Я наблюдаю за тобой

 В трех метрах от старика и мальчика человек снова остановился.

 Страх вернулся.

 К Каю. А к Отто вдруг пришло осознание того, что стоит перед ним не кто иной, как…

 - Инглинг Сорбо! – воскликнул старик в изумлении. – Добрый вечер, господин!

 Ответного приветствия со стороны Инглинга не последовало.

 Половина лица юноши была скрыта темнотой, а другую освещал слабый отблеск луны. И на этой самой другой половине… был глаз. Большой, широко раскрытый глаз, который не мигал, упершись стеклянным взглядом в лицо старика. Сорбо сотрясала дрожь, а на левом боку у него… На левом боку… Что-то там висело, такое темноте и длинное.

 Да, страх вернулся.

 Может быть, теперь он наполнил и душу Отто.

 По крайней мере, Инглинг был очень похож на восставшего из могилы мертвеца.

 - Вы кого-то ищете, герр Сорбо? – негромко поинтересовался старик, и голос его под конец фразы стал каким-то тоненьким и дрожащим.

 Инглинг сделал широкий шаг вперед. Отто вжал голову в плечи.

 - Вы… кого-то… ищете? – непонятно для чего повторил он свой вопрос.

 - ТЕБЯ! – прорычал Сорбо и, вытянув вперед бледные руки, бросился прямо на Отто, пытаясь его задушить.

 Отто инстинктивно отпрянул с глухим криком, а Кай, закричав во весь голос, не понимая, что творит, ударил Инглинга по руке ножом, и сквозь рукав пиджака проступила темная кровь. Пожалуй, Кая эта кровь, как и осознание того, что пролил ее он, тринадцатилетний подросток, испугала больше, чем холодный и пылающий жестокостью взгляд Сорбо, который тот устремил на своего маленького обидчика. Хотя взгляд этот и был острее ножа.

 - Ах ты, щщщенок! – прошипел Инглинг, убирая руки от Отто.

 - Вы сошли с ума, - прошептал старик.

 - Верни ее мне!

 - Я не понимаю, о чем вы. – Отто попытался придать своему голосу твердость.

 - ЛОЖЬ! – взревел Инглинг. – Ты лжешь, вор! Ты украл благо моей семьи, сокровище моего рода!

 Он выхватил из ножен саблю.

 Бедняга старик и его внук в смятении пятились прочь от безумца, но тот все наступал на них, брызжа слюной и гневно сверкая глазами.

 - Верните то, что украли! Воры, мошенники, клятвопреступники, убийцы! – не останавливаясь кричал Инглинг. – О, Боги! Кто знает, сколько крови пролилось уже из-за того, что по праву принадлежит моей семье и что вы силой присвоили себе! Но, клянусь, прольется еще, ибо это необходимо! Клянусь: во имя справедливости я преступлю порог и не побоюсь греха!

 И молодой человек в ярости замахнулся саблей на старика Отто. Тот безнадежно выставил вперед свой нож, понимая, что этот жалкий кусочек стали ничто против прочного и острого лезвия. Мальчик издал сдавленный крик и поднял руку с ножом, однако Инглинг без особого труда выбил нож из его рук и вновь обернулся к своей жертве. Вот он опять замахнулся…

 Но боли, которой уже ждал Отто, так и не последовало. До старческих ушей донесся оглушительный удар, словно сабля Сорбо напоролась на нечто равное с ней по прочности. Открыв глаза, старик с изумлением обнаружил, что на помощь к нему и его внуку пришел незнакомец в дорожной одежде, который искусно владел своей саблей и наседал на Инглинга. Однако и молодой Сорбо не спасовал: быстро оправившись от неожиданного появления противника, который был (в отличие от Отто с мальчиком) равен ему по силе, он с новой ненавистью вступил в схватку.

 Колени Отто задрожали и подкосились, перед глазами все плыло, и он бы непременно упал на землю, если бы его не поддержал внучок. Мальчик храбро стоял на ногах и, не отрывая взгляда, будто заколдованный, смотрел на битву Инглинга Сорбо с их внезапным защитником.

 И вдруг… все резко оборвалось и время будто провалилось в бесконечность. Инглинг Сорбо с застывшими стеклянными глазами повалился на землю, держась обеими руками за горло, из которого хлестала ярко-алая кровь. Кровь была везде: она текла у него носом и горлом и заливала одежду. Кровь была и на лезвиях обеих сабель. Кровь была на темно-зеленой траве.

 Мгновением позже жизнь покинула обезумевшего Инглинга.

 - О, Боже! – в ужасе прошептал Отто и лишился чувств.

 Мальчик бережно опустил его на землю и стал хлопать холодными ладонями по щекам. Сердце колотилось, словно бешенное, в ушах стоял невыносимый шум. Смерть! Это смерть, смерть… Вот это, значит, как, когда с оружием, с насилием и кровью…

 Может, это и хорошо, если тетя Катрина скончалась от болезни…

 - Спасибо, - негромко выдавил наконец Кай.

 - Не благодари за это, - так же тихо отозвался спаситель. – В убийстве нет ничего, за что можно благодарить. – Он немного помолчал, глядя на мертвого Сорбо. – Кто он? Ты знаешь?

 - Он Инглинг Сорбо. Внук самого почитаемого здесь человека, доктора Томаса.

 Незнакомец вздрогнул.

 - Томаса Сорбо? – с волнением в голосе спросил он.

 - Да. – Мальчик задумался. – Мы не выдадим вас, господин. Иначе вас посадят и не будут слушать нас, что вы нас защищали. Никто не поверит, что Инглинг Сорбо первым поднял руку на беззащитного старика. Сорбо слишком влиятельны в нашей деревне. Но… но если все-таки нам придется встать перед судом, мы должны будем сказать всю правду.

 - Ты рассуждаешь правильно, как разумный взрослый человек, - с одобрением сказал незнакомец. – Ты сможешь привести в чувство этого бедного старца?

 - Смогу, - ответил мальчик. – Нам больше ничего не угрожает, лишь бы поскорее убраться подальше от этого места.

 И он помимо воли бросил взгляд на лежащий в траве труп. В это время Отто зашевелился.

 - Кай… - позвал он.

 - Я здесь, дедушка. Ты в порядке?

 Отто слабо кивнул и попытался приподняться. Мальчик тут же подхватил его под мышки и помог сесть.

 - Вставай, дедушка, надо уходить отсюда, - сказал он и огляделся.

 Их спасителя уже не было видно поблизости.

  Глава 5

 Было утро, еще более чудесное, чем вчера, и Кэйа с Болдром гуляли по лесу. Подобные прогулки у них были довольно часты, особенно в теплое время года, когда так и тянет убежать куда-нибудь подальше от четырех каменных стен, куда-нибудь туда, где дышится легко, а думается – о другом. Куда-нибудь, где можно почувствовать себя не человеком, обреченным носить тяжелые доспехи образования и общественности с прозрачным налетом всеобщего прогресса, а диким существом, свободным, точно птица. Ну, разве что без крыльев.

 Когда Кэйа была маленькой, такой вот, как Болдр сейчас, даже меньше, для нее таким местом был фьорд. И даже теперь, после того как прошло почти двадцать лет со дня ее последнего «побега» к заливу, она очень хорошо помнила, как хмурилось седое небо, как ветер пах морем, как раскачивались макушки деревьев и откуда-то издалека доносились пронзительные крики чаек, дерущихся из-за рыбы. В тот день и закончилась ее прежняя, дикая жизнь, и не стало больше маленькой ловкой обезьянки, которая прежде лазила по зеленым горам, любуясь красотой залива.

 После таинственного исчезновения своей супруги Айдж Норсенг строго-настрого запретил дочурке ходить к фьорду. Почему этот запрет не распространялся на Стеина, маленькая Кэйа не могла понять, а потому решение любимого папеньки показалось девочке совсем несправедливым. В результате она продолжила свое любимое занятие, а именно, лазание по скалистым берегам фьорда, только уже тайком от всех.

 И вот однажды…

 Кэйа спустилась к кромке воды, сопровождаемая шорохом гальки, скатывающейся под ее ботинками вниз по склону. Звук был неприятный, но восьмилетней девочке очень нравился, и, спустившись, она начала подбирать самые крупные камешки, потом подолгу крутила их в своих чумазых пальцах и наконец бросала в воду, пуская по поверхности расплывающиеся «блинчики». Это приводило ее в неописуемый восторг.

 Когда галька и «блинчики» надоели, Кэйа пошла вдоль берега и добралась-таки до места, которое они со Стеином называли воротами фьорда. Два серых каменных гиганта стояли напротив друг друга, а между ними был проход шириной около десяти метров, через который вода в заливе сообщалась с открытым океаном. Добравшись до одной из этих двух скал, Кэйа подобрала подол своего платья и с легкостью запрыгнула на гладкий и скользкий камень, который торчал из воды. Здесь таких камней была целая вереница.

 Как будто дорога. Тропинка в океан…

 С блаженной улыбкой на пухлых губках девочка прыгала с камня на камень, пока не очутилась на самом крайнем, где по понятным причинам остановилась и подставила лицо под свирепый ветер, который безжалостно хлестал по щекам. Ее тоненькая и хрупкая фигурка, подрагивая от холода, слегка раскачивалась от каждого порыва, а руки были отведены за спину. Она словно просила у ветра: ну, дай мне свои крылья, разве тебе жалко?

 Сколько она так стояла, Кэйа и сама не могла потом вспомнить. Да она и не следила за временем, не находя это нужным. Однако ветер все усиливался, небо потемнело и затянулось грозовыми тучами. Пошел дождь. Волны, набегающие на скалистый берег, становились все выше и мощнее. Не сразу Кэйа поняла, что надвигается шторм и надо возвращаться обратно.

 Теперь она ступала осторожно: разъярившиеся волны порой полностью закрывали верхушки камней, по которым пролегал путь девочки, и приходилось подолгу ждать, когда они отступят. Камни сделались еще более скользкими и опасными.

 И тут раздался оглушительный треск, и в следующее мгновение ворота фьорда озарило вспышкой молнии. От неожиданности девочка громко вскрикнула, потеряла равновесие и упала. О торчащий из воды камень она, слава богу, не разбилась, зато внезапно нахлынувшая волна подхватила Кэйю на свой гребень и понесла куда-то в открытое море. Кэйа закричала от страха и тут же наглоталась воды, в ее голове уже пронеслась мысль о том, что пришел конец, но тело не собиралось смиряться с подобной мыслью, и детские руки отчаянно рассекали волны, чтобы выбраться на берег.

 Но шторм набрал уже почти полную свою мощь, и было бы чудом, если бы Кэйе удалось выплыть.

 На счастье ее внезапно схватила чья-то сильная рука, и девочка почувствовала, как ее тянут вверх. Спустя пару мгновений она поняла, что сидит и плюется водой на дно чьей-то деревянной шлюпки. Хлипкое суденышко бросало из стороны в сторону, оно то поднималось, то опускалось на волнах и почти наполовину было заполнено водой, но все же это было гораздо лучше, чем барахтаться в ледяной воде.

 Напротив девочки сидел мужчина, по-видимому, рыбак, мокрый с головы до пят. Он сидел спиной к воротам фьорда, и его руки совершали решительные и сильные движения, мертвой хваткой сжимая длинные весла, направляя шлюпку к суше.

 - С ума сошла, девчушка? – прокричал он. – Ты что тут забыла?

 Кэйа не ответила. Она до сих пор не могла поверить, что сумела выжить, и из ее сердца еще не ушел пережитый ужас.

 Подобное потрясение так просто не забывается, поэтому, оказавшись на твердой земле, которую прикрывали от бури каменные стражи, Кэйа дала себе слово: больше никогда она не пойдет к фьорду. Папа был прав.

 Да, и еще, разумеется, она, как воспитанная девочка, не забыла поблагодарить своего спасителя.

 - Не за что, маленькая, - уже смеясь, ответил мужчина. – Как тебя зовут?

 - Кэйа Норсенг. А вас как?

 - А меня – Фолки Халворсен.

 - Помогите! – раздался громкий, но жалобный крик, и Кэйа – взрослая Кэйа, фру Халворсен – вздрогнула и прогнала прочь детские воспоминания.

 Голос был женский.

 - Что это было, мама? – испуганно спросил Болдр, хватая мать за руку.

 - Не знаю, - тихо ответила Кэйа. – Но мы, как христиане, должны откликнуться на зов и попытаться помочь несчастной, что бы с ней ни случилось.

 Крепко сжав руку сына, молодая женщина еще раз повнимательнее прислушалась к крикам и решительно пошла на голос. Болдр не такой уж и маленький, пусть учится быть храбрым и отзывчивым!

 - Помогите! – снова раздалось откуда-то из зарослей.

 - Это уже совсем близко, - прошептала сама себе Кэйа.

 - Мама, мне страшно, - жалобно пробормотал Болдр, хватаясь за юбку ее платья.

 Кэйа погладила сына по голове, обняла одной рукой за плечи и прижала к себе.

 - Не бойся, мой хороший, - ласково утешала она. – Все будет хорошо, ведь мама с тобой.

 - Помогите… - совсем слабо и безнадежно произнес все тот же голос, и в следующее мгновение Кэйа с Болдром завернули за заросли колючего кустарника и увидели бедно одетую женщину средних лет, которая, ссутулившись, сидела на земле и беззвучно плакала, наклонившись к молодому человеку, чья голова покоилась у нее на коленях. На вид ему было лет двадцать пять или чуть больше, лицо покрывала мертвенная бледность; он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и его торс обхватывала повязка, сделанная, судя по всему из разорванной рубашки. С правой стороны повязка была пропитана кровью.

 - Господи, сударыня, что случилось? – воскликнула Кэйа, в то время как Болдр с криком спрятался за ее юбкой.

 Женщина подняла на нее глаза, и в этом взгляде промелькнула надежда.

 - Ах, слава небесам, госпожа! Я уже думала, что никто не найдет нас и не поможет моему дорогому мальчику! О, Боже! Посмотрите, как он бледен…

 - Но что все-таки здесь произошло, скажите мне! – повторила Кэйа.

 Женщина вытерла слезы со щек, но тут же снова расплакалась. Вид у нее был совершенно несчастный и растерянный.

 - Ах, если бы я только знала! Мы с ним путешествуем… мы как раз намеревались к утру выйти из леса и попасть в деревню, где оба родились… мы остановились в лесу на ночлег… О, мы уже давно не боимся густых чащ и зверей, мы привыкли к подобным путешествиям… Но ночью мой мальчик куда-то исчез, а я проснулась, когда его уже не было и все ждала его возвращения… И… Вы только представьте мой ужас, госпожа: он вернулся бледный, измученный, взволнованный… И он потерял столько крови! Только увидев меня, он слабо улыбнулся, словно пытаясь меня успокоить, и рухнул на землю без чувств. Я наложила ему повязку, но боюсь, что это не сильно помогло. А я такая слабачка, даже не могу дотащить его до деревни… Господи, я думала, что умру здесь вместе с ним!

 Кэйа присела на корточки рядом с несчастной матерью и погладила ее по плечу.

 - Не волнуйтесь, теперь опасность миновала, - ласково сказала она. – Мы доставим его в деревню и вызовем к нему лучшего врача. Все будет хорошо, я вам обещаю. Болдр!

 Мальчик вздрогнул и поднял глаза.

 - Беги-ка в деревню, позови кого-нибудь из мужчин, приведи сюда. Пусть помогут нам донести раненого человека до нашего дома.

 - Да, мама, - кивнул Болдр и стремительно сорвался с места.

 Вскоре мальчик уже исчез среди тесно сгрудившихся деревьев.

 - Он быстро бегает, - заверила Кэйа. – И хорошо знает этот лес. Так что не волнуйтесь, лучше выпейте пока воды, а то на вас лица нет!

 И она подала женщине флягу с водой из своей корзины, которую всегда брала с собой, отправляясь с Болдром на прогулку по лесу.

 - Спасибо вам, госпожа. Вы так добры… - голос женщины стал спокоен. – Как вас зовут?

 - Кэйа Халворсен. А вас?

 - Я Ребекка Абель. А это, - она с нежностью посмотрела на раненого молодого человека. – Роальд. Роальд Абель. – Помолчав немного, Ребекка добавила: - У вас очень славный малыш, Кэйа. Ведь можно мне называть вас по имени?

 - Конечно, сударыня.

 - Уж больно вы молодая и красивая, - улыбнулась Ребекка Абель. – Сколько лет вашему сыночку?

 - Уже девять.

 - Вы счастливица, что имеете такого милого мальчика.