Помоги проекту - поделись книгой:
Эту заключительную порцию главнокомандующий и его верный адъютант выцедили медленно. Сквозь зубы. Зато внутри потеплело, и Андрей решил устроить всем в ставке маленькую радость.
— Всем в ставке выдать шнапс, — слова кое-как вылезли из горла, в голове приятно шумело. Расслабуха полная! Пусть и другие ее ощущают в полной мере — ведь так хорошо напиться и стряхнуть с себя стресс.
— По две рюмки, — неожиданно для себя Андрей внес поправку, придя к мысли, что штабные и так свое урвут, и потому нечего их баловать.
— Есть, мой фюрер! — Шмундт с удивлением посмотрел на него, потом на шкафчик с бутылкой, и его губы расплылись в понимающей улыбке. А Родионов присел на диван, в голове роились наполеоновские планы.
«Так, это дело надо хорошо отметить. Ох и напьюсь же сегодня, как померанский гренадер. Сейчас накачу стопочку ликера, а потом две рюмки шнапса — мне ведь тоже полагается по данному приказу. И потребую принести сосиску, настоящую, баварскую. Нет, гулять так гулять — две сосиски, а то эта морковка в глотку уже не лезет. Что я, заяц, что ли?! А вечером еще ликера выпью и две чашечки кофе! Ну и окривел ты, ваше величество! Эх, царицы Марфы Васильевны нет, под бочок бы ее!»
— Они сдаются, господин гауптман, сдаются!
Голос денщика Эриха Бема отдавал чуть ли не детским восторгом, и фон Люк не мог не улыбнуться.
— Это победа, победа!
— Нет, мой милый Эрих, это еще не победа. Вернее, не полная победа. Мы разбили союзников во Фландрии, но французы не прекратили сражаться, и нас ждут новые бои. На Сомме и Марне…
Люк осекся — последнее название имело слишком печальный подтекст для немцев. Но капитан тут же задорно тряхнул головой. Ту битву проиграли отцы, а для детей она станет символом яркой победы и славы. Германия просто не может проиграть этой войны. Не может, и все!
Да и как потерпеть поражение, если прямо перед ним понурые французские солдаты, ставшие в одночасье пленными, бросали на землю винтовки и пулеметы и строились в колонны. Англичане были намного лучше, по крайней мере, они дрались до конца, до последнего патрона, и сдались только тогда, когда танки Гудериана отрезали им последний путь отступления к Ла-Маншу.
Однако эйфории Люк не предавался — он знал, что французы готовят позиции на Сомме, которые громко именуют по фамилии нового главнокомандующего «линией Вейгана». Их придется прорывать, но плохо то, что дивизия понесла крайне серьезные потери в танках. К началу майских боев было 224 танка, а сейчас, спустя почти три недели, в строю боеспособными являются только 84. Но безвозвратные потери чуть больше сорока машин — полностью сгоревших или взорвавшихся. Остальные требуют ремонта, и капитан надеялся, что к началу нового наступления хотя бы половина из этих бронированных машин будет отремонтирована.
А французы?
А что французы?! Недаром они именуют 7-ю танковую дивизию генерала Роммеля «призраком» за ее способность наносить сокрушительные и внезапные удары. Несколько дней отдыха помогут довести число танков до полутора сотен и начать воевать по-новому. А впереди Париж, Елисейские Поля, Нотр-Дам и Эйфелева башня. Он пройдется по набережной Сены, полюбуется красотами города. Победители имеют на это право!
Люк усмехнулся, глядя на землистые, без проблеска жизни, лица пленных. Для них война закончена, для него все впереди. А ведь завтра первый день лета, тут бы радоваться и отдыхать, но некогда, ведь впереди война!
Часть вторая
«Рот»
(июнь — июль 1940 г.)
Глава первая
«Третий лишний»
— «Броня крепка и танки наши быстры», — по-немецки произнес Гудериан и внимательно посмотрел на Андрея. — Я слышал эту песню русских танкистов в Бресте, мой фюрер! Там я с их комбригом Кривошеиным принимал парад наших войск по окончанию польской кампании.
— А вы знаете, что Кривошеин под именем полковника Мелле принимал участие в испанских событиях? — Родионов решил блеснуть эрудицией, вспомнив прочитанные когда-то книги.
— Нет, мой фюрер! — в голосе Гудериана проскользнуло удивление.
— И каковы русские танкисты и их техника, генерал?
Андрей задал этот вопрос неспроста — ему было интересно знать мнение «отца панцерваффе».
— Танки с противопульной броней, типа «Виккерса-шеститонного» или американского «Кристи». При насыщенности войск противотанковой артиллерией большой угрозы не представляют. Но…
— Что «но»?
— У русских их слишком много, мой фюрер. Харьковский завод называется паровозостроительным, однако главной его продукцией являются танки. Много танков, мой фюрер, — до десятка в день, а то и больше. У них не менее десяти тысяч танков.
— Так много?
Удивление Родионова было наигранным — до «переноса» он прочитал статью, в которой впервые были приведены засекреченные ранее цифры и дана разбивка по типам. Количество впечатляло — свыше десяти тысяч Т-26 и шести тысяч БТ всех типов, более трех тысяч плавающих танков, полтысячи многобашенных средних Т-28 и Т-35. Плюс совсем устарелые танки МС-1 и танкетки Т-27, которых набиралось чуть ли не три тысячи. Бронированная орда, не уступающая по численности всадникам Батыя.
И это только старые типы, которые в сорок первом году словно корова языком слизнула в течение месяца, а ведь уже начат выпуск КВ и Т-34, через год их будет чуть ли не две тысячи.
— Я думаю, танков еще больше — только в штабе ОКХ не принимают мое мнение серьезно, — Гудериан демонстративно пожал плечами.
«Сборище тупиц», — пронеслась мысль.
Раздражение стало подниматься в душе. И тут Андрей напрягся — «начинка» непроизвольно дала о себе знать, и он с трудом справился с эмоциями. «Тупицы» для настоящего Гитлера, для него же нужные люди на нужном месте. Ведь с СССР он не собирается воевать, а потому эта масса русских танков Германии не угрожает.
— Да и не один завод паровозов в Харькове занимается выпуском танков, — Гудериан снова пожал плечами.
— Не один, — согласился Андрей и хихикнул, вспомнив старый анекдот: кондуктор на весь трамвай кричит: «Остановка тракторный завод. Мужик, ты спрашивал танковый — тебе здесь выходить».
— Мой фюрер, ахиллесова пята русских панцерваффе, несмотря на их чудовищную численность, на мой взгляд, в другом…
— И в чем же, Хайнц?
— Во время польского похода не менее половины русских танков вышло из строя. Ими были буквально забиты все дороги — пилоты наших разведывательных самолетов не скрывали своего удивления. Службы тыла и ремонтные подразделения русских явно не справлялись с обслуживанием машин, недоставало запчастей. Да и сами танки, судя по всему, имеют малую техническую надежность.
«Это точно. В статье указывались жуткие цифры небоеспособных танков, израсходовавших моторесурс или нуждающихся в ремонте. Какие кретины приказали выпустить столько танков, не наладив выпуска запчастей и дополнительных двигателей?! Хотя одно имя назвать можно — лучший друг физкультурников и детей, гений всех времен Иосиф Сталин».
— Их танковые войска не более чем скопище боевых бронированных машин, почти без мотопехоты, артиллерии, саперов. В бригаде Кривошеина были одни только танки и танки и ничего, кроме них. Так, мотоциклисты разведки, несколько десятков примитивных грузовиков с пехотой.
— Но ведь танки сами по себе представляют угрозу? — Андрей подначил генерала, хотя был с ним полностью согласен.
— Произвести много танков, мой фюрер, еще не значит иметь танковые войска. Уровень подготовки русских танкистов крайне низок, тактика примитивна. Они признают навал, а не маневр, потому понесли чудовищные потери в «зимней войне» с финнами.
— Большого ума не нужно, чтобы танки с тонкой броней на укрепленную линию бросать, — прорычал Андрей, костеря в душе сталинских маршалов, что попытались в лоб взять доты «линии Маннергейма» и убедились, что военная наука не врет — прорвать наскоком, без подготовки, заблаговременно подготовленные позиции невозможно.
«Но сколько солдат они бездарно положили, сколько крови пролили?!» — возражений у него не находилось, да и прав Гудериан, зрит в корень.
— Французы, мой фюрер, в другую крайность бросились. Свои танки они чуть ли не поротно по пехоте распределили. Да и сами танки отвечают представлениям прошлой войны.
— Даже так?
— Экипаж большинства легких машин состоит из двух человек, потому башнеру приходится выполнять множество функций. А командовать подразделением практически невозможно в бою, когда требуется и стрелять, и заряжать пушку, и искать цель. Тем более на их танках нет радиостанций. Хотя броня, особенно лобовая, нашими противотанковыми пушками не берется.
— Я хочу посмотреть на их танки, генерал! У вас они есть?
— Здесь стоят несколько трофейных машин, брошенных экипажами в исправном виде. Мы можем проехать прямо туда, мой фюрер.
Дни долгожданного отдыха пришлись как нельзя кстати. Гауптман фон Люк начал приводить в порядок свой разведывательный батальон, выведенный в тыл, прямо к ставке группы армий «А», как и вся его 7-я танковая дивизия.
Павших солдат и офицеров похоронили с почестями, как и командира, несчастного майора Эрдманна. Почта отправлена по назначению, а солдаты читали полученные от родных письма. Все хорошенько отряхнули и почистили от въевшейся пыли мундиры, сразу приняв бравый вид, который свойствен панцерваффе. Сам Люк посетил подразделения, поздравив солдат с одержанной победой.
И поступил в точности как Роммель, назначив командиром своего бывшего эскадрона оберфельдфебеля Вернера Альмуса, которого хорошо знали все солдаты и офицеры и неплохо проявившего себя на этой должности в последние дни.
К его удивлению, генерал полностью одобрил выбор и мотивировку подобрал убедительную — лучше командиром быть зарекомендовавшему себя фельдфебелю, чем неопытному офицеру, прибывшему из запаса.
Обойдя подразделения, Люк настрого предупредил солдат о том, чтобы они вели себя достойно, не унижали французов, отнеслись великодушно к поверженным. Чтоб никто не вздумал вести себя как завоеватель под страхом немедленного наказания, как того требовал только что полученный приказ из ставки фюрера.
Жители города моментально оценили столь драконовские меры. За эти два дня Люк ни разу не услышал в адрес своих солдат оскорбительного словца «бош», что означало «поганый немец». Заработали многочисленные кафе и магазинчики, где охотно принимали в уплату германские рейхсмарки.
А вчера пролился самый настоящий золотой дождь — в город прилетел сам верховный главнокомандующий Адольф Гитлер. Люк испытал восторг, когда удостоился рукопожатия фюрера германского народа, и неописуемую радость от вида Железного креста 1-го класса на своей груди.
А еще его поразила та нескрываемая теплота в голосе Гитлера, когда он общался с построенными солдатами и офицерами. Так может говорить только старый фронтовик, испытавший все горести той войны.
Роммель удостоился Рыцарского креста, который фюрер лично навесил ему на шею перед строем дивизии. И слова Гитлера не могли не радовать: «Мы все сильно беспокоились, однако успех доказал вашу правоту — вы добились невероятного!»
Генерал же, хоть и был обрадован, тем не менее тут же заявил во всеуслышание, что этот крест является не только его наградой, им отмечена вся дивизия. Такой поступок поразил солдат, Люк видел, как у многих на глазах выступили слезы от чувства гордости. Они не зря боготворили своего командира и теперь были готовы выполнить любой приказ и пойти за ним куда угодно.
Французские танки удивили Андрея, хотя совсем не в том плане, который ожидал. Он привык считать, что первым танком с наклонной противоснарядной броней был Т-34, и здесь испытал очередное разочарование, видя, как рушится один из мифов многостраничной оперы, ласкающей душу каждого советского человека, — «Россия — родина слонов».
Как бы не так — французские Н-35 имели в «лобешнике» такую же по толщине броню, с хорошим наклоном. Лобовые листы были украшены несколькими вмятинами, и Гудериан тут же объяснил, что это следы от рикошетов германских 37-миллиметровых противотанковых пушек. Вот только пушка на «Гочкисе» совершенно не годилась, «окурок», право слово. С такой танк не поразишь — 37 мм «короткостволы» совершенно не годятся.
Третий танк, высившийся на некотором отдалении, тоже произвел определенное впечатление. На Родионова словно дыхнула Первая мировая война с ее «самцами» и «Шнейдерами», которые он разглядывал на рисунках и фотографиях. Высокий корпус полностью охватывали гусеницы, сверху громоздилась маленькая башенка с пушкой в 47 мм, как головенка на теле динозавра. Из переднего броневого листа корпуса торчал короткий, словно березовый пенек, ствол более солидного калибра в 75 мм.
Вот только одно непонятно — зачем такую установили?! Бронепробиваемость ноль целых хрен десятых, наводить нужно поворотом всего танка на цель. Только по окопам фугасами из такой дуры садить можно, больше ни на что пушка не гожа.
— Это «евнух» какой-то, а не танк, — задумчиво пробормотал Андрей, отвесив челюсть от изумления.
— Тип В-1 bis, тяжелый танк, — тут же пояснил Гудериан. — Броня 60 мм, совершенно непроницаема для наших танковых и противотанковых орудий. Посмотрите на вмятины, мой фюрер!
Родионов обошел танк по кругу — «шкура» пестрела двумя десятками попаданий, ни одно из которых не смогло пробить броню. Однако с левой стороны танка валялась на земле прямоугольная решетка, открывавшая проем чуть ли не в квадратный метр. Вот тут челюсть у Андрея и полностью отвесилась — он понял, что немцы попали именно сюда, судя по всему, воздухозаборник для охлаждения «движка», и остановили монстра.
— Генерал! Зачем делать такой танк, если его ахиллесова пята за километр видна?! Они чем думали?!
— Просчет конструкторов, мой фюрер. Но не только! Французы находятся до сих пор под воздействием концепции танковой войны двадцатилетней давности. Их строительство объяснимо порочной тактикой. Танки, по их мнению, должны наступать лавиной, а потому борта прикрыты от огня другими машинами. Одноместные башни и малый ход диктуются особенностями позиционной войны! — Гудериан усмехнулся и пояснил: — Мощный двигатель не нужен, так как танки не должны отрываться от пехоты. Длинноствольную пушку не ставили потому, что пулеметные точки предполагалось расстреливать с короткой дистанции. Отсюда и одноместная башня без радиостанции — зачем они нужны, если бой идет без маневра. Вот и все, мой фюрер, так они и воюют.
— Да уж, — только и сказал Андрей и возгордился, что есть более тупые генералы, чем в родной рабоче-крестьянской армии.
— Противник сейчас пытается пустить в ход свои танковые дивизии, которые называет кирасирскими, но толку не будет. Части эти разношерстны и плохо управляемы, их танки тихоходны и без радиостанций. Следовательно, маневр на поле боя крайне затруднителен. Таковы последствия ошибочной и порочной концепции.
— Но ведь они наносят нам потери?
— Конечно, это же война. В бою танки против танков мы несем потери, ибо машины противника имеют лучшее бронирование. Да и их просто больше, чем у нас. Но они «размазаны» по всему фронту и не массируются в крупные соединения, большие, чем дивизия. Обычно мы выводим свои панцеры из боя и предоставляем противотанковым пушкам и «штукам» остановить атаку противника. Это тактика, мой фюрер!
— Спасибо, Хайнц, за объяснения… — только и пробормотал Андрей, пребывая в некотором шоке. Он неожиданно понял, почему в сорок первом были разгромлены советские механизированные корпуса. С одной стороны безумный по отваге навал сотен машин, а противник применяет в ответ маневр, подставляя противотанковую артиллерию и авиацию.
Какая уж тут война — беспощадное избиение младенцев. Пикировщики долбят колонны с горючим, боеприпасами и запчастями, полностью дезорганизуя тыловые и ремонтные службы, а по танкам стреляют пушки. Вроде бы просто, но за этой простотой скрывается многолетняя учеба и организованность и управление на высоте, радиостанции на всех танках, выучка и высокий уровень подготовки. Немецкая культура, мать ее! А попробуй Гудериан обучить азиатов, что языка толком не знают, и не за год, а за несколько месяцев?! Тут германская армия медным тазом и накроется!
Андрей усмехнулся — он не зря прилетел в ставку Рундштедта посмотреть, как идут дела на фронте. Хорошо идут, что и говорить. Счет пленным во Фландрии превысил полмиллиона человек, причем почти половину составляют англичане. Переброска танковых дивизий идет по плану, по немецкому, выверенному в штабах, а не по нашим «филькиным грамотам». По бумагам у нас все хорошо, но вот когда дойдет до дела, то все… Туши свет!
— Хайнц, как происходит переброска ваших дивизий?
— Части первого танкового корпуса, это 1-я и 2-я танковые и 29-я моторизованная дивизии, начали выдвижение сюда от Кале и Дюнкерка. Четвертый танковый корпус из 6-й и 8-й танковой и 20-й моторизованной дивизий на подходе. Как только 7-я танковая дивизия Роммеля освободит дороги, они будут сосредоточены здесь полностью.
— Хайнц, я хочу взглянуть на наши танки! Надеюсь, вам есть что показать нам?
Андрей посмотрел на Шпеера, которого взял с собою в эту поездку. Пусть молодой архитектор, поставленный на выпуск нового вооружения, на месте выяснит, какое оружие генералы и солдаты считают лучшим.
Гауптштурмфюрер Майер с презрением смотрел на аккуратные и длинные, несколько сотен метров, ряды сложенных друг в друга французских касок, похожих на шлемы пожарных.
— Символ этой войны, — пробормотал сквозь зубы эсэсовец, — и французской армии. «Герои» Вердена и Соммы!
Французская пехотная дивизия сдалась без всякого понукания со стороны пленивших ее немцев. «Паулю» охотно и старательно сдавали оружие и амуницию и, построившись в ровные колонны, дружно двинулись в тыл за похлебкой.
Майер их понимал — разгром был чудовищный, и солдатский дух был до самого копчика потрясен им, выхолостив душу. Но не оправдывал — как можно отказаться от присяги, кричать, что война безумие, и не защищать собственную землю.
Трусы — вот им настоящее имя. В ту войну их спасали то русские, то англичане, а оставшись один на один с германцами, они тут же были биты, как семьдесят лет назад в той войне, которая закончилась славной победой при Седане. И вот история повторяется.
Майер знал, что на Сомме французы спешно возводят укрепления, но был твердо уверен, что немецкие танки прорвут их первым же ударом. Еще бы не прорвать, когда танковой группой будет командовать знаменитый и популярный у солдат «Шнелле-Хайнц».
Тут Майер невольно загрустил — их «лейб-штандарт» был передан в панцергруппу генерала Клейста, с которым и предстояло начинать вторжение во Францию, чтобы довершить окончательный разгром врага. Обидно, конечно, но командир Зепп Дитрих всех уверил, что Эвальд Клейст очень опытный генерал, который их будет вести от победы к победе.
«До Парижа еще далеко, до него надо еще дойти», — подумал Майер и тут же оборвал мечтания о близкой победе. Нужно было заниматься делом: его потрепанный разведывательный эскадрон получил пополнение — больше сотни белокурых парней, истинных арийцев, цвет германской нации, были готовы бестрепетно пойти в бой.
— Нет, я не дам вам так просто погибнуть в первом же бою! — с угрозой прошипел сквозь зубы гауптштурмфюрер.
Хотя прибывшие эсэсовцы не были «пушечным мясом» и все прошли долгую и тщательную подготовку, но война диктует свои права. Сейчас пополнение попало в руки выживших в кошмарном аду Дюнкерка ветеранов, большинство из которых стало шарфюрерами, то есть унтер-офицерами на армейский лад. Парни уже нанюхались пороха до отрыжки и приобрели бесценный опыт. Ну что ж, теперь им есть кому его передать.
— Они с вас за эти дни по семь потов сгонят, но воевать научат, — пробормотал Майер и собранной походкой боевого офицера отправился наблюдать за идущими в поле занятиями.
— И эти «танки» составляют две трети нашей бронетехники, генерал, — сарказм в голосе прорвался, и было отчего. Смотреть без слез на такое убожество было невозможно.
Маленькая танкетка с двумя пулеметами в башенке, причем ее высота была с его рост, отнюдь не великанский. Да! Из гренадеров бы выперли разом — не по Адольфу шапка.
Броня тонкая, единственный плюс скорость — бегала резво, как раз для того, чтобы ноги, вернее, траки вовремя унести.
Второй танк тоже не впечатлял. Длинный, но тонкий ствол 20 мм калибра, по сути, противотанковое ружье. Броню спереди усилили, приварив гнутые листы. Но исправить этим слабость вооружения, понятное дело, было невозможно. Зато экипаж стал на одного человека больше — башня двухместная, с рацией. Для разведки самый раз, но Гудериан использовал такое убожество в боевых порядках.
— Три четверти, мой фюрер, — в голосе генерала иронии не было, а лишь одна тягучая тоска.
— В дивизиях новых пушечных танков едва на батальон набирается, остальные три вооружены именно «первым» и «вторым» типами. Которые, положа руку на сердце, давно пора передать в учебные части.
Поделиться книгой: