Помоги проекту - поделись книгой:
Американцы стали заложниками приверженности к демократии, что ведет к деградации их общества со всеми вытекающими отсюда последствиями. Основное из них — закат Америки, который отнюдь не означает ее тотального физического разрушения. Здесь уместно провести аналогию с утверждением Л. Н. Гумилева, который считал, что историческая драма древнего Новгорода — это пример умирания этнической системы, когда исчезают не люди — они входят в состав новых этносов, — а определенная система поведения, некогда связывавшая этих людей воедино, делавшая их «своими» (Гумилев Л. Н. От Руси к России. М., 1992. С. 192).
Сильной стороной Америки является ее рывок в постиндустриальное общество, которая соответствует реальному развитию мировой экономики и дающая реальный выход из того, что считалось «тупиком» современного индустриального капитализма и «общества потребления». Осуществление этой красивой и логичной идеи позволило ей получить значительные преимущества и вместе с тем обозначило ее ахиллесову пяту.
Во-первых, США концентрируют свои усилия на наиболее важных с точки зрения технологического прогресса областях — компьютерных технологиях, ракетно-космическом и авиационном комплексе, автомобилестроении, химии (понятно, что остаются и такие отрасли, как сельское хозяйство и строительство), весь остальной большой индустриальный потенциал «сбрасывается» в другие страны.
Во-вторых, США делают ставку на доминирование на мировых финансовых рынках и ставят под контроль основные финансовые потоки, стимулируя их глобализацию, что позволяет подпитывать бюджет за счет других стран мира (не следует забывать, что доллар стал мировой валютой).
В-третьих, США произвели массированный вывоз производства за пределы своей национальной территории, создав по всему миру сеть филиалов и отделений американских фирм, обеспечив таким образом эффективное функционирование своей экономики за счет остального мира.
В-четвертых, США сами превратились в рынок сбыта товаров, ибо они обладают высочайшим и одновременно сверхшироким платежеспособным спросом. Поэтому туда потянулись производители всего и вся и они попали в зависимость от Америки, которая оказалась куда более жесткой, нежели зависимость от нее как от поставщика товаров.
Сила Америки благодаря осуществленному рывку в постиндустриальное общество многократно возросла вместо того, чтобы по логике индустриального капитализма ее американской системе необходимо было умереть. Однако за все нужно платить — сила Америки сопряжена с ее слабостями, грозящими привести к катастрофе.
Во-первых, определенный процент населения, в том числе часть работавших в добывающей промышленности, металлургии неквалифицированных рабочих, вообще выпала за черту нормального существования, что потребовало значительных средств (в отдельные периоды — до 18 % ВНП) на социальную поддержку неимущих и примазавшихся к ним.
Во-вторых, пришлось сохранить и пресловутое «общество потребления», которое на деле является чисто экономической категорией — в американской торговле действует железный принцип: «все, что произведено, должно быть потреблено», а значит государство должно заботиться о равновесии спроса и предложения, что тоже обходится в немалую сумму. Однако теперь перед Америкой стоит проблема трансформации «общества потребления» в иную социальную систему, что требует формирования новой культуры и новой философии, а самое главное изменения образа жизни.
В-третьих, произошел отрыв американской экономической системы от американской национальной территории. Иными словами, есть Америка как государство, замкнутое в собственных национальных границах, которое мало что производит, да и то, что она производит, ориентировано не на обслуживание внутреннего рынка. И есть Америка как наднациональная система, контролирующая через мощь доллара основные транспортные и финансовые потоки. Америка, которая подкреплена мощью американских вооруженных сил, служащих сейчас именно этой наднациональной системе. Интересы двух Америк противоречат друг другу, и хотя правящей элите пока еще удается их приводить к общему знаменателю, просматривается тенденция к закату страны.
Если подходить к определению нации с предложенной выше мерой, то есть судить о ее существовании на основе наличия трех признаков: государства, гражданского общества и культуры, то тогда придется признать, что не существует американской нации. Иными словами, Соединенные Штаты Америки относятся к государствам, которые входят в разряд «исключений» из общего правила. Если не брать в качестве примера библейского Вавилона, то в прошлом таким исключением была Византия. Подобно последней, Соединенные Штаты Америки представляют собой смешение разнообразных народов и народностей (melting pot, по выражению самих же американцев), притом народов, оторванных от своей родной почвы, родной культуры и религии. Америка имеет мощное государство, политически развитое гражданское общество, однако в ее основе нет объединяющей весь народ религии и, соответственно, — национальной культуры.
И если раньше иммиграция рассматривалось (притом вполне справедливо) как источник неиссякаемой силы и энергии — постоянный приток свежей крови, энергии и «мозгов», — то теперь она все более заметно превращается в слабость, которая медленно, но верно подтачивает эту современную «Вавилонскую башню» и способствует ее саморазрушению.
Этническая «миска салата»
Последнее десятилетие XX века и первое десятилетие XXI столетия принесли немало изменений в Америке, а именно: закончилась «холодная война», компьютерная и телекоммуникационная революции начинают трансформировать и экономику, и образ жизни, новые волны «иммиграции» сделали американское общество более разнообразным, внеся свой вклад в то, что один из обозревателей назвал «первой универсальной нацией» (An Outline of American History. USIA. 1994. P.353). Сердцевиной этих стремительных изменений является дальнейшая эволюция Америки на основе ее сильных и слабых сторон. Немаловажную роль здесь играет расово-этнический фактор — от него в существенной степени зависит будущее страны. Сложившаяся сейчас в Америке этническая ситуация неразрывно связана с глобальным этническим кризисом, который уже становится реальной угрозой международной безопасности.
Вставший перед человечеством в конце XX столетия национально-этнический вопрос является одним из самых болезненных, этнические конфликты многократно повторяются в разных местах земного шара, что позволяет говорить о существовании некой закономерности. «В масштабе человечества национальный вопрос, — пишет В. Иорданский, — встает в противоборстве двух тенденций. Обе они объективны, обе реализуются в воле, поступках миллионов людей. Первая — в движении наций к самоопределению и независимости, вторая, напротив, — в стремлении к образованию крупных полиэтнических общностей к формированию мощных „супернаций“, где органично были бы соединены этносы, различные традиции и культуры. Какая из них окажется преобладающей, какой принадлежит будущее?» (Иорданский В. Глобальный этнический кризис, или сумерки разобщенности // МЭиМО. 1993. №12. С. 84).
И хотя у этих обеих тенденций имеется цель — преодоление всех, старых и новых, форм национально-этнического неравенства, т. е. демократизация межнациональных и межэтнических отношений, возникает проблема предпочтительности пути решения этой сверхзадачи истории. В нашем случае Америка представляет собой поле для сотрудничества этносов и рас в рамках «супернации», что само по себе еще не гарантирует успеха, так как велик риск этнических столкновений. Ведь существующая структура американской «супернации» в условиях углубления либерализма не дает достаточных гарантий ни для демократического развития общества, ни для его экономического процветания (достаточно отметить, что «плавильный котел» уже заглох).
Существенным для расово-этнических отношений Америки (и всего мира) является эмпирический факт: под влиянием массовой иммиграции из стран Азии, Африки и Латинской Америки усиливается «пористость» этнического пространства, поскольку в нем наблюдаются более или менее крупные вкрапления общностей китайцев, корейцев, бирманцев, вьетнамцев, мексиканцев и др.
Типичным примером такого вкрапления является возникший постепенно в американских городах мир «чайнатаунов», куда «стопроцентному» американцу хода не было и куда он не стремился. Согласно мнению Д. Евстафьева, чайнатаун стал поворотным пунктом в формировании американской «нации»: «Действительно, в государстве, где основными государствообразующими элементами были территория, захваченная по праву сильного, а не „исконная“, и язык, — начали возникать места (причем достаточно плотно населенные), где владеть английским стало совершенно необязательно. Фактически это стало зримым свидетельством того, что „плавильный котел“ уже не справляется с теми, у кого этническая доминанта в самоидентификации выражена сильно. В чайнатаунах постепенно (повторим, с начала XX века) начала воссоздаваться традиционная социальная структура китайского общества с присущими ей особенностями (конфуцианство, культ формальных и неформальных начальников, приоритет соплеменников, замкнутость, наконец, криминальные „триады“), которые совершенно не вписывались в американскую систему. Если американские „компетентные органы“, плохо или хорошо, но справлялись с „европейской“ оргпреступностью, засадили в тюрьму Аль-Капоне и Готти; если они разгромили и негритянских леваков, вроде воспетой в анекдотах и матерных частушках Анджелы Дэвис; если „для баланса“ придавили они слегка и ку-клукс-клан, — то никто никогда не слышал о победах полиции или ФБР над китайской, японской, бирманской, корейской или вьетнамской мафией, которые если и случаются, то только в боевиках или фантастических фильмах. На деле побед нет потому, что интегрироваться в эти мафии и выявить, как они действуют, нельзя: для этого надо быть не американцем, а японцем, китайцем, бирманцем, корейцем или вьетнамцем. Причем речь идет, разумеется, не только о цвете кожи и характерном разрезе глаз. И остается доблестным фэбээровцам ловить никуда от них не скрывавшегося Япончика, отыгрываться на мексиканских эмигрантах и антикастровских кубинцах, занимающихся не столько борьбой за „свержение диктатуры“, сколько торговлей наркотиками» (Евстафьев Д. Несколько мыслей об Америке. С. 40).
Логика развития расово-этнических процессов в Америке, как и во всем мире, может привести к «сумеркам разобщенности» этносов и рас, что может обернуться социальными патологиями. В результате может сбыться прогноз О. Тоффлера о предстоящем расколе Америки или приобретении ею азиатского оттенка: «Теперь мы во всей большей степени азиатизируемся. И если стране и суждено остаться единой, это единство, вероятно, будет иметь азиатский оттенок».
Не следует забывать, что в Америке именно расовоэтнический фактор придал специфическую окраску ее цивилизации. Российский исследователь В. В. Согрин пишет в связи с этим следующее: «Среди других явлений, обусловивших специфику американской цивилизации, но недостаточно или односторонне характеризовавшимися нами, хотелось бы выделить расово-этнический фактор… в отличие от других западных обществ в Соединенных Штатах расово-этнические отношения и конфликты на многих этапах играли самостоятельную, а то и ведущую роль в социальной среде, соотносясь, конечно, с классовыми размежеваниями, но не подчиняясь им» (Согрин В. В. Новый образ Америки // США — ЭПИ. № 4. С. 8–9). И на нынешнем этапе развития американского общества расово-этнический фактор играет все возрастающую роль в социальной среде. Об этом свидетельствует факт значительного употребления американскими обществоведами для анализа современного общества в США термина «мультикультурность», обозначающий прежде всего многоэтничность. Разумеется, Америка всегда была «нацией иммигрантов», однако с начала 70-х годов знаменитый американский «плавильный котел» заглох, не сумев переплавить расово-этническую многокультурность. Растущее многообразие рас и этносов во все большей степени обусловливает социальную динамику и напряженность в американском обществе.
Необходимо подчеркнуть, что развитие мультикультурности является одним из ярких, фундаментальных явлений американской действительности. «Оно имеет много проявлений и, в частности, то, что разные расовоэтнические общности отказываются принимать некую единую концепцию американской цивилизации. Их интеллектуалы принялись за написание мультикультурной истории американской цивилизации, в которой доказывается, что история американских негров, мексиканцев, евреев, китайцев отлична от истории американских англосаксов и, помимо всего прочего, отражает наличие в прошлом и настоящем Америки социальной несправедливости» (Согрин В. В. Указ. соч. С. 12). Во всяком случае, несомненно то, что этнически-расовая многоликость американского общества сегодня с весьма большой натяжкой можно квалифицировать как некое единое «общечеловеческое государство».
Наблюдения социолога Д. Шляпентоха подтверждают наличие тенденции движения Америки к «сумеркам разобщенности» этносов и рас: «Давно собирался вам описать такую занимательную сторону этой страны, как ее этнос. Замечу прежде всего, что здесь и сейчас нет ощущения, что вы в стране с четко выраженным господствующим этническим большинством. Вряд ли даже самый дотошный и уверенный в своей правоте исследователь найдет доказательства того, что ВОСП (WASP — белый англосакс и протестант) имеет какие-то видимые преимущества. Более того, в условиях, когда в стране каждое этническое меньшинство буквально снедаемо националистическими чувствами и культивирует свои традиции и свою культуру, белые иногда выглядят растерянными.
Странное их положение стало особенно очевидным на фоне так называемого специального законодательства, предписывающего университетам и руководителям учреждений и бизнеса принимать на работу в первую очередь небелых. В связи с этим возникла полемика об обратной дискриминации, имели место судебные процессы, затеянные оскорбленными белыми» (Шляпентох Д. Незнакомые американцы. С. 103–104).
Исследования расово-этнических процессов, протекающих сейчас в Америке, свидетельствуют об усилении тенденции к этнической разобщенности. На это обращает внимание В. Согрин: «Контрасты в положении и напряженность в отношениях черных и белых американцев оказываются еще более разительными, когда их наблюдаешь воочию. Белые отделились от черных прочной стеной и вопреки своим ответам на вопросы служб общественного мнения не проявляют желания смешиваться с ними в единую нацию… Разделение белых и черных в Америке наблюдается повсюду: белые не посещают те кинотеатры, в которые ходят черные, в университетских кампусах белые и черные студенты держатся обособленно, даже на стадионах во время спортивных состязаний черные и белые садятся отдельно…»(Согрин В. США: общественно-политический потрет на исходе XX в. С. 59).
Статистические данные показывают удивительную картину, не соответствующую мифу о существовании американской «нации». Подготовленный в рамках последней переписи населения США специальный доклад об этническом происхождении дает весьма интересный портрет американского народа. Лишь 5 % на вопрос «Каково Ваше этническое происхождение?» ответили, что они просто «американцы», тогда как остальные отнесли себя к одной из выявленных переписью 215 этнических групп. Крупнейшими из них являются, в порядке убывания, немецкая, ирландская, английская и афро-американская, каждая из которых насчитывает свыше 20 млн. человек. За ними следуют семь групп — итальянская, мексиканская, французская, польская, коренных американцев, голландская, численностью свыше 6 млн. человек каждая. Затем идут 28 групп численностью свыше 1 млн. каждая.
За последнюю четверть века США захлестнула волна крупнейшей по масштабам со времени окончания Первой мировой войны массовой иммиграции: в США въехало около 16 млн. легальных иммигрантов. Число осевших нелегалов не поддается точным подсчетам, но также измеряется миллионами.
В результате неравномерности расселения различных расово-этнических групп по территории страны в ряде регионов сложились мощные кластеры (компактные районы проживания, где данная группа составляет 35 % и выше) небелого населения (Техас, Калифорния, Нью-Джерси и др.). Бурными темпами идет процесс испанизации американского Юго-Запада — своеобразная мирная «реконкиста» земель, отвоеванных США у Мексики в середине девятнадцатого столетия. Испаноязычные составляют сегодня 28 % населения штата Техас, 31 % населения штата Калифорния. Никогда за всю свою историю США не сталкивались с подобной массовой концентрацией представителей одной этнической группы, которая к тому же постоянно подпитывается за счет непосредственной близости Мексики и нескончаемого притока иммигрантов. Подобного рода тенденция просматривается и в случае концентрация выходцев из Юго-Восточной Азии и с островов бассейна Тихого океана на Западном побережье. В результате территориальной концентрации меньшинств на карте США появились многочисленные «цветные» города (Вашингтон, Майами, Детройт, Атланта, Новый Орлеан, Нью-Йорк и др.).
Сегодняшняя иммиграция порождает целый ряд исторически беспрецедентных вопросов в культурной и политической областях. Один из них — непредсказуемые последствия происходящего замедления ассимиляционного процесса. Американские исследователи отмечают явно обозначившийся в последние десятилетия сегментарный характер ассимиляции расово-этнических иммигрантских групп — иммигранты вливаются в родственные им принимающие группы с их самобытной культурой, значительно отличающейся в своих жизненных ориентациях и установках от общенационального стандарта.
Этот процесс показывает замену «плавильного котла» мозаикой расово-этнических общин, или «миской салата». Согласно концепции «миски салата» в Америке существует в этническом пространстве белого англосаксонского населения этнические вкрапления, число которых значительно выросло в результате совмещения таких потоков иммиграции, как «новейшие русские» с криминальным уклоном, «латинос» — выходцы из Латинской Америки и представители Юго-Восточной Азии. И тогда «вдруг выяснилось, что в Америке уже есть не только „чайнатауны“. Есть нью-йоркский Южный Бронкс, где говорят только на испанском. Мэр города Майами, облюбованного „новыми русскими“ и московской богемой, изъясняется по-английски с большим трудом. В Калифорнии есть предприятия, которыми владеют китайцы и где работают только китайцы. Белый „средний класс“ постепенно вытесняется корейцами из наиболее престижных районов Лос-Анджелеса. Половина офицеров погранконтроля в аэропорту Сан-Франциско — азиатского происхождения. Российская „братва“ побивает негров в Гарлеме, а негры вытесняют евреев из Бруклина. Но самое главное, что никто из этих людей не собирается становиться американцем: а зачем, они и без этого пользуются всеми благами» (Евстафьев Д. Несколько мыслей об Америке. С. 40).
Так как в Америке господствует философия прагматизма, то она стремится сделать привлекательной модель «миски салата» и даже ее облагороженного варианта — «этнической мозаики», выражающих разъединенную на самозамкнутые общины страну. Такого рода фрагментация национальной идентичности приводит к напряженности из-за разнонаправленности групп интересов и давления на процесс принятия решений — ведь каждая из этнических групп проявляет интерес к родине своих предков и стремится ей помочь. Достаточно вспомнить деятельность ирландского, еврейского, армянского, греческого, прибалтийского, украинского, белорусского, африканского лобби.
«Проблема этнических лобби, — подчеркивает С. А. Червонная, — фактически вопрос о внутриполитических тылах внешней политики. Может ли служить надежным тылом политики США в „третьем мире“ наличие многомиллионных, в значительной степени самозамкнутых расово-этнических групп, не перерезавших пуповину со своей прародиной, массовое сознание которых сохраняет элементы и стереотипы более характерные для народов третьего мира? Проблема этнической субкультуры и свойственного ей менталитета носит далеко не только теоретический характер в стране, более трети личного состава армии которой — выходцы из расовоэтнических групп» (Червонная С. А. Возможно ли единство во множестве? С. 15).
Феномен наличия в Америке разрастающихся этнических вкраплений, которые в ментальном и мировоззренческом отношении родственны народам не-Запада, ставит также вопрос о будущем страны как форпоста западной культуры и системы ценностей. Именно озабоченность сохранить себя как западную нацию — в основе растущих общественных настроений в пользу ограничения иммиграции. Эту озабоченность, обычно по соображениям «политической корректности» камуфлируемую социальной и экономической аргументацией, весьма лаконично выразил один из ведущих американских идеологов С. Хантингтон. Предложенный им рецепт самосохранения требует «контроля за иммиграцией из незападных обществ» и «обеспечения ассимиляции в условиях западной культуры принятых в общество иммигрантов». Вместе с тем ограничение потоков иммигрантов из других частей мира приходит в столкновение с экономическими выгодами для Америки от этого процесса. В подготовленном по заданию федеральных властей докладе «Национального совета по научным исследованиям», который показывает несостоятельность многих стереотипов американского массового сознания об иммигрантах как нахлебниках, о приносимом ими вреде и пр., отмечается, что дешевый труд иммигрантов приносит стране ежегодно. Однако экономическая выгода от дешевого труда иммигрантов, подкрепляющего могущество Америки, в итоге может обернуться ее слабостью — страна может потерять свое единство, ибо возрастание числа иммигрантов отнюдь не способствует целостности Америки.
Сейчас в американском обществе выделяется четыре категории иммигрантов, а именно: сохраняющие свою культурную самобытность и осуществляющие повседневную деятельность в своих этнических группах (тотальная идентичность), сохраняющие свою этничность избирательно, живущие в своих этнических группах, но находящиеся в коммуникации с общим стилем жизни (частичная идентичность), неприсоединившиеся к какой-либо этнической группе, часто относящиеся к миру науки, масс-медиа и искусства (неприсоединенные), не идентифицирующие себя с какой-нибудь единственной этнической группой, ибо родились в межнациональных семьях (гибриды).
Неудивительно, что сейчас весьма актуальной для Америки является проблема ассимиляции большого числа этнических групп. «К концу столетия маятник, приведенный в движение в 50-е годы борцами за гражданские права и их либеральными союзниками, кажется, вернулся в первоначальное положение. Отточки „раздельных“, но „равных“ условий, означавших узаконенное разделение американцев по расовому принципу, через интеграцию черных и других расово-этнических групп в единую национальную ткань, которая, не успев окончательно скрепиться, начала растягиваться, образуя на своей поверхности все туже затягивающиеся узелки, он снова подошел к точке, за которой встает монументальная задача интеграции» (Червонная С. А. Возможно ли единство во множестве? Об). Однако теперь это требует значительно больших усилий и более сложного инструментария, чем раньше. Американское общество оказалось лицом к лицу с рядом тех же этнических (и расовых) проблем, которые в результате способствовали развалу Советского Союза, и не исключено, что невозможность их решения приведет к закату англосаксонской Америки.
Своеобразие американской культуры
В 1770 году А. Рейналь заметил, что «в Америке еще нет ни одного хорошего поэта, ни одного способного математика, ни одного гения в области искусства или науки» (Making America. P. 137). Представление о том, что самостоятельная нация может быть создана на основе только политических институтов, без сильных культурных оснований, было чуждо европейцам. Руссо в своей «Исповеди» (1730 г.) и Гердер в начале «Фрагментов» (1767 г.) обосновали положение о том, что искусство, культура и национальная идентичность эволюционируют естественным путем на основе опыта сообщества и выражают глубину народа на всём времени его существования. Разве возможна нация без различных стилей и культурных достижений? Рождение и дальнейшее развитие Америки не является исключением из этого правила, другое дело, что параметры ее культуры в самом начале отличались от культур Старого света.
Американская цивилизация начинает свой отсчет с XVII столетия, когда стал осуществляться проект западноевропейской экспансии. Следует иметь в виду тот немаловажный факт, что в Северной Америке этот проект исходил из пуританской концепции жесткой аскетической этики. Не случайно исследователи среди всех источников влияния на формирование американской культуры особо выделяют пуританство, на девять десятых имеющего британские корни.
Понятно, что американская культура формировалась на протяжении длительного времени в связи с миграцией представителей многих народов. Но фундамент американской культуры был заложен в колониальный период и он не изменился принципиально с тех времен, несмотря на последующее «многоязыкое нашествие» эмигрантов. Это подтверждает серьезное исследование Э. Урбанского «Испаноамерика и ее цивилизации. Испаноамериканцы и англоамериканцы», в котором даются сравнительные характеристики латиноамериканской и англоамериканской цивилизаций (См. Urbanski E. S. Hispanoameryka i jej cywilizacje. W., 1981). Если основания испаноамериканской цивилизации обусловлены смешением испанской и индейской кровей и принятием индейцами языка и религии конкистадоров, то отрицание английской феодальной идеологии и ее иерархической системы и восприятие британской морально-правовой системы вместе с растущим осознанием общей судьбы колонистов стали фундаментом англоамериканской цивилизации.
Испаноамериканская и англоамериканская цивилизации использовали культурное наследие Европы, однако его рецепция оказалась разной, что связано с особенностями самих метрополий. Испанцы принесли с собой прекрасное наследие гуманистического знания, архитектуры и искусства, которые в значительной мере обогатило испанскую колониальную культуру. Колонистов из Англии и других англосаксонских стран характеризует отсутствие глубокой традиционной культуры, они не привезли с собой ни правоведов, ни ученых. Рождающаяся англоамериканская цивилизация (как и испаноамериканская) использовала основы западноевропейской цивилизации, на которые глубокое влияние оказала Возрождение. Однако культурное наследие Британии в силу пуританского характера колонистов не было воспринято в полной мере. Э. Урбанский так характеризует этот существенный момент в становлении англоамериканской цивилизации: «Интеллектуальная гибкость и спекулятивный дух островитян обусловил расцвет Возрождения в Англии. Английский ренессансный дух проявился в различных произведениях литературы, в которых философские и моральные ценности были перемешены с теологическими концепциями и научными размышлениями.
Однако Возрождение не смогло принести свои плоды в американских колониях из-за теологической ментальности пуритан, которые любили простую жизнь. Свидетельством этого являются некоторые примеры английской колониальной архитектуры в Новой Англии и Виргинии, выделяющиеся скорее функциональной пользой, нежели художественной красотой. Гуманистическая литература тоже не была хорошо принята, ибо кальвинисты и лютеране, которые оказывали влияние на воспитание в колониях, отвергали эти идеи. За исключением некоторых писателей и архитектурных объектов, а также небольшого числа школ и теологических училищ, которые позже были преобразованы в университеты, колониальная культура в Америке была скромной.
Однако она выражала моральные и социальные ценности, своими корнями уходящие в ренессансную идеологию. Английские колонисты оставили следующим поколениям те ценности, из которых позже северные американцы создали современную цивилизацию. Все активно участвовали в созидании этой цивилизации посредством труда и общего образования. В противоположность испаноамериканской немногочисленной исключительности англоамериканская цивилизация стала в культурном смысле движением масс. В итоге, насколько испаноамериканская цивилизация сформирована религией и искусством, настолько англо-американская создана трудом и школой» (Urbanski Е. Op. cit. S. 49–50).
Колонизация Америки происходила во время идеологических и религиозных битв между католическим догматизмом и протестантским рационализмом, бушевавших тогда в Европе. Результатом оказалось фундаментальное различие в духовных основаниях, выступающих в обеих частях Нового Света с колониальных времен. Рационализм зачастую приносил англичанам больше успехов в материальной, нежели в интеллектуальной области. Пуританская религиозная концепция, неразрывно связанная с социальной, экономической и теологической идеями, которые тоже оказали глубокое влияние на колониальный протестантизм, тоже наложила сильный отпечаток на англосаксонскую ментальность. Рационализм часто выступал в качестве основной инспирации британской колонизации и неудивительно, что англоамериканская цивилизация и культура пронизаны прагматизмом и утилитаризмом. Здесь необходимо считаться и с тем, что освоение обширной зоны Северной Америки в ходе истребления индейских племен, борьба за место под солнцем внесло в американскую культуру агрессивность и насилие.
Все описанные выше характеристики американской культуры, «заложенные» в ходе ее генезиса: пустота, примитивность, рационализм, прагматизм, утилитаризм, агрессивность, насилие, и сейчас присущи ей, — о чем, между прочим, свидетельствуют и приведенные в первой части книги воззрения 3. Бжезинского.
В частности, о волне насилия в американской культуре много пишется в прессе и говорится в средствах массовой информации. Теперь «сверхнасилие», которое долгое время было характерно для массовой культуры, вышло на первый план в сегодняшних фильмах и книгах. Америке присуще пристрастие к вымышленному насилию подобно наркоману, требующему все больше и больше наркотика, чтобы вызвать тот же эффект. «Создается вымышленный мир, не обязательно положительный, но и отрицательный, главное — чтобы он был ярким, полным соблазнов и приключений, с сильными страстями любого сорта, с захватывающими ужасами, со сверхчеловеческими существами и ситуациями», — писал выдающийся русский философ А. Зиновьев. Таким образом удовлетворяется потребность «маленьких» людей, чья жизнь становится все серее и скучнее, в ярких впечатлениях, в том числе и в художественной версии ужасов.
Тем не менее психика людей действительно разрушается в результате воздействия зверского насилия, каким сейчас проникнуты фильмы, теле- и радиопередачи, кино, театральные спектакли. Сегодня насилие изображают с анатомической точностью, особой сексуальностью и тщательно продуманным дизайном. Если в старом черно-белом боевике происходило убийство, то все, что видел зритель — это облачко дыма и лужу крови. Теперь дело обстоит иначе — многие молодые режиссеры прошли школу телерекламы и теперь современная кинотехника позволяет зрителю отчетливо слышать звук ломающихся человеческих костей и вытекающую кровь замученной жертвы. Научными исследованиями установлено, что возбуждение глубинных слоев коры — подкорки — вызывает предрасположенность к насилию и бесчувственности.
Современные цветные фильмы и телефильмы воздействует не только на собственно сознание, но и на сферу подсознательного человека. Современная поп-культура переполнена зверствами, порнографией и эротикой, нарушающими психику человека и формирующими у индивидов «сумеречное» сознание, что неизбежно ведет к шизофренизации общества.
Американская массовая культура подпитывается и пропагандой, и самой жизнью, и страхом перед смертью. Прежде всего, в начале последних двух-полутора десятилетий в США приступили к разработке секретного проекта «Джедай» — создание некоего солдата-супермена, который наделен паранормальными способностями и способен к участию в будущих психотронных войнах, — поэтому индустрия массовой культуры посредством фантастической литературы и мистических триллеров стала оказывать соответствующее воздействие на крайне мифологизированное сознание американцев.
Далее, сама жизнь американского общества, когда многие погружены в пустоту массовой культуры и не имеют широкого кругозора, поддерживает феномен эскапизма (бегства от действительности) и стремление обывателя к поиску жизни после смерти. В беседе с известным советским журналистом В. Симоновым знаменитый американский писатель С. Кинг на вопрос об интересе к ужасному, сверхъестественному отвечал: «Во многом это эскапизм. Духи, вампиры, да и „второе зрение“ — все это, конечно, страшновато, но прелесть такого страха вот в чем: забываешь, что в конце месяца надо оплатить счет за электричество. Понимаете, что я имею в виду? Это отдушина от ужаса обыденности. Кроме того, заявляет о себе жажда прикоснуться к тому, что таится за границей пяти чувств. Присущий обывателю поиск жизни после смерти… В сущности, массовая культура в ее потустороннем варианте — это своего рода гражданская, светская религия» (Симонов В. Чем дышишь, Америка? М., 1987. С. 287, 288). Здесь следует иметь в виду то обстоятельство, что в данном контексте речь идет о массовой, «низкой» американской культуре, которая рассчитана на массы.
Именно массовая американская культура представляет собой совершенно новое явление, порожденное индустриальной и постиндустриальной цивилизацией. В прошлом ее аналогом отчасти служат массовые действа и зрелища Древнего Рима, особенно бои гладиаторов, отчасти мистерии средневековой культуры. Однако во всеобъемлющем своем виде массовая культура сформировалась и утвердилась лишь в Америке XX столетии. Зигмунд Бжезинский по этому поводу отмечает: «Если Рим дал миру право, Англия — парламент, а Франция — культуру и национальную республику, то современные Соединенные Штаты Америки дали миру научно-технический прогресс и массовую культуру».
Появление массовой культуры именно в Америке обусловлено тем, что она оказалась в значительной мере лишенной исторического и культурного прошлого, присущего Старому Свету. Поэтому традиционная гуманитарная культура не нашла подходящих условий для своего должного развития. В ней не сформировались и не устоялись устойчивые и солидные традиций и школ, что сказалось на развитии такого интегрального ядра культуры, как философия.
В последней Америка смогла сотворить очень скромное в философском плане течение — прагматизм, который, представляя собой по сути идеологию, определяет своеобразие американского менталитета. Она составляет основу морали, в которой высшей ценностью и целью выступает личный успех, оправдывающий любые средства и пути к нему. Именно прагматизм формирует отношение американцев к традиционной, классической гуманитарной культуре.
Узкоутилитарный подход к последней проявляется в отношении к изучению гуманитарных наук в вузах Америки, его критике посвящена книга профессора философии Чикагского университета А. Блума «Закат американской учености». Он образно определяет гуманитарные науки как третий остров в университете после естественных и общественных дисциплин, который, подобно древней Атлантиде, полностью погружен в воду. Гуманитарные науки в качестве третьей составляющей университетского образования более других несут урон из-за практицизма, отсутствия уважения к традициям в демократическом обществе. Рассматривая проблему культурно-образовательного уровня представителей будущей элиты, А. Блум призывает обратиться к великим классикам прошлого и современности, чтобы им в перспективе не оказаться оторванным от культурных ценностей западной и мировой цивилизации.
Прагматичное, утилитарное отношение к гуманитарной культуре наблюдается и на примере искусств — Америка не успела создать настоящее классическое искусство (исключением в этой области является литература, которая по своему художественному уровню не уступает европейской). Послушаем замечательного американца Уильяма Фолкнера: «Нет, повторяю, Америке художник не нужен. Америка не нашла для него места — для него, который занимается только проблемами человеческого духа, вместо того, чтобы употреблять свою известность на торговлю мылом, или сигаретами, или авторучками, или рекламировать автомобили, морские круизы и курортные отели…» Тем не менее в Америке существует «искусство», которое трудно назвать искусством в подлинном смысле этого слова и которое претендует на звание «современного» искусства.
Общепризнанно, что центр художественной жизни после Второй мировой войны переместился из Парижа в Нью-Йорк, так как в нем возникают новые течения, находят воплощение самые смелые идеи, сюда со всего мира стекается артистическая элита. Художник Кристо переехал в США в 1964 году. К этому времени он уже был достаточно известен в Европе, но в Нью-Йорке начался новый и значимый этап его творческой жизни. Имя Кристо стало прочно ассоциироваться с современным американским искусством, поскольку в Европе с ним связывают устойчивое понятие «американизм» — синоним масштабности, грандиозности, размаха.
Особенностью искусства Кристо является обертывание или упаковка различного рода объектов — в материю упаковываются и перевязываются веревками всё, начиная от консервных банок, журналов и стульев и кончая бочками для нефти и машинами. Для его художественных произведений характерна грандиозность и дороговизна. Вместе с Жан-Клодом он создал надувное сооружение без поддерживающего каркаса — «Упаковка 5600 кубических метров», который весил 6530 килограммов и было перевязано веревками общей длиной 3,5 километра.
И хотя работы Кристо и Жан-Клода не носят коммерческого характера, они вызывают экономический бум, связанный с притоком туристов в места их реализации. Так, пока длился проект «Окруженные острова», организующая полеты над Бискайским заливом вертолетная компания продала 5000 билетов по 35 долларов каждый.
Восприятие подобного рода произведений «искусства» предполагает освобождение от груза тяготеющих над ними исторических, культурных и политических ассоциаций, что якобы и является «сущностью» современного искусства вообще. Не случайно произведения Кристо относятся к нью-йоркскому поп-арту, который представляет собой коррупцию подлинного искусства. Искусствовед и писатель Ф. Ферней пишет: «Нью-йоркский поп-арт преподаст вам великий урок: нет никакой разницы между хот-догом и Элвисом Пресли, между банкой супа Campbell и Девой Марией. Все фальшиво, безупречно, безлико, священно, одноразово. Искусство — прямо на улице: помойки, граффити, отбросы, световая реклама, афиши, объявления. Это призраки, пустышки» (Ферней Ф. Город, где сходятся крайности). Поистине американское искусство такого рода — это темная ночь, в которой все кошки серого цвета.
Наряду с массовой культурой в Америке имеется и элитарная, «высокая» культура для узкого круга — в ней сконцентрированы действительно лучшие образцы мировой культуры (достаточно в качестве примера привести музыку Чайковского, Рахманинова, литературные произведения Достоевского, Толстого и др.). Именно эта «высокая» культура сформировалась в результате взаимных контактов Америки с Европой и Азией как на основе культурного обмена, так и благодаря внесенными эмигрантами элементам их культуры. Однако она оказалась загнана в интеллектуальное гетто, оттеснена на периферию, стала недоступной для масс. «Последнее утверждение может показаться парадоксальным, поскольку формально все выглядит наоборот: современные методы тиражирования (то есть удешевление предметов искусства) и mass media (то есть удешевление и облегчение их доставки „потребителю“) вроде бы сделали „высокое искусство“ более доступным широким кругам населения. Но это иллюзия. Во-первых, каналы тиражирования и доставки настолько забиты произведениями псевдокультуры, что „потребитель“ обычно даже и не подозревает о существовании подлинного искусства, во-вторых, формирование потребностей и эстетических установок происходит в „допотребительский“ период: в семье (обычно полностью интегрированной „масскультом“) и в школе, которая сегодня уже отчуждена от культуры и образовательно, и воспитательно: американская средняя школа, например, это — спорт, секс, низкое качество образования и полное отсутствие воспитания, американская высшая школа — это то же самое плюс сверхузкая специализация. В-третьих, настоящее искусство, если оно даже доходит до масс, подается как развлечение, то есть как товар: „потребитель“ не способен воспринять искусство как искусство, то есть как способ познания и освоения действительности, не способен пережить катарсис, он воспринимает предмет искусства как „продукт“ — то есть ведет себя именно как потребитель. Говоря иначе, он не способен воспринять внутренние эстетические законы „высокой культуры“, а потребляет ее по правилам общества потребления и в соответствии с эстетикой общества потребления (яркие примеры этого даны в романе Ф. Лейбера „Серебряные яйцеглавы“, где герой, жертва „масскульта“, не способен воспринимать романы Ф. Достоевского иначе как занудно написанные детективы)» (Тарасов А. «Средний класс» и «мещанский рай» // Свободная мысль. 1998. № 1. С. 47).
Грезой американской культуры является американская мечта «жить все лучше и лучше», что означает постоянное повышение уровня материального благополучия и что находит свое выражение в игре, с которой связан менталитет «трюкача-обманщика». Именно воплощение «великой американской мечты» и лежит в основе американского образа жизни, который преподносится правящей элитой США как самый лучший в мире.
Американский образ жизни
Американский образ жизни невозможно понять вне контекста американской мечты и связанных с ней американских ценностей, которые обычно трактуются достаточно широко: от идей свободы и равенства — до мечты о собственном доме с садиком и нескольких десятков тысяч на банковском счету. «К концу 60-х гг., когда СССР перестал сам быть символом нового образа жизни, притягательным для интеллигенции и широких масс государств мира, и перестал поставлять на мировой рынок свои культурные и промышленные символы, — пишет С. Н. Бабурин, — страна Голливуда и кока-колы, полета человека на Луну и космического корабля многоразового использования оказалась для мирового общественного сознания более привлекательной, нежели догматично лишенные развития социалистические идеалы» (Бабурин С. Н. Территория государства. С. 390–391).
Действительно, американский образ жизни кажется сейчас многим привлекательным, он выступает для них желаемым стандартам. Однако складывающиеся реалии для Америки таковы, что «с этим образом жизни, с американской мечтой всем придется расставаться, тяжелее всего это будет сделать самим американцам» (Моисеев Н. Н. Расставание с простотой. С. 348). Можно сказать, что в конце нашего столетия американский образ жизни претерпевает изменения, что ему присущи противоречивые черты, что этот новый и многогранный образ жизни весьма отличен сложившегося стереотипа в сознании и американцев, и иностранцев. Прежде всего это относится к такой фундаментальной характеристике американского образа жизни (и не только его, но и других обществ), как отношение к времени. Скандально известный американский писатель Г. Миллер писал в «Тропике Козерога»: «Посреди золотистой зефирной мечты о счастье… великая душа американского континента скачет, как осьминог, все паруса распущены, все люки задраены, мотор рычит, как динамомашина. Великая динамичная душа, пойманная глазом фотоаппарата в момент гона… Нет и не будет ответа, пока они все еще продолжают сломя шею бежать вперед, чтобы скорей завернуть за угол».
Именно отношение американца ко времени служит ключом к пониманию американского образа жизни и современной американской культуры. Известно, что атрибутом всякого социального опыта, способом его организации является время, которое определяет характерные особенности личности, погруженной в данную социокультурную среду. Для американца скорость представляет собой актуально действенную ценность, которая проявляется в его приверженности идеалам динамичности и изменения и которая как способ интенсивного использования времени составляет интегральную часть его личности. Интенсивное отношение ко времени проявляется во всех сферах американской жизни: в скорости передвижения индивида на автомобиле по улицам, в развитии транспорта (автомобильного и авиационного) и высокоэффективной организации дорожного движения (скоростные магистрали, минимум перекрестков и т. п.), позволяющей достигать высокой скорости передвижения даже в пределах городов, в скорости передвижения товаров от производителя до покупателя, в скорости обслуживания, в динамическом развитии науки и технологий, в скорости повседневного питания (развитая сеть кафе, закусочных; яркий пример — «Макдональдс»), в популярности активных форм проведения досуга (бег, спорт, движение), в быстрой музыке, энергичных танцах, динамичной литературе и динамичном кино (вестерны, боевики, детективы, комедии).
Американский образ жизни во многом сформирован развитием цивилизации автомобиля, автомобилизация принесла комфорт и стандартизацию образа жизни на всей территории Америки, повлияла на менталитет американцев. Система личного автомобильного транспорта представляет собой «технобиоценоз», псевдоприродное образование, которое функционирующим по каким-то собственным законам и которое породило общие для страны и местные функции и традиции, верования и обычаи, поведенческие стереотипы и «правила игры». Национальный афоризм «мы верим в бога и в автомобиль», который европеец сочтет богохульством (богобоязненные итальянцы, тем не менее, бравируют формулой «любовь к машине сильнее страсти к женщине», французы называют свои автомобили «магнитом для красоток»), отражает мораль и этику американцев.
Вождение автомобиля в чем-то утратило свой изначальный «транспортный» смысл. В автомобиле американец проводит столько времени, сколько спит, так что пребывание в автомобиле теперь стало крупным фрагментом его образа жизни. В 80-е годы обнаружилось массовое стремление американцев делать в машине, наряду с вождением, еще «что-то»: принимать пищу, ухаживать за ребенком, просматривать деловую документацию, пользоваться сотовой связью, накладывать макияж, бриться, читать газеты… Автомобиль является для американца домом, где имеется телефон и компьютер, что как бы предопределяет кочевнический характер его образа жизни.
Следует обратить внимание на то, что наряду с автомобилем компьютер тоже наложил сильный отпечаток на американский образ жизни, стал сам образом жизни. Об этом пишет достаточно образно Д. Евстафьев: «Нам никогда не понять той роли, которую компьютер играет в американском обществе. Для большинства из нас компьютер есть некая разновидность пишущей машинки, значительно упростившей делопроизводство, и игровой приставки. Для определенного количества „продвинутых“ это средство для того, чтобы, полазив по Интернету, найти компьютерную версию „Плейбоя“. Банкиры торгуют по компьютеру акциями и дают взаймы, но потом почему-то предпочитают встречаться со своими контрагентами „за рюмкой чая“. Кое-кто читает газеты и журналы, в особенности зарубежные, и выдергивает цитаты. И лишь единицы используют компьютер как средство общения. И эти единицы в обществе воспринимаются как некие маргиналы, своего рода „ботаники“, исключения, а их культура даже в либеральной прессе рассматривается как своего рода „контркультура“».
Для американца же компьютер — не просто средство получения информации, инструмент для покупок, средство общения. Это образ жизни, когда в принципе можно жить, работать, даже путешествовать, совершенно не выходя из дома. Не нужны ни общение, ни друзья, ни магазины, ни книги — все это заменяется компьютером. Секс теперь также становится виртуальным, а в будущем вроде бы станет «только таким», о чем поведал нам неутомимый Голливуд в фильме «Разрушитель» с Сильвестром Сталлоне в главной роли (Евстафьев Д. Несколько мыслей об Америке. С. 40–41).
Характерной чертой американского образа жизни является жизнь в кредит, взаймы, что приводит к состоянию неуверенности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ярким показателем этого служит жилищная проблема, вставшая сейчас перед многими американскими семьями. Известно, что самым важным законом в Америке является закон об обеспечении жильем 1949 г., символически связавшего домовладение и демократические институты. Но, как отмечает А. Вульф, ныне существенно увеличилось число снимающих квартиры, бездомных, лишенных права выкупа заложенных домов, молодежи, не способной накопить денег для первоначального взноса. Одновременно возрастают доходы тех, кто спекулирует на этих трудностях.
Действительно, только для Америки характерен «сабёрб» — пригород как образ и стиль жизни среднего класса. Можно сказать, что жизнь американца выстроена на культе собственного дома — микрокосма, внутри которого он может проявлять свою индивидуальность и разряжать свои эмоции, подавленные в контактах с другими (на работе и пр.). Так как все в Америке живут в кредит, то и дом «покупается» в рассрочку на 30 лет — дом стоимостью в 100 000 долларов обходится в 350 000–400 000 долларов с процентами.
На взятые у банка в кредит деньги американец получает дом, построенный из фанеры, деревянных планок и скрепленный металлическими скобами, причем срок его жизни «запрограммирован» на 30 лет. Вся жизнь американца сосредоточена вокруг выплат долга за дом, и потеря работы влечёт за собой лишение дома и соответствующего социального статуса. Американец хочет жить внутри картинки, изображающей счастливую жизнь. Картинность богатых пригородов при первом впечатлении, действительно, поражает воображение. Ощущение, которое возникает после некоторого пребывания внутри этого счастливого мира воплощенной мечты, — что эта жизнь нереальна, что все это не более чем декорации.
«Сабёрб» — яркий пример декораций американского образа жизни, которые маскируют механизм экономической машины, подчинившей себе жизнь человека. Именно экономическое отчуждение делает американский образ жизни упрощенным, выхолощенным, а американцев одномерными существами (что хорошо описал Г. Маркузе в своей книге «Одномерный человек»).
Американский образ жизни, имеющий в своей основе либеральную демократию, немыслим без высокой степени религиозного плюрализма, что было заложено в генезисе североамериканской цивилизации. В начальный период существования американского государства это был плюрализм различных направлений в протестантизме, подвергавшихся гонениям в Старом Свете. В результате иммиграции представителей самых разных религий со всех концов света и проповеднической деятельности миссионеров в США возникли или «перекочевали» едва ли не все существующие религии. Основным религиозным течением для США продолжает оставаться протестантизм, затем следует католицизм и иудаизм, а также ислам, буддизм, индуизм и др. конфессии.
Протестантизм в Америке приобрел характер приземленности и обмирщенности, стал все больше концентрировать свое внимание на вопросах обустройства земной жизни, отодвинув на задний план проблему спасения души человеческой через соединения усилий человека и бога. В свое время Т. Джефферсон (один из авторов «Декларации независимости») свято верил в полезность свободной конкуренции не только в экономике, но и в духовной сфере, что должно было помочь выделить «чисто этическое учение Христа», представляющее собою центральную часть «религии Спасения». Однако современные реалии американского образа жизни опровергли надежды великого американца Т. Джефферсона: «Свободная конкуренция в экономике не предотвратила „великой депрессии“, а наличие множества христианских конфессий и показное благочестие (типа надписи „In God we trust“ на денежных купюрах и запрет на продажу спиртного в часы воскресного богослужения) не воспрепятствовали рабовладению, разгулу преступности и наркомании и варварскому применению ядерного оружия против мирного населения, хотя нельзя отрицать и целого ряда положительных примеров воздействия религиозной этики на американскую жизнь» (Хоменко Н. А. Послесловие к статье: Шелдон Г. У. Религиозная свобода: Теория Джефферсона и американская практика // США — ЭПИ. № 2. С. 100–101).
Действительно, религиозная вера и этика не предотвратили наблюдающуюся утрату характерных для Америки с начала XIX столетия оптимистических ожиданий и веры в решаемость всех проблем жизнеустройства. Религия во всем своем разнообразии не смогла воспрепятствовать распространению сильного и дешевого наркотика «крэк-кокаин», расползанию СПИДа и росту числа бездомных, представляющих собой в социальном плане проблемы столь огромной глубины и экономического ущерба, представления о которых даже не существовало в прежнем опыте американцев. «Подлинной религией Америки, — писал А. Зигфрид, — является мистика успеха (денежного. —
Злоупотребление алкоголем, никотином, опиатами, кокаином, лекарственными препаратами и привыкание к их чрезмерному употреблению — это серьезные проблемы для Америки. Последствия применения наркотических веществ общеизвестны — нарушения познавательной и адаптивной способности, эмоциональные расстройства и пр., которые в конечном счете приводят к разрушению личности, а также передача СПИДа.
Сотрудник специального отдела нью-йоркской полиции по борьбе с наркоманией Дж. Лиси следующим образом характеризует бизнес на наркотиках, способствующий росту наркомании в Америке (известно, что она потребляет половину производимых в мире наркотиков): «Этот бизнес поистине страшный и захватывающий. У нас, в Нью-Йорке, распространены в основном растительные наркотики: марихуана, кокаин, героин… А там, где их нет, хозяйничают синтетические. Так вот представьте: достаточно купить химических препаратов на 300 долларов, переработать их в современной лаборатории, и это принесет доход в миллион. Представляете, миллион!» Борьба с наркомафией весьма осложнена демократией, исповедуемой в Америке, и поэтому она оказывается зачастую неэффективной, а в результате наркомания является одной из черт американского образа жизни.
Еще одной из характерных черт американского образа жизни является мошенничество (и воровство), что как-то с трудом воспринимается из-за существующего стереотипа о доминировании в Америке принципов прозрачности, деловой этики, не позволяющих будто бы широко распространиться коррупции, теневых отношений и закулисных сделок. Оказывается, мошенничество и воровство представляют весьма серьезную проблему для США, о чем идет речь в книге американских авторов У. Альбрехта, Дж. Венца и Т. Уильямса «Мошенничество». В ней аргументированно показано, что истоки мошенничества и воровства коренятся и в психологии человека, и в социально-экономических условиях общества. Мошенничество и воровство способна совершить немалая часть населения, и трудно по внешнему виду отличить растратчика (и вора) от самых честных людей. Масштабы ежегодного ущерба от мошенничества и воровства для США, согласно данным ФБР и других федеральных служб, оцениваются следующими показателями: убыток от мошенничества составляет сумму от 60 до 200 млрд. долл., происходит 200 млн. магазинных краж на сумму 11,б млрд. долл. Интерес представляют научные исследования, показавшие, что только четверо из десяти человек оказываются честными, независимо от обстоятельств; неудивительно, что около 60 % американцев хоть раз в своей жизни совершили кражу в магазине. Вполне естественно, что действующие законы и нормы права неумолимы к пойманным с поличным мошенникам и ворам.
Вместе с тем для американского образа жизни характерны явно недемократические тенденции в сфере морали, когда общество поражено вирусом тотальной нетерпимости, и в результате традиционные ценности и идеалы свободы оборачиваются весьма неприглядной, гротескной стороной. Суть этих проблем в том, говорится в журнале «Тайм», что хотя Америка, возможно, и продолжает оставаться свободной страной, но все в большей степени она становится прибежищем убежденных неопуритан, навязывающих другим свои нормы поведения, образ жизни и мораль. «Блюстители» — такое название получили люди, зараженные вирусом нетерпимости. С ними как сиамские близнецы связаны «плаксы» — сверхчувствительные американцы, склонные винить во всех своих неприятностях других и слишком озабоченные своими правами.
«Блюстители» — это политически грамотная «полиция мысли», защитники нравственности, которые проповедуют нетерпимость во имя терпимости и жесткую регламентацию во имя всеобщего блага. Прежде всего они в своей деятельности заняты добродетельностью американского образа жизни. Об их вездесущности и кажущейся всесильности свидетельствует целая масса обескураживающих примеров, приводимых журналом «Тайм». Так, Дж. Меркадо из Лос-Анджелеса, работавший в службе безопасности газеты «Таймс», был уволен по причине излишнего веса, а молодой полицейский из Джорджии лишился работы из-за татуировки «хэви метал» на руке, что порочило образ американского блюстителя порядка. 50-летняя Хелен Гарретт, поцеловавшая своего друга, проводившего ее вечером домой, была шокирована, получив наутро предупреждение от общественности, что она вела себя непристойно и в следующий раз будет оштрафована. (Правда, выяснилось, что «блюстители» спутали Гарретт и ее друга с парочкой целовавшихся подростков.) 38-летняя Тереза Фишетт, агент по продаже билетов в «Континентл эирлайнз», отказалась пользоваться косметикой, за что и была уволена. Известный писатель Эд Хогланд из Вермонта, преподававший в колледже, был уволен по требованию студентов, усмотревших в статье, написанной Хогландом для «Эсквайра», некорректные выпады против гомосексуалистов.
Но с особым рвением «блюстители» следят за тем, чтобы их соотечественники вели здоровый образ жизни. В американской прессе обсуждались громкие судебные процессы. Вот лишь один пример: Дженис Боун, служащая компании «Форя митер бокс» была уволена, поскольку эта фирма, как и многие другие, запрещает своим работникам курить не только на работе, но и дома, а в анализе мочи, который Боун заставили сдать, был обнаружен никотин.
Есть фирмы, запрещающие своим служащим ездить на мотоциклах, другие не велят заниматься альпинизмом и серфингом (опасно для жизни!) или чрезмерно полнеть, или употреблять богатую холестерином пищу…
Влияние «блюстителей» буквально на все стороны американского образа жизни обусловлено, в частности, вошедшим в кровь и плоть американцев тотальным доносительством. Оно органически входит в ткань их поведения, они жить не могут без «стукачества», которое они очень любят. «Заметят, что не так, — бегут в полицию, пишут жалобы по инстанциям». Но в обыденной жизни чаще всего «стучат» начальнику на работе, это здесь что-то вроде национального увлечения.
Другим феноменом американского образа жизни являются «плаксы», выражающие инфантильность американского характера в отличие от олицетворяющих «сверх-Я» «блюстителей». К числу «плакс» журнал «Тайм» относит бывшего мэра Вашингтона, которого арестовали в гостиничном номере, когда он курил «крэк», находясь в постели с женщиной, после чего он объявил себя жертвой этой женщины, беззакония и расизма. Или супружескую чету, предъявившую фирме «Макдоналдс» иск на сумму в 10 млн. долл. за то, что их дочь сломала ногу, играя возле закусочной, или отца семейства, уклонявшегося от уплаты алиментов, который усмотрел нарушение своих гражданских прав в обнародовании его фамилии и фотографии. А когда фильм чернокожего кинорежиссера Спайка Ли не получил премии на фестивале в Каннах, он обвинил членов жюри в расизме и был поддержан.
Воинствующая нетерпимость в любых проявлениях, проникающая все поры американского образа жизни, способствует развалу американского общества.
О закате Америки свидетельствует и такой феномен, как вымывание среднего класса, служащего становым хребтом общества. «Представление об американцах как о нации среднего класса уже не соответствует действительности — процесс расслоения общества набирает силу из-за обострившегося неравенства в распределении доходов», — к такому выводу пришла газета «Ю-Эс-Эй тудей», опубликовавшая данные собственного статистического исследования об изменениях в сфере распределения общественных благ. «Богатые становятся богаче, а бедные — еще беднее», — утверждают авторы серии статей в популярном ежедневном издании. По их мнению, ускорившееся еще в 90-х годах расслоение среднего класса угрожает Соединенным Штатам обострением социальных противоречий и подрывает фундаментальные основы американской демократии, долгое время опиравшейся на лояльность граждан среднего уровня достатка. Поляризация общества сопровождается мощными демографическими процессами: в большинстве штатов богатые перебираются из городов в престижные предместья, оставляя опустевшие кварталы в центральных районах мегаполисов безработным и тем, кто находится за чертой бедности.
Симптомы крушения «американской мечты» видны повсюду, считают авторы исследования. Это престижные пригороды, где за оградами охраняемых «коммьюнити» богатые американцы прячутся от реальности — преступности, нищеты и наркомании, захлестнувших городские кварталы. Это и упрощение структуры некогда многообразного потребительского рынка: теперь в каждой сфере возникают собственные полюса бедности и богатства. Большинство довольствуется дешевыми, бывшими в употреблении автомобилями «Шевроле», меньшинство приобретает роскошные лимузины; миллионы покупателей приходят на распродажи товаров в недорогие супермаркеты «Уол-Март», избранные идут в «Тиффани».
Среди возможных негативных последствий социального расслоения — возникновение так называемых «замкнутых кругов бедности», не позволяющих человеку вырваться из своей среды и сделать карьеру. В многолюдных бедных районах — свои школы, больницы, торговые точки, одним словом, возникает своеобразная субкультура «нищей» Америки.
В результате, считают эксперты, неизбежны очередной скачок преступности, активизация забастовочных движений, рост угрозы общественной нравственности.
Американский индивидуализм и либерализм
Вероятно, ни одно из понятий не вызывает сегодня в мире таких горячих споров, как индивидуализм, наиболее ярко проявившийся в Америке. Две ценности, рассматриваемые иногда как конфликтные, иногда как дополнительные, составляют содержание дискуссий об американском обществе: индивидуализм и равенство. Каждое из них в истории Америки имеет своих защитников и критиков, иностранные же наблюдатели подчеркивают сначала первое, а затем второе в качестве фундаментальных характеристик нового общества и нового государства, выросших в рамках Соединенных Штатов Америки.
Поделиться книгой: