— Что же вы, товарищ Легкобитов? — укоризненно уставился на него майор. — Стреляете скверно,
в газету вот попали... Я вас расхваливаю кругом, дескать, талант и все прочее, а вы подводите меня, — кадык перекатывался у него вверх и вниз. — Как жить будем дальше? — закончил майор, и кадык тут же остановился.
Сергею было очень неловко. Он сознавал, что заслуживает такой упрек, и хотел, чтобы о нем заговорили другое, совсем другое. Ведь он не такой, как о нем думают, и это он докажет. Но как?
— Разрешите, я проведу с пограничниками беседу о Левитане? — предложил Сергей.
Левитан — пока все, на что он был способен. Подумав, Свиридов согласился.
Во время беседы Сергей был неузнаваем. Он снова видел свой родной Плёс, зеленые холмы, тихие березовые рощи, широкий разлив волжской воды. Он рассказывал о Левитане, о его пейзажах, полных утренней тишины и светлой грусти. Потом он рассказал о старой плафонной росписи, что украшала потолок зала. Это были сцены из жизни старинного рода венгерских графов, а писали их немецкие художники, специально вызванные из Мюнхена.
Солдаты расходились притихшие, с опаской поглядывали на потолок и с уважением — на этого бледнолицего чертежника, который знал то, чт не знали они. Даже Кругликов и тот похвалил его:
— Легкобитов, а у вас здорово получилось. Такие беседы очень полезны для комсомольцев. Они расширяют их культурный кругозор.
— Сам ты «кругозор», — сердито заметил Петров, подошедший к «им. Он смотрел на Легкобитова преданно и влюбленно.
Но Кругликов уже не мог удержаться от указаний:
— Было бы неплохо, если бы свою беседу вы увязали с конкретными практическими задачами, стоящими перед отрядом. Ясно?
— Во-во, — усмехнулся Петров. — Левитан — и весенний инспекторский смотр!
На следующее воскресенье старшина не назначил Легкобитова в наряд. Сергей снова пошел на поляну, где рос куст шиповника. Расставил этюдник, пописал немного, прислушиваясь и оглядываясь, но кругом было тихо и безлюдно.
Он вернулся в отряд, побродил по парку и ре- |
шил сходить в город. У ворот встретился Кругликов.
— Куда направляемся?
— Да так... в книжный магазин, потом погулять.
— Ну, счастливо. Только учтите, Легкобитов, насчет случайных встреч и всего прочего. Ясно?
— Каких это случайных встреч? — переспросил Сергей, раздражаясь.
— А таких... Не забывайте, что рядом граница.
Вот так.
День был испорчен. Если бы не книги, Сергей, наверное, не пошел бы в город. Но ему нужно было побывать в книжном магазине, он сказал Кругликову правду.
И все-таки дело было не только в книжном магазине. Шагая по улицам, Сергей все время оглядывался по сторонам. Он нарочно выбрал самый длинный путь, но город был маленьким, и до магазина он дошел слишком быстро.
Сергей купил альбом с репродукциями Иогансона перешел к отделу, где продавали художественную литературу. Тут он неожиданно увидел Татьяну.
Она за чем-то нагнулась за прилавком, а когда выпрямилась, они увидели друг друга. Яркие синие глаза смотрели на него радостно и задорно.
— Здравствуйте! — сказала Татьяна. — Подождите минуточку, — и она снова нырнула под прилавок, будто так и полагалось при встречах.
Сердце у Сергея забилось быстро-быстро, но в следующую минуту он подумал: «Какие все-таки странные у нас встречи. Раньше я не видел ее здесь».
Потом она опять выпрямилась и положила на прилавок толстую книгу в желтой обложке.
— Вот, специально для вас, Диковский.
— Спасибо, — сказал Сергей. — А почему вы знаете, что мне нужен Диковский?
— Иогансона вы уже купили...
Сергей с удивлением взглянул на нее.
— Не ожидали меня здесь встретить, правда? Я здесь недавно, — объяснила она. — Вы что-нибудь рисуете сейчас?
— Мало,—и в порыве откровения Сергей добавил: — Я сегодня снова был на той поляне...
— Да? — встрепенулась девушка.
— Да.
Татьяна улыбнулась одними глазами.
— Возьмете Диковского?
Сергей утвердительно кивнул головой. Потом они перекинулись несколькими фразами, причем Татьяна больше спрашивала, а он отвечал. Им все время мешали покупатели, и Сергей подолгу стоял молча, наблюдая, как она работает там, за прилавком.
В сквере напротив он присел на скамейку и открыл томик Диковского. Тут были и повесть «Патриоты», и рассказы «Товарищ начальник», «Наша Занда», «Погоня», «Приключение катера «Смелый». Он полистал книгу и наугад прочитал:
«— Замечайте, — сказал Дубах, пряча окурок в коробку, — все замечайте. Как дягел кричит... Когда японцы караулы сменяют... Где Пачихезу можно вброд перейти... Замечайте и подозревайте. Вопросительный знак—великое дело»
Сергей услышал грохот опускаемых жалюзи в дверях магазина и тут же увидел Татьяну. Узкое модное платье обтягивало ее стройную фигуру, большая клетчатая сумка на длинном ремешке висела на плече, туфельки были на тонком высоком каблучке. И казалось, она шла на цыпочках. За прилавком она была в халатике и тапочках. «Какая она всегда разная», — подумал Сергей.
— А я знаю, что недавно вы выступали с лекцией о Левитане, — присаживаясь, сказала Татьяна, словно продолжая давно начатый разговор. — Правда?
— Правда, — признался Сергей, сразу же сбитый с толку ее поразительной осведомленностью. — Откуда вы знаете?
— Знаю, — загадочно улыбнулась девушка. — А как идут ваши дела на инспекторском смотре?
— Пока никак, еще не стреляли.
Он хотел спросить, откуда ей известно, что у них проходит смотр, но Татьяна уже переменила тему разговора, поинтересовавшись, нравится ли ему Ди-ковский. Сергей захлопнул книгу и ответил, что успел прочитать лишь несколько строк.
— Непременно прочтите все! Слышите? — потребовала она. — Вы любите романтику?
— Не знаю, что вы имеете в виду.
— Ну, как бы вам сказать? Чтобы человек был как у Джека Лондона. Смелый, сильный, ловкий, чтобы в поединке с врагом надеялся только на свои кулаки, что ли... Вот как в старину, — нашла сравнение она, — сходились два войска, а перед битвой...
— Да, да, понимаю, — перебил ее Сергей. — Я тоже много думал об этом, о таких людях. Но я ведь другой. Я не сильный, не ловкий и плохо стреляю, — внезапно признался он.
Татьяна посмотрела на него с интересом и участием, но ничего не сказала.
— Хотите, я напишу с вас портрет? — внезапно предложил Сергей.
Татьяна испуганно замахала руками:
— Что вы, что вы! Я не люблю даже фотографии роваться.
Какая она все-таки странная! Странная и хорошая. Ему очень хотелось побыть с ней, но увольнительная... Он украдкой посмотрел на часы.
— Увольнительная кончается? — догадалась Татьяна.
— Да. — Сергей подумал немного и спросил: — У вас дома есть телефон?
— Да, то есть...
— Скажите мне ваш номер, я позвоню вам, — он проговорил это быстро, единым духом, чтобы не растерять смелость.
— Нет, нет, мне нельзя звонить, — всполошилась девушка.
— Ну хорошо, тогда дайте мне адрес, я напишу.
Татьяна кивнула. Свой адрес она написала маленьким карандашиком на странице записной книжки, которую вынула из своей огромной сумки. Татьяна писала, а Сергей смотрел на ее тонкие с маникюром пальцы, чуть загнутые ресницы, пышные волосы и думал: «Откуда это у нее? Джек Лондон — и кокетство фифы».
Адрес был кратким: ул. Суворова, д. 15, Татьяне.
— Какую же фамилию мне написать на конверте?
— А никакую. Просто Татьяне.
И это было тоже странным. «Замечайте и подозревайте, — мелькнули в голове слова Дубаха. — Вопросительный знак — великое дело». А что, если... Нет, не может быть, чепуха!»
В отряде Легкобитова ожидало то, что было вчера, позавчера и каждый день. Чертежная доска, пузырек с тушью, перо, краски. Работа у него была секретная. Он чертил карты и схемы участков, различные таблицы, наглядные пособия по службе нарядов. Это были святые святых границы. Он знал такое, чего не знали многие. Каждый день он вычерчивал на бумаге следы чужих подвигов, а сам отсиживался за толстыми стенами. Люди мерзли и мокли в нарядах, распутывали чертовски хитрые уловки врага, а он корпел над бумагой, орудуя чертежным пером. Об этом ли мечтал он?
Сергей мысленно ставил себя на место тех, кому завидовал, и спр'ашивал: а как бы он поступил, что сделал? Но все это было только в мечтах. Он с интересом прислушивался к разным пограничным историям, которые рассказывались в казарме, но сам не мог ничего рассказать о себе и, наверное, потому старался держаться в сторонке.
Теперь его занимали мысли о Татьяне. Мысли были путаные, противоречивые. С одной стороны, она нравилась ему, с другой — настораживала своими непонятными поступками и вопросами. Кто же она в конце концов? И не следует ли им выяснить свои отношения? Сергей уже хотел написать ей письмо, но решил, что лучше всего это сделать при встрече. Может быть, скоро удастся сходить в город.
Через три дня в отряд приехал полковник в отставке Гусев. Он провел беседу о традициях. Это был увлекательный рассказ человека, жизни которого хватило бы не на одну книгу. Он громил басмачей, вылавливал браконьеров и контрабандистов, участвовал в боях на Хасане и Халхин-Голе, встретил первый день войны в Прибалтике и выдержал всю ленинградскую блокаду, потом охранял границу в Заполярье и закончил службу здесь, в этом округе. Он был рядовым бойцом, отделенным командиром, старшиной эскадрона, начальником заставы, комендантом, начальником отряда и, наконец, ответственным работником штаба .округа. На его кителе пестрели четыре ряда орденских планок. Но больше всего о прожитой жизни и характере этого человека говорило его лицо, необыкновенно мужественное и суровое. И оно сначала насторожило Сергея. Не будет ли беседы сухой и неинтересной? Но, к счастью, ничего подобного не случилось.
— Главное, ребята, чтобы вы ни на минуту не теряли в себе чувство границы. А чувство границы — это, как бы вам сказать? — Гусев на секунду задумался. — Это любовь к Родине, умноженная на ответственность за ее покой. У нас в стране двести восемь миллионов жителей, и за каждого из них вы как бы в ответе. За каждого! И где бы вы ни были — на службе ли, в отпуску ли, — везде чувствуйте себя так, будто никто, кроме тебя одного, не сможет уберечь страну от беды. Вот был у нас один случай...
Легкобитов слушал полковника с таким ощущением, словно был виновен перед ним в чем-то, будто должен совершить что-то очень важное и большое.
После беседы Гусев попрощался с каждым солдатом за руку, и только Сергей не подошел к нему, спрятавшись за спины товарищей.
В город Легкобитову не удалось выбраться: начались страдные дни инспекторского смотра.
И в это время от Татьяны пришло письмо — коротенькая записка в несколько слов: «В магазин поступили репродукции Верещагина. И все, больше ни буквы.
Легкобитов прочитал записку несколько раз. «У вас имеются в продаже старые туфли?» — вспомнился ему диалог из какого-то детективного романа. «Имеются. Будут стоить восемьдесят два рубля».
— Нужно обязательно встретиться! — вслух сказал Сергей.
На следующий день он отправился к майору Свиридову. Он попросил увольнительную, не питая никакой надежды. Но майор неожиданно разрешил. •Он только спросил, почему Легкобитову понадобилось так срочно в город.
— Видите ли, там появилась в продаже новая книга с репродукциями Верещагина.
— Ну что ж, скажите старшине, что я разрешил, — миролюбиво согласился Свиридов. — Но к двадцати ноль-ноль чтобы были в подразделении.
— Слушаюсь!
Майор остановил его:
— Между прочим, мне о вас говорил полковник Гусев. Ему очень понравилась беседа о Левитане, он слушал ее вместе с солдатами.
Легкобитов вдруг понял, почему таким благосклонным к нему оказался начальник.
В книжный магазин он пришел за десять минут до закрытия. В его распоряжении оставалось не более часа.
— Ну, как ваши карты и схемы? — спросила Татьяна.
— Ничего... — пожал плечами Сергей.
— Куда мы пойдем?
— Мне все равно, — ему очень хотелось пройти вместе с ней до ее дома.
Но у Татьяны были другие планы.
— Пойдемте, я знаю тут одно место, — покровительственно сказала она.
Татьяна снова командовала, и Сергей опять ей покорялся.
Они выщли на главную улицу, а потом Татьяна увлекла его в какой-то тупичок, который кончался маленьким, заросшим каштанами и черной бузиной садиком, где, кроме них, не было ни души.
— Здесь хорошо, правда?
Они сели на бревна.
— Как вас отпустили? — спросила Татьяна после паузы.
— Я сказал, что мне надо купить Верещагина.
— Значит, вы можете обманывать?
Она подвинулась вплотную к нему, сняла с его головы фуражку и заглянула в глаза. Сергею стало не по себе. Что за игра в кошки-мышки? А Татьяна положила ему голову на плечо и доверительно взяла его за руку.