Вернуться домой

  И еще два лишних предмета - на рукоятке рабочего кресла аккуратно висели сложенные брюки. И под столом, рядом с тахтой, лежала небольшая пластиковая линейка.

  - Как именно был убит ваш муж? - спросил я. Дамочка не из тех, с кем нужно осторожничать и щадить чувства. Ответила, как и ожидалось, четко и точно.

  - Он был застрелен. Вот здесь была лужа крови, видите, до сих пор еще осталось пятно.

  - Вы совершенно уверены, что девочка была с ним?

  - Да, конечно. Я видела, как они пошли наверх, и даже помню, что они начали спорить, слышала громкий голос Лауры. А потом меня отвлекли, позвонила коллега... Но если бы Лаура ушла от него, она пошла бы вниз, ведь ее комната в подвале... не думайте, это хорошая комната, можете посмотреть потом. Я бы обязательно ее увидела. Да и потом, а куда же Лаура тогда исчезла?

  Я достал блокнот.

  - Давайте восстановим события по порядку...

  Через час картинка в моей голове более или менее сложилась. Фрау Шефер, безутешная вдова, все пыталась съехать на какие-то личные версии происшедшего и сплетни, но я неутомимо возвращал ее к делу, восстановив по минутам все события во временном промежутке преступления.

  Это случилось три дня назад. Лаура вернулась из гимназии около четырех часов дня, точно фрау Шефер не помнит, хотя сама она в это время уже была дома. Ее сын, восьмилетний Флориан, давно пообедал и отправился гулять на улицу. Лаура поела на кухне приготовленный фрау Шефер гуляш и, как обычно, отправилась к себе. Фрау Шефер в это время занималась подготовкой к предстоящему юбилею мужа - 20 мая тому должно было исполниться 50 лет. Она как раз писала приглашения. Около шести герр Шефер вернулся с работы. Он был не в духе - обычные рабочие неприятности, к тому же коротко сообщил, что звонила учительница Лауры и пожаловалась на поведение девочки. Лаура опять прогуливала занятия. К тому же вела себя асоциально, но это у нее всегда. Герр Шефер заявил, что хочет побеседовать с Лаурой. Фрау Шефер спустилась вниз и сообщила девочке о предстоящем разговоре с отцом. Та восприняла это как обычно - равнодушно-агрессивно. Затем фрау Шефер вернулась к написанию приглашений. В 18.40-45 с улицы вернулся Флориан и сел за уроки - им в начальной школе задавали немного. Фрау Шефер стала заниматься с сыном. В 19.00, как было договорено, Лаура молча прошла мимо них по лестнице, к отцу. Через несколько минут фрау Шефер услышала громкие голоса наверху, по-видимому, отец и дочь спорили. Фрау Шефер обычно не вмешивалась в воспитание Лауры, это не ее дочь, и потом - есть определенные сложности. Девочка действительно очень трудный ребенок и трудный подросток. Однако в узде ее удавалось удержать, то есть ничего такого криминального. В 19.15 позвонила коллега фрау Шефер, и они около получаса беседовали. Все это время наверху ничего подозрительного не было слышно, даже голоса стихли, да в общем-то, герр Шефер и не имел обыкновения кричать. Никаких громких звуков, звона разбитых стекол, тем более - выстрелов. Выход сверху только один, по лестнице, и фрау Шефер непременно увидела бы, если бы Лаура спустилась. В 20 часов Флориан закончил уроки и был отпущен играть на Playstation, ему разрешается полчаса в день. Фрау Шефер не подозревала ничего плохого - может быть, отец и дочь занимаются чем-то школьным? Или просто тихо беседуют? Но в 20.30, когда она пошла наверх напомнить Флориану об окончании игры и необходимости идти спать, необычная тишина за дверью... "и знаете, какое-то нехорошее, давящее чувство"... вызвали ее подозрения. Она постучала в дверь. Затем попробовала открыть ее. Через некоторое время она уже барабанила в дверь с криками, к ней присоединился перепуганный Флориан, около 21.00 она позвонила своему брату, проживающему на соседней улице, тот подъехал и в 21.15-21.20 взломал дверь. Далее - труп, вызов полиции. Мне бросилось в глаза, что фрау Шефер несколько взволновалась, рассказывая о том, как барабанила в дверь, у нее даже выступили слезы, словно передалось напряжение тех минут, когда же речь снова зашла о трупе, крови и полиции, женщина совершенно успокоилась и передавала случившееся четким профессиональным слогом.

  - Благодарю вас, - вежливо произнес я, - скорее всего, убийца и похититель - одно и то же лицо, и поэтому мне необходимо знать детали.

  Жанин Шефер скривила досадливую гримаску.

  - Я не думаю, что вам действительно нужно все это знать. Это не поможет вам найти Лауру. Видите ли, я в сущности знаю, кто и почему сделал все это. Мне только нужен человек, который способен практически осуществить то, что я сама осуществить не могу. Разыскать ребенка, разыскать похитителя или же того, кто дал такое поручение. Мы еще не договорились с вами конкретно. Я должна вас предупредить - все это дело связано с русскими. И скорее всего, вам придется поехать в Россию.

  - С русскими? - я изумился не на шутку.

  - Да, именно так. Вы готовы совершить такую поездку? Вы понимаете, что я оплачу любые расходы.

  - Простите, фрау Шефер, ваш муж вел какие-то дела с русскими?

  - Нет. Все гораздо проще. Лаура сама - наполовину русская, в России живет ее настоящая, биологическая мать.

  Весенний вечер обещал быть дивным. Окно, открытое в палисадник, дышало нежгучим теплом, нежным розовым ароматом, тем глубоким, несказанно уютным покоем, какой можно встретить лишь в малоэтажных зажиточных кварталах небольшого немецкого города. Голоса заигравшихся в апрельской теплыни детей да редкое ворчание подъезжающих автомашин лишь углубляли тишину.

  Я налил себе третий стакан минеральной воды.

  - Это ужасная женщина, просто ужасная, - делилась фрау Шефер, - рассматривала ребенка как свою собственность. По данным психологической экспертизы эта дама просто пыталась компенсировать девочкой то, в чем ей самой не повезло в жизни. Очень честолюбивая дама. Представляете, в четыре года ребенок у нее читал книги! И мало того, она отдала ребенка заниматься на скрипке и в танцевальный кружок. Лаура просто света белого не видела! Мало того, детский психолог выяснил у Лауры, что мать истязала ее, обливая холодной водой. Ледяной! Представляете?! Эта женщина явно психически нездорова. После развода ребенок вначале жил у нее, но естественно, она начала препятствовать общению ребенка с отцом. Хайнц так страдал! В то время мы познакомились с ним. К счастью, я сама работаю в службе по делам детей и подростков, иначе у нас было бы очень мало шансов. Вы же понимаете, ребенка всегда отдают матери! Всегда. У нас считается, что мать - это святое, на чувства отца всем плевать. Год длилась тяжба, наконец, ребенка перевели к отцу. Конечно, в ужасном состоянии - никакой социализации, смотрела на всех волком, в детском саду дралась с детьми. Потребовались коррекционные меры... Но они тоже в сущности не очень помогли.

  Жанин Шефер поднялась, чтобы принести стакан для себя. Ей тоже потребовалось выпить воды.

  - Скажите, - почтительно вставил я, - а почему же мать все-таки переехала обратно в Россию?

  - Вы знаете, я долго смотрела на это безобразие. Она забирала ребенка к себе и всячески настраивала, конечно, против нас. От матери Лаура всегда возвращалась в таком нервном состоянии, что хоть прямо вези ее к психиатру. А в итоге эта дамочка решила попросту украсть ребенка. Украсть и вывезти в Россию. Ну конечно, на границе ее задержали.

  - И после этого лишили родительских прав...

  - Конечно. Ну и конечно же, выслали в Россию - а что ей здесь делать? Постоянной визы у нее не было, и никаких оснований здесь находиться - тоже. С такой матерью ребенку общаться опасно.

  - Сколько было Лауре, когда ее мать выслали?

  - Около шести. Почти шесть.

  - То есть прошло уже восемь лет, - заметил я, - девочка вспоминает мать?

  - У этой девочки было очень трудно понять, кого она вспоминает и о чем вообще думает, - неожиданно раздражилась фрау Шефер, - все-таки знаете, воспитание в раннем детстве сказалось. Очень сложный, психически нездоровый ребенок. Мы не смогли это переломить. И конечно, наследственность.

  - Я просто хочу понять - почему вы думаете, что мать через восемь лет вдруг снова стала проявлять активность? Вы считаете, что она заказала похищение и убийство? Или только похищение? Наняла кого-то? Но почему это произошло именно сейчас?

  - Эта женщина способна на любые поступки, поверьте мне. Ее ничто не остановит в погоне за своей, как она считает, собственностью. Между прочим, три года назад она уже пыталась тайно проникнуть на территорию Германии! Так что все это время она отнюдь не собиралась сдаваться. Ну а почему это произошло именно сейчас? Чтобы кого-то нанять, нужны деньги. Возможно, деньги у нее только сейчас и появились, как знать. В конце концов, это вы сами сможете выяснить.

  Жанин Шефер залпом выпила воду.

  - Поймите, больше просто некому. У нас не было врагов. И кому еще могла бы понадобиться Лаура? Любые шантажисты уже выдвинули бы условия. Герр Оттерсбах, я хочу, чтобы вы поехали в Россию. Она живет в Сибири. Сейчас там тепло, морозов нет, лето. Я оплачу вам билет, любые расходы... ну и гонорар по вашим расценкам, разумеется. Поезжайте туда и выясните, что с девочкой!

  Я осторожно выбирал слова.

  - Разумеется, фрау Шефер, если необходимо, я готов поехать в Россию. Но вначале, если вы не возражаете, я должен провести расследование здесь. Это моя работа, поймите. Я должен разобраться в ситуации. Даже если бы жизни девочки угрожала опасность... а она вряд ли угрожает - ведь мать похитила ее не с тем, чтобы убить... я все равно должен сначала точно установить, кто именно и как действовал здесь. Мне нужно задать вам несколько вопросов для начала.

  - Задавайте пожалуйста, - почти оскорбленно ответила клиентка.

  - В последнее время кто-нибудь интересовался Лаурой особенно? Ну например, ее куда-нибудь приглашали, у нее появились новые подруги, друзья, знакомые? Вообще в ее жизни именно в последние два-три месяца что-нибудь изменилось?

  - Да нет, конечно, - не задумываясь, выпалила фрау Шефер, - ничего не изменилось. Друзей и подруг у нее и так практически нет. И кто это будет куда-то ее приглашать? - женщина вдруг замялась.

  - Все же постарайтесь вспомнить, - нажал я, - даже какие-нибудь мелкие эпизоды...

  Фрау Шефер пожала плечами.

  - Две недели назад приходил какой-то тип. Но это не имеет отношения к делу!

  - Возможно, не имеет, - согласился я, - но все же для очистки совести... что за тип, о чем он говорил с вами?

  Фрау Шефер чуть прищурилась, задумалась.

  - А ведь вы, может быть, и правы - как знать, может, наводчик? Посланный мамашей. Уж больно все это странно выглядело. Представьте, заявился мужчина, вполне приличный на вид, ухоженный. Высокий такой.

  - Иностранец?

  - Нет, я уверена, что он немец. Абсолютно уверена. Ни малейшего акцента, и внешность, знаете... мне даже кажется, что он откуда-то прямо из наших мест. Узнаваемые черты. Вот вы даже на него, например, похожи. Только он выше ростом, и волосы светлее, чем у вас. Не знаю, странно все это! Представьте, он заявил, что Лаура выиграла какой-то конкурс. Они в школе проводили систему тестов, и Лаура оказалась победительницей. И теперь он предлагает ей стипендию и обучение в колледже в Америке. Очень известный колледж, и стипендия, и все условия такие, что слюнки текут. Но...

  - Вы считаете, что это неправда? Лаура вообще могла выиграть конкурс?

  - Училась... учится она хорошо, - признала, словно нехотя, Жанин Шефер, - могла. Но дело же не в этом! Вдруг ни с того, ни с сего вот так явился... Он представлял фонд... подождите, как же он называется. У меня был проспект, но я его выкинула. Фонд "Фьючер". Будущее. Собирают одаренных детей со всего мира, обещают им блестящую будущность. Конечно, мы с Хайнцем решительно заявили "нет"...

  - Простите... а почему? - не выдержал я, - раз девочка хорошо учится...

  Фрау Шефер тут же смерила меня уничтожающим взглядом, и я прикусил язык. Так, прокол.

  - У вас нет детей, молодой человек, - заметила она, - вы этого не понимаете. Как можно отправить трудного подростка, который и под нашим-то контролем, и с нашими колоссальными усилиями и поддержкой еле справляется с жизнью - отправить вдруг за тысячи километров, да и вообще связываться с каким-то сомнительным, никому неизвестным зарубежным фондом... Он, вероятно, думал, что мы не в своем уме!

  - Да, простите, вы, конечно же, правы, - поспешил я исправить оплошность.

  - Впрочем, это не имеет никакого отношения к делу!

  - Да, и все же, как вы сказали, этот человек мог быть наводчиком! Поэтому было бы неплохо, если бы вы вспомнили о нем еще что-нибудь. И конечно, очень жаль, что проспекта уже нет... макулатуру уже собирали?

  Мы с фрау Шефер выяснили, что проспект утерян безнадежно, и сказать что-нибудь еще о подозрительном американском немце она не может. Затем мы обсудили еще некоторые технические - и финансовые - детали задания, и я наконец позволил себе завершить рабочий день.

  Я завел мотор крошки-Ниссана, опустил стекла и отключил искусственный климат - грешно в такой чудный весенний вечер вдыхать кондиционированную мерзость. Спина моя взмокла от пота. С чего бы это? Кирпичи не таскал, по крышам не бегал. Хватило общения с железобетонной леди, такие меня обычно утомляют. Не лучшее качество для частного детектива.

  Хорошо, что удалось убедить даму дать мне хоть неделю-другую на расследование здесь, а не прямо завтра отправляться в Сибирь. Мне ведь еще два дела надо закруглить, прежде чем отправляться на поиски приключений.

  Между делом мы осмотрели комнату Лауры, и я смог сразу получить от фрау Шефер медицинские и психологические документы Лауры и даже письменное разрешение на получение информации о девочке от педагогов и прочих замешанных в деле воспитания лиц. Словом, все получилось не так уж плохо, шансы есть.

  Я нажал кнопку плеера, и в машине раздались быстрые разбеги четвертой сонаты Бетховена. Люблю это дело - успокаивает. И надо же как-то собраться с мыслями. Я не Шерлок Холмс, прежде всего потому, что никакого Уотсона у меня нет. Не Беату же считать Уотсоном.

    

 1945 год. Шамбала, Анку Виллара

  Он плохо помнил первые дни. Свет, струящийся меж деревянных балок купола. Золотисто-свежая древесина. Женщина с глазами цвета грецкого ореха, женщина, которую звали Инти. Она чаще всего сидела рядом с ним, и просыпаясь, он встречал ее взгляд - непонятный, внимательный.

  Ему прооперировали руку, и рука была в гипсе. Он был еще очень слаб. Сначала Инти кормила его бульоном с ложки. Потом ему стали давать кашку. Кушанья были необычные, он никогда такого не пробовал, но это его не удивляло.

  Был еще старик, Инка; не дряхлый, вполне еще в силах, высокий и крепкий мужчина, разве что седой. Но ясно было, что он глубокий старик. Откуда? Вернер не знал. Инка говорил с ним на хорошем верхненемецком, говорил много. Ему Вернер в конце концов задал вопрос - кто они такие? Почему вытащили Вернера из тюрьмы? Почему Тибет? Инка рассказывал. Но рассказывал какие-то совершенно левые, казалось ему вещи, не имеющие отношения к делу. Слушать его было интересно - но все это не давало ответов на жизненно важные вопросы.

  - Вы ведь изучали биологию, Вернер.

  - Всего пять семестров.

  - Но у вас все равно есть какие-то понятия, представления о науке. Скажем, антропология...

  - Расовая теория.

  - Это чушь, разумеется. Идеологическая чушь. Вернер, а ведь вначале вы увлекались идеологией нацизма. Почему? И почему перестали?

  Вернер не отвечал. Он уже не мог ничего сформулировать. И вообще говорить было трудно. Он слишком привык молчать. Сначала на допросах, потому что заговорить там было бы очень страшно. Потом, в общей камере - боясь подсадных уток. Потом - оттого, что не с кем стало разговаривать. Инка кивал, видно, понимая свою ошибку, и формулировал за него.

  - Потому что вы думали, что действительно есть расовое деление. Вам это казалось интуитивно правильным. А потом вы поняли, что немцы вовсе не являются высшей расой...

  Вернер разжал губы.

  - Потому что подонки... с которыми я был... они не высшая, а низшая, самая низшая раса из всех существующих. Это стало ясно... довольно быстро.

  Но Инка был унизительно, оглушающе прав. Он действительно так думал. Когда-то. Это ему действительно казалось "интуитивно правильным".

  - Вернемся к биологии, - продолжал старик, - конечно, расовая теория - чушь. Разные расы людей, тем более - разные народности - отличаются друг от друга очень незначительно, в основном, это внешность и чуть-чуть физиологии. Однако на земле раньше существовали не разные расы - а разные виды разумных людей. Они, конечно, отличались друг от друга существенно. Сейчас антропологи уже начали находить их останки, однако, теория эволюции человека еще не разработана. Например, неандертальцы - вы же слышали, что их черепа были найдены в долине Неандера еще в середине прошлого века. Это был другой вид людей. Они вымерли. Часть их генов, а именно 3-4%, в связи с межвидовым скрещиванием, несут в себе практически все европейцы. На самом деле этих видов было значительно больше, в следующие десятилетия антропологи будут открывать новые и новые виды ископаемых разумных людей. К сожалению, церковную теорию сотворения человека, вместе с идеей глубочайшей пропасти между человеком и животным, придется отбросить начисто. Вы знаете, что шимпанзе, если его с младенчества обучать, способен овладеть человеческой речью, общаться, вот как я с вами? Хотя, конечно, уровень интеллекта у них все равно значительно ниже среднего человеческого. Не было никакого мгновенного акта творения, Вернер. Была эволюция.

  - Знаю, - с трудом ответил бывший студент.

  - Интеллект не возник сам по себе, внезапно. Он развивался. Австралопитеки миллионы лет точили камни. Насколько они осознавали цель своих действий? Насколько эти действия были человеческими, а не инстинктивно-животными? Мы не можем судить об этом. Мы видим результаты - они обтачивали камни, изготовляя орудия. У некоторых видов гоминид объем мозга превысил 900 кубических сантиметров. С этого момента их можно считать людьми? Вероятно, да. Но эти люди еще не были способны к высокоразвитому языку, они не могли создать искусство, религию, изобрести колесо. Это были другие виды людей, остановившиеся на определенной ступени эволюции - без биологической эволюции они не могли двинуться дальше. Вы следите за моей мыслью, Вернер?

  - Да.

  Он хотел сказать, что хорошо все слышит, понимает, и что ему интересно. Но это была бы слишком длинная фраза.

  - Эти виды вымерли, но не сразу, они длительное время сосуществовали с более развитыми видами гоминид. Интеллект совершенствовался. Ведь интеллект, Вернер - это комплексное понятие. До уровня человеческого разума, как мы его знаем, развились всего три вида. Два из них - неандертальцы и кроманьонцы - обладали одинаково развитой сообразительностью. Если бы мы подвергли их обычным тестам на интеллект, они прошли бы эти тесты. Но тем не менее, они были разными в других отношениях, и кроманьонцы оказались более приспособленными и вытеснили, а возможно, уничтожили неандертальцев. Заметьте, Вернер, речь не идет о другом народе, нации, расе - речь идет о межвидовой, биологической конкуренции. Я понимаю, что в университете вы этого не изучали. Просто примите как гипотезу, что это именно так. Позже вы сможете сами в этом убедиться. У нас здесь другая наука.

  Инка налил себе прозрачной жидкости в высокий бокал, выпил. Предложил Вернеру - тот отрицательно качнул головой.

  - Кроманьонец... гомо сапиенс, коим вы привыкли себя считать - обладает высочайшим уровнем интеллекта, на земле нет существа сообразительнее гомо сапиенс. Кроманьонец в потенциале способен совершить открытия, изобрести колесо, доменную печь и реактивную ракету. Но интеллект, как мы помним, комплексное понятие. Интеллекта недостаточно, чтобы стать человеком. Нельзя стать человеком в одиночку, будучи даже гениальной обезьяной. Нужна еще способность к формированию социальных связей, к построению человеческой цивилизации. Кроманьонец, как и все прочие известные вам гоминиды, лишен этой способности. Кроманьонцы могут формировать только животные стаи. Гомо сапиенс не может, от природы, биологически не может сформировать человеческую цивилизацию.

  Вернер думал, что в глазах его отразилось удивление. Речь старика впечатляла. Но на самом деле глаза Вернера оставались потухшими и безучастными. Инка продолжал.

  - Поймите меня правильно. Если шимпанзе с рождения обучать человеческой речи, он заговорит. Если кроманьонца в раннем детстве поместить в человеческую цивилизацию - он приспособится жить в ее структуре. Он будет несчастлив - но приспособится. Но гомо сапиенс, предоставленные себе самим, могут сформировать только структурированную звериную стаю. Объяснение этого - в этологии вида. Сапиенсы, как и большинство человекообразных, гормонально предрасположены к иерархическому поведению. У них сильно выражен половой диморфизм, и этологически самцы и самки сапиенса очень различны. Самец, встречаясь с другим самцом, первым делом выстраивает иерархические отношения. И высокоранговые, и низкоранговые самцы озабочены лишь одним - как бы не потерять своего места в иерархии, а значит - в обществе. Не быть вытесненными. Самка сапиенса озабочена только тем, чтобы совокупиться с самцом, стоящим в иерархии как можно выше - это даст ей необходимую защиту. У сапиенсов есть ярко выраженное материнское поведение и почти нулевое отцовское. Детеныш - принадлежность матери. В стае сапиенсов обычно - промискуитет, причем у них, в отличие от многих современных обезьян, сексуальные отношения завязаны на иерархические. Иерархическое поведение - основной мотор деятельности, основной интерес в жизни сапиенса. После удовлетворения витальных потребностей, конечно. Вы это понимаете?

  - Да, - Вернер не мог выразить свои впечатления более сложно.

  - Как вы считаете, такие гоминиды могли построить Кельнский Собор и Тадж-Махал, сотворить Реквием или написать Фауста?

  - Но... социальное, человеческое - выше биологии... - выдавил из себя Вернер.

  - Все верно. Да, ваша официальная наука считает, что сапиенсы преодолевали в себе животное и строили цивилизацию. Правда заключается в том, что это нельзя преодолеть. Сапиенса слишком сильно бьют гормоны, он слишком переживает из-за места в иерархии.

  Я знаю, что противоречу себе. Ведь цивилизация возникла. Она существует. У нас есть великая музыка, литература, страны и города. Видите ли, Вернер... Я говорил не о двух, а о трех видах, перешагнувших порог разума. Существует еще и третий вид разумных людей, помимо сапиенсов и вымерших неандертальцев. Если вам нужно латинское название, назовем его гомо верус - человек истинный. Этот вид отличается от сапиенса значительно, гораздо сильнее, чем неандерталец. У этого вида совсем другое происхождение, это гомологичная ветвь эволюции, от другого обезьяноподобного предка, другого вида австралопитеков. Предки гомо верус и гомо сапиенс разделились миллионы лет назад. Гомо верус тем же эволюционным путем достиг того же уровня сообразительности, притом достиг ее значительно позже сапиенсов, в тот момент, когда последние были уже на пике развития, строили жилища, одевались и создавали религию. Но вот этология верусов была совсем другой. Вкратце - эти обезьянки обладали лишь незначительным половым диморфизмом; и они строго моногамны. Они тоже формировали стаи, но их стаи были непостоянными и действовали вместе лишь в случае общей охоты или отражения общей опасности. Жили они парами, родительская пара вместе заботилась о потомстве. У них уже тогда продолжительность жизни была рекордной для гоминид - почти 100 лет, а потомство рождалось редко, один детеныш в 5-10 лет. Они были выше ростом, но легче по весу, чем большинство ископаемых гоминид. Родители охотились и собирали пищу по очереди, и так же по очереди занимались младенцем, носили его на себе, обучали. Это не является в природе чем-то уникальным, вы знаете. Моногамия типична для птиц, она эволюционно выгодна тем, что партнеры подстраиваются друг под друга, их брачное поведение согласованно, и в такой паре выше процент удачных зачатий, при совместной заботе выше уровень выживания потомства. А у предка верусов в паре формировалось гормональное равновесие, гармонизировалось сексуальное поведение самца и самки, оптимизировались энергетические расходы - вот и выгода моногамии. И у них практически отсутствовали иерархические отношения, даже стая не имела вожаков. Зато у них в парах и оттого и в стае развивался высочайший уровень эмпатии, и за счет этого - сложное и высокоразвитое социальное взаимодействие, построенное на альтруизме. И мощный исследовательский инстинкт, поисковый, игровой. Это были очень дружелюбные и любопытные обезьянки, Вернер. И вот и у них произошел всплеск, мощный ароморфоз, рост мозговой коры. Мы не нашли никаких следов культуры гомо верус старше 15 тысяч лет, то есть это произошло сравнительно очень недавно. К счастью для них, вся их популяция тогда обитала в местности, абсолютно недоступной уже развитым расплодившимся гомо сапиенс - иначе судьба неандертальцев постигла бы и этот новообразованный вид.

  Вернер не очень понимал, зачем Инке этот обезьяний цирк. Но ведь он и впрямь интересовался биологией, хотел заниматься наукой, был студентом - пока не пришлось окончательно уходить в подполье. Слушать было интересно. Вернер предпочел бы нормальное человеческое объяснение - кто эти люди, чего хотят от него и вообще. Но видно, добиться такого объяснения не просто.

  Инти (ее полное имя звучало скорее как Льинти) составляла куда более приятное общество. Она говорила очень немного, как и он сам. Будто чувствовала, что Вернеру мучительно не только говорить, но даже и слушать, что он устает от рассказов Инки, и слова раскаленными буравчиками впиваются в череп - он бы даже застонал, если бы не привык до последнего удерживать звуки в себе. Впрочем, причина могла быть и в том, что Инти плохо говорила по-немецки. Она просто сидела рядом. У нее были прохладные руки, и она всегда точно угадывала, когда ему хотелось пить или в туалет. Он не стеснялся Инти, он вообще отвык чего-либо стесняться.

  Иногда только, когда она прямо смотрела на него ореховыми глазами с непонятным выражением - Вернеру становилось не по себе, и он отводил взгляд.