Помоги проекту - поделись книгой:
Великокняжеские телохранители замкнули железное кольцо вокруг саней, ощетинились копьями.
Переяславская конница приближалась, зловеще отсвечивая доспехами.
Ярослав Ярославич побледнел, вытянул меч из ножен. Ждал, что заревет боевая переяславская труба, начнется злая сеча, не сулившая владимирцам ничего хорошего, – у Дмитрия воинов было намного больше…
Но мечи переяславцев остались в ножнах. К саням подъехал один Дмитрий, снял с головы шапку, поклонился уважительно, как младший старшему:
– Приветствую тебя, великий князь! Путь добрый тебе, великий князь! Прикажешь проводить до Нова-города или дозволишь ехать дальше, в Переяславль?
Ярослав Ярославич облегченно вздохнул: «Не будет сечи, отступился Дмитрий от Новгорода! А ссориться сейчас не время». И великий князь приветливо улыбнулся Дмитрию:
– И тебе путь добрый, князь. Помощи не нужно. Чай, не в ратный поход иду. Потому и войска взял с собой немного…
Переяславская дружина расступилась, освобождая дорогу.
Сани Ярослава Ярославича медленно поехали между рядами конных дружинников, между шеренгами пеших копьеносцев и лучников, которые стояли по обочинам дороги. Переяславцы угрюмо смотрели из-за красных щитов на великокняжеский обоз.
«Нелегко, ох нелегко будет смирять Александровичей, – думал великий князь, косясь на молчаливый воинский строй. – Привыкли мои племянники властвовать при отце своем Невском, с мечами не расстаются. Дружина у Дмитрия большая, к боям привычная, да и воеводы отцовские при нем остались. Подрос Дмитрий, стал опасен…»
И Ярослав Ярославич решил тут же послать гонца в Тверь, к воеводе Прокопию, чтобы тот не тревожил переяславские волости, как раньше было договорено…
Войско князя Дмитрия скрылось в лесах, подступивших к озеру Сиг с юга. Минуя враждебную Тверь, оно пробиралось по лесным дорогам к реке Шоше.
Места здесь были глухие, малонаселенные. В редких деревеньках мужики испуганно глядели на проезжавших всадников.
Прошке, городскому жителю, было жутковато в шошинских лесах. За кустами, в непролазных ельниках, чудились звериные глаза. И люди, которые выходили из лесных чащоб навстречу путникам, казались чужими и страшными. Суровые, заросшие дремучими бородами лесные мужики – звероловы, бортники, углежоги. Но боярин Антоний встречал их приветливо. Расспрашивал, кто они и откуда, записывал пожелавших в дружину. Таков был приказ князя Дмитрия. Оружия из Новгорода везли много, хватало всем…
Неделю шла переяславская рать по льду Шоши, пока наконец не открылся впереди простор Волги. Здесь князя Дмитрия ожидали разведчики, посланные навстречу большим воеводой Иваном Федоровичем. Они рассказали, что волжский путь закрыт наместником великого князя, который со своими людьми засел в укрепленном Кснятине, на устье Нерли. «Но Дмитрий. Александрович пусть идет дальше, не опасается, – передали разведчики совет воеводы, – потому что переяславские полки тоже выступили к Кснятину и защитят своего князя».
Так и случилось. К Кснятину почти одновременно подошла по Волге дружина князя Дмитрия, а по Нерли – переяславская рать большого воеводы Ивана Федоровича.
Великокняжеский наместник приказал ударить в набат, вывел своих воинов на городские стены, ожидая приступа. Но Дмитрий Александрович прошел мимо Кснятина. Под городом осталась только сторожевая застава, чтобы уберечь войско от удара в спину.
Трудный зимний поход приближался к концу. Впереди расстилался ледяной простор Плещеева озера, а за ним поблескивал на весеннем солнце золоченый купол переяславского Спасо-Преображенского собора.
Переяславцы повеселели:
– Слава богу, дома!..
Радовались Прошка и Акимка. Для них это был не только конец дороги, но и начало новой, неведомой жизни, от которой парни ожидали хорошего. Недаром же боярин Антоний так ласков с ними, недаром приказал одеть в богатые, почти как у бояр, шубы! Теперь они – дружинники князя Дмитрия, люди уважаемые…
Толпы горожан, оповещенных гонцами, встретили своего князя на берегу озера. Уезжал Дмитрий из Переяславля совсем еще мальчиком, а возвращался воином, не единожды побывавшим в боях. Было от чего радоваться переяславцам: в нынешнее тревожное время князь – защита городу и людям его…
Глава 5 Часовня в овраге
Усадьба боярина и большого воеводы Ивана Федоровича стояла на берегу Плещеева озера, верстах в пяти от Переяславля.
Места здесь были глухие, дикие. Со всех сторон окружал усадьбу дремучий лес, через который к озерному берегу вела узкая дорожка, петлявшая между могучими соснами. С трудом пробирались по ней к усадьбе телеги и сани. А ночью, когда холопы Ивана Федоровича перегораживали дорогу рогатками, и пешему было не пройти.
Иван Федорович огородил усадьбу крепким частоколом с единственными воротами. Над воротами – сторожевая башня с бойницами, а у бойниц – зоркие сторожа.
Сторожами у ворот Иван Федорович держал лесовиков-звероловов из своей подмосковной вотчины Локотни. Они же выходили каждую ночь в дозор на дорогу, что вела к озеру.
Тыльная сторона усадьбы упиралась в глубокий овраг. Здесь тоже был частокол, но пониже: и без того наверх забраться было трудно, склоны оврага, заросшие колючими кустами, круты. Да и к самому оврагу вели через лес только неприметные тропинки, по которым ходили редкие странники-богомольцы, хорошо знавшие эти места.
В овраге, возле незамерзающего светлого ручья, стояла деревянная рубленая часовенка, и место это почиталось святым. При часовне жил монах с непонятным именем Имормыж, могучий бородатый детина, носивший круглый год – и в мороз и в летний зной – черную суконную рясу.
Два рослых молодых послушника вели нехитрое хозяйство: кололи дрова, варили кашу, деревянными лопатами отбрасывали снег от часовенки и бревенчатой кельи, поставленной неподалеку от нее.
В свою келью монах Имормыж допускал немногих. Но случалось, странники не выходили из кельи по дню, по два. Может, молились в уединении, а может, просто отлеживались в тепле, отдыхая после трудного пути по лесным чащобам. Мало кто замечал их долгое отсутствие: пришлые люди в овраге обычно не задерживались. Помолятся в часовне, наберут в скляницу святой водицы, если дело к вечеру – поставят шалаш-однодневку, переночуют – и уйдут, куда кому надобно.
А о том, что Имормыж и не монах вовсе, а особо доверенный человек воеводы Ивана Федоровича, знали совсем немногие. В келью вел из усадьбы тайный подземный ход, прорытый много лет назад, когда еще покойный великий князь Александр Ярославич Невский отсиживался в Переяславле после ссоры с новгородцами.
Давно это было. Кто и слышал о подземном ходе, давно забыл. Но вернулся князь Дмитрий Александрович, а с ним боярин Антоний, великий умелец на тайные дела, и о подземном ходе к оврагу вспомнили опять. Престарелого монаха, хранителя часовенки, повелением князя отправили на теплое житье в монастырь. В келье поселился Имормыж и послушники, тоже не духовного чина люди, а доверенные дружинники переяславского князя.
Боярин Антоний, возвратившись из Новгорода, разослал своих людей по многим городам: в стольный Владимир, в Тверь, в Кострому, в порубежный Псков. Даже в ордынскую столицу Сарай поехали его люди – с торговым караваном, в обличье купцов.
Покинули гостеприимный Переяславль и Прошка с Акимкой. Послал их Антоний обратно в Новгород, наказав так же верно служить князю Дмитрию Александровичу, как служили раньше.
Перед отъездом боярин вручил Прошке тяжелый кисет с серебряными гривнами. Из кузнеца должен был Прошка превратиться в торгового человека, возить кузнецкий товар по городам и волостям. Для того и были даны ему серебряные гривны.
Акимке было назначено состоять при Прошке подручным, привозить грамоты в Переяславль, когда нужда случится. Лучшего гонца и искать не приходилось: силен, храбр, верен.
Указали Прошке и Акимке тропу к оврагу за воеводской усадьбой, сказали тайное слово, по которому узнает их Имормыж, и благословили в дорогу…
Дмитрий Александрович жил в Переяславле тихо, неприметно. Обычаи у себя в хоромах завел древние, из Мономаховых времен. Вставал до солнца, по-хозяйски обходил погреба, медуши, скотницы, подолгу задерживался на конюшне – лошадей молодой князь любил. Потом садился думать с боярами о делах, творил суд горожанам и смердам из волостей. К полудню ложился спать. Часто парился в дровяной бане с квасом и березовым прутьем.
Боярин Антоний, тоже любитель банной утехи, припоминал к случаю слова апостола Андрея, сказанные им в Риме на удивленье тамошним жителям: «Русские люди бьют сами себя, и до того добьют, что станут еле живы, и обливаются водой студеной, и тако оживают. Творят же сие в бане, нещадно натопленной, не мучимы никем, но сами себя мучают, а мнят то не мученьем, а омовеньем тела…»
Дмитрий весело смеялся этим словам. Для русского человека баня – благодать, все здоровье – от бани.
Соглядатаи великого князя Ярослава Ярославича, подосланные в Переяславль, сообщали: князь Дмитрий весел, смирился, видно, с потерей Новгорода. Но вестей из Переяславского княжества приходило к великому князю немного. Крепкие заставы на границах, поставленные большим воеводой Иваном Федоровичем, хватали подозрительных странников и, окружив стражей, везли для расспроса в Переяславль. Под кнутом те рассказывали о делах великого князя больше, чем сами успевали узнать о Дмитрии.
Исподволь, прикрываясь утренними морозами и неожиданными снегопадами, подбиралась весна. Потемнел лед на Плещеевом озере. Сторожевые ратники на стенах, обогретые ласковым весенним солнцем, сидели днем в одних кафтанах. Начал обтаивать снег вокруг Спасо-Преображенского собора. Под кровлями изб повисли сосульки. Разъехались по своим вотчинам переяславские бояре: весной не бывает войны, замирает она до летнего зноя, просушивавшего дороги.
Но так же, как зимой, воинские умельцы-дружинники с утра до вечера обучали на поле за рекой Трубеж новонабранное войско. Тяжело ступая по мокрому снегу, выставив копья, шагали рядами пешцы. Лучники метали стрелы в большой деревянный круг, повешенный на шесте. Конные дружинники лихо рубились тупыми мечами, норовя выбить противника из седла.
Переяславское воинство готовилось к будущим боям.
Дмитрий Александрович подолгу смотрел с городской стены на ратную потеху. Часто и сам садился на коня, выезжал в поле. Добивался, чтобы воеводы и дружинники понимали его с полуслова, бросались, куда нужно, по взмаху княжеского меча. Старался лично вникать во все дела. Крепко помнил Дмитрий воинскую мудрость, отцами и дедами завещанную: могучие лесные звери, одной головы над собой не имея, при всей силе своей добычей охотника становятся. Так и войско – без крепкой княжеской руки побеждено будет…
В овраг за усадьбой Ивана Федоровича все чаще и чаще приходили неведомые никому люди, скрывались в келье Имормыжа. Боярин Антоний чуть не каждый день ездил теперь по дороге, тянувшейся вдоль озерного берега к усадьбе.
Большой воевода Иван Федорович хвалил молодого боярина: цены не было Антонию в тайных делах. Обо всем, что случалось на Руси и в Орде, первыми узнавали в Переяславле!
Накануне Юрьева дня весеннего[52] пришел из Новгорода Прошка. Даже Антоний не сразу признал его в монахе, до глаз закутанном в рясу. Но только эта хитрость помогла Прошке благополучно добраться до Переяславля: великий князь поставил воинов на новгородских рубежах, никого не пропускал из Новгорода в Низовскую землю.
Послушать вестника приехал сам князь Дмитрий.
Иван Федорович проводил князя в избу, притулившуюся к частоколу в дальнем углу усадьбы. Возле дверей избы стояли два вооруженных холопа. Старый воевода умел оберегать тайну: вестников, доставленных в избу по подземному ходу, не выпускали во двор даже ночью, скрывая не только от чужих людей, но и от постоянных обитателей усадьбы.
Холопы, узнав князя и воеводу, склонились в поклоне, открыли дверь в избу.
– Сиди! Сиди! – махнул рукой воевода вскочившему со скамьи Прошке. – Разговор будет долгий…
Прошка сел, ожидающе впился глазами в князя.
Но Дмитрий сначала подошел к Антонию, спросил:
– Что нового привез вестник?
Антоний пояснил, что многое из того, что рассказал Прохор Суздалец, и раньше было известно. Но вот о женитьбе великого князя Ярослава Ярославича на дочери новгородского боярина Юрия Михайловича Оксинье он услышал впервые. Да и о недовольстве во Пскове наместником Святославом, старшим сыном великого князя, тоже…
Иван Федорович с сомненьем покачал головой:
– Не привяжет к себе этой женитьбой великий князь новгородцев! Господа новгородская себе на уме, не допустит его всевластия. А тесть теперешний, Юрий Михайлович, и без того за Ярослава стоял. Ошибся тут Ярослав…
Антоний предположил:
– А может, неустойчив стал князь великий в Новгороде, оттого и мечется?
Прохор подтвердил, что очень может быть и так. Шепчутся люди в Новгороде, что крут характером князь Ярослав, несправедлив. Вспоминают добрыми словами князя Дмитрия. А в Пскове сына Ярославова почти и не слушают, в Детинец допускают только к заутрене, по праздникам, а в остальные дни держат за стеной, на ближнем посаде. Но явного мятежа против Ярослава в Новгороде пока нет…
– Нет, так будет! – решительно сказал Дмитрий. – А мы подождем. Люб мне Переяславль, отчина моя. Жить здесь не скучно. Так, что ли, бояре?
– Разумно, княже, разумно, – поддержал Иван Федорович.
– А дружина твоя, княже, за третью тысячу перевалила! – неожиданно сказал Антоний.
Вставил свое слово и Прохор:
– Люди в Новгороде говорят, что у переяславского князя десять тысяч ратников в лесах спрятано…
Переяславцы рассмеялись.
– То-то князь Ярослав беспокоится, соглядатаев шлет! Может, который из них, от наших застав бегая, со страху и двадцать тысяч насчитал!
Прохор смотрел на веселые лица переяславцев и думал, что не ошибся, связав с ними свою судьбу. Раз так шутят, значит, чувствуют свою силу!
Князь Дмитрий поинтересовался, где Прохора товарищ, с которым он был в Переяславле.
– Акимку я в лавке оставил, – пояснил Прохор. – В нашем купеческом деле без своего глаза нельзя…
Все снова рассмеялись. Дмитрий пошутил:
– Гляди-ка, с легкой Антониевой руки парень купцом стал! Может, и прибыток с него моей казне будет. Соседи-то, поди, уже не Прошкой зовут, а Прохором?
– Бывает и так, княже, – засмущался тот.
– Торговать – торгуй, – назидательно проговорил Антоний, – но помни, что торговля твоя только подспорье в главном деле. – Служи князю честно и вознагражден будешь поболе, чем в лавке наторгуешь!
– Я помню, – заверил Прохор.
– А сейчас в Кострому пойдешь, – продолжал Антоний. – Там князь Василий, младший брат великого князя Ярослава, тоже женитьбу задумал. На свадьбу князья приедут, много интересного услышать можно. Пусть твой Аким еще поскучает без хозяина…
Не ошибся боярин Антоний, посылая Прохора Суздальца в Кострому. Вести были важные.
Сам великий князь Ярослав Ярославич на свадьбу к брату ехать не пожелал, прислал только боярина, да и то не из самых больших. Подарки тоже были скудные. Боярин князя Ярослава держался в Костроме дерзко, неуважительно. Князь Василий обиделся.
Потому не удивились в Переяславле, когда вдруг приехал из Костромы тайный посол, боярин Семен Тонильевич.
Костромской посол не понравился ни князю Дмитрию, ни его ближним людям. Был Семен Тонильевич скрытным, неразговорчивым, старался больше слушать, чем рассказывать. Смотрел недоверчиво, будто думал, что его хотят здесь обмануть. И дело Семен Тонильевич вел так, чтобы заручиться помощью князя Дмитрия, а самому ничего не обещать. Трудным собеседником оказался костромской посол!
Но переяславцам спешить не было нужды. Не переяславский посол пришел за помощью в Кострому, а костромской – в Переяславль. Напугали его подлинными вестями о намерении Ярослава посадить в Костроме своего наместника, чтобы вершить дела через голову князя Василия. Поцеловал крест Семен Тонильевич от имени своего князя ни в чем не вредить Переяславлю, а будет звать великий князь костромские полки на князя Дмитрия, то тех полков не посылать. Но на помощь Дмитрию войском посол так и не дал согласия.
Дмитрий Александрович был недоволен неуступчивостью костромского боярина. Иван Федорович успокоил его:
– Не то польза, что костромичи в рати твои вольются. Не может Василий открыто подняться против великого князя, слаб для этого. Польза в том, что одним врагом у тебя меньше, княже. И в том польза, что к тебе, а не к другому князю обратился за помощью Василий Костромской. Видно, идут слухи на Руси о твоей силе. Цени это, княже!
Приходили в Переяславль вести и из Орды. Умер Хулагу, хан персидского улуса, заклятый враг Берке. На время утихла война между Золотой Ордой и Персией. Наследник Хулагу – хан Абага – заключил мир с Берке. Но непрочным оказался этот мир. Хан Берке не оставил намерения продвинуть свои границы на юг. В персидском городе Тебризе он велел вырезать на стенах построенной им мечети свое имя. А это означало, что Берке считал Тебриз своим городом! Снова началась война. Ордынское войско ушло на Кавказ. Сам Берке возглавил тумены. На Кавказе он умер, а власть в Орде взял новый хан Менгу-Тимур. Будет ли он так же милостив к великому князю Ярославу Ярославичу, как был милостив покойный хан Берке?
В Переяславле от перемены власти в Орде ждали всяких неожиданностей.
Потом начали приходить вести из Литвы. Там разгоралась междоусобная война. Против великого литовского князя Миндовга восстали родственники и убили его, а потом передрались между собой. Прекратились набеги литовцев на русские земли.
Литовскими распрями в Переяславле интересовались мало. Какое дело князю Дмитрию до Литвы? Переяславль был прикрыт с запада и Тверью, и Волоком Ламским, и Дмитровом, и Москвой.
Не мог знать тогда князь Дмитрий, что буря литовского мятежа выплеснула на Русь человека, который станет его другом и соратником на долгие годы, что судьбы их переплетутся в тугой узел, разрубить который сможет только смерть одного из них.
Звали того человека Довмонт.
Глава 6 Довмонт, литовский выходец
Непроходимыми лесами покрыта Псковская земля. Только у болотных топей и бесплодных песчаных наносов вдоль рек отступали могучие сосны, открывая путникам невысокое северное небо.
Много ручейков, речек и рек протекает по Псковской земле. Самая широкая и полноводная река, названная Великой, вливается с юга в Псковское озеро.
На этой реке и встал Псков, пригород Господина Великого Новгорода.
Псковский каменный кремль-Детинец возвели на высоком холме, при впадении в Великую речки Псковы, и назвали этот холм Кромом.
С трех сторон защищали Детинец обрывистые речные берега, а с четвертой – высокая каменная стена, которая тоже имела свое имя – Перша.
Поделиться книгой: