Авантюрист

– Смотри внимательно за потоком. Вот я беру силу из камня. Вот меняю структуру патента. Магическую защиту вскрыл раньше, извини, мне было скучно. Итак, Ральф умер, да здравствует Богдан! Готово. Бароном ты не просто так назвался, здесь порядок, менять титул не нужно. В бою командовал, злодеев победил? Получай повышение. Да, чуть не забыл, «приданный для усиления» ты у нас, из самого генерального штаба армии, чтобы совсем никто не подкопался. Теперь стабилизируем структуру носителя. Восстанавливаем защитное плетение.

Принципиально ничего сложного не увидел. Все манипуляции Ральфа оказались просты и интуитивно понятны, а ощущение дежавю не покидало меня. Вау! Да я могу ваять фальшивки не хуже профи.

– Лей-те-нант? – вчитался я в буквицы имперского алфавита.

– Ты сам посуди, кто такой подофицер четвертого класса? Это тьфу! Мелюзга!

– Сам же подсказал, – напомнил я Ральфу. «Сто трав» пьянил, но мозг не туманил. Память работала.

– Я тогда тебя еще не знал. Да и внешне ты на офицера и близко не походил.

– Может, капралом побыть, как ты?

– Не смеши. Капрал – это тьфу! – расплевался Ральф.

– А лейтенант – это круто?

– Лейтенант – это не «круто», а заместитель командира роты. Во время войны убыль в офицерах немалая, поэтому лейтенант, командующий ротой или «особым отрядом», как в твоем случае, никого не удивит. Понимаешь? До ста двадцати человек в подчинении может быть. Такие отряды часто действуют самостоятельно. Мало какой военачальник просто от лейтенанта отмахнется. Есть шанс сохранить свое подразделение. Ты ведь этого хочешь?

Яростно закивал. Сразу всплыла подробность – в случае с «полным» лейтенантом слово «первый» опускается. А если ты числишься младшим по званию, то добавлять «второй» в обращении и в документах обязательно. Наука!

– Бывают первый лейтенант и второй. Иногда и третий. И всякие их подвиды, тут выдумывать себе приставки «наши благородия» горазды. Второй лейтенант тоже величина не малая, ведет в бой два взвода или занимает всякие разные должности. Это мы все про пехоту, фиксируешь? Старшинство между офицерами одного звания определяется, кто раньше это звание получил. Ты уже год «прозябаешь», и для своры обормотов, купивших патенты в начале Грымской кампании, ты уже ветеран.

– Неужели не отличить от настоящего? – Я повертел листок, любуясь переливами защитного плетения. Кто бы мог подумать, хоть и самозваный, но барон и офицер!

– Ну почему же? Я знаю пятерых господ, что сделают это с ходу. И тебе даже не потребуется доставать документ. Но все они не покидают пределов островной части Империи. Здесь немногие могут заподозрить подделку, и то, если ты сам дашь серьезный повод. Эта технология за гранью доступного для абсолютного большинства дипломированных магов, не говоря про самоучек Скверны. Поэтому имперские документы вне подозрений.

– Ага, подловят на пробелах в легенде, поднимут архивы, списки. Нет?

– На номерок документа глянь, он там не просто так. Канцелярия князя Белоярова продает их больше, чем мальчишка-разносчик горячих пирожков в базарный день. Служит в войсках треть от тех, кто числится. И это в лучшем случае. Бланки патентов подлежат строгой отчетности, но по ряду причин встречная проверка маловероятна. Большинство покупателей офицерских патентов Армии Освобождения – состоятельные люди без прошлого, кому не нашлось места в цивилизованном Юниленде. Теперь ты один из этих авантюристов.

Новость стоила того, чтобы за нее выпить. Я переживал, как бы мне половчей легализоваться, а тут такой оборот! И заманчивая перспектива маячит.

– Спасибо тебе, добрый человек.

– Не перебивай. Благодарить будешь, когда научишься сам гамионы «варить». И не палиться на сбыте, – Ральф вдруг замялся, словно сболтнул лишнее, но, как и подобает имперскому нобилю, сделал вид, что так было задумано. – Вот научу тебя со «стекляшками» работать…

Через глоток бутылка показала дно. И тут мне стало тепло, даже жарко. Свет, исходящий от костра, затопил все вокруг, ударил по глазам, проник внутрь моего существа, распыляя его на атомы.

Очнулся от лютой тряски, словно тело мое распласталось по поверхности гигантского сита, а непросеянные каменюки периодически били в спину. Как же болела подстреленная лопатка! Дергающая боль расходилась по венам, отдавая в легкое. После тишины мертвого леса неудержимым цунами ворвались в мой разум всевозможные звуки: топот множества ног и копыт, стук колес по утоптанной каменистой дороге, шум снаряжения, команды и обрывки фраз на русинском, стоны раненых. Болтанка и липкая духота усиливали тошноту, зрачки никак не могли поймать фокус, чтобы затуманенное сознание наконец обрело точку отсчета и приступило к продуктивной деятельности.

Туман перед глазами превратился в пробитый пулями парусиновый полог. Прежде чем до меня окончательно дошло, что мое бренное тело болтается поверх грузов в фургоне, словно та самая субстанция в проруби, как внутрь просунулась голова в стальном шлеме с козырьком и гребнем, а за ней широкие плечи в легких кожаных доспехах. Вторженец развернулся ко мне лицом. Буян! Как же я обрадовался его протокольной роже!

– Кто командует? – прохрипел я, едва мастер-стрелок снял стальной шлем и приблизил ухо к моим губам. Левая щека от угодившей щепки припухла и, мерзавка этакая, давала о себе знать при каждом слове.

– Кадет Белов, – ответил он и поднес мне горлышко солдатской фляги.

Сделал жадный глоток воды, отдышался. Слава богу, не плен. И мы все-таки победили!

– Доложи обстановку, мастер! – потребовал я, ворочаясь на жестком и тряском ложе – стопке солдатских одеял, брошенной поверх деревянных ящиков. Я испытывал законное желание контуженого командира узнать, с каким счетом разгромили супостатов.

– С нами тридцать четыре бойца. Обозных ратаев двадцать один. Всего девять раненых, двое из них тяжело. Взяли картечницу, много оружия и провианта. Еще десять малых двухколесных повозок взято, фургон этот, да еще два десятка куланов с грузом. Двигаемся по тропе к ущелью.

– Что важного пропустил? – Силы возвращались, и Буяну уже не требовалось прислушиваться к моему шепоту. Очевидно, я самым позорным образом пропустил штурм башни, освобождение пленных и много чего еще.

– Башню взяли, пленных освободили. Бой был на тракте у поворота на воровскую тропу. С ходу сшибли банду голов двадцать. Те шли к Длани. Нас подпустили близко. Господин кадет скомандовал. Дали мы залп-другой, да в штыки бросились. Они и опомниться не успели. Никто не ушел. Лютовали ребятушки после ихнего гостеприимства. В куски псов рубили, иных оттаскивать пришлось и вот… – Мастер показал сбитые костяшки пальцев. – А едва на тропу свернули, как за нами увязались еще одни. Белов взял дюжину стрелков, встретит проклятых.

Хмеля в голове как не бывало, словно не я пил с Ральфом, а кто-то другой. А компресс мне бы сейчас не помешал – растрясло кости нереально, мутило порядком, а слабость сковала по рукам и ногам.

Кряхтя, полез наружу. Сухонький возница со сморщенным, как печеное яблоко, лицом пожелал мне «доброго здоровьица» и подвинулся, пропуская нас. Буян спрыгнул пружинисто и практически бесшумно, несмотря на доспехи и пистолеты за поясом. Каменистая земля лягнула меня в подошвы, но мне удалось устоять. Замутило так, что горечь добралась до горла, «старую» рану под лопаткой пронзило острой болью, а новая от кошачьего укуса на ляжке полыхнула жарким пламенем. Усилием воли вернул себя в действительность. Отдышался, отер выскочившие на лбу бисерины пота, опираясь другой рукой на пробитый пулями деревянный борт фургона. Хорошо хоть предупредительный возница тормознул четверку куланов со впалыми боками и лоснящейся рыжей шкурой.

– Выходит, правду сказал тот… тайный, – я почесал затылок левой рукой, тщетно пытаясь усилить мыслительный процесс. С этими словами оглядел окружающий мир, показавшийся мне особенно ярким после «смертника» покойного мага.

– Выходит, что по тракту не пробиться. И госпожа нам сказала так. И тот. А откуда ему-то было ведомо?

– Где он, кстати? Пора бы познакомиться, так сказать, в более другой обстановке.

– Когда мы вошли, его не было! – сообщил Буян, вновь переживая недавнее удивление. – Слуги и бабы ихние мертвые лежали. Видно, кого мы в бойницы побили, а других он зарезал да пострелял. Кровь свежая, ворота открыты. А сам пропал, как и не было!

Мастер-стрелок неуловимо пожал плечами под толстой кожей кирасы и на пару секунд сделался задумчив. В чувство его привела ветка куста, хлестнувшая по лицу.

«А чего ты ожидал, Богдан? – говорил я сам себе. – Что к твоей команде присоединится элитный боец и поможет одолеть супостатов? А ты не думал, что у него своя задача и твое появление на сцене, возможно, помешало ему внедриться к врагу? У супердревича свой путь, а у тебя особая миссия, парень».

Тропу, названную «воровской», с обеих сторон плотно обступал густой подлесок, едва тронутый дыханием осени. Просвет между деревьями свидетельствовал, что уже за полдень. Следовало сориентироваться во времени, для чего обратился к часам в браслете. Итак, пространственно-временная ориентация была восстановлена: минуло два часа дня, отряд уверенно двигался по тропе от тракта Висельников к ущелью Рока. Поставил себе в «оперативной памяти» галочку – непременно поискать среди трофеев карту.

Извлек револьвер из расстегнутой кобуры, проверил наличие пуль в каморах и заряд камня. Вернул готовое к бою оружие назад, но кобуру не застегнул. Тело разогрелось. Идти стало легче, если бы не раны и гнетущее чувство неизвестности, то происходящее малым отличием можно счесть туристическим походом. Или продолжением ролевой игры.

– Где Молчун?

– Его господин Белов на болото отправили за Фомой и ранеными. Пятеро с ним, еще тягло и куланы.

Мастер-стрелок пустился в объяснения, что встреча с группой Молчуна оговорена в известном ему месте, что тот ушел сразу от крепости по нашим следам и «должон» успеть к месту встречи первым. Если обстоятельства – понимай «враги» – позволят, то там же отряд и заночует. А потом Буян рассказал, что рядовой Трындец героически погиб, когда тащил к зиндану лестницу. Это его подстрелили из донжона.

– Всего пулями испятнали, – с горечью в голосе произнес русин. – Он лестницу двигал, а они били и били…

Помолчали под скрип колес и крики возницы, жалея всеобщего любимца. Но это война, а она только кровью солдатской сыта бывает.

– Кто еще погиб из тех, кого знаю?

Буян перечислил имена: Нил, Афанасий и Глеб. Из названных никак не мог вспомнить последнего, мой блокнот с записями остался в ранце, а тот в фургоне. Да, хреновый из меня Александр Македонский пока, надо память на имена и лица тренировать.

– Вместе с отрядом Молчуна личный состав считал? – Голова все еще соображала плохо, но обязанности офицера никто с меня не снимал. Следовало подсчитать наличные силы, прикинуть маршрут, места стоянок, уйти от погони и спланировать прорыв через ущелье Рока, занятое противником. И попутно решить гору иных вопросов, определить ответственных, нарезать им дел и проконтролировать исполнение.

Буян отрицательно покачал головой. Оказалось, что ушедшие за ранеными шестеро стрелков, включая Молчуна, при шести тягловых ратаях не входили в число тридцати четырех солдат, что двигались сейчас с нами. Так же и двенадцать бойцов под командой Белова, что продолжали прикрывать тыл отходящего отряда. Однако немалая сила собралась. Если с головой распорядиться, то выйдет много вражеской крови выпустить на землю Скверны. Если не сложу эту самую голову по глупости…

– Кто в головном дозоре?

– Рядовые Паленый и Григорий Рыжий. Обозники, но вроде сметливые. Из старослужащих, – гримаса на лице мастера-стрелка выражала сомнение в способностях новоявленных разведчиков. Вот только других в наличии не было – в зиндан попали как раз те самые обозники, прочие же полегли на тракте. К слову, самые боевитые бандиты и наемники навеки остались вдоль него же. Именно благодаря героизму русинских стрелков, проявленному в том бою, мы сейчас «живы и ножкой дрыгаем» – пришла на ум имперская поговорка.

Снова вдоль тропы пошли густые кусты – тут любая тварь незамеченной подкрадется к любой части обоза. Ладно, отмахнулся я от важного дела, как от мухи, пока важен сам факт наличия дозора, а кто там службу исполняет… эх, кто есть под рукой – теми и воюем. Вон из какой передряги выбрались, да еще с прибытком в силах и средствах. Притом немалым. Надо срочно разбираться со всем хозяйством. Битву наполовину просохатил, так хоть на оргвопросах отыграюсь.

– Приготовь умыться и переодеться, – озвучил просьбу-приказ.

С трудом стащил с себя липкие почерневшие лохмотья, еще утром бывшие вполне справной рубахой. Штаны боевые действия пережили немногим лучше. А вот модный офицерский шарф оказался утрачен безвозвратно.

Не стесняясь проходящих мимо подчиненных, я вяло, но продолжительно оросил придорожные кусты подозрительно темной струей. Почки не стонали, значит, обман зрения. Затем подставил руки под флягу Буяна, сполоснул лицо, плечи и грудь, вытерся чистой холстиной. Освежился, так сказать, в походных условиях. Еще бы побриться не мешало. Для большего соответствия образу офицера в глазах моих новых подчиненных.

Ветер издалека донес ружейный залп, пронзительные крики и клич сквернавцев «Агр-ра-а!». Кто знает, какой ценой сейчас стрелки Белова покупали нам небольшую передышку?!

Едва нагнали ушедший за время туалетных процедур арьергард, как мастер-стрелок ненадолго оставил меня с незнакомыми бойцами, топавшими за картечницей, а сам без объяснений проскользнул вдоль растянувшегося по тропе обоза.

Рядом со мной шли безусые мальчишки и старики с богатой растительностью на суровых сухих лицах. Многие были избиты, легко ранены, поголовно одеты в лохмотья и через одного разуты. Зато вооружены внушительно, хоть и разнообразно: наряду с привычными «дербанками» встречались трофейные пистолеты и карабины, палаши, сабли и неуставные топоры. Солдаты с робким интересом разглядывали контуженое и полуголое чудо природы в моем лице.

– Выше нос, бойцы! Мы эту сволоту били, бьем и бить будем! – хотел еще завернуть, что это не отступление, а коварный тактический прием, в результате которого мало никому не покажется, но вовремя остановил словесный понос. Дело надо делать, а не лясы точить.

Прекратившие движение и вытянувшиеся как по команде русины не сразу нашлись, что ответить. Один затянул: «Рады стараться, ваше благородие», второй крикнул: «Слава!», третий промычал что-то невразумительное, прочие же временно лишились дара речи. То ли человеческое обращение со стороны незнакомого военачальника их пугало, то ли просто растерялись. А может, все дело в том, что офицером-то я как раз и не выглядел? Какой-то рыхлый и расхристанный барчук с револьвером и «мажеской фигулькой» – разве в таком виде должен представать боевой офицер перед своими чудо-богатырями?

Да и сам не знал, что говорить дальше. Глядел в полные надежды солдатские глаза, и все всплывающие в памяти слова мне вдруг показались какими-то мелкими, пустыми и в осмысленные предложения никак не складывались. Секунды тянулись, бойцы смотрели на меня. Квадратное «сито», венчающее жерло орудия, виляя и подпрыгивая на ухабах, удалялось.

Затянувшуюся паузу нарушила пара кашеваров. Рядовой Емельян и неизвестный мне крупный бородатый мужик обошли солдат, выдавая им не очень аккуратно нарезанные куски хлебных лепешек, вяленого мяса и сала.

Заметив мое к ним внимание, солдаты прекратили выдачу пайков.

– Емелька, дуй за концервами, – бородатый свойски двинул помощника локтем в бок.

Ральф в моей башке глупенько хихикнул. Солдаты считали консервированные продукты исключительно офицерской едой, но ничего смешного в этой ситуации я не увидел. Только информацию, что в обозе имелись консервы.

– Отставить «концервы»! Давай, что там у тебя?

Время спать, а я не ел! Это виданное ли дело, чтобы офисный хомяк так развоевался, что про завтрак с обедом забыл? Непорядок, так и отощать недолго.

Мужик протянул мне лепешку и долго выбирал кусок копченого мяса побольше.

– Как звать тебя, солдат? – Я с наслаждением уже жевал хлебную лепешку. Аромат мяса терзал мои ноздри, и я с трудом сдерживался, чтобы не ускорить тормозящего дядьку обидными словами.

– Повар Никодим, – в отличие от вытягивающихся «во фрунт» рядовых, он сохранил расслабленную позу. Может, он вообще не строевой? Потом разберемся с этим. Пока же, прикрыв от счастья глаза, жевал жесткое и пересоленное, но удивительно вкусное мясо.

– Скоро кашка поспеет, – пробасил Никодим. – Дозволите привал, ваше благородие?

Верно бородатый мыслит, горячего людям похлебать необходимо. Считай, многие уже больше суток без еды. Не думаю, что в плену русинов кормили. Обернулся назад, словно собираясь проконсультироваться с кем-то:

– Если с мясом, то дозволяю, – согласно кивнул поварам головой. – Чтобы ложка в котелке стояла, сам проверю!

Бородач крякнул и выпучил глаза, картинно обижаясь.

– Вашбродь, уставы знаем! Завсегда после дела каша с мясом полагается.

Я прожевал очередную порцию еды.

– Вот что, повар Никодим. Раненым бульон свари покрепче. Молчун еще привезет нескольких. И про отряд кадета не забудь, – распоряжения рождались легко.

Бородач без лишних слов кивнул с пониманием в глазах. Скорее всего, Никодим с Емельяном уже позаботились о питании раненых, и мои приказы оказались излишни.

Меж тем выдача пайка и наш разговор с Никодимом собрали изрядную толпу стрелков – к арьергардной группе подтянулись возницы и другие солдаты. Я почувствовал необходимость что-то сказать подчиненным, приободрить их:

– Бойцы! Русины! Рад приветствовать вас вновь в рядах батальона княжьих стрелков. Нам предстоит долгий переход и бой…

Поскольку слабо себе представлял, куда конкретно движется колонна и что творится позади и впереди нас, то не нашел ничего лучше, как закончить выступление фразой: «Помните, с нами благословение княжны Белояровой!» – и демонстрацией браслета со Слезой Асеня. После чего закинул кусок мяса в рот и быстрым шагом пошел к фургону, у которого с чистой рубахой и трофейной кирасой меня ожидал Буян.

Облачаться на ходу в незнакомую броню, да с криворуким ассистентом – та еще морока, а мне приходилось еще и думу думать, как заправскому герою Гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву.

– Вот что, Буян. Подбери мне ординарца порасторопнее. А сам принимай десяток стрелков.

– Есть.

– Чего смурной? Молчуну десяток и тебе тоже десяток. Все по-честному вроде.

Русин не разделял моего бодрого настроя. Я приладил пояс с револьвером поверх кирасы, подвигался, привыкая к местному аналогу бронежилета.

Печальный пример Ральфа совершенно примирил меня с грузом экипировки и некоторой скованностью движений. Правда, укушенная нога и подстреленная лопатка отреагировали на наличие брони как положено, но оздоравливающее плетение в моем браслете во время беспамятства потрудилось на славу. Зуд и ритмичная тянущая боль доставляли мелкие неудобства и не более того.

– От судьбы не уйдешь, – горько выдохнул мастер-стрелок, застегивая на мне пояс с длинной увесистой саблей. Вот теперь я настоящий офицер!

– Буянище, ну чему ты не рад? Мы только что из такой передряги вышли. Внуки тебе ни в жизнь не поверят: сквернавцев больше сотни накрошили, с изменниками рассчитались, трофеи богатые взяли. Наказ княжны – спохватился! – выполнили. Сам жив-здоров, воевать можешь. Так какого рожна?

Проверил, как клинок извлекается из ножен, и этим ограничился. Сабля твердо намеревалась мешать при ходьбе, и мне приходилось поддерживать массивную гарду левой рукой.

– Так-то оно так. – И снова одоспешенная грудь стрелка испустила печальный выдох.

Я действительно не понимал, куда клонит Буян, хотя причина, судя по хмурому лицу ветерана, серьезная, вполне способная затмить радость от заслуженного повышения. Пусть ущелье впереди перекрыто врагами, пусть на нас наседают обозленные сквернавцы. Нормальная боевая ситуация. Бог даст – выкрутимся, а не даст, так мы уже сделали больше возможного. Я бросил быстрый взгляд на браслет с двумя гамионами и тоже тяжело вздохнул. Но вовремя спохватился: еще не хватало полемизировать с подчиненным, чья ноша тяжелее.

– Значит, так, мастер-стрелок, кто организует движение колонны? – поинтересовался я командным тоном, обещая себе в ближайшем будущем поговорить с Буяном по душам. Где-то он усмотрел угрозу, неочевидную для меня. Не время и не место корчить из себя спесивого дворянина!

– Да как-то все само устроилось, – наклонил голову к правому наплечнику мастер.

– Это хорошо, что само. Плохо, что никто не управляет процессом, – сказал без недовольства, но максимально жестко.

Невероятно, но продвижение отряда из бывших военнопленных с ранеными и грузами по территории противника действительно «само устроилось» как по волшебству. Каждый делал, что должно, проявляя разумную инициативу. Погонщики аккуратно вели куланов, ратаи тянули нагруженные телеги, поголовно вооруженные бойцы бдительно поглядывали по сторонам и помогали обозникам, кашевары подкрепляли людей на ходу сухомяткой и попутно готовили горячую пищу в мобильной полевой кухне, Буян офицера-неженку в боевую готовность приводил. Каждый при деле. Все-таки мне сказочно повезло с солдатами. Война – это коллективная работа. Герою всех супостатов в одиночку нипочем не одолеть.

Буян спросил разрешения и слинял «организовывать движение и проверить головной дозор».

Встав на подножку фургона, я увидел, что тропа сделала небольшой крюк. Чтобы показаться подчиненным в полном облачении, засветить легендарную Слезу, а главное, лично оценить масштаб и результат наших деяний, я пересек лес и оказался в голове колонны. С умыслом выбрал широкий просвет между мачтовыми стволами и забрался на пень, как принимающий парад на Красной площади генсек на Мавзолей.

Люди, древичи и куланы с шумом и криками не быстрее ленивого пешехода продирались по узкой дороге. Возглавлял колонну четырехколесный экипаж с извозчиком залихватского вида и стрелком. Вместо пассажира под крытым откидным верхом располагалась охапка ружей, привязанных ремнем. Позади возницы возвышалась груда из нескольких тюков. Непонятно, как эта груда добра еще не вывалилась на дорогу.

За экипажем при помощи здоровяков-древичей следовали двухколесные арбы. Переваливаясь на ухабах, прошла телега, нагруженная ранеными. Трясло их немилосердно – от одного только вида мои собственные болячки атаковали нервную систему. Двое с окровавленными повязками на головах ковыляли рядом, опираясь на отполированные куски древка или флагштока. Снова пошли арбы, вьючные куланы, древичи со своими боевыми косами, какой-то рыжий тип в гражданском. Едва катились запряженные двойками лошадок фургоны. Приютивший меня – длинный и с серым простреленным в нескольких местах тентом, второй же – чуть меньше размерами и крытый зеленой тканью. Тент сзади откинулся, и я увидел три женских лица. Одна из дам помахала мне ручкой. Охренеть, бордель на марше! Сжались кулаки: что бы такого Буяну «хорошего» сделать, чтобы научился докладывать?!