Свободная от страха

— Я знаю, Гибсон, — согласилась Иоланда. — Но я не могу позволить сэру Питеру уехать одному. Вы знаете не хуже меня, что он обязательно попадет в какую-нибудь беду, если меня не будет рядом.

— Он уже попал в беду из-за своего легкомыслия и сидит в дерьме по уши, хоть вы, мисс Иоланда, находились неподалеку, — буркнул Гибсон.

Не ожидая от девушки ответа, он подхватил сундуки и понес их к лестнице.

Несколькими минутами спустя, оставив на ступенях дома Гибсона и его супругу, утирающую слезы кончиком своего фартука, они уже ехали по заросшей травой дороге.

Питер ничего не сказал на прощание слугам и даже не оглянулся, покидая отчий дом, но Иоланда догадывалась по напряженному выражению его лица, по сжатым губам и упрямо вздернутому подбородку, что брат так же горько переживает свой отъезд из поместья, как и она.

Говорить что-либо на эту тему было им, конечно, очень тяжело.

Они в тягостном молчании доехали до деревенской лавочки, где Питеру пришлось просить ее владельца обменять на наличные банковский чек, объяснив при этом, что им с сестрой неожиданно и срочно понадобилось уехать в Лондон.

— У меня вряд ли найдется много наличности, сэр Питер, — извиняющимся тоном произнес мистер Брестер.

— Дайте мне все, что у вас есть, — сказал Питер. — Я так тороплюсь, что у меня даже не будет времени, чтобы заехать по дороге в банк.

— Торопитесь, торопитесь, вы всегда торопитесь… и когда были малышом, тоже торопились, — усмехнулся лавочник. — Вам никогда не хватало времени ни на что. Помню, как вы прибегали ко мне за леденцами. И всегда просили: «Дайте мне их поскорее». А ваша мудрая мама однажды мне сказала: «Мой сын как молодой пес — гоняется за своим хвостом, крутится и никак не поймает его зубами».

Мистер Брестер добродушно рассмеялся, и Питер через силу заставил себя улыбнуться в ответ пожилому лавочнику, хотя ему было совсем не до веселья.

Мистер Брестер порылся в ящике под прилавком.

— О! Тут нашлось кое-что, о чем я даже забыл. Вам повезло, сэр Питер. Я и не думал, что в моей кассе найдется почти одиннадцать фунтов.

— Я вам очень благодарен, мистер Брестер.

Питер поспешно выписал чек и протянул его лавочнику.

— Когда вы думаете вернуться обратно? — спросил мистер Брестер.

— Не знаю точно, — бросил Питер уже через плечо, направляясь к двери. — Но мы, конечно, вас заранее известим о своем приезде.

— Тогда ваш обычный заказ на продукты будет уже готов. Только не забудьте предупредить нас письмом.

Мистер Брестер с улыбкой проводил Питера.

— И правьте лошадьми поосторожнее, — добавил он на прощание. — Нам в округе ни к чему несчастные случаи. Прошу вас, будьте поосторожнее, молодой лорд.

— Спасибо за добрые пожелания. Я буду очень осторожен, — откликнулся Питер.

После встречи со старым лавочником у него на душе стало еще тяжелее.

Он поспешно забрался в фаэтон и сел рядом с Иоландой, которая придерживала лошадей, пока брат находился в лавке.

— Ну и сколько тебе удалось взять у мистера Брестера? — спросила она, как только они тронулись с места.

— Почти одиннадцать фунтов.

— И это все?!

— У него больше не было.

Некоторое время они молчали, потом Питер первым подал голос.

— Мы что-то получим за наш старый фаэтон и за лошадей, как только доберемся до Дувра.

— Ты… ты собираешься продать лошадей? — Иоланда была потрясена.

— А как же иначе? Как мы сможем оплатить их корм и место в конюшне, пока будем находиться за границей?

— Но Питер… они для меня как часть нашей семьи… Они частичка нашей прежней жизни. Как мы можем отдать их в чужие руки?

Уже произнеся эти слова, Иоланда поняла, что ответа на них не последует. Конечно, у них с братом не было никакой возможности держать лошадей и в будущем пользоваться ими. Однако тяжко было сознавать, что они совершают предательство по отношению к животным, которых так любили и которые, в свою очередь, верой и правдой служили им.

С каждым шагом покорных и верных лошадок, с каждой милей, отделяющей ее от поместья, где она родилась и выросла, Иоланда чувствовала, что расставаться с Англией ей невероятно тяжело.

Что найдут они во Франции взамен знакомой родной природы, дружелюбных слуг и соседей, взамен всего того, что она знала и любила с детства?

Иоланда читала в газетах, что после заключения мирного договора британцы превратились из злейших врагов французов в самых близких друзей. «Путешественники будут встречены в этой стране с истинно французским гостеприимством» — такой был крупный заголовок, напечатанный на первой странице «Таймс».

Иоланду немного удивило, что Бонапарт — Первый Консул — уже не изображался карикатуристами как свирепый корсиканец, небритый скарамуш, смуглый, с растрепанными волосами злодей, изо рта которого капала кровь съеденных им жертв.

Наоборот, теперь его изображали как величайшего правителя Европы, принимающего парады бесчисленных, послушных его малейшей воле войск, удостоенного всех королевских почестей владыку, а в статьях писалось, что половина наций всего мира склонилась перед ним, считая себя его подданными.

Иоланда даже прочитала в какой-то газете восторженные впечатления одного из английских путешественников. Тот описывал, как он наслаждался зрелищем бывшего корсиканского чудовища, гарцующего на коне, принадлежавшем еще несколько лет тому назад королю Франции Людовику Шестнадцатому, сопровождаемого свитой из блестящих победоносных маршалов, а с трибун, выстроенных на Елисейских полях, аплодировали ему красивейшие знатные женщины Европы.

Казалось странным, что такой резкий поворот общественного мнения произошел так стремительно и все суждения так быстро поменялись. Но Иоланде было ясно, что в политике не существовало ничего вечного, так же, как и честного. И что для всех было гораздо важнее, чтобы в Европе воцарился мир и прекратилось взаимное смертоубийство.

«Таймс» также сообщила, что для Первого Консула стало обычаем каждое воскресенье в течение десяти минут выстаивать мессу в часовне Тюильри.

«Наверное, нам ничего не угрожает во Франции, — подумала Иоланда. — Если теперь воцарился мир».

Она невольно вспомнила, с какой ненавистью относилась ее матушка к французским революционерам за их жестокие деяния, а после перенесла свои чувства на Наполеона Бонапарта, который почти беспрерывно воевал с Британией, хотя и пытался восстановить во Франции общественное согласие.

— Он выскочка и никогда не будет пользоваться уважением французской аристократии, — твердо заявляла леди Тивертон.

И все же казалось, что многие из уцелевших аристократов по достоинству оценили человека, который принес славу их стране, разбил в пух и прах множество европейских монархов, покончил с хаосом и восстановил во Франции власть закона.

Дорога до Дувра была долгой, но Питер был искусным возницей, и они прибыли в портовый город вскоре после полудня.

Он оставил Иоланду в «Королевской короне» вместе со всеми их пожитками и тут же удалился, не сказав, куда именно отправился, но она знала, что он намерен продать лошадей и коляску.

Иоланда старалась не думать об этом грустном событии, потому что иначе тут же ударилась бы в слезы.

Сидя в одиночестве в гостинице, она наблюдала через окно за пассажирами, которые скапливались на пристани в ожидании корабля. Девушке показалось, что слишком много ее соплеменников почему-то вдруг, в одночасье, собралось пересечь пролив и посетить еще недавно враждебную Францию.

Питер хотел устроить сестру в отдельном номере, но Иоланда, зная, как мало у них денег, была непреклонна и отказалась покинуть общую комнату.

Пока они добирались до Дувра, никто из них не проронил ни слова, и у нее было достаточно времени, чтобы поразмышлять, как они должны быть экономны в деньгах и как должны беречь буквально каждое пенни.

Ее не покидало ощущение, что драгоценности покойной матери, столь дорогие для нее самой, на самом деле окажутся пустыми побрякушками, когда на них взглянет безжалостный перекупщик.

Она не имела представления о том, во что им обойдется еда и жилье во Франции и дороже ли эти необходимые жизненные блага, чем на английской земле, но была убеждена, что в чужой стране иностранных путешественников всегда обманывают и стараются вытрясти из них как можно больше.

Тут ей в голову пришла мысль, что они с Питером могли бы легко скрыть свое иностранное происхождение, выдав себя за французов.

Ведь они наполовину французы и прекрасно изъясняются на родном языке своей матери без всякого акцента, а когда она украдкой взглянула на свое отражение в одном из больших зеркал, украшающих стены общей комнаты в гостинице, то убедилась, что выглядит гораздо более похожей на француженку, чем на англичанку.

Вероятнее всего, во время путешествия было бы гораздо умнее с их стороны объявлять всем, что они французы. Во-первых, так их будут меньше обманывать, а, во-вторых, как она была убеждена, во многих провинциях Франции, особенно вне Парижа, на британцев смотрят как на заклятых врагов даже после заключенного их правителем мира.

Иоланда решила, что ей в голову пришла хорошая идея, которую ни в коем случае нельзя было не принимать во внимание, и когда Питер вернулся, была готова поделиться ею с братом. Но сначала она решила выслушать то, что Питер расскажет о своих торговых операциях.

— Все закончилось совсем не так благополучно, как я надеялся, — заявил он. — Правда, коляску купили за неплохую цену, но лошадей оценили буквально в гроши.

— Я надеюсь, что они попали к доброму человеку, а не оказались в почтовой конюшне, которые всегда переполнены и где так плохо заботятся о лошадях.

— Мне показалось, что их покупатель порядочный малый, — утешил ее Питер. Но ясно было, что сказал он это только для того, чтобы успокоить сестру, а сам был далеко не убежден, что их лошади попали в хорошие руки.

Чтобы поскорее оборвать тягостный для них обоих разговор, Иоланда поведала брату о своей идее выдать себя за французов.

— Будь я проклят, если соглашусь на это! — резко возразил Питер. — Мне не по нраву всякое притворство, а кроме того, я знаю, что любой титул весьма ценится за границей. А республиканцы, особенно во Франции, еще большие снобы, чем где-либо. Грубые мужланы, пришедшие к власти, обожают всякие титулы, так что нам нет смысла скрывать свое происхождение.

Из-за того, что он пришел в такую ярость и так твердо настаивал на своем, Иоланда немедленно капитулировала.

— Да, конечно, дорогой, — поспешила успокоить она брата. — Мы поступим так, как ты этого желаешь. Я только подумала, что это может нам помочь сберечь каким-то образом немного денег.

— В настоящий момент я чувствую, как они греют мой карман, — с улыбкой намекнул Питер, на что Иоланда не преминула заметить:

— И как скоро это тепло иссякнет?

Она по-прежнему была настойчива в вопросах экономии и не разрешила ему арендовать для себя отдельную каюту на корабле.

— Плата за проезд не так уж велика — полгинеи для джентльмена и пять шиллингов за слуг.

— Я могу представиться как твоя горничная, — в шутку сказала Иоланда, — или ты скажешь, что ты — мой лакей.

— Я уже приобрел нам обоим билеты, — отозвался Питер, не поддерживая ее шутливого настроения, — и наш корабль отчаливает ровно через час. Чем скорее мы взойдем на борт, тем более комфортабельные места сумеем занять.

— А как долго продлится плавание? — поинтересовалась Иоланда.

— Это первое, о чем я спросил в конторе, на что кассир мне ответил: «Если ветер будет попутным и устойчивым, сэр, то через три часа вы благополучно прибудете в Кале».

— А если ветер не будет попутным и устойчивым? — продолжала допрашивать брата Иоланда, еще ни разу в жизни не совершившая морского путешествия.

— Этот вопрос я тоже ему задал. И ответ был таков — пять часов или шесть. Как ты думаешь, милая Иоланда, из тебя получится хороший моряк?

— Понятия не имею, — пожала плечами девушка, — тебе прекрасно известно, что я никогда не плавала по морю.

— У меня нехорошее предчувствие, что я тоже окажусь сухопутным человеком. Однако нам скоро придется все это проверить на себе.

Несмотря на протесты Иоланды, Питер заказал бутылку красного вина и заставил ее выпить для храбрости полный стакан.

Когда они взошли на борт судна, волны за пределами гавани уже увенчались белыми пенными гребешками, а ветер пронзительно выл в снастях.

Корабль выглядел таким маленьким по сравнению с толпой пассажиров, которые намеревались заполнить его, что становилось непонятно, как они все на нем уместятся.

Питер отыскал для Иоланды удобное место в салоне под палубой, а потом, посоветовав ей сидеть спокойно, поднялся вновь наверх, чтобы посмотреть, как корабль будет покидать порт.

Отлив легко увлек за собой перегруженное судно из гавани, но как только они вышли в открытое море, стихия сразу же показала свой характер. Иоланда старалась не слушать то, о чем говорили другие пассажиры, уверенные, что их ждут во время путешествия по бурному морю немалые неприятности.

Почти немедленно всех вокруг нее начало тошнить, но Иоланда смогла удержаться от приступа морской болезни, крепко зажмурив глаза и стараясь думать о посторонних вещах.

Им не повезло, что они пересекали пролив в штормовую погоду, потому что по тихой, спокойной воде путешествие могло бы быть просто приятным. Клерк, разговаривавший с Питером в Дувре, был в своих прогнозах совершенно точен — путь до Кале занял ровно пять часов.

Иоланда снова увидела Питера с того момента, как они оставили Дувр, только после того, как их судно вошло в порт.

Она думала, что он проводит время на верхней палубе, потому что духота и неприятные запахи были противны брату, но едва Иоланда взглянула на его лицо, как поняла, что он исстрадался от морской болезни еще сильнее, чем пассажиры салона.

Питер был мертвенно бледным, одежда его находилась в беспорядке, он с трудом держался на ногах и был не в состоянии отдавать какие-либо распоряжения, и поэтому именно Иоланде пришлось искать носильщика, чтобы тот доставил их багаж в помещение таможни.

Носильщик откликнулся на ее просьбу весьма охотно, и это произошло, как решила Иоланда, благодаря тому, что она обратилась к нему на родном для этого человека языке.

Так как Питер все еще не мог прийти в себя и вряд ли вразумительно объяснился бы с таможенными чиновниками, она взяла на себя и эту обязанность.

Иоланда приветствовала их по-французски.

— Что ж, поздравляем вас с возвращением домой, очаровательная мадемуазель! — встретил ее чиновник с приятной галантностью.

И по интонации его голоса и по выражению глаз было очевидно, что он восхищен внешностью своей молодой соотечественницы.

Иоланда решила вторить ему.

— Да, действительно, месье, мы рады, что вернулись на родину.

Тут только таможенник обратил внимание на Питера, стоящего сзади понравившейся ему девушки, причем вид молодого человека не предвещал ничего хорошего. Вот-вот, как показалось чиновнику, молодому человеку станет опять плохо.

— Извините, мадам, я не сразу заметил, что вы замужем, — обратился он к Иоланде, — ваш супруг тоже француз?

— Да, да, месье, — поспешно подтвердила Иоланда. — Но ему так тяжело даются путешествия через пролив. Ему вообще не нравится эта морская полоска, отделяющая Францию от британского острова.

— А кому она здесь нравится? — со зловещей ухмылкой откликнулся таможенник. — Но будьте уверены, что в один прекрасный день мы ее преодолеем и с Британией будет разом покончено.

Это был явный намек на близкое вторжение французов в Англию, и у Иоланды на миг перехватило дыхание.