— А что не так?
— Да все нахрен не так! Ты считаешь легенду христианина в Каире четырнадцатого года безопасной?
— Но это настоящий паспорт…
— Ты знаешь русский?
Израильтянин настороженно посмотрел на него
— Нет, а что.
— А я знаю. В русском есть анекдот. Идет человек по улице, навстречу ему другой. Тот, другой и говорить первому: «Мужик, не ходи туда, там дерутся, евреев бьют». Мужик отвечает «Так я по паспорту то русский». А тот, другой ему говорит: «Мужик, там не по паспорту, там сразу по морде бьют». Понял?
Израильтянин ничего не ответил. По виду — обиделся. Но обижаться не стоило — стоило учиться. У тех же русских, которые во второй половине двадцатого века были королями внедрений. У англичан — за плечами которых трехсотлетняя история шпионажа и провокаций. Простые и прямодушные израильтяне — не были приспособлены к шпионажу, МОССАД прославился ликвидациями, а не внедрениями. С классической шпионской работой — у них был полный провал.
Видимо, отставные военные. Черт бы их побрал.
— Машина есть? Надо кое-куда съездить.
— Есть. Алим, иди сюда! Алим!
Вошел вчерашний водитель, протянул Моше кучу распечаток с форума. Исламистские, простые — в которых нс некоторых ветках писали военные и полицейские, и можно было почерпнуть много чего интересного. Наиболее интересные места были отмечены маркером. В современном мире — таким образом, перебирая тонны дерьма, сопоставляя, фиксируя — можно было добыть настоящую жемчужину.
— Поедешь с нашим другом. Мустафой. Ему нужно помочь.
— И перестань называть меня этим именем!
Шутить с этим не стоило. Все это были мелочи — но на таких мелочах как раз и прокалывались. А в арабских странах, тем более по нынешним временам, проколоться — порой означало быть растерзанным разъяренной толпой. Аль-Джихади уже проклял тот день и час, когда согласился на это задание — видимо, предыдущая резидентура была полностью засвечена, она провалилась а на замену прислали таких вот… Орлов. Только не тех, которые высоко летают, а тех, которые сверху — и прямо на голову… Бывшие армейские, стажеры, с примесью арабской крови, а то и арабов, которых никто не знает. Люди, готовые умереть за Израиль и его народ — только этого здесь недостаточно…
— Пошли. И помалкивай, пока я с тобой не заговорю.
Они спустились вниз, фургон стоял в небольшом дворике, рядом с ним стоял небольшой Рено — такси. Мустафа Аль-Джихади хоть и не был специалистом по антитеррористической борьбе — но навидался всякого и сейчас мог с ходу определить уязвимые места резидентуры. Высокий глухой забор — это плюс только на первый взгляд, на самом деле это минус. Не видно, что делается за забором и нет секторов для обстрела, как только толпа прорвется через забор, стрелять будет уже поздно. Если даже поставить следящие камеры — это тоже не выход: надо постоянно садить человека, чтобы следил, а людей нет, да и сами камеры привлекут внимание к этому месту. Дворик тесный, фургон развернуться не может, выезд только один, если надо будет драпать — то на своих двоих. Любой, кто заглянет во дворик увидит стоящий фургон и рядом такси. Удивится, начнет задавать вопросы — а мир так устроен, что на каждый вопрос рано или поздно находятся ответы. И хорошо если пацан заглянет — а если беспилотник или разведывательный самолет над районом барражирует? В общем и целом — место для резидентуры подобрали дилетантски.
Алим сел на место водителя, видимо, он чувствовал, что гость негативно к нему относится. Мустафа сел рядом.
— Куда?
— Офис DHL.[3] Знаешь?
— Да…
Они выехали на улицу. Мустафа привычно проверился — никого. В Иордании — за ним часто следили сотрудники местной службы безопасности, он много общался с бывшими саддамовскими военнослужащими и потому считался потенциально ненадежным.
— Я, между прочим, в армии служил — сказал Алим, когда они ехали по улицам
— В какой?
— В вашей. Бригада Гивати, бедуинский батальон следопытов…
Мустафа хмыкнул
— Ну и зачем ты мне это рассказал?
Водитель помолчал несколько секунд
— Мне просто кажется, что вы нас за каких то… слабаков держите. Мы уже здесь шестой месяц.
— Вы и есть слабаки — безжалостно ответил Мустафа — слабаки и дилетанты. Я не спрашивал тебя про бригаду Гивати, но ты мне все рассказал. И ты, и твой друг слишком много болтаете. Рано или поздно — это доведет вас до большой беды — но у меня нет никакого желания учить вас. И времени тоже нет. Скажу лишь одно — никому не верьте и не болтайте лишнего, даже своим и даже в разговорах между собой. В разведке своих нет, предателем может оказаться любой. Если ты это поймешь — может, доживешь до моих лет. Теперь — давай, помолчим…
Из здания DHL — иорданский журналист вышел с запасным комплектом документов на свою основную легенду, на испытанную легенду Мустафы аль-Джихади, иорданского журналиста. Их он послал срочной доставкой в Каир. Если бы они не понадобились — уже в Аммане он был зашел на почту и попросил вернуть посылку, если она не востребована получателем из-за того, что он ошибся в написании его адреса.
Паспорт, журналистская аккредитация, водительские права. Иорданские права, здесь они недействительны, но написано по-арабски, значит — сойдут. Самое главное богатство — коллекция фотокарточек, на которых он был снят с самыми разными людьми, некоторые — с подписями. Самая ценная — где он был снят в компании шейха Ахмеда Ясина, духовного лидера ХАМАСа.
— Езжай назад — коротко сказал Мустафа, приоткрыв дверцу фургона. Затем — закрыл ее и пошлел по улице.
— Эй! А мне что делать? — высунувшись из кабины, заорал Алим
— Что хочешь.
Исламская республика Египет
Гелиополис, близ Каира
28 июня 2014 года
Задание, которое должен выполнить Мустафа аль-Джихади — заключалось в оценке ситуации в армейском сообществе Египта. Причем — оценка должна была быть по возможности точной, подкрепленной интервью, фактами, свидетельствами. Если бы он выполнял такое задание в любом цивилизованном государстве — с этим не было бы проблем. Но он — выполнял его в Египте — исламистская власть жестока, а еще не устоявшаяся исламистская власть нечеловечески жестока. Он подозревал, что в египетской армии прошли серьезные чистки — и чистки эти продолжаются и сейчас.
Можно было бы нанять помощников, тех же безработных журналистов — но он не стал этого делать, опасаясь неприятностей. Вместо этого — он прибыл в Гелиополис, место где располагалась штаб-квартира Первой полевой армии, Центрального военного командования и много других разных частей и соединений. Он рассудил — исламисты натерпелись от армии, и значит, как и в постреволюционном Иране — будут чистки. Не такие как в полиции и силах безопасности — но все же. Но не всех же расстреляют, верно? Значит, многих просто уволят из армии. И куда им податься, чем заработать на жизнь?
Так Мустафа аль-Джихади стал постоянным пассажиром такси. Довольно общительный, он быстро прикидывал, кем может быть очередной таксист со стоянки и в зависимости от ситуации называл либо короткий маршрут, либор длинный — например, в долину пирамид, да еще просил за дополнительную плату провести экскурсию. Конечно, не каждый выстрел бил в цель — но он сознательно выбирал частные, дикие такси. До исламской революции — офицерский корпус в Египте считался привилегированным, Мубарак заботился о нем как о единственной опоре его власти. Значит, у каждого младшего офицера — точно должна быть машина. А куда может пойти, чем может заняться выброшенный на улицу офицер, который ничего кроме службы и не умеет. Самое примитивное и сразу приходящее на ум — такси, экскурсии к пирамидам. Машина есть, особых умений на надо — да и защитить пассажиров он сможет, а с этим теперь просто беда, людей как кур воруют.
Он разговаривал. Больше слушал. Смотрел. Понимал недосказанное. Делал выводы. Почти ничего не записывал. Что-то вроде журналистского расследования — только тут за это могут голову отрезать. Микрокарта за микрокартой — в тайник ложились микропленки, их он намеревался отправить в Иорданию как только закончит здесь работу и переместится подальше, к штабу третьей полевой армии на Синайском полуострове. По понятным причинам — израильтянам состояние этой армии было крайне интересно.
Пока что он понял следующее: массовых репрессий не было до сих пор. Исламистская власть все-таки не так сильна, она опасается объединения офицеров и вооруженных ответных действий. Поэтому — такого, чтобы в какой то части расстреляли весь офицерский корпус или даже отстранили весь офицерский корпус — такого не было. Но исламисты понимали, что в том виде, в каком есть, армия Египта представляет собой источник постоянной угрозы для их власти и их гегемонии. И исправляли ситуацию, как умели.
Первое — во всех частях от роты — был назначен некто, одновременно и приглядывающий за ситуацией и обучающий солдат исламу. Что-то вроде комиссара в Советской России первых годов. Ситуация в частях после назначения комиссаров — очевидно разнилась, элитные части вряд ли бы стали прислушиваться к доморощенному пропагандисту, в обычной пехоте, которую — как не крути — приходится набирать из простого народа — скорее всего прислушивались. Одинаковым было то, что офицеры относились к наличии в частях пропагандистов чистого ислама крайне отрицательно. Двоих — как раз за это и уволили.
Применялись и методы чисто физического устранения, правда не в открытую. От троих офицеров — таксистов (правда, в двух случаях Мустафе показалось, что речь шла об одном и том же случае) он слышал историю, как неугодный офицер был убит бандитами на улице, возвращаясь со службы или идя на службу. В двух случаях это был командир полка, в третьем — командир батальона особого назначения. То есть старшие офицеры или офицеры, командующие крайне серьезными частями, представляющими значительную опасность в случае вооруженного мятежа. Такие меры нельзя было применять массово или открыто во избежание бунта — но они применялись. Исламисты считали, что у них много времени… пять… десять лет. Через пять — десять лет египетскую армию будет не узнать…
Применяли исламисты и другие методы. Год назад — было совместное учение, только не с американцами, как раньше — а с армией Саудовской Аравии. По результатам этого учения, признанного «провальным» было уволено много офицеров — очевидно тех, на которых указали саудиты. В одной из частей — и вовсе появился саудовский советник.
Мустафа знал, что все не так просто и в среде исламистов. Они делились на две большие группы и несколько поменьше. Самая крупная по численности и по влиянию группа — называлась «Братья-Мусульмане», это была автохтонная группа, появившаяся здесь почти девяносто лет назад. Второй по влиянию и по численности — была египетская салафитская партия, прямо связанная с Аль-Каидой, ее политическое крыло называлось «Ан-Нур». В парламенте Египта братья и салафиты были представлены в пропорции примерно два к одному. Разница была в том, что салафиты были более радикальны, они ориентировались на нефтяные монархии Залива и оттуда получали значительное финансирование, у них было не менее мощное чем у братьев боевое крыло, в котором верх держали лица, участвовавшие в Джихаде в Афганистане, в Ираке, в Йемене сидевшие в Гуантанамо за терроризм. Салафиты отрицали национализм и исповедовали (по крайней мере, высшие руководители) ваххабизм, который до этого почти никак не был представлен на территории Египта. Братья-Мусульмане были менее радикальны и агрессивны, они искали поддержку в среде самого Египта и в отличие от салафитов — считали себя самостоятельной силой, а не египетским отделением организации Аль-Каида. Они более лояльно относились к египетскому национализму, в отличие от салафитов — они не выступали за полный запрет спиртного по всей стране, в том числе в туристических зонах, за раздельные пляжи для мужчин и женщин. Короче, они были реалистами, в то время как салафиты были фанатиками. Но им нужно было и внешнее финансирование, Египет был бедным как церковная крыса — и за неимением альтернативы они обратились к Ирану и получили от него помощь. Не такую щедрую в денежном эквиваленте — но все же. К тому же — Иран мог представить и оружие в любых товарных количествах и подготовленных фанатиков, специалистов по экспорту исламской революции.
Их, кстати, можно было различить и внешне, представителей соперничающих исламских партий. Братья — мусульмане носили и бороду и усы, а салафиты — носили бороду, но без усов, как и положено ваххабиту. Многие — кое-кто даже в парламенте — носил короткие штаны по середину голени — чтобы шайтаны за штанины не цеплялись. Наверняка — салафиты не носили и трусов.
Так вот — линия разлома проходила и в армии, Мустафа это точно уяснил. Он узнал про несколько драк в казармах — скорее не драк, а избиений. В одном случае — назначенный «исламский комиссар» приказал высечь солдат — салафитов кнутом.
Это были чрезвычайно важные сведения. Они показывали, что армия Египта, несмотря на наличие достаточного количества современного вооружения, такого как танки Абрамс или самолеты F16 — практически небоеспособна. Развал офицерского корпуса, дрязги среди солдат относительно того, какой вариант ислама правильный, ненависть остающихся на своих постах офицеров. Такая армия не может вести не только наступательные операции — вряд ли она сможет противостоять такой армии как израильская и в обороне.
Мустафа уже собирался сворачиваться, когда наткнулся на этого человека…
Он был среднего роста, внешне ничем непримечательный, чисто выбритый — это было опасно, у мужчины, ходящего без бороды на улицах, могли быть проблемы. Мустафа, уже изрядно уставший — резко свернул, подошел к машине. Это был довольно приличного вида ФИАТ.
— Я турист. Мне бы хотелось посмотреть Долину пирамид. Вы понимаете меня? — сказал Мустафа по-арабски
Водитель несколько секунд изучающе смотрел на него.
— Садитесь…
Вещей у Мустафы аль-Джихади не было, только гражданского образца камера через плечо, руки были свободны. Они выехали в долину Пирамид уже под вечер, народа на улицах было немного и они ехали быстро. Когда был Мубарак — для посещения долины Пирамид было установлено определенно время, поздно вечером туда было уже не попасть. Сейчас такого времени не было — но турист, передвигающийся по улицам по вечерам, рисковал в отель уже не вернуться.
Сейчас — был еще не вечер, но уже близко к этому.
— Говорят, что здесь неспокойно — сказал Мустафа — даже опасно…
— Есть немного — ответил водитель, следя за дорогой
— Вы не боитесь бандитов?
— Эфенди, это моя страна. С какой стати я должен бояться бандитов в моей стране?
— Не знаю… Вы служили в армии?
— Служил — буркнул водитель
— Эх… плохо что армия не принимает меры к наведению порядка. Если бы здесь был порядок — люди жили бы лучше.
— Наверное… — водитель явно не настроен был разговаривать
— Я живу в Иордании — не сдавался Мустафа — у нас там армия следит за порядком. И потому людей не воруют на улицах, как здесь.
Водитель ничего не ответил
— А где вы служили?
— Эфенди, если я буду болтать, мы никогда не доедем…
Долина Фараонов или долина Пирамид до исламской революции представляла собой один из главных источников туристских доходов для страны, почти любой, кто прибывал в Египет. Эти сооружения представляли собой одно из чудес света, возле них была создана целая туристская индустрия. Можно было сфотографироваться на фоне пирамиды или сфинкса, купить миниатюрную копию любого сооружения в Долине, а за большие деньги — даже кусочек «настоящей мумии» — в одном из пригородов Каира с неопознанными трупами творили настоящие чудеса… Еще можно было прокатиться на верблюде — сесть на него бесплатно, а вот слезать — извините, уже за деньги. Были туристические маршруты на самый разный вкус и кошелек, обзорные экскурсии разной продолжительности, экскурсии с заходов в сами пирамиды… в общем, чем здесь только не было.
Мустафа аль-Джихади был здесь несколько лет назад как турист. На фоне тогдашнего столпотворения — стоянки для туристических автобусов, пустые на девять десятых выглядели мрачно и уныло.
Они вышли из машины, пошли к пирамидам, кое-где ноги утопали в нанесенном песке больше чем по щиколотку. Почти не было ни продавцов сувениров, ни верблюдов. Раньше здесь был армейский пост и пост антитеррористической полиции, спецподразделения Мухабаррата — долина Фараонов с ее скопищем туристов считалась целью номер один для террористической атаки. Теперь не было ни того ни другого — стоял внедорожник, проходя мимо Мустафа заметил, как во внедорожнике, открыв рот дрыхнет полицейский, с автоматом, с бородой, но без усов. И больше не было ничего — очевидно, новой власти было все равно, даже если кто-то вынесет отсюда саркофаг Тутунхамона. Или чего-нибудь еще. Все, что было в Египте до ислама, древнейшая и самобытнейшая культура объявлялась харамом. Дошло до того, что в некоторых пирамидах особо фанатичные закрашивали баллончиком лица людей на фресках.
Как оказывается просто оказалось решить проблему терроризма в долине Фараонов. Нет туристов — нет и терроризма.
Они зашли в какую-то гробницу… там было пыльно и пустынно. Мустафа еще раз попытался завести разговор про армию, но получил пару уклончивых ответов и больше ничего. Потом — они зашли в другую гробницу, там было еще и темно. Мустафа шел за своим провожатым, который шагал уверенно, очевидно, зная куда идет. И тут — провожатый обернулся и врезал кулаком Мустафе в солнечное сплетение, да так, что у иорданского журналиста искры из глаз посыпались, и свет в глазах померк.
Мустафа окончательно пришел в себя в какой-то камере, низкой, темной, пыльной и очевидно не имеющей выхода кроме того, откуда они пришли. Строители пирамид были загадочными парнями — в обычной пирамиде было полно каких-то отнорков, коридоров, которые никуда не вели и были построены неизвестно зачем. Возможно, в некоторых из них что-то было — но это украли грабители еще до того, когда сюда пришли археологи. Возможно, это были какие-то ловушки. И сейчас — пирамиды были столь загадочными объектами, что с использованием современных пустотных сканеров — то и дело отыскивалось что-то новенькое.
Луч света светил ему в лицо. Ему было трудно дышать, он подумал, что возможно, у него сломано ребро. Или два ребра.
— Ну и кто ты такой, черт побери?
Вопрос был задан на арабском
— Я журналист. Иорданской газеты.
— Чушь собачья.
На живот ему плюхнулся диктофон. Очевидно отключенный.
— Ты из этих?
— Из каких этих, черт побери?
— Кто на меня донес?
— Я не знаю, о чем ты
— Смотри сюда, шакал.
Перед фонарем, в луче света появилась рука. В ней был пистолет, настоящий Sig 226 с настоящим коротким, очень современным глушителем.
— Видишь? Сейчас здесь не так много народа ходит. Тебя найдут через несколько дней, меня в стране уже не будет. Итак… кто тебя послал?
Мустафа решил рискнуть
— Парень, проверь мой бумажник. Там кое-что есть.
Сказано было по-английски
— Чушь.
Ответ был по-арабски.
— Я сейчас достану бумажник и протяну его тебе. У тебя есть оружие, у меня его нет. Ты ведь не боишься меня?
Для любого араба признаться, что он боится — означало потерять лицо.
Мустафа продолжал говорить по-английски
— Хорошо. Только не дергайся
Мустафа достал бумажник из кожи, телячьей, а не свиной и протянул его водителю такси.