместить идолов памяти. Я не намерен свихнуть себе этим голову. Я рекомендую это Вам, ибо я полагаю, что в голове не так много чуланчиков, чтобы Вы могли поместить в каждом понемножку. [121] Маркграф [122] не даст такой длинной аудиенции. 100 параграфов и в каждом по 100 слов требуют уже 9 дней 7 часов и 52 минуты, и это без вздохов, [123] которых я еще не сосчитал. Поэтому Вы не сможете сказать все это в один прием, это будет скучно, как речь старого болтуна.
Также я приложил все усилия в отношении ковров, но не могу получить широкого. Все они узкие и длинные. Но я все-таки ищу каждый день, так же, как и Антон Кольб. Я передал Бернарду Гиршфогелю[124] Ваш привет. Он в большом горе, так как умер его сын, лучший мальчик, какого я когда-либо видел в своей жизни.
Также я не могу получить дурацких перьев.
О, если бы Вы были здесь, каких бы Вы увидели красивых итальянских ландскнехтов! Как часто я Вас вспоминаю! Если бы бог дал, чтобы Вы и Кунц Камерер[125] могли их видеть! У них большие рунки[126] с двумястами семьюдесятью восьмью лезвиями; тот, кого они ими заденут, умрет, ибо все они отравлены. Гей, это я могу хорошо делать, хочу быть итальянским ландскнехтом! Венецианцы собирают большое войско, также папа и французский король. [127] Что из этого получится, я не знаю, ибо над нашим королем здесь сильно насмехаются.
Пожелайте от меня много счастья Стефану Паумгартнеру, меня не удивляет,.что он женился. Кланяйтесь от меня Пёршту,[128] господину Лоренцу[129] и нашим прекрасным приятельницам, [130]а также Вашей Рехенмейстерше и поблагодарите Вашу комнату, [131] что мне кланялась. Скажите ей, что она полна грязи. Я отправил ей из Венеции в Аугсбург целых 10 центнеров [132] масличного дерева, там я его оставил. И скажите ей, что воняет так оттого, [133] что она не захотела его дождаться.
Также знайте, моя алтарная картина говорит, что она дала бы дукат за то, чтобы Вы могли ее увидеть. Она хороша и красива по краскам. Она принесла мне много похвал, но мало пользы. Я мог бы заработать за это время 200 дукатов и отказался от большой работы, которая дала бы мне возможность возвратиться домой. Но я заставил умолкнуть всех живописцев, говоривших, что в гравюре я хорош, но в живописи не умею обращаться с красками. Теперь все говорят, что они не видели более красивых красок. Также кланяются Вам мой французский плащ и итальянский кафтан. Также мне кажется, Вы провоняли девками так, что я это чувствую здесь. И мне здесь рассказывают, что когда Вы ухаживаете за кем-нибудь, Вы говорите, что Вам не более двадцати пяти лет.[134] О да, помножьте-ка, тогда я этому поверю. Милый, здесь великое множество итальянцев, совершенно похожих на Вас, я не знаю, отчего так случилось.[135]
Также герцог[136] и патриарх[137] видели мою картину. Остаюсь Вашим преданным слугой. Мне пора спать, так как сейчас бьет семь часов ночи. И я сейчас уже написал приору августинцев, моему шурину, Дитрихше и моей жене и исписал несколько листов. Поэтому я спешил. Читайте по смыслу, от этого Вы станете еще более искусны в разговорах с князьями. [138] Желаю много добрых дней и ночей. Писано в Венеции в день нашей богоматери в сентябре [8 сентября].
Также Вы не должны одалживать ничего моей матери и жене, у них теперь достаточно денег.
[Венеция, 23 сентября 1506 года]
Достопочтенному мудрому господину Вилибальду Пиркгеймеру в Нюрнберге, моему милостивому господину.
О радостных событиях [у Вашей достопочтенной мудрости][139]сообщило мне Ваше письмо, из которого я узнал о безмерных похвалах, расточаемых Вам князьями и господами. Вы, должно быть, совершенно переменились, что стали таким кротким. Это тотчас же бросится мне в глаза, как только я к Вам приеду.
Узнайте также, что моя алтарная картина готова, и еще другая картина,[140] подобной которой я никогда не делал.[141] И подобно тому, как Вы нравитесь сами себе, также и я хочу убедить себя, что лучшего изображения Марии нет в стране. Ибо все художники расхваливают ее, как Вас господа. Они говорят, что никогда не видели более возвышенной и красивой картины.
Также масло, о котором вы писали, я посылаю с посыльным Каненгисером. И я надеюсь, Вы получили обожженное стекло,[142]которое я послал Вам с посыльным Фербером. Что же касается ковра, то я его все еще не купил, ибо я не могу достать квадратного, все они узкие и длинные. Если же Вы хотите иметь такой, я охотно его куплю, поэтому известите меня.
Знайте также, что я буду готов самое большее через четыре недели. Ибо я должен сделать портреты нескольких человек, которым я обещал. После того как я закончил мою картину, я отказался, ввиду скорого отъезда, от работы более чем на 2000 дукатов; это знают все, кто живет со мною рядом.
Остаюсь готовым к услугам. Я бы написал Вам еще много, но посыльный готов в дорогу. И я надеюсь, что если богу будет угодно, я скоро сам буду у Вас и смогу почерпнуть у Вас новую мудрость. Бернард Хольцбок отзывался о Вас с большим почтением, но я думаю, он делает это потому, что Вы теперь стали его шурином. Но больше всего сердит меня, когда они говорят, будто Вы красивы; тогда я должен считаться безобразным. Это может свести меня с ума. Я сам нашел у себя седой волос, он вырос у меня от бедности и оттого, что я столько страдаю.[143] Мне кажется, я рожден для того, чтобы иметь неприятности. Мой французский плащ, гуссек[144] и коричневый кафтан Вам кланяются. Но я хотел бы посмотреть, на что способна Ваша комната, [145] что она так важничает.
Писано в 1506 году в среду после дня св. Матвея [23 сентября].
[Венеция, около 13 октября 1506 года]
Поскольку я знаю, что Вам известно о моей готовности служить Вам, об этом нет надобности писать. Гораздо важнее рассказать Вам о большой радости, которую я испытал, узнав о великих почестях и славе, достигнутых Вами благодаря Вашей мужественной мудрости и ученому искусству. Это тем более достойно удивления, что в молодом теле лишь очень редко можно встретить нечто подобное или даже совсем нельзя найти. Это происходит от особого благословения божьего, так же как и со мною. Как хорошо нам обоим, что мы можем быть довольны собой, я – благодаря моим картинам, Вы – благодаря Вашей[146] мудрости. Когда нас прославляют,[147] мы задираем головы и верим этому. Но, быть может, позади стоит злой соблазнитель и насмехается над нами. Поэтому не верьте, когда Вас расхваливают. Ибо Вы сами не можете представить себе, насколько Вы дурны. Мне кажется, я почти вижу Вас, как Вы стоите перед маркграфом и как Вы любезно говорите. Вы ведете себя при этом так, словно Вы ухаживаете за Розентальшей, так Вы склоняетесь.
Я также хорошо заметил, что когда Вы писали последнее письмо, Вы были совершенно полны любовных помыслов. Вы должны стыдиться теперь, ибо Вы стары, а думаете, что Вы красивы, и флирт подходит Вам, как большому косматому псу игра с молоденькой кошечкой. Если бы Вы были так же мягки и кротки, как я, то я бы поверил. Но если я стану бургомистром, я буду стыдить Вас и грозить Вам заточеньем в Лугинсланде,[148] как Вы грозили благочестивому Цамессеру[149] и мне. Я Вас когда-нибудь заточу вместе с девицами Рех [енмейстершей], Роз [ентальшей], Гарт [нершей], Шутц и Пёр[шт] и еще многими, которых я не хочу называть ради краткости. Пусть они Вас изрежут. Но обо мне спрашивают больше, чем о Вас. Ибо Вы сами пишете, что обо мне спрашивают и девки, и благочестивые женщины. Это признак моей добродетельности. Если только бог поможет мне возвратиться, не знаю, как я должен жить с Вами из-за Вашей великой мудрости. Но я рад Вашей добродетельности и кротости. И Вашей собаке будет теперь хорошо, так как Вы не будете больше избивать ее до хромоты. Но теперь, когда Вас прославили дома столь великим, Вы никогда не отважитесь разговаривать на улице с бездельником-живописцем, [150] – показаться с живописцем было бы для Вас большим позором.
О дорогой господин Пиркгеймер, сейчас, в тот момент, когда я Вам так весело писал, начался пожар и сгорело шесть домов у Петера Пендера,[151] и сгорело мое шерстяное сукно, за которое я только вчера заплатил 8 дукатов. Так что я тоже пострадал. Здесь очень много шума из-за этого пожара.
Также Вы пишете, что я должен скорее возвратиться домой. Я приеду сразу же, как только смогу. Ибо я должен заработать на жизнь. Около 100 дукатов я уплатил за краски и прочее. Я заказал также два ковра, завтра я за них заплачу, но я не смог купить их дешево. Я запакую их с моими вещами…
Также знайте, что я решил было научиться танцевать и был два раза в школе. Но после того как пришлось заплатить учителю дукат, никто не заставит меня снова туда пойти. Я истратил бы на ученье все, что я заработал, да еще в результате ничему бы не научился.
Также обожженное стекло[152] доставит Вам посыльный Фербер.
Также я нигде не мог узнать, напечатано ли что-нибудь новое по-гречески. И я запакую Вам стопу Вашей бумаги. Я думал, у Кеплера[153] ее больше. Но таких перьев, как Вам хотелось, я нигде не мог достать. Все же я купил белых перьев. Если же мне попадутся зеленые, я их тоже куплю и привезу с собой.
Также Стефан Паумгартнер писал мне, чтобы я купил ему пятьдесят карнеоловых зерен[154] для четок. Я их уже заказал, но дорогие. Я не мог достать более крупных; и я пошлю их ему со следующим посыльным.
Также по Вашей просьбе довожу до Вашего сведения о том, когда я собираюсь возвратиться, чтобы мои господа знали, как им поступать. Я закончу здесь все через десять дней. Затем я поеду в Болонью ради секретов искусства перспективы, которым хочет научить меня один человек.[155] Там я пробуду около восьми или десяти дней, а затем снова приеду в Венецию. После этого я выеду с первым же посыльным. О, как мне будет холодно без солнца; здесь я господин, дома – дармоед.
Сообщите мне также, как просватать старую Кормершу,[156]чтобы не вызвать Вашего неудовольствия. Я написал бы Вам еще много, но скоро я сам у Вас буду.[157]
Писано в Венеции, не знаю, в какой день месяца, но приблизительно через четырнадцать дней после дня св. Михаила [около 13 октября] в 1506 году.
Когда же Вы сообщите мне, не умер ли у Вас кто-нибудь из детей?[158] Вы написали мне также однажды, что Иозеф Руммель[159] женился на дочери, и не пишете – чьей. Как я могу знать, кого Вы имеете в виду. Если бы только я мог вернуть мое сукно! Боюсь, что мой плащ тоже сгорел, тогда я сойду с ума. Мне не везет. Не больше трех недель назад сбежал один мой должник с 8 дукатами.
Отрывок из «Памятной книжки»
[1507—1509 годы.]
Таково мое имущество, которое я заработал трудом своих рук. Ибо я никогда не имел случая много приобрести. Я понес также большие убытки, одолжив деньги, которых мне не вернули, и от подмастерьев, не заплативших мне.[160]Также в Риме умер один человек, и я потерял на этом мое имущество.[161] Поэтому на тринадцатом году моего брака я должен был заплатить большой долг из денег, заработанных в Венеции. [162] Также сносная домашняя утварь, хорошие платья, жестяная посуда, хорошие инструменты, постельные принадлежности, лари и шкафы, более чем на 100 рейнских гульденов хороших красок…
Письмо[163] Иоганну Амербаху[164] в Базель
[20 октября 1907 года]
Досточтимому мудрому господину Ганзену, книгопечатнику в Малом Базеле,[165] моему любезному господину.
Прежде всего, любезный господин Ганс, готов служить Вам. Благополучие Ваше доставляет мне особенно большую радость, и я желаю счастья и здоровья Вам и всем, кому Вы желаете добра, и особенно Вашей почтенной супруге, которой я от всего сердца желаю всего лучшего. Прошу Вас, напишите мне, что Вы теперь делаете хорошего, и извините меня, что я заставляю Вас читать мое простое письмо.
Желаю всего лучшего.
Писано в Нюрнберге в 1507 году 20 октября.
Письма Якобу Геллеру[166] во Франкфурт-на-Майне
[Нюрнберг, 28 августа 1507 года]