Проданная невеста

Граф и графиня снова были в восторге, когда четыре года спустя у них родилась дочь.

Эйлида очень рано начала понимать, что Дэвид для родителей — свет их существования. Они, конечно, любили дочь, но далеко не так сильно, как ее брата.

Она тоже любила Дэвида — его нельзя было не любить. Вспыльчивый и эгоистичный, он тем не менее был смелым, добросердечным и далеко не глупым.

Сразу после окончания Итона, где он получал образование, Дэвид попал в армию. За храбрость он был дважды удостоен похвалы герцога Веллингтона, а после войны его наградили медалью.

Великий герцог захотел, чтобы Дэвид находился при нем в числе других офицеров в оккупационной армии.

Закончив службу и уйдя в отставку, Дэвид вернулся в Англию и очень скоро понял, что для графа Блэйкни Лондон — весьма приятное место.

Он попал в высший свет, и многие товарищи по военной службе ему завидовали.

Все это вскружило ему голову, и Дэвид совершенно забыл о том, что имение его полностью разорено вопреки усилиям отца поправить дела.

Сестра Дэвида превратилась почти что в прислугу, пытаясь поддерживать в доме хоть какой-то порядок.

Теперь граф столкнулся с реальностью, и Эйлида считала, что обязана успокоить и поддержать его, как поступила бы мать, если бы была жива.

— Дела очень плохи, мама, — произнесла она, все еще лежа в темноте без сна, — но я стану горячо молиться, чтобы Дэвид не попал в тюрьму. Пожалуйста, помоги мне… помоги нам обойм. Я не верю, что ты и папа не беспокоитесь о нас.

Девушка наконец уснула, убежденная, что мать услышала ее.

Наутро Эйлида спустилась вниз очень рано.

Она поискала в траве на заросшем сорняками бывшем птичьем дворе и нашла яйцо, снесенное старой курицей. Яйцо это она с осторожностью отнесла домой и подала его Дэвиду на завтрак.

Невзирая на все их тревоги, Дэвид сегодня выглядел намного лучше и веселее, чем вчера. Сказать по правде, Эйлида приписывала это тому, что ему ничего не пришлось выпить за их скромной трапезой. Большое количество кларета и бренди, которое он выпивал в Лондоне, явно шло ему во вред.

К завтраку приготовили и тосты из хлеба, полученного от булочника в обмен на пойманного Гловером кролика.

Масла не было, но владелец одного из коттеджей, знавший, как, впрочем, и все остальные обитатели деревни, в какой нужде живет Эйлида, прислал сотового меда со своей пасеки. Она расходовала этот мед бережливо, и сегодня хватило и Дэвиду, и ей самой.

Эйлида сидела за столом и размышляла, чем им придется пробавляться завтра, а Дэвид вдруг заявил:

— Должен сказать, что я не наелся.

— Может, кто-то из твоих друзей, которые собираются приехать из Лондона на распродажу, захватит с собой что-нибудь посущественнее, — предположила Эйлида, потом рассмеялась и добавила: — Баранья нога или кабанья голова будут приняты с гораздо большим удовольствием, чем ящик вина.

— Я бы хотел и того, и другого! — сказал Дэвид.

— В таком случае, как говорила мама, желание — твой хозяин.

— И если бы ты меня спросила, я бы тебе ответил, что оно весьма строгий хозяин и не слишком щедрый.

Оба расхохотались. Потом Дэвид вдруг воскликнул, словно только теперь разглядел сестру:

— Ты прекрасно выглядишь, такая нарядная!

— Это самое новое из оставшихся после мамы платьев, — объяснила Эйлида. — Я их носила очень аккуратно, но ведь надо же что-то на себя надевать. А это берегла для особых случаев.

— И сегодняшнее событие — именно такой случай? — не без горечи заметил Дэвид.

— Для меня да, — ответила Эйлида. — А ты пойди надень свой лучший сюртук и завяжи галстук в «математическом» стиле, я слышала, что он в моде в Сент-Джеймсском дворце [5].

— Кто тебе об этом сказал? — удивился Дэвид.

— Гловер. На прошлой неделе к нему приезжал сын, который служит лакеем у герцога Нортумберлендского, а уж герцог, я уверена, знает толк в моде.

— Тебе не стоило бы пускаться в разговоры со слугами, — сказал граф.

— А с кем же еще мне разговаривать? Только и слушать что кваканье лягушек да карканье грачей?

И Дэвид снова почувствовал себя пристыженным.

— Клянусь тебе, если удастся уберечь от этих жадных волков хоть какие-то деньги, я истрачу их на тебя до последнего пенни, — выспренне пообещал он, и Эйлида встала, чтобы сделать ему реверанс.

— Сердечно вам благодарна, сэр, — проговорила она, — но лично я не привыкла считать пенсы, пока не услышу их звона!

Граф не удержался от смеха.

Однако время шло, и поскольку оба они не знали, когда же в точности явятся кредиторы, то решили заранее подняться наверх.

Эйлида начистила ботфорты Дэвида накануне вечером перед сном. Приготовила она и несколько белых галстуков на случай, если Дэвиду понадобится сменить чем-то испачканный.

В комнате у Эйлиды лежала шляпа, подходящая к платью. К счастью, за пять лет, прошедших после смерти графини, фасон ее не устарел.

Платье с высокой талией и пышными рукавами, отделанное оборочками и рюшами, сшито было из голубого газа, под цвет глаз покойной графини и самой Эйлиды. У матери и дочери и фигуры были похожи.

В этом платье кожа девушки казалась особенно белой, а волосы отливали светлым золотом утренней зари.

Истинному ценителю внешность Эйлиды напомнила бы мадонн Боттичелли. В ее красоте было нечто глубоко человечное и вместе с тем одухотворенно-прекрасное; подобное лицо вряд ли можно было найти у одной из тех светских красавиц, которым законодатели бонтона присваивали титул «Несравненная».

Эйлида примерила шляпу; она оказалась мала. Девушка пошла в спальню матери и в гардеробной нашла еще две шляпы. Одна из них была отделана цветами, другая — страусовыми перьями. Эйлида выбрала вторую и нашла, что выгладит в ней весьма эффектно.

Она вышла из своей спальни в ту самую минуту, как ее брат вышел из своей.

Несколько секунд он молча смотрел на нее, потом воскликнул со смехом:

— Да ты просто сразишь их наповал!

— Именно этого мне бы и хотелось, — ответила Эйлида, — а ты, Дэвид, настоящая модная картинка!

— Ну, знаешь, такое определение меня задевает! — Дэвид сделал вид что обиделся. — Лучше уж я встречу кредиторов в рубашке, без сюртука. И рубашку выберу подырявее.

Он явно поддразнивал сестру, а она посоветовала:

— Ты бы лучше обдумал свою речь, это очень важно для нас обоих, помни!

— А я и не забывал.

Они вместе стали подниматься по лестнице.

Дверь банкетного зала Эйлида оставила открытой. Она также вытерла пыль и поставила на столик у камина розы в вазе.

Ей было ужасно жаль, что уже нет больших дедушкиных напольных часов, которые она очень любила.

Жалела она и барометр — старинный, ему было сто лет.

Исчезли большие кресла с выгнутыми спинками, персидский ковер, украшавший пол перед камином.

«Продавать тут нечего, — со страхом подумала Эйлида, — разве что лестницу и панели».

Потом, когда она вместе с Дэвидом спустилась вниз, то увидела через распахнутую дверь подъезжающую к дому большую карету.

Глава 2

Приехавшие в первом экипаже поднимались по ступенькам ко входу.

Эйлиде было совершенно ясно, что они обмениваются ироническими замечаниями и пересмеиваются по поводу убогого состояния дома.

Но она заметила, что в холле они осматривались по сторонам с почтительным удивлением: видно, никому из них не доводилось бывать в таком старинном доме. К тому же они явно не ожидали, что их встретят сам граф и его сестра.

Эйлида, стоя рядом с Дэвидом у мраморного камина, надеялась, что оба они выглядят достаточно импозантно.

— Как поживаете, Картер? — обратился граф к своему каретнику, который подошел к нему ближе остальных.

Дэвид протянул руку, и каретник, смутившись, не сразу решился пожать ее. Еще больше его привела в замешательство необходимость обменяться рукопожатием с Эйлидой.

— Пройдите прямо по коридору, — сказала она. — Для вас все подготовлено в банкетном зале.

Эту фразу ей пришлось повторить много раз, прежде чем наступила пауза; Эйлида подумала, что, вероятно, больше уже никто не явится.

Однако, выглянув в открытую дверь, она увидела, как у крыльца остановился очень красивый фаэтон.

По выражению лица Дэвида Эйлида поняла, что приехали его друзья из Лондона.

Дэвиду, разумеется, очень неприятно, что друзья станут свидетелями его унижения, и Эйлида поспешила сказать:

— Как они добры, что приехали! Я уверена, они купят что-нибудь. Не забывай — нам очень нужны деньги.

Дэвид ответил только еле заметной улыбкой.

Тем временем лорд Фулборн и два других члена клуба «Уайтс» вошли в дверь. Поздоровались они очень сердечно:

— Здравствуйте, Блэйкни! Мы решили, что нам следует приехать и поддержать вас. Не сегодня завтра может наступить очередь любого из нас.

— Это славно, благодарю вас, — ответил граф. — Позвольте представить вас моей сестре.

Эйлида заметила, что лорд Фулборн смотрит на нее с восхищением, как, впрочем, и оба его спутника.

Она попросила их пройти в банкетный зал, а когда сама чуть позже вошла туда, то не удивилась, что они как бы по праву заняли стулья впереди. Поставщики-кредиторы уселись подальше от них.

Эйлида и Дэвид собрали все стулья, какие нашлись в доме: пускай уж те, кто приехал их терзать, лучше сидят, чем стоят.

Экипажи приезжали один за другим, но наконец дорога опустела; Эйлида прикинула, что в банкетном зале собралось по меньшей мере человек пятьдесят.

— Больше уже никто не приедет, — сказала Эйлида брату.

— Надеюсь, что ты права, — ответил тот. — Из всех этих людей я не знаю и половины.

— Я считаю, тут есть просто зеваки, — успокоила брата Эйлида. — Всегда найдутся любители поприсутствовать при таком событии, чтобы вволю посплетничать потом.

— Ты могла бы сказать «поприсутствовать при убийстве»! — мрачно отозвался Дэвид.

Эйлида взяла его под руку.

— Выше голову, дорогой! Невыносимо видеть, как ты пал духом.

— Да будь я проклят, если позволю себе это!

Эйлида увидела, что ей удалось вернуть ему присутствие духа, и они рука об руку быстрым шагом направились в банкетный зал.

Они почти дошли до двери, как вдруг Эйлида заметила, что за ними следует еще кто-то. Должно быть, подъехал какой-то запоздалый экипаж.

Однако она тут же решила, что ждать дольше было бы ошибкой, и первая вошла в зал.

Они с братом остановились возле маленького столика, на котором Эйлида без всякой необходимости заранее разложила какие-то бумаги. Ей казалось, это выглядит по-деловому.

Она окинула взглядом собравшихся и убедилась, что все, кроме троих друзей Дэвида в первом ряду, смотрят на них с братом враждебно. Шайка разбойников, которые собираются напасть на ее брата. Нет, они не захотят возвращаться в Лондон с пустыми руками, потерпев поражение.

«Господи, помоги нам!» — произнесла она мысленно, понимая, что это поистине глас вопиющего в пустыне.

Граф встал перед столиком с достойным похвалы самообладанием; Эйлида опустилась на стул.

— Я хотел бы, — заговорил граф, — приветствовать ваше появление в моем доме, но вместо этого мне приходится приносить вам извинения, так как вы были вынуждены явиться сюда, чтобы напомнить о моих обязательствах; которые я, впрочем, помню и сам. Вы увидели, в каком состоянии находится дом, и ваши глаза убедительнее моих слов дадут вам понять, что здесь мало что можно продать. Я могу лишь надеяться, что кто-то из джентльменов купит все имение, и тогда вы разделите деньги между собой.

Среди кредиторов поднялся негромкий гул голосов.

Дэвид был так красив и говорил так ясно и откровенно… Эйлида надеялась, что ему удалось произвести нужное впечатление.

— Прежде всего я хотел бы рассказать вам о том, чем владею, то есть о земельных угодьях, постройках и, конечно, о самом доме.

Он достал из кармана исписанный лист бумаги, над которым трудился в надежде изобразить то, чем владеет, в более привлекательном виде, нежели оно есть на самом деле.

Тысячу акров земли вряд пи можно было назвать находящимися «в хорошем состоянии», поскольку земля не обрабатывалась вот уже несколько лет.