Эпоха Пятизонья

– Непонятный он, с кем-то разговаривал за печкой.

– Майоры тоже не каменные люди, – заметил Костя. – У них есть свои слабости.

– Ничего это не слабости!

– А что?

– Я не знаю… – пожал плечами Гнездилов. – Такое ощущение, что он докладывал кому-то.

– Может, и докладывал, – допустил Костя. – Теперь уже ничего не поделаешь. – Но все еще до конца не верил, что майор Олег Павлович Базлов – предатель.

Странным было лицо у Сереги, словно он завидовал чему-то, и, честно говоря, Костя его не понял. Он лишь в очередной раз подумал, что «фрактал» «фракталу», видать, рознь. Одни враждебны человечеству, другие, как Гнездилов, живут рядом и в ус не дуют. Не поймешь их. Вечные люди что ли?

Верка тоже не удивилась, словно была готова к чудесам.

– Да?.. – задумалась она, поглаживая утихомирившуюся Дусю. – А я даже не подозревала… – И оглянулась туда, откуда шел гул. – А где эти пленники сидят?

Костя пожал плечами.

– Я Базлова давно знаю… – заверил их он, а сам подумал, как давно? Всего-то двое суток, а кажется, что всю жизнь. Половину из этих двух суток Базлов где-то шлялся один-одинешенек и что-то делал. Если с Базлова сотворили копию «нитридо-платиноида», то я не виноват. Может, в этом вся проблема? Ведь с Базловым должны были работать? Как это я раньше не задумывался? Нет, не может быть, чепуха, так не бывает. Майор не может быть предателем. А какие речи он говорил! Как красиво изъяснялся! И каким правильным и мужественным казался. Один баритон его чего стоил!

Первые робкие сомнения появились в Костиной душе: но ведь майор бежал из плена, и мы ходили по подземелью, а потом пьянствовали с «фракталами», надеясь с их помощью разузнать что-нибудь о Зоне. У майора было сто десять возможностей убить меня одним махом. Я бы даже пикнуть не успел. Почему же не убил, если он на стороне «фракталов» и «жабаков»? На этот вопрос у Кости не было ответа. Значит, Базлов свой и пропал он, как герой. Я когда выйду отсюда, всем так и сообщу: Базлов Олег Павлович – герой, каких еще поискать надо.

В общем, тяжело было Косте, и ничего он с этим поделать не мог. Он уже поглядывал в сторону Тайницких ворот и собирался с духом, чтобы отправиться туда, прислушиваясь между делом к трепу Сереги Гнездилова и Верки, но тут в ухе раздался усталый голос генерала Берлинского и шлем-самосборка накрыл голову.

– Что-то ты, сынок, пропал! Не рано ли?

– Здравствуйте, Эдуард Петрович! – завопил Костя. – Сто лет с вами не разговаривал! – Он даже подскочил от радости, словно услышал голос любимой девушки.

Генерал Берлинский молчал целую минуту, потом прочистил горло:

– Ты меня в краску-то не вгоняй на старости лет! Мы тебя здесь вызываем тридцать часов кряду! Как твои дела, сынок?

Костя подмигнул Верке и Гнездилову, которые, открыв рты, пялились на него.

– Вот сижу и думаю, – радостно ответил Костя, – как в «третий мир» попасть.

– А что это такое? – Голос у генерала был очень и очень усталым.

– Да понимаете, я из семнадцатого века собираюсь шагнуть еще куда-то, то есть в этот самый «третий мир», подозреваю, что оттуда гул и идет, а что это такое, сам не знаю. Вот с приятелями треплемся и гадаем на кофейной гуще, как туда проскользнуть незаметнее.

Он хотел рассказать, что они едва не угодили в лапы «протеиновым матриксам», но, пока говорил о «третьем мире», понял, что это делать необязательно, не дай бог связь оборвется.

– Я хочу напомнить, что у тебя осталось очень мало времени. – Генерал шумно вздохнул, чтобы передать всю тяжесть ситуации. – Меня наверху уже никто не слушает. Хорошо, если… если… м-м-м… в общем, если вышестоящее руководство не нарушит своего слова. Сам понимаешь, что поставлено на карту. Быть может, судьба всей страны. Никто не может предсказать развитие ситуации. За сутки Зона скачком расширилась на сто пятьдесят метров. Есть потери среди наблюдателей. Так что будешь выходить по Устьинскому мосту. Нащупали мы проход, который то открывается, то закрывается. А кто у тебя приятели? – Голос генерала уже звучал глуше, словно кто-то невидимый крутил настройку.

– Девушка Вера и Сергей Гнездилов… – ухмыляясь, сказал Костя, ему почему-то стало весело, должно быть оттого, что он представил, как вытянулось бы лицо у генерала, если бы он увидел Верку и Гнездилова.

– Гнездилов, Гнездилов… – задумчиво повторил генерал. – Что-то знакомое… Дай вспомнить… Наведем справки. А что за девушка? Ты не можешь удержаться, чтобы не завести подружку?

– Подружка, – согласился Костя, – но не та подружка, что вы подумали. Совсем другая подружка, из семнадцатого века…

Казалось, генерала должно было насторожить это сообщение, но он устало среагировал:

– Из семнадцатого, говоришь? – Похоже, у него не было сил даже удивляться. – Ну ладно, – снова вздохнул он. – Мне все равно, откуда она. Главное – задание выполни… я очень… прошу…

– Да я из кожи вон лезу! – расстроенно воскликнул Костя. – Я проникся ответственностью! Я все понимаю!..

Черт, как же ему дать понять, что я и так стараюсь, в отчаянии подумал Костя. А с другой стороны, сколько времени зря упущено, потрачено на какие-то пьянки, ненужные разговоры. Косте стало стыдно, словно он был самым никчемным сталкером в мире.

– Времени… мало… – казалось, Берлинский его уже не слышит, – все еще надеемся… ждем… очень… времени…

– Я все сделаю! – закричал Костя. – Ей-богу! Эдуард Петрович! Вы можете на меня положиться!

Но генерал, похоже, его не слышал, а бубнил свое:

– Мы все здесь… молимся… за… тебя… не подведи… сынок…

Казалось, звуки безмерно растянуты по времени и долетают из далекого-далекого космоса. Связь окончательно оборвалась.

Костя еще некоторое время послушал эфир, но он был пуст. Тогда он «снял» шлем, и Гнездилов, глядя на его расстроенное лицо, спросил:

– Чего, влетело?

– Не в том дело… – вздохнул Костя. – Я так ничего толкового и не узнал, а главное, ничего не сделал. Мелочь всякая. Вот ты, например, кто?

– Как кто?.. – удивился Гнездилов и даже поперхнулся, словно ему что-то попало в горло.

– Человек или «фрактал»? – Костя напрягся, вспомнив, как Гнездилов играючи ворочал чугунную крышку люка.

Дробовик висел на плече и был, что называется, под рукой. Только Костя забыл, дослан ли патрон в ствол. В ближнем бою такая ошибка могла стоить жизни.

– Человек, конечно! – хмыкнул Гнездилов и обиженно заморгал белесыми ресницами. – Если только это?

– А что еще?

– Ничего, – буркнул Гнездилов.

Кошка Дуся проснулась и зашипела на него. Серега расстроился еще больше:

– А я думаю, чего ты на меня все время косишься? Кирилл Васильевич – это одно, я другое. Я же не виноват, что он у меня начальником был?

– Не виноват, – согласился Костя и подумал, может, оно и так, но у меня просто нет времени все проверить. Может, вы были засланными казачками на Земле. А здесь такое дело! Оно и открылось. Кто на вас в ультрафиолете смотрел? Никто. И получается, что к Зоне вы не имеете никакого отношения, а сами по себе, стало быть, вы пришельцы с Марса! Во… куда загнул! – удивился он сам себе. Но Сереге Гнездилову о своих сомнениях ничего не сказал. Пусть генерал Берлинский разбирается и все его службы, вместе взятые, а мое дело маленькое – разобраться хотя бы с Кремлевской Зоной.

С этой мыслью он приподнялся, оглядывая местность из-за куста, и сказал:

– Двигаем к башне. Вера, ты за мной. Сережа, ты замыкающий. И ни слова!

Он снова «накинул» шлем и огляделся вокруг через ультрафиолетовый детектор. «Протеиновых матриксов» нигде не наблюдалось. Индикатор опасности был зеленого цвета, а детектор движения показывал, что в ближайших двухстах метрах справа и слева никого нет. Разве что кто-то притаился за гребнем косогора? Но это было маловероятно, да и далековато.

Ворота Тайницкой башни действительно мерцали неземным голубоватым светом. Сквозь это мерцание виднелась деревянная поверхность. Как же мы туда попадем? – подумал он. – Неужели это и есть вход в «третий мир»?

Он поднял с земли ветку и потыкал в ворота. Ветка вошла в дерево, как в воду. Должно быть, именно голубоватое мерцание и делало ворота проходимыми. Костя почувствовал, как у него по спине ползут мурашки. Можно было развернуться, и гори оно все синим пламенем, вернуться и доложить генералу, что не смог, струсил в последний момент. Но потом он подумал: хорош я буду в одном шаге от величайшей тайны эпохи! Отступать уже поздно.

Гнездилова и Верку он на всякий случай оставил сидеть в кустах по другую сторону асфальтовой дорожки. Верка следила за ним, не отрывая глаз.

Костя понял: если что, то назад он явно не выберется.

– Идите сюда… – позвал он. – Возьмитесь за руки. Ну… Кто боится?..

– Я! – признался Гнездилов.

Верка только шмыгнула носом. Кошка Дуся проявила завидное хладнокровие и уже не орала, а озиралась, как марсианин на Земле.

– Тогда я с Богом!

С этими словами Костя ткнул рукой в мерцающую поверхность ворот, сделал шаг, и они прошли сквозь ворота, как сквозь пустоту. И ничего не случилось – не взорвалось, не лопнуло, не брызнуло, словно это было самым обыденным явлением – проходить из мира в мир.

Внутри башни было холодно и сыро. Пахло все тем же навозом и горячими симбонановолокнами «богомолов». Ага, подумал Костя, значит, мы на верном пути, вход в «третий мир» здесь! На земляном полу четко отпечатались следы телеги. Неужели Базлов нас действительно завел в ловушку? – понял Костя тут же отогнал эту мысль. Ошибся! Просто ошибся майор! С кем не бывает. Без злого умысла, да и зачем ему это? И все-таки в душе у Кости поселились сомнения, которым он не хотел верить. Вот встретимся, решил он, я у него самого спрошу.

– Быстрей! Быстрей! – теребила его Верка.

Серега Гнездилов проявлял признаки зрелости, потому что, сунув руки в карманы, терпеливо ждал, когда Костя даст команду действовать.

– Ну что, – спросил Костя, – страшно? Айда в «третий мир»?

И шагнул вперед.

* * *

Первое, что они почувствовали, – застарелый запах гари. Костя огляделся. Что-то здесь ему не понравилось, но он еще не понял, что именно.

Та же асфальтовая дорожка раздваивалась и убегала вправо и влево. В сумерках неясными тенями проступали корявые деревья и башни: две Безымянные, за ними – Петровская и угловая – Беклемишевская. На фоне бархатного неба их контуры казались размытыми и неясными. Безымянная торчала неестественно косо, словно ее тюкнули по шатру, но разрушить полностью не сумели, так и оставили стоять скособоченной. Детектор движения слабо верещал, показывая наличие движения на девять часов.

– Идите сюда!.. – крикнул Гнездилов.

Испытывая дурное предчувствие, Костя и Верка подбежали к Гнездилову. На косогоре под кустом лежал Иван Лопухин.

– Тятя! – закричала Верка, едва не упустив кошку, которая от неожиданного крика ударилась в панику: «Мяу!»

– Тихо!.. – сказал Костя и Верке, и кошке. – Не ровен час услышат…

Кто услышит – он и сам не знал, но кто-то обязательно должен был услышать. Тут только он наконец сообразил, что его так тревожит – гул! Тот самый, старый, прежний, привычный, только он стал громче и явственней, словно где-то совсем рядом дышал и жил огромный завод.

– Серега, поднимись на холм и следи за местностью! – приказал Костя, почему-то подумав о Гнездилове как о приманке.

В Чернобыльской Зоне такой приманкой послужил он сам. Правда, это не значило, что и Гнездилов будет приманкой. Надеюсь, до этого не дойдет, подумал Костя не особенно уверенно.

В свете фонариков Лопухин казался мертвым. Поперек черепа пролегала глубокая рана. Из-под ее краев была видна кость. Сгустками крови были заляпаны волосы и малахай. Ударили сверху. Должно быть, конюх полз, прежде чем потерять сознание. Хорошо, хоть не добили, с признательностью к «механоидам» подумал Костя. Теперь в нем жили два существа: одно следило за косогором, другое вынуждено было заняться Иваном Лопухиным.

Верка грохнулась в обморок. Дуська инстинктивно прижалась к ней, еще пуще заорав: «Мяу!!!» Костя, не долго думая, сунул в рот хабар-кормилец и выдул на Верку не меньше стакана минеральной воды. Верка ойкнула и выпучила голубые глаза. Костя едва не рассмеялся.

– Все! Все! – быстро сказал он. – Жив он, жив, жив. Сейчас мы его лечить будем.

– Тятя! – запричитала Верка, однако, напуганная словами Кости, приблизиться не решилась.

Костя приложил к шее конюха датчик пульса на левой перчатке. Сердце билось так, словно дикая птица в клетке. У Ивана был явный шок, но давление в норме, хотя, судя по всему, кровопотеря приличная. Отомстили все-таки, подумал Костя, ударили железной рукой. Верка уже не причитала, а вместе с кошкой снова забилась под куст, поглядывая оттуда зорко, как рысь. Но Косте было не до нее. Он ввел конюху в мышцу руки промедол, обработал рану противовоспалительным спреем и принялся накладывать давящую повязку. Все, что было связано с зашиванием раны, и само зашивание он отложил на потом. Через минуту-другую Иван Лопухин задышал ровнее, открыл глаза и застонал.

– Вера… – позвал Костя.

– Тятя, – кинулась она грудью вперед.

– Только не трогай его! – предупредил Костя.

– А-а-а… – очнулся Лопухин. – Что со мной?! Ах, это вы… А меня, значит… – Он схватился за голову. На лице его появилась гримаса страдания.

– Ударили… – подсказал Костя.

– И деньги забрали… – пожаловался конюх.

Ну слава Богу, с облегчением подумал Костя. Раз речь завел о деньгах, значит, будет жить. Сейчас я ему… Он нацедил в походный стаканчик граммов сто водки, нашел в аптечке морфин и капнул одну каплю.

Конюх выпил, и ему окончательно похорошело. Он даже сел и попросил:

– А еще дашь?

Костя выдавил из хабара-кормильца водки еще на пару глотков:

– Больше нельзя.

– Где ты такую вкусную водку берешь? – крякнул Лопухин, приподнимаясь и тут же плюхаясь назад. – Фу… повело… Слышь… мне бы Серко вернуть?.. А?.. Пропадет ведь.

Ему бы кровь перелить, подумал Костя, пропуская его странную просьбу мимо ушей, но, во-первых, некогда, а во-вторых, где эту кровь взять? Он вопросительно посмотрел на Верку, но тут же отказался от этой затеи. Переливать кровь, когда вот-вот появятся враги, неразумно, да и группы крови у отца и дочери могут быть разными. Хотя определить не так уж сложно, правда, сравнительных таблиц нет. Может быть, в аптечке? Он поймал себя на мысли, что рассуждает как врач. А ведь меня никто не учил этому, подумал он, ай да генерал, ай да молодец, все предусмотрел.

– Я Серко сам выкармливал. Он за мной ходил, как собака… – Лопухин жалобно заглянул в глаза Косте.

Свалились вы мне на голову, думал Костя. Как я устал!

– Командир! Командир! – приглушенно крикнул с откоса Гнездилов. – Демоны!

– Какие, к черту, демоны? – удивился Костя и подался наверх.

Серега Гнездилов лежал под поваленным деревом, сжавшись, словно эмбрион, и дрожал как осиновый лист на ветру. Детектор движения «титана» не верещал – он захлебывался.

Перед тем как выглянуть, Костя выставил перед собой ствол дробовика. Теперь уже гудело основательно и даже меняло тональность. Земля мелко подрагивала. Утробно и басовито бил гидромолот: «Бабах-х-х! Бабах-х-х! Бабах-х-х!»

Ивановская и Соборная площади и то, что осталось от Дворца съездов, были залиты ярким светом. То, что находилось там, больше напоминало классическую летающую «тарелку», только в строительных лесах. Вокруг, как муравьи, сновали не кто иные, как «фракталы» и «жабаки», в отдалении двигались, как ходячие жерди, «механоиды», то бишь «богомолы», рядом с ними находилась телега и впряженный в нее Серко. Но самое жуткое заключалось в том, что Иван Лопухин был прав, когда говорил о рабах. Сотни две или три измученных москвичей разбирали леса. Вот как… – подумал Костя, вот зачем вам люди понадобились.

– Ничего себе! – прошептал он и спрятался за деревом, но вовсе не из-за того, что боялся быть замеченным, а потому, что надо было осознать увиденное.