Забава королей

– В каком смысле не понравилось? – спросила Джина. – Я вызываю у него неприязнь? Или он считает ниже своего достоинства разговаривать с помощницей своего друга?

– Нет. Ни то, ни другое. Он словно не замечает вас как женщину. Не как сотрудника своего друга, а именно как женщину.

– Мне кажется, вы тоже меня не очень-то замечаете, – с легкой ревностью произнесла Джина. – Во всяком случае, вчера ночью я не почувствовала себя женщиной, которая может понравиться такому мужчине, как вы. Или вы притворялись?

– Конечно, притворялся, – улыбнулся Дронго.

– В таком случае вам это удалось, – кивнула она. – Но сейчас вы меня просто убили. Честное слово. Я никогда в жизни не могла даже подумать, что по одному взгляду на человека, по одному рукопожатию, по его одежде и полученному конверту можно сделать столько выводов. Я действительно начинаю вас бояться.

– Если вы еще раз скажете мне об этом, то у меня возникнет комплекс неполноценности. Я всего лишь эксплуатирую тот опыт, который появился у меня за многие годы работы. И не забывайте, что я юрист и психолог, а эти профессии как раз очень помогают вырабатывать достаточно точный взгляд на любого человека.

– Вы меня убедили, – сказала Джина, – теперь буду расспрашивать вас о каждом из тех, с кем мы будем встречаться. И буду составлять свое мнение о них только после ваших рекомендаций.

– Не нужно. Я обещаю больше не мучить вас никакими психологическими этюдами. Просто мне хотелось показать вам, что люди не настолько закрыты, чтобы нельзя было понять их характеры. Хотя бы в общих чертах.

Обе машины прибыли в аэропорт за час до вылета. Это был рейсовый самолет, отправлявшийся в Сан-Сити. Самолет был небольшим, модель «Бомбардье 400». Увидев его, Дронго поморщился. Небольшие самолеты с пропеллерами обычно использовали на региональных внутренних рейсах. В таких машинах первые четыре ряда обычно бывают для пассажиров бизнес-класса, но, учитывая размеры салона и кресел, в каждом ряду может быть только по четыре посадочных места, по два слева и справа. При этом пассажиры сидят по одному, и таким образом в бизнес-классе могут лететь только восемь пассажиров. Первые четыре места заняли Энцо Бинколетто, Поль Бретти, Джина Ролланди и сам Дронго. Альберто отправился на место в эконом-классе. Там тоже было по четыре кресла в ряду, по два с каждого края, настолько небольшим был салон. Хотя в самом самолете было около пятидесяти мест.

– Кажется, мне придется выпить достаточно много, прежде чем мы долетим, – пробормотал Дронго, подзывая стюардессу и попросив ее принести ему рюмку коньяка.

– Мы даем до взлета шампанское, – улыбнулась стюардесса.

– Дайте коньяку, – попросил Дронго, – иначе мне будет трудно лететь.

Стюардесса принесла ему коньяк под насмешливым взглядом Джины.

Самолет довольно спокойно взлетел и через несколько минут взял курс на Сан-Сити. Этот город словно специально был придуман для того, чтобы привлекать сюда туристов со всего мира. Здесь были разбиты искусственные озера, сделаны живописные островки высаженных пальмовых деревьев, построены самые комфортабельные отели с многочисленными бассейнами и полями для игры в гольф. Сам город находился недалеко от границы с Ботсваной, рядом с пустыней Калахари, и действительно был чудесным оазисом, созданным человеком в этих почти не пригодных для жизни местах.

Южно-Африканская Республика занимает площадь более чем в тысячу двести квадратных километров с населением более чем в сорок пять миллионов человек, что, по европейским масштабам, было довольно значительно. Даже по сравнению с густонаселенными африканскими странами ЮАР была четвертой на континенте по численности населения, уступая только Нигерии, Египту и Конго. При этом экономика ЮАР уже давно считалась самой крупной и мощной на всем Африканском континенте, а в последнее годы ЮАР вошла в компанию стран, называемых БРИК, куда входили такие мировые гиганты, как Бразилия, Россия, Индия и Китай.

Самолет летел на север около полутора часов, пока наконец не приземлился в Сан-Сити. На часах было около шести. Их уже ждали два лимузина, присланных из «Палас-отеля». Сам отель находился в десяти километрах от аэропорта. Он считался одним из самых крупных в Сан-Сити и насчитывал триста тридцать восемь номеров.

На этот раз в первом лимузине разместились Бинколетто, Бретти и Дронго, во втором – Джина и Альберто. В отеле их уже ждала целая компания приехавших сюда гостей. Шумная встреча и обоюдные знакомства закончились торжественным ужином, на который были приглашены все одиннадцать человек, собиравшихся завтра утром вылететь в Кению. Своего друга Бинколетто представил как эксперта по имени Дронго. Никто не стал переспрашивать, в какой области он эксперт и почему его так странно называют. Очевидно, прибывшие из Москвы гости посчитали, что он дока либо в охоте, либо в оружии. Они даже не обратили никакого внимания на слова Бинколетто. Этих людей не интересовали другие персоны. Они рассматривали их не более чем как обслуживающий персонал, в том числе Альберто, Джину и самого Дронго. Было заметно, что они общаются только с банкиром Бретти и хозяином дома в Кении Бинколетто. Остальных как будто не существовало – как для мужчин, так и для женщин. И они не считали нужным скрывать это. Что делать, привилегия богатых людей, которые даже не делали попытку проявить элементарную вежливость по отношению к остальным гостям, прибывшим вместе с Бинколетто.

Дронго, сидевший за столом рядом с Энцо, внимательно приглядывался к этой группе, прибывшей из Москвы. Грузный Дживан Араксманян, с крупными чертами лица, выразительными глазами, большим носом и мясистыми щеками, просидел почти весь ужин, меланхолично кивая остальным. Он был явно не в настроении. Ишлинский оказался высоким мужчиной лет сорока, с внимательным, острым взглядом. Он был одет в довольно дорогой костюм, который хорошо бы смотрелся на приемах в Париже или Лондоне, но выглядел слишком вычурно в отеле Сан-Сити.

Его спутница Евгения Кнаус была высокой, красивой, темноволосой молодой женщиной с зелеными, даже скорее изумрудными глазами и высокой грудью. Ее отец был немцем, родившимся и выросшим в Казахстане, а мать – русской. Евгении было двадцать восемь лет, и она была довольно известной журналисткой, телеведущей сразу двух популярных передач. Правда, злые языки утверждали, что рейтинг ее передачам делают деньги Ишлинского, но, возможно, это были только слухи.

Другой молодой женщиной, которая прилетела в этой компании, была Любовь Ядрышкина. Это была блондинка с большой грудью и роскошными светлыми волосами. Ей было двадцать шесть, и последние годы она выступала как топ-модель, появлявшаяся на многих модных показах. Ее опекуном и спонсором считался Руслан Андреевич Стригун, только недавно получивший назначение на должность заместителя руководителя одного из федеральных агентств. Стригун был коренастым мужчиной средних лет, с густой копной волос, которые он, кажется, подкрашивал. Бизнесмен недавно развелся, поэтому мог позволить себе появляться в обществе Ядрышкиной в Москве. В отличие от него Ишлинский был женат вторым браком, но его супруга практически все время проводила за рубежом, рядом с сыном, и поэтому в Москве уже никого не удивляли фотографии олигарха, появлявшегося рядом с популярной тележурналисткой.

Шестым членом этой группы был Антон Вермишев, переводчик и своеобразный гид группы, который готов был всегда прийти на помощь. Это был относительно молодой человек лет тридцати, худощавый, загорелый, любезный, неизменно сохранявший хорошее настроение. Когда все перезнакомились, Бинколетто предложил собраться всем вместе за ужином, и таким образом Дронго оказался между своим итальянским другом и Араксманяном. Бинколетто сообщил, что двенадцатый участник их экспедиции ждет их в Найроби. Это был опытный охотник из племени масаи Синумо Мбага, который давно работал с Бинколетто, помогая ему выбирать нужные места для охоты.

За столом солировал Стригун. Он говорил громкие тосты и пил за каждого из сидевших, лишь обойдя своим вниманием прибывших вместе с Бинколетто Альберто, Джину и Дронго. Он считал их обслуживающим персоналом, которому в силу демократизма хозяина разрешено сидеть с ними за одним столом. Его недвусмысленные шутки на грани фола нравились женщинам, и те громко смеялись. Араксманян меланхолично улыбался, а Ишлинский, наоборот, почти не реагировал на шутки своего друга, лишь иногда позволяя себе ухмыльнуться уголками губ. Переводчик едва успевал переводить анекдоты Стригуна, которые иногда было достаточно трудно перевести. Один раз, когда он снова запнулся, Дронго подсказал ему точный перевод. Вермишев удивленно взглянул на подсказчика и перевел предложение. Затем уточнил:

– Разве вы не итальянец? Я думал, вы родом из Северной Италии. Там обычно живут югославы, особенно в районе Триеста.

– Нет, я не югослав, – ответил Дронго.

– Вы понимаете русский язык? – изумился Антон.

– Я изучал русский язык в школе, – не стал вдаваться в подробности Дронго.

Никто, кроме Джины, даже не обратил внимания на этот быстрый диалог. Когда за столом собирается больше семи-восьми человек, общий разговор обычно быстро распадается на отдельные фрагменты. Это хорошо знает любой психолог. Именно поэтому компания в семь-восемь человек считается почти идеальной для тесного общения и беседы, тогда как большее число людей уже нарушает подобную гармонию.

Джина весь вечер следила за Дронго, понимающе улыбаясь. Когда ужин закончился, она подошла к нему.

– Ну, как ваши впечатления, господин эксперт?

– Очень противоречивые, – признался Дронго, – но люди интересные. Особенно Ишлинский, который достаточно начитан и образован. Кажется, он оканчивал МГИМО. Да и остальных явно не назовешь дураками. Таковых в тех сферах, где вращаются эти люди, уже не осталось – они вымерли, как мамонты, не приспособленные к жизни после августа девяносто первого года.

– Вы снова будете выдавать психологические характеристики? – поинтересовалась Джина.

– Не буду, – ответил Дронго. – Я же вам объяснил, что чувства у меня достаточно противоречивые. И потом, здесь еще не все. Завтра к нам присоединится знаменитый охотник из племени масаи – Синумо Мбага. Думаю, он внесет некоторый колорит в нашу разношерстную компанию.

– Возможно, к этому времени следователи в Кейптауне сумеют найти убийцу Стивена Фостера, и мы узнаем подробности гибели нашего друга, – вдруг сменила тему Джина.

– Вы все еще не можете забыть вчерашнее преступление, – понял Дронго.

– А вы уже забыли о смерти Стивена? – с вызовом спросила Джина.

– Не забыл, – ответил Дронго, – и я бы ни за что не уехал из Кейптауна, пока не найдут настоящих убийц. Но я полагал, что будет правильным, если я полечу сюда вместе с Энцо, чтобы не допускать никаких эксцессов, которые могут произойти.

– Вы полагаете, что не все закончилось? И такие эксцессы еще возможны? – осторожно осведомилась Джина.

– К сожалению, да, – без колебаний заявил Дронго, – и это уже не психологические изыски, а реальная оценка ситуации. Во всяком случае, я буду очень рад, если окажется, что в этом случае я перестраховался и напрасно прилетел сюда вместе с Энцо.

– Вы полагаете, что ему угрожает опасность?

– Пока не знаю. Но возможно, что не ему и не сейчас. На охоте все может случиться, это знает каждый охотник. Именно поэтому необходимо мое личное присутствие в Кении.

– «Забава королей», – вспомнила Джина, – кажется, так называли раньше большую королевскую охоту. И вот теперь Энцо готовит новую «забаву», обещая настоящую охоту на львов. Честное слово, после смерти Стивена я начинаю суеверно бояться за всех нас. Еще ночью он разговаривал с нами, рассказывал свои анекдоты, смеялся, веселился, пил, ел – а уже утром лежал в ящике морга, где его показывали вам. Когда вспомнишь об этом, начинаешь понимать, насколько ничтожно наше существование и как все висит на тонком волоске… Который так легко перерезать, – добавила она.

– Да, – согласился Дронго, – любая человеческая жизнь уникальна, и каждый из нас даже не осознает, насколько хрупкий и ценный дар ему достался. А когда начинает понимать, то часто бывает уже слишком поздно…

Глава 7

Утром за завтраком все были притихшими, мрачными, неразговорчивыми. Компания гостей, прибывшая из Москвы, сразу после ужина отправилась в известный ночной клуб, где они провели время почти до пяти часов утра следующего дня. Прибывшие с Бинколетто люди из Кейптауна, уставшие после перелета и пережившие тяжелый шок от убийства Фостера, разошлись по своим номерам, намереваясь выспаться, тогда как шестерка, встречавшая их в Сан-Сити, готова была продолжать свой «отдых». Но утром все они оказались в неважном состоянии.

Араксманян вообще не вышел к завтраку. Стригун не успел побриться. Вермишев проспал и появился уже за десять минут до закрытия ресторана. Только Ишлинский сумел тщательно побриться, одеться и спуститься к завтраку в положенное время. Хотя его спутница тоже опоздала на завтрак, но успела собрать волосы и нанести подобие макияжа. А вот другая дама, Любовь Ядрышкина, не успела даже привести прическу в порядок и спустилась к завтраку, глядя на всех опухшими от бессонницы и вчерашней попойки мрачными и злыми глазами.

Группа Энцо выглядела гораздо более презентабельно. Ишлинский, оглядев своих друзей, ухмыльнулся и предложил перенести вылет на четыре часа, чтобы дамы и его друзья успели выспаться, выпить кофе и привести себя в порядок. Бинколетто согласился, и все разошлись по своим номерам. Дронго догнал уходившую Джину.

– Может, мы немного погуляем рядом с отелем? – предложил он. – Говорят, что Сан-Сити – это город-сказка, город-мечта, построенный на границе пустыни и ставший символом процветания ЮАР.

– Вы здесь никогда не были?

– Не был, – кивнул Дронго. – А вы?

– Тоже не была. Но много слышала об этом городе. Подождите, я возьму шляпу от солнца и через две минуты снова спущусь к вам.

Сан-Сити действительно заслуживал отдельной экскурсии. Роскошные отели, фонтаны; живописные, искусственно созданные горы, водопады, даже высаженные лужайки, за которыми следила умная автоматика, непрерывно орошая эти деревья и кусты, – все это выглядело особенно красиво на фоне протянувшейся до горизонта пустыни и невысоких холмов.

Джина рассказывала о своем детстве, проведенном в Генуе, о трех старших сестрах – она была самой младшей в семье. О своем прежнем друге-арабе она ни разу не вспомнила. Зато рассказала о своей школьной влюбленности в мальчика-француза, который учился с ней в школе. В лице Дронго она встретила хорошего собеседника, который умел слушать и почти не перебивал ее.

Они вернулись в отель через три часа, чтобы забрать свои чемоданы. У отеля уже были припаркованы четыре лимузина, чтобы отвезти их в аэропорт. В первой машине оказались Бинколетто и Бретти, во второй – Ишлинский, Евгения Кнаус и Араксманян, в третьей – Стригун, его спутница Ядрышкина и переводчик Вермишев, в четвертой – Дронго, Джина и Альберто.

Бинколетто предложил Дронго поехать в их лимузине, но тот отказался. Соседство с Джиной было ему гораздо приятнее, чем с банкиром. Так он и объяснил Энцо, и тот понимающе кивнул.

В аэропорту их уже ждал заказанный самолет. Это был «Avro RJ 85», переделанный специально для перевозки богатых туристов, прибывающих в Африку. На рейсовых маршрутах такие самолеты могли брать до девяноста человек, но для VIP-клиентов салон был переоборудован, и теперь здесь могли с комфортом разместиться восемнадцать пассажиров. Сразу за кабиной пилотов был небольшой туалет, затем просторный салон, за ним – небольшой кабинет для возможной работы кого-то из пассажиров; далее следовали салон с кухней и второй туалет, находившийся в конце самолета. Рейс сопровождали два пилота и две стюардессы. Они должны были вылететь из Сан-Сити, взяв курс на северо-восток, чтобы через три с небольшим часа оказаться в аэропорту Найроби. Самолет мог лететь без дозаправки более двух тысяч двухсот километров при скорости в семьсот шестьдесят километров в час.

Дронго снова нахмурился. Кажется, он явно не предусмотрел всех сложностей предстоящего маршрута. Хотя большие самолеты и менее подвержены турбулентности, полет на них все равно вызывал у Дронго раздражение. Джина, взглянув на него, улыбнулась.

– Опять будете просить коньяк? – осведомилась она.

– Обязательно, – пообещал Дронго. – В этой части Африки почти всегда встречаются сильные грозовые облака. И еще мы будем лететь над Зимбабве, Малави, Мозамбиком и Танзанией. Отсюда до Кении довольно далеко, больше двух тысяч километров через половину Африканского континента. Я бы с удовольствием отправился на верблюдах.

– Но этот самолет больше, чем тот, на котором мы сюда прилетели, – заметила Джина.

– Я разбираюсь в самолетах, – пожал плечами Дронго, – и даже знаю, что у того четыре двигателя. Но он мне все равно не очень нравится.

– Идемте внутрь, – поманила его Джина. – Я сяду рядом с вами и буду держать вашу руку, чтобы вы не боялись.

– Это не поможет, – мрачно ответил Дронго. – Как только начинается турбулентность, я сразу паникую. Помогает только большая доза спиртного. Первые сто граммов снимают напряжение, вторые успокаивают нервную систему, третьи позволяют не обращать внимания на турбулентность.

– А четвертые? Или у вас нет такой стадии? – поинтересовалась Джина.

– Есть. После четырехсот граммов уже летишь рядом с самолетом, сам махая крыльями, – пояснил Дронго, и женщина расхохоталась.

Кресла в салоне были обиты натуральной кожей; рядом с каждым из них были смонтированы столики для индивидуального пользования, при этом кресла вращались на все триста шестьдесят градусов, хотя их можно было закрепить. Ишлинский и его спутница оказались перед Дронго, который, пропустив к окну Джину, уселся рядом с ней.

Вышедший первый пилот приветствовал гостей на английском языке, сообщив, что полет продлится больше трех часов, и представил двух стюардесс. Одна была шатенка маленького роста, которая все время улыбалась пассажирам. Второй оказалась темнокожая Лайза. Она была высокого роста, в красивой голубой форме. Тонкие губы, нехарактерный для афроамериканцев изящный носик и миндалевидные глаза в сочетании с уложенными волосами смотрелись очень неплохо. К тому же у нее был мягкий грудной голос и легкая, свободная походка. Было заметно, что ее присутствие нравится мужской половине салона.

Первый пилот объявил о том, что они взлетают, и попросил всех пристегнуться. Затем лайнер довольно быстро взлетел, набирая высоту. Их почти не качало. Самолет взял курс на Найроби, и стюардессы начали предлагать гостям выбрать напитки. Лайза появилась с тележкой, на которой были выставлены лучшие образцы французских коньяков, южноафриканских вин, шотландских виски и даже две бутылки русской водки. Очевидно, здесь учитывали запросы своих клиентов.

– Нужно предложить ей остаться в Кении, – громко сказал Стригун, обращаясь к остальным мужчинам. – Такая красивая женщина…

– А мы разве не красивые? – спросила, обиженно выпятив и без того надутые губы, Ядрышкина.

– Очень красивые, – согласился Стригун, – но ты же не стюардесса. И тебя не нужно никуда брать, ты и так летишь с нами в Найроби. А вот у нас господин Араксманян летит один. Его душе тяжко, и он хочет, чтобы у него тоже была подруга.

– А может, он не любит темнокожих женщин, – спросила Ядрышкина, – чего ты за него решаешь?

– Спроси у него сама, – улыбнулся Стригун.

– Дживан, вы любите негритянок? – поинтересовалась Ядрышкина.

– Нельзя произносить этого слова, – сразу сделал ей замечание Стригун. – Можно говорить только «афроамериканцы».

– Какая же она американка, – не унималась Люба, – она работает и живет в Африке. И, потом, она же негритянка. Что здесь обидного?

– Не говори этого слова, – вступил Ишлинский, – тебе же объяснили, что его нельзя произносить.

– Дживан, вы не ответили, – напомнила Ядрышкина.

– Я всех женщин люблю, – вздохнул Араксманян, – и белых, и черных, и в полоску, и в крапинку. Просто так получилось, что Светлана не смогла с нами поехать. Иначе мы полетели бы вместе.

– Мы тебя познакомили с чудесной женщиной, – напомнил Ишлинский, – чем тебе не понравилась Валя? Красивая, молодая, подруга нашей Любы. Было бы очень весело всем вместе.

– Слишком молодая и слишком красивая, – сказал Араксманян, – я с такой не справился бы. Мне нужна спокойная женщина, как моя Светлана. Мы знаем друг друга уже пять лет. Зачем менять женщину, если она тебя устраивает? Это неправильно. Ты сам знаешь, Артур, что я не хотел лететь сюда один. Это вы меня вместе с Рустиком уговорили. Но ты знаешь, что я всегда охоту любил, поэтому и решил поехать.

Лайза подходила к каждому, предлагая на выбор меню из нескольких блюд, которые были у них на кухне. Дронго обратил внимание, что, когда она наклонилась к Ишлинскому, тот словно случайно дотронулся до ее руки. Стюардесса прошла дальше. Гости говорили по-русски, и сидевшие в салоне самолета итальянцы их не понимали, как не понимал и швейцарский банкир. Бинколетто дремал, Бретти читал какую-то книгу; Альберто заказал себе бутылку вина и, усевшись на заднем сиденье, с удовольствием цедил дорогой напиток.

– Ты взял свой знаменитый карабин, – спросил Стригун, – или решил оставить его дома?

– Конечно, взял, – ответил Араксманян, – он у меня всегда с собой, когда я еду на охоту. Тем более он шестизарядный. Когда охотишься на львов, лишний патрон совсем не помешает. А из моего карабина можно любого хищника остановить. Это не твоя винтовочка, за которую можно «Мерседес» купить…

– Зато это настоящее ружье для охоты и стреляет так, как ни одному карабину не снилось, – возразил Стригун. – Ты же знаешь, что мне сделали его на заказ в Туле. Это уникальное ружье, которое и должно столько стоить. Кстати, я подарил такое же в прошлом году нашему другу-банкиру… Господин Бретти, – обратился он по-английски к швейцарцу, – вы взяли с собой мой подарок?

По-английски он говорил с чудовищным акцентом, но достаточно грамотно.

– Какой подарок? – оторвался от книги банкир. – О чем вы говорите?

– Тульское ружье, которое я вам подарил, – напомнил Стригун, – специально для охоты. Когда вы были у нас в прошлом году. И еще тогда вы так удачно подстрелили уссурийского тигра…

– Да, я, конечно, помню. Это был удивительный подарок и очень дорогой. В нашей ассоциации охотников сказали, что такое ружье стоит так много, что в нашей стране за эти деньги можно купить целый парк автомобилей. Конечно, я взял его с собой. Но на охоту с ним я больше не пойду. Жалко эксплуатировать такой раритет. Лучше одолжу какое-нибудь ружье у нашего друга Энцо, у него там целый арсенал.

– Охотиться нужно из нашего ружья, – возразил Стригун, – оно бьет на две тысячи метров и работает почти как снайперская винтовка. Вы обязательно должны взять его с собой.

– Возьму, конечно, – улыбнулся банкир. – Вы мне сделали тогда королевский подарок, и я этого никогда не забуду. А голова тигра, которого я подстрелил, находится в моем доме. Никто не верит, что я сумел двумя выстрелами уложить такое чудовище. Тем более что первый выстрел попал ему в глаз. Я неважный охотник и понимаю, насколько случайным был этот выстрел, но мне все равно приятно.

– Я рад это слышать, – удовлетворенно кивнул Стригун и обернулся к Ишлинскому: – Вот видишь, мой подарок ему понравился. И он до сих пор помнит, как удачно тогда выстрелил.

– Случайность, – бросил Араксманян, – никакой он не охотник. У него зрение минус пять или шесть. С таким зрением на охоту не ходят. Ты подарил ему действительно уникальное ружье, и он случайно попал тигру в глаз. Но все равно это ничего не значит. Скажи честно, сколько ты заплатил за это ружье? Только не лги.

– Дорого. Ты же сам сказал, что как за «Мерседес». Только очень дорогой «Мерседес».

– Поль сказал, что за нее отдадут целый парк машин, – ухмыльнулся Ишлинский.

– Это в Швейцарии за него дадут несколько машин, у них налоги гораздо меньше и цены приемлемые, а в нашей стране за нее дадут только один хороший «мерс», – возразил Стригун.

– Вам больше не о чем говорить? – снова надула губы Люба Ядрышкина. – Только о женщинах и об охоте… Все мужчины одинаковые. И очень богатые, и не совсем богатые.

– А с бедными ты никогда дела не имела, – насмешливо произнес Ишлинский.

– Нет, не имела. И не собираюсь иметь в будущем, – с вызовом произнесла Люба. – Если у мужчины нет мозгов, самолюбия и силы воли, чтобы заработать приличные деньги, то мне он просто неинтересен. О чем можно говорить с таким мужчиной?

– Ну да, конечно. Не о высшей же математике, – так же насмешливо продолжал Ишлинский.

– А вы напрасно смеетесь, Артур Георгиевич, – ответила Ядрышкина, – я действительно так считаю. Мужчина должен быть охотником, победителем, стремиться к новым вершинам. А если он тюфяк, мямля и позволяет на себе ездить, то зачем он нужен? Мне такие неинтересны.