Кардонийская рулетка

— Никаких пулеметов, — потряс головой Павел. — Лишний вес. — Однако все его внимание было сосредоточено на покрывающих листы каракулях. — Потом переговорим, ладно? Я занят.

К счастью для Гатова, свиту Даркадо с собой не взял, в противном случае нахальство могло обойтись ученому очень и очень дорого.

— Синьор адмирал, вы ни в коем случае не должны обижаться на магистра, — подскочил к закипающему военному Бааламестре. — Перед серьезными экспериментами Павел всегда немного не в себе и не отвечает за свои слова.

— Не отвечает?

— Увы.

До сих пор старый адмирал практически не встречался с Гатовым — пара светских мероприятий, на которые Павла приводил Дагомаро, не в счет, — слышал, разумеется, о своеобразной манере поведения гения, но был уверен, что уж в его присутствии Гатов поведет себя прилично. И ошибся.

— Он псих?

— Ни в коей мере, синьор адмирал. Или же слегка. — Каронимо понизил голос. — Магистр — увлеченный человек, и даже консул Дагомаро не обижается на его выходки. Я вам ничего не говорил… ну, вы понимаете… Магистр способен огрызнуться на кого угодно.

— Консул? — недоверчиво протянул Даркадо.

— Он, — подтвердил Бааламестре.

Каронимо, друг, названый брат, менеджер и ближайший помощник Гатова, умел располагать к себе людей — пришлось научиться, учитывая отвратительные манеры Павла.

Не дылда, но достаточно рослый, не толстый, но плотный, плечистый, Бааламестре производил впечатление энергичного, но не суетливого человека, который действует быстро, но обдуманно. Круглое лицо Каронимо напоминало о предках-фермерах, от которых ему также достались нос картошкой, толстые губы, большие щеки и умение напускать придурковатый вид. О своих длинных светлых волосах Бааламестре заботился, мыл их часто, а вот бороды недолюбливал, но, поскольку все взрослые половозрелые ушерцы носили их в обязательном порядке, Каронимо выращивал на щеках щетину, которая, впрочем, ему шла.

— Для чего нужен безоружный паровинг? — недовольно поинтересовался Даркадо.

— Для рекорда, синьор адмирал.

— У нас война на носу.

— А я должен понять, как будут развиваться паровинги, — резковато бросил Гатов, не отрываясь от записной книжки. — И хватит орать, вы меня сбиваете.

— Гений, что с него взять? — Бааламестре мягко взял Даркадо под ручку и повел вдоль пирса, у которого тихо покачивался заинтересовавший старика паровинг — четырехмоторный красавец без оружия и опознавательных знаков. — Вы ведь помните, синьор адмирал, насколько важны для Ушера разработки магистра? Можно и потерпеть.

Поскольку подчиненные поблизости отсутствовали, Даркадо решил не спорить и сказал как есть:

— Я терплю.

— А я представляю, каких усилий вам это стоит, — разливался соловьем Каронимо. — Но что делать, синьор адмирал, общение с гениями требует определенных… гм… жертв.

В отличие от Гатова, чья манера одеваться делала его похожим на цепаря, Бааламестре выглядел ученым. Ну, не совсем ученым, скорее, чокнутым провинциальным изобретателем пустотного парошаголета повышенной комфортности, но все-таки не межпланетным бродягой. Поверх сорочки с длинными рукавами, закатанными или опушенными в зависимости от погоды, Каронимо таскал жилет с многочисленными карманами, в которых водилась всякая полезная мелочь, включая инструмент и карандаши. Жилет был пошит по индивидуальному заказу, и Бааламестре безумно им гордился, больше даже, чем щегольскими штанами с накладными карманами, некоторые из которых смахивали на накладные сумки, а то и рюкзаки. Завершали костюм цепарские башмаки, перчатки с отрезанными пальцами, массивные походные часы на левой руке и щегольская круглая шляпа с загнутыми полями.

— Гатов — невоспитанный щенок. — Даркадо покосился на серьги в ушах Бааламестре: золотое кольцо в левом и бриллиантовый «гвоздик» в правом, и добавил: — Ты тоже подозрителен.

— Понимаю, — вздохнул Каронимо, — но если я приму приличный вид, Павел перестанет меня узнавать.

И улыбнулся.

Улыбка у Бааламестре получалась своеобразной: с одной стороны, весьма дружелюбной, с другой — несколько отталкивающей, поскольку под толстыми губами Каронимо скрывались крупные кривые зубы. Да еще желтые, как слюна стерча.

Несколько секунд Даркадо таращился на улыбающегося Бааламестре так, словно впервые увидел эту круглую рожу, после чего пробормотал себе под нос старинное военно-морское ругательство и поинтересовался:

— Зачем нужен сверхвысотный паровинг?

— Магистр хочет понять пути развития авиации, синьор адмирал.

Однако эти материи были слишком далеки от старого вояки.

— В чем смысл? Аэропланы все равно не поднимаются выше пятисот метров.

Даркадо слыл превосходным тактиком, считался неплохим политиком, но в стратегических вопросах «плавал», и потому искренне не понимал, для чего тратить время и ресурсы на улучшение паровингов, если они и так превосходят аэропланы вероятного противника?

— Имеет смысл готовиться к их развитию, — дипломатично ответил Бааламестре.

— Думаешь, галанитам или кому-нибудь еще удастся поднять аэропланам потолок?

— Обязательно.

— Когда?

— Возможно, скоро. — Каронимо почесал подбородок. — Сейчас аэропланы проигрывают и паровингам, и цеппелям. Но Компания делает на них ставку, а значит, будет совершенствовать. Обязательно будет.

— Возможно, скоро… — задумчиво повторил адмирал. И неожиданно поинтересовался: — Как высоко хочет забраться Гатов?

— На две или три лиги.

— Как получится, — добавил подошедший Павел. Он сунул записную книжку в карман, провел рукой по волосам и в упор посмотрел на Даркадо: — Поедешь с нами?

— Что?

Старик побагровел, у Бааламестре отвисла челюсть, а магистр зевнул Даркадо в лицо и безмятежно пояснил:

— Ты не понимаешь, чего я хочу, а я не могу тратить время на объяснения, показать быстрее. Поедешь с нами — увидишь, не поедешь — не узнаешь.

— Что ты хочешь мне показать?! — рявкнул взбешенный адмирал.

А перепуганному Каронимо показалось, что золотые эполеты белоснежного мундира чуть приподнялись, собираясь змеями наброситься и придушить обнаглевшего ученого.

— Там — небо, высоко. — Магистр ткнул пальцем вверх. — Так высоко, как ты не был. Не забыл, как летают, адмирал? — Гатов прищурился. — Если что, у нас есть парашюты. Мы наденем его на тебя и выбросим. Ты спасешься.

Первая реакция Даркадо была понятна и очевидна: адмирал до боли сдавил жезл, правая его рука дернулась, но… Но замерла на полпути к невысокому наглецу. Замерла, потому что на старика накатило прошлое. Воспоминания о той поре, когда он, безусый и безумно влюбленный в небо щенок, сел за штурвал первого на Кардонии паровинга. Перед глазами Даркадо встал его первый самостоятельный полет, паровинг, летящий сквозь густые облака, и звонкий хохот… И упоительный восторг человека, сумевшего забраться необычайно высоко.

— Не слушайте магистра, синьор адмирал, Павел нервничает, поскольку нам предстоит…

Даркадо оттолкнул Бааламестре и глухо спросил:

— Почему не летят испытатели?

— Я должен сам все увидеть, — серьезно ответил Гатов. — Каронимо за штурвалом, я рядом. Если птичка подавится, на мне не будет чужой крови.

И Даркадо окончательно передумал его бить.

По той простой причине, что чокнутый ученый готов рисковать своей шкурой. И еще потому, что сейчас Даркадо уже не был адмиралом, кавалером всех орденов Кардонии, начальником Генерального штаба вооруженных сил Ушера и стариком. Перед невоспитанным гением стоял влюбленный в небо щенок, которому предложили невероятное приключение. И еще потому, что на наглость магистра следовало ответить так, как умеют отвечать настоящие летчики.

— Я буду пилотом, — решительно произнес Даркадо.

— Предполагалось, что я… — начал было Каронимо, но тут же заткнулся.

— Ты будешь вторым, — отрезал адмирал, даже не посмотрев на Бааламестре. — Я вам, засранцам, покажу, что значит ставить рекорды.

— Договорились! — Гатов хлопнул Даркадо по плечу. — Договорились!

Первые паровинги начали строить лет через сто после появления цеппелей. Люди убедились, что способны летать, и энтузиасты задумались над созданием новых машин — тяжелее воздуха. Не потому что цеппели не нравились, просто хотелось нового — людям это свойственно.

Но хотеть нового и добиться его — это разные истории.

Самые ранние паровинги, как и следовало ожидать, были никуда не годны. Оснащенные тяжеленными паровыми двигателями, перегруженные собственным весом, они с трудом пробегали до конца поля и в лучшем случае неловко подпрыгивали, вызывая безудержный цепарский смех. Через некоторое время серьезные люди поставили на аппаратах тяжелее воздуха крест, однако поторопились. Людям это свойственно — торопиться.

Годы складывались в десятилетия и века, а число приверженцев сумасшедшей идеи не уменьшалось. Ведь самый простой способ прославиться — совершить невозможное, и энтузиасты бились над тем, чтобы поднять в небо самолеты. Постепенно пришло понимание, что крылья должны быть неподвижны — на первых паровингах они неуклюже трепыхались, имитируя маховые движения птиц. Пришло понимание, что крылья не должны быть плоскими, — додумались до подъемной силы, заложив основы аэродинамики… Разработки энтузиастов обогащали всю науку Герметикона, но к собственной цели они приближались с мучительной неторопливостью. Главным препятствием создания полноценного паровинга был чересчур объемный и тяжелый паровой механизм, работающий на Философских Кристаллах, и лишь получение легкого, но прочного ильского сплава, создание паротурбинного кузеля и современных тяговых электродвигателей, тоже тяжелых, но способных развивать необходимую мощность, позволило крылатым машинам наконец-то подняться в небо. Но достойного места они так и не заняли.

Да, паровинги были быстрее цеппелей, менее зависимы от погоды, зато брали мало груза и требовали хорошо подготовленных аэродромов. Кроме того, применение кузеля диктовало размеры: паровинги получались большими, а значит — дорогими, что тоже ограничивало возможности их использования, но… Но был в Герметиконе мир, где паровинги пришлись ко двору, — Кардония, а точнее, архипелаг Ушер. Именно для него, объединяющего триста с лишним островов, морские паровинги, построенные по принципу «летающей лодки», стали настоящей находкой.

— Как машина, синьор адмирал? — осведомился стоящий за его спиной Каронимо.

— Машина? — Даркадо холодно покосился на съежившегося в кресле второго пилота Павла, поморщился, но ответил честно: — Машина хороша, Бааламестре, этого не отнять.

— Мы старались, синьор адмирал.

— Я вижу.

Переодеваться в летный комбинезон и шлем старый вояка не стал, снял галстук, сменил китель на цапу и в таком виде отправился в полет. Обычно адмирал не давал спуску нарушителям устава, однако сейчас им управлял позабывший о правилах мальчишка, который терпеть не мог муштру и дисциплину. Сейчас Даркадо переживал настоящее приключение, возможно последнее в жизни, и хотел насладиться им в полной мере.

— В молодости я любил покорять вершины…

— Лазали по горам, синьор адмирал? — удивился Каронимо.

— Отличный спорт, между прочим.

— Поверю на слово.

Даркадо поджал губы, но сдержался, грубить не стал, цокнул языком и продолжил:

— Так вот, пузатый, в свое время я стоял на вершине Дылды, а это, между прочим, три лиги, как раз та высота, на которую мы хотим подняться.

— Ты не просто так об этом вспомнил, — быстро произнес Гатов.

— Сынок, разве тебя не учили говорить людям «вы»?

— На вершине, — напомнил магистр. Его интересовали только факты. — Что там случилось?

Старик вздохнул, но ответил:

— Там тяжело дышать.

Ученые переглянулись.

— Разреженная атмосфера, — протянул Павел. — Когда я дорабатывал кузель, я это учел. — И тут же поправился: — Но только кузель, о людях я не думал.

— Кузель без пилота — всего лишь кусок металла.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо осведомился Бааламестре.

— Пока хорошо, но мы еще у самого моря. — И Даркадо рассмеялся.

Настроение было отличным. Паровинг послушен, как хорошо дрессированный пес, двигатели, насколько можно судить по шуму, работают ровно, и тяжелая машина степенно набирает высоту — пару минут назад они преодолели половину лиги.

— Можно предусмотреть баллоны с кислородом, как это делают в цеппелях, — негромко произнес Каронимо. — И подавать газ по мере необходимости.

— И нужно хорошо герметизировать кабину, наверху холодно. — Даркадо вновь рассмеялся. — О чем вы вообще думали?

— Извините, синьор адмирал, но печь утяжелит конструкцию.

— Поставьте двигатели мощнее.

— Можно использовать тепло кузеля, — пробормотал Гатов, сосредоточенно грызя ногти правой руки. — И передавать его в помещения с помощью… Эй, что ты делаешь?! — Адмирал потянул штурвал на себя и резко увеличил скорость. — Подниматься нужно медленно!

— Я взбирался на Дылду трое суток, сынок, мне пришлось ночевать на склоне. — Скорость прибавлялась. И высота — тоже. — Но на гору я поднимался для удовольствия, а мы испытываем боевой паровинг и не можем тратить время. Боевая машина должна быстро набирать высоту!

— Мирная машина!

— Боевая!

Кузель надрывался так, что корпус стало трясти.

— Лига! — выкрикнул Каронимо, хотя и Павел и Даркадо прекрасно видели ползущую вправо стрелку. — Слишком быстро!

— Или машина работает так, как мне нужно, или ее место на свалке! — Адмирал не сводил глаз с лобового стекла. — Вперед и вверх, сынки, вперед и вверх.

— Мы должны проверить, сможет ли паровинг вообще подняться на такую высоту!

Полторы лиги.

— Проверим все сразу! — пообещал раскрасневшийся Даркадо. В его глазах горело пламя. — Надежность в том числе!

Резкий порыв ветра ударил в борт, машину тряхнуло, Бааламестре вздрогнул, Гатов вцепился в подлокотник, но старый адмирал удержался на курсе.