Помоги проекту - поделись книгой:
Компьютерра
03.09.2012 - 09.09.2012
Статьи
Браслеты для Короля Наручников
Только любовь может взломать пару вставленных друг в друга замков Брамаха. - М. Чабон, «Приключения Кавалера и Клея»
Хитрое устройство принёс корреспондент газеты «Миррор». Он отыскал в Бирмингеме никому не известного кузнеца, который потратил пять лет жизни на изготовление и усовершенствование механизма. Мастер хвалился, что вскрыть его детище «не сможет ни один смертный». Ни один – кроме, может быть, величайшего в мире фокусника.
Ровно в три часа дня журналист «Миррор» собственноручно заковал Гудини в наручники, снабжённые тем самым замком. Сторонний взгляд не заметил бы в них ничего примечательного – всего лишь два стальных браслета, крепко сидящих на объёмном цилиндрическом стержне. После того как пара добровольцев проверила крепость оков, Король удалился за ширму, которую сам называл «домом с привидениями».
Публика ждала, затаив дыхание. Через 22 минуты из «дома с привидениями» показалась голова фокусника. Зал взорвался аплодисментами… однако радоваться было ещё рано – Гудини просто решил взглянуть на упрямый механизм при электрическом освещении.
Спустя час после начала представления зрители начали проявлять нетерпение, а кое-кто уже открыто говорил, что в этот раз Мистериарх потерпел поражение. Вскоре он всё-таки показался — донельзя измотанный и всё ещё закованный, чтобы попросить корреспондента открыть на некоторое время замок и скинуть с фокусника мешающий ему пиджак. Журналист, после некоторых раздумий, отказал в этой просьбе. Тогда Гудини устроил скучающей публике маленькое развлечение: неимоверно изгибаясь, он достал из кармана перочинный ножичек, зубами раскрыл его и разрезал верхнюю одежду снизу вверх. Когда ассистент сорвал с него две половинки пиджака, зрители начали неистово хлопать – было ясно, что Король намерен бороться до конца.
Через некоторое время он вновь вышел из-за ширмы, чтобы продемонстрировать всем свободные руки и непокорные наручники, теперь уже раскрытые. Зрители пришли в неистовый восторг: мужчины подкидывали в воздух шляпы, а женщины обнимались и махали платками. Рыдающего от счастья Гудини трижды пронесли на руках вокруг зрительного зала, а журналисты «Миррор» наперебой обещали подарить фокуснику серебряную копию замка. Это была победа!
Разговоры о невероятном представлении не утихали ещё долгое время. Однако талантом Мистериарха восхищались далеко не все — по Лондону поползли слухи, что он так и не смог справиться с хитроумным механизмом, а мнимое освобождение было всего лишь попыткой сохранить репутацию.
Высказывались самые разные версии произошедшего, но самая популярная касалась Бесс Гудини – супруги Короля. Говорили, что он смог незаметно подать ей знак во время сложной процедуры разрезания пиджака. После этого Бесс будто бы смогла разжалобить неприступного корреспондента и принесла в «дом с привидениями» стакан воды – с ключом на дне. Правда это или нет? Сейчас установить невозможно: сохранилось несколько описаний трюка, причём в некоторых из них сказано, что жена Гудини вообще не присутствовала на сцене.
В этой истории есть и другая тайна – возможно, менее значимая, но от этого не менее интересная – тайна кузнеца из Бирмингема. Он утверждал, что потратил много времени на разработку удивительного замка, и это, скорее всего, правда. Но он не сказал, что его детище, которое смогло поставить в тупик самого Короля Наручников, представляло собой всего лишь вариант устройства Джозефа Брамы (Joseph Bramah) более чем столетней давности.
Сам Джозеф Брама был всего лишь сыном скромного фермера из Йоркшира. Всего лишь – с той только разницей, что его ни капельки не привлекала ни тихая сельская жизнь, ни даже работа столяра-краснодеревщика в оживлённом Лондоне. Он обожал различные механизмы, чем сложнее, тем лучше, и сам постоянно что-то мастерил.
Один из первых патентов он получил за изобретение, пардон, туалетного бачка (кстати, сконструированные им бачки всё ещё сохранились в рабочем состоянии – в резиденции королевы Виктории на острове Уайт). Помимо столь оригинальных вещей, в послужном списке также значатся гидравлический пресс, машинка для нумерации банкнот и авторучка.
В восьмидесятых годах XVIII века Брама всерьёз увлёкся устройством замков. Основательно изучив существующие в то время модели, он пришёл к неутешительному выводу: английские воры давным-давно обзавелись отмычками практически на все случаи жизни. Необходимо было что-то принципиально новое. И в 1784 году на лондонской Пикадилли открывается небольшая компания Bramah Locks.
Устройства сразу же снискали популярность из-за необычной конструкции – к ним не подходила ни одна отмычка. Однако настоящая слава к Браме пришла в 1790 году, после того как он защёлкнул замок собственного изобретения на оконной раме магазина. Рядом висело аккуратное объявление: «Умелец, который смастерит отмычку для этого замка, получит награду в 200 гиней».
Разумеется, желающих было немало. Открыть непокорный механизм старались и слесари, и кузнецы, и просто любопытные. Тщетно. Время шло, окно оставалось запертым, зато торговля достигла невиданного размаха – ёще бы, ведь реклама была более чем красноречивой!
Расстаться с деньгами изобретателю пришлось лишь спустя долгих шестидесят семь лет. Американец Альфред Чарльз Хоббс провозился пятьдесят с лишним часов (!) со своей отмычкой, прежде чем смог торжественно снять замок с рамы. Разумеется, награда тут же нашла героя – а Брама в кратчайшие сроки выпустил на рынок новую, усложнённую модель устройства.
Существует также ошибочная информация о том, что на волне популярности своего изобретения мастер Брама запантетовал несгораемый сейф и даже наладил его конвейерное производство. Опровергнуть сей факт легко. Во-первых, одного-единственного изобретателя сейфов не существует – существует лишь постепенная эволюция от обычных деревянных сундуков до сложных огне-водо-удароупорных конструкций с трёхслойными стенками. Пионерами в деле разработки и продажи можно считать английскую компанию Milner’s Safe. А во-вторых, источник, в котором впервые появилось сообщение о Джозефе Браме и его сейфе, указывал 1874 год в качестве года подачи заявки на патент. И всё бы ничего, вот только сам Брама скончался ещё в 1814! Не иначе, как на том свете тоже есть патентное бюро.
И всё-таки: что же такого уникального оказалось в конструкции замка Брамы? Что обеспечило ему непробиваемость, да такую, что вариации этого механизма используются и в наши дни? Давайте посмотрим.
Внешне устройство напоминает трубчатый цилиндр — нечто похожее на нынешние велосипедные замки. Однако «ползунки», в которые вставляется ключ, тут похожи скорее на пластины, чем на штыри. Самый первый, «авторский» вариант включал в себя восемнадцать таких пластин, в более современных моделях их количество уменьшилось до семи. Они расходятся от центрального глубокого паза, подобно лепесткам цветка.
Ключ – полый стержень с выемками, количество которых соответствует числу «ползунков». Здесь тоже есть хитрость: чтобы осложнить жизнь взломщикам, глубина выемок варьируется от производителя к производителю (на данный момент существует шесть возможных разновидностей). Также имеется привычный выступ, который давит на центральную пружину. Поворачивается ключ, только если вставлен полностью – поэтому заказчику в обязательном порядке выдают защитный пластиковый колпачок, который не даёт пыли и крошкам забиться в пазы. Это, кстати, довольно древняя традиция – о ней даже упоминается в «Посмертных записках Пиквикского клуба» Диккенса.
Любопытные, стремящиеся заглянуть внутрь замка Брама, особых препятствий не встретят: на задней панели располагаются два довольно крупных винта. Начинка незамысловатая – уже знакомые нам «ползунки» и одна на всех пружина (хотя надо заметить, что в более сложных моделях свою персональную пружину имеет каждый лепесток). Довершает картину серебристая ось.
При повороте ключа метки на «ползунках» образуют сплошную линию, по которой и движется засов. Ось при этом удерживает «внутренности» замка благодаря системе выступов на внешней стороне.
Просто? Может быть. Однако нельзя забывать, что такая конструкция была по-настоящему революционной для своего времени – чего стоил только необычный полый ключ. Да и процесс взлома не отличался простотой — шпилька для волос тут явно не поможет, дело больше похоже на открытие сейфа с помощью фонендоскопа, в стиле старых голливудских фильмов. Грабителю необходимо было, удерживая сжатой центральную пружину, сдвигать лепесток, пока метка на нём не встанет в нужное положение. Причём когда положение икс для одного «ползунка» найдено, необходимо было запомнить его и отпустить пружину, возвращаясь к самому началу. После этого первый лепесток уже уверенно сдвигался на место, а операция повторялась со вторым. И так восемнадцать раз! Теперь представьте, каким осьминогом нужно быть, чтобы взломать модель не с одной пружиной, а сразу с семью. То-то же.
Король Наручников не мог не знать про удивительный замок. Скорее всего, ему даже было известно, как открыть такое устройство без ключа. Но во время знаменитого представления его руки были скованы хитрой модификацией – два замка Брама, вставленные друг в друга.
Смог ли Гудини самостоятельно справиться с такими оковами? Хочется верить, что да. Ведь даже самый неприступный замок можно одолеть, когда в запасе истинное мастерство и... немножко магии.
Колумнисты
Василий Щепетнёв: Плата за проезд
За время Второй мировой войны, с тридцать девятого по сорок пятый год, Великобритания потеряла триста семьдесят восемь тысяч человек. Из них гражданских лиц — девяносто две с половиной тысячи. Чудовищные бомбёжки, ФАУ-1 и ФАУ-2, торпедирование судов, гибель мирных подданных короля Георга на континенте – девяносто две с половиной тысячи.
За последние десять лет в дорожно-транспортных происшествиях погибло почти триста четырнадцать тысяч жителей России. Ранено около двух миллионов человек.
Похоже, автотранспорт для нас стал тем, чем была гитлеровская Германия для Великобритании. Сравнение, конечно, не вполне корректное, но наглядное. Впрочем, у меня есть другое: атомная бомбардировка Нагасаки унесла жизнь около шестидесяти тысяч человек. В две тысячи седьмом году российские дорожно-транспортные происшествия обошлись в тридцать три тысячи погибших и двести девяносто две тысячи раненых. Сопоставимо, хотя опять некорректно. А с афганской войной и сравнивать нечего: в Афганистане за годы присутствия «ограниченного контингента» погибло меньше советских граждан, чем за любой ДТП-год на территории России.
Это лишь прямые потери. Сколько людей умирает из-за того, что воздух в городах отравлен выхлопными газами, точно не знают даже британские учёные. Встречалось утверждение, что эффект от часовой прогулки по оживлённой улице сравним с таковым от курения 3-5 сигарет. Верно это, нет, спорить не берусь. Разные сигареты, разные улицы. Одно дело Кутузовский проспект, другое – улица сержанта Вавилова. И там и там оживлённо, но по-разному.
Слышал, что в США вероятность быть убитым шальной или направленной пулей в двадцать раз ниже, нежели вероятность погибнуть в результате ДТП. Однако прогрессивная американская общественность протестует исключительно против продаж оружия, видя в оружии угрозу безопасности граждан, продажу же автомобилей общественность только приветствует.
Наконец, автомобили пожирают нефтепродукты. Дорогую невосполнимую нефть. За сутки московский автопарк потребляет двести, а то и триста железнодорожных цистерн топлива. Топят по-чёрному, вследствие чего белковые существа дышат отходами жизнедеятельности автомобилей. Многие уже и не дышат — всякие белочки, дрозды и прочие деликатные создания из городов исчезли.
Ну вот, очередная проповедь мракобеса. Назад к лошадям, долой автомобили, все по пещерам – лозунги достаточно ветхие, ничего нового. А хочется именно нового. Хочется прогресса. Да, в процессе пользования автотранспортом люди порой гибнут, но это плата за прогресс.
Но есть ли прогресс в автотранспорте? По сравнению с началом девятнадцатого века – пожалуй, а по сравнению с серединой двадцатого? Я не о конструкции двигателя внутреннего сгорания. Я об автотранспорте как о способе перемещения человека из точки А в точку Б. Есть ли здесь прогресс? По моим наблюдениям – наоборот, год от года ситуация ухудшается. Завидуя Муру, сформулирую в его ключе. Закон не закон, а нечто вроде. Пусть будет правило. Итак, «правило Щ»: «В городах скорость перемещения в час пик каждые десять лет снижается наполовину». Поездка на личном автомобиле от абстрактного вокзала до абстрактного рынка в девяностом году занимала пятнадцать минут, в двухтысячном тридцать, а сегодня час. Второе правило Щ: «Длительность часа пик каждые десять лет возрастает наполовину».
Опять же соглашусь, что правила несовершенны и из них есть исключения. Возможно, что скорость снижается не на пятьдесят процентов, а на тридцать или только на двадцать пять. Возможно даже, что в каждом городе своё правило. Но с тем, что добираться до места работы с каждым десятилетием приходится всё дольше, полагаю, согласится большинство.
Правда, есть и другой фактор – расстояние. И он тоже увеличивается, примерно так (третье правило Щ): «Расстояние до места работы каждое десятилетие возрастает на неизвестную пока часть». Всё труднее прокормиться у дома. Приходится перемещаться в другой квартал, в другой район, в другой город и даже в другую страну. И если во времена Чехова или Пришвина человек трудился обыкновенно в одном месте, то сегодня зачастую у него два, три, а то и четыре работодателя.
В шестидесятые годы личный автомобиль был символом достатка и предметом зависти, потому что он действительно был личным. То есть существовал для исполнения желаний хозяина. Его прихотей. На нём ездили на рыбалку, на охоту, в отпуск на море (я не случайно упомянул Пришвина — его взаимоотношения с автомобилями передаёт дух времён, когда он, автомобиль, был чем-то вроде джинна из лампы). Сегодня автомобиль – орудие труда, причём зачастую орудие труда наёмного работника, батрака, который этим трудом (и этим орудием) обогащает другого, сам же сводит концы с концами, тому и рад. «Требуется водитель с автомобилем, оплата такая-то, плюс столько-то на бензин» – лишь верхушка айсберга. Отсутствие автомобиля у наёмного работника зачастую оборачивается отсутствием самой работы, даже если занят в конторе, политкорректно – в офисе. Альтернатива – проводи по два, три, четыре часа ежедневно в электричке или автобусе. Воронеж по сравнению с Москвой невелик, но и здесь полтора часа, затраченные на дорогу в один конец, становятся привычными. И особой разницы между личным автомобилем в триста сил, личным автомобилем в тридцать сил и автобусом нет. Правда, наши автобусы... Их порой несправедливо называют «скотовозами». Неправда! Скотину так не возят!
Те же полтора часа уходили на дорогу у мелкого чиновника, какого-нибудь Бальзаминова или Акакия Акакиевича, который, не имея возможности тратиться на извозчика, шёл на службу пешком из дешёвого района столицы. В провинциальном Воронеже – минут пятнадцать-двадцать максимум. В чём прогресс? Прогресс-то в чём? Ну да, Хлестаков мечтал о супе из Парижа. Сбылось с лихвой: лапша из Китая или Вьетнама – повседневное блюдо студентов, холостяков и коллежских регистраторов. Но в бальзаминовские времена вероятность попасть под лошадь была намного меньше, нежели сегодня пострадать от механической повозки. Точных сведений о смертности в ДТП девятнадцатого века я не нашёл, но, по воспоминаниям современников, летальные исходы были редки, счёт по стране шёл на десятки, много на сотни за год, но не на десятки тысяч.
Сегодня на дорогах России погибает три, а то и четыре человека ежечасно, круглые сутки, без перерывов и выходных. Это плата за проезд, а не за прогресс. И мы её платим нечувствительно: те, кто погиб, протестовать не могут, а те, кто не погиб, считают... Не знаю, что они считают. Может, просто вглядываются в дорогу, отыскивая наш особый путь.
А жертвы — что жертвы... Ацтеки приносили жертвы своим богам, мы – своим. Но у нас людей выбирает жребий, на алтарь ДТП попадают банкиры, депутаты, даже губернаторы. Или случай с Машеровым: Петр Миронович, первый секретарь Центрального комитета компартии Белоруссии, погиб при столкновении с грузовиком, перевозившим картошку.
Самое любопытное – это именно нечувствительность. Массовая гибель в ДТП для общественного сознания – слепое пятно. Как протестовали против войны во Вьетнаме по обе стороны Атлантики! Сколько негодования после разрушения Башен! А тут – тишина. Ну да, хорошо бы сократить число пострадавших, но так, чтобы при этом число автомобилей, находящихся в движении, не уменьшилось, а увеличилось. Стараются. Где-то строят дорожные развязки, где-то ставят светофоры, где-то, помня об участи Машерова, когда едут люди первого сорта, перекрывают движение на часы.
Всё это только способствует перерастанию первого правила Щ в полноценный закон.
Что я предлагаю? На велосипеды пересесть? Как в какой-нибудь, простите, Дании, где даже парламентарии и министры ездят на велосипедах?
А в дождь? А в мороз?
А в дождь и в мороз нужно сидеть дома и торжествовать! Прогресс – истинный прогресс – состоит в повышении производительности труда. Хотя бы вчетверо против пушкинских времён. Летом (или, как Пушкин, осенью) ударно поработал ради жизнеобеспечения семьи, а остальные времена года путешествуешь, самосовершенствуешься, разводишь бесприбыльно, ради чистой красоты, цветы, фотографируешь снежинки или философствуешь на диване. Другими словами – занимаешься личными делами. Прихотями. Для души.
Но нет этого. И не предвидится. Конкуренция. Того, кто предаётся несуетным размышлениям на диване, обойдут и на повороте, и на прямой. Оттеснят в кювет. Оккупируют. Присоединят в качестве подмандатной территории. Приходится приспосабливаться к суровой реальности. Покупать автомобиль, если же повезёт – пользоваться общественным транспортом. Раз уж тратишь три часа на дорогу, трать с толком. Книжки читай, журналы. У нас вот в троллейбусах вай-фай завели. Зашёл в библиотеку, полистал журнал, взял томик стихотворений или роман в дорогу.
Я к своей обновке, MagicBook M6FHD, привык, притерпелся. Сросся. На днях попался любопытный роман. «Серый туман», автор – Евгений Лотош. Но о романе напишу в следующий раз, если таковой наступит.
Поделиться книгой: