— Проснулся наконец! — бодро проговорил он. Глаза молодого агента сияли, кожа раскраснелась от горячего душа. Каким образом парню удается кутить целую ночь, а наутро быть как огурчик, оставалось для Брэда загадкой.
— Как торговля оптоволоконной техникой? — откашлявшись, поинтересовался Уолгаст.
Дойл плюхнулся на соседнюю кровать и пригладил влажные волосы.
— Ты не представляешь, насколько увлекателен этот бизнес. На мой взгляд, люди недооценивают его потенциал.
— Попробую угадать? Та с трусиками?
Дойл ухмыльнулся и шаловливо вскинул брови.
— Босс, трусики были на каждой! — Он кивнул Уолгасту. — А с тобой что стряслось? Вид такой, слово мешком по голове ударили!
Мельком взглянув на себя, Брэд обнаружил, что спал в одежде. Это уже вошло в привычку: с тех пор как Уолгаст получил е-мейл от Лайлы, он все чаще засыпал на диване перед телевизором, будто потерял право отдыхать на удобной кровати, как все нормальные люди.
— A-а, ерунда! — буркнул Брэд. — Наверное, баскетбол наскучил и я вырубился. — Он встал и потянулся. — Сайкс звонил. Говорит, все улажено, так что собирайся!
После завтрака они вернулись в Полански. Начальник тюрьмы уже ждал в кабинете, усталый и какой-то осунувшийся. «Дело в погоде или он тоже плохо спал?» — подумал Уолгаст.
— Присаживаться не стоит, — процедил начальник тюрьмы, вручая гостям конверт. Содержимое полностью соответствовало ожиданиям Картера: приказ о смягчении наказания, подписанный губернатором Техаса, и распоряжение суда о передаче Картера в ведение ФБР как обвиненного по нормам федерального уголовного права. Если Картер распишется, где следует, к ужину они с Дойлом доставят его в федеральную тюрьму Эль-Рено, что в Оклахоме. Оттуда его поэтапно переведут еще в три федеральных заведения. След будет понемногу затираться, и недели через две-три, максимум через месяц, на территорию секретного объекта въедет черный микроавтобус, и из него, жмурясь на колорадское солнце, выберется человек, отныне именуемый Номером Двенадцать.
Помимо этого в конверте лежали свидетельство о смерти Картера и отчет судмедэксперта, датированные двадцать третьим марта. Утром двадцать третьего марта, то есть через три дня, Энтони Ллойд Картер умрет в камере от аневризма сосудов головного мозга.
Уолгаст сложил документы в конверт и спрятал его в карман, чувствуя неприятный холодок. Как легко стереть человека с лица земли: раз — и все!
— Спасибо, сэр! — поблагодарил он начальника тюрьмы. — Мы ценим вашу помощь.
Стиснув зубы, начальник тюрьмы по очереди оглядел агентов.
— Мне также велено говорить, что я никогда вас не видел и не слышал!
Уолгаст растянул губы в улыбке.
— У вас с этим какие-то сложности?
— Если бы были, в конверте лежало бы два свидетельства о смерти, и одно из них — на мое имя. У меня дети, агент Уолгаст. — Начальник тюрьмы взял трубку и, набрав номер, приказал: — Двум надзирателям доставить Энтони Картера к «клеткам»! — Он отсоединился и взглянул на Уолгаста. — Не могли бы вы подождать в приемной? Еще немного, и мне будет трудно забыть о нашем знакомстве. Всего хорошего, джентльмены!
Минут через десять в приемную вошли два надзирателя: лицо старшего было добрым, как у Санты из детской книжки, зато озлобленная физиономия второго, еще не справившего двадцатипятилетие, Уолгасту совершенно не нравилось. Придурков и извращенцев среди надзирателей хватало, и этот был явно из их числа.
— Это вы Картера ищете?
Уолгаст кивнул и показал удостоверение.
— Да, мы. Специальные агенты Уолгаст и Дойл.
— Имена не имеют значения, — буркнул Санта. — Начальник велел вас сопроводить, мы и сопровождаем!
Вслед за надзирателями Уолгаст с Дойлом прошли в зал свиданий. Картер сидел за стеклянной перегородкой, зажав телефон между плечом и ухом. Далеко не бугай, как и говорилось в досье, — спортивный костюм болтался на нем, как на Кене, дружке Барби. Смертники бывают разными, но Картер в отличие от большинства ни испуганным, ни озлобленным не выглядел. Скорее, он казался смирившимся и безучастным, точно жизнь уже давно откусывала от него по кусочку.
— Пожалуйста, снимите с него кандалы! — попросил надзирателей Уолгаст.
— Нельзя, — покачал головой старший, — это запрещено правилами!
— Меня ваши правила не интересуют. — Уолгаст снял трубку с прикрепленной к стене базы. — Энтони Картер? Мы из ФБР, я специальный агент Уолгаст, это специальный агент Дойл. Сейчас надзиратели войдут в «клетку» и по моей просьбе снимут с вас наручники. Обещаете не оказывать сопротивление?
Картер кивнул и тихо, будто нехотя ответил:
— Да, сэр.
— Без кандалов вам будет удобно разговаривать или есть другие пожелания?
Во взгляде Картера отразилось искреннее изумление: давно же ему не задавали подобных вопросов!
— Все в порядке, — прошелестел он.
Уолгаст повернулся к надзирателям.
— Ну, в чем дело? Я что, сам с собой разговариваю? Может, стоит позвонить вашему начальнику?
Надзиратели переглянулись, решая, что делать, затем Деннис-Мучитель вышел из комнаты и секундой позже появился за стеклянной перегородкой. Уолгаст поднялся и, не отрываясь, смотрел, как с Картера снимают кандалы.
— Ну что, довольны? — осведомился Санта.
— Да, — кивнул Уолгаст. — Пожалуйста, оставьте нас одних. Когда закончим, доложу дежурному.
— Как угодно, — проговорил надзиратель и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Стул имелся лишь один, складной, металлический, точь-в-точь как в школе. Уолгаст придвинул его вплотную к стеклу и сел, а Дойл застыл за его спиной. Брэд знал: разговор предстоит вести ему, и снова взял трубку.
— Так лучше?
Осторожный Картер окинул его оценивающим взглядом и только потом кивнул.
— Да, сэр. Спасибо! Клещ всегда кандалы и наручники слишком туго надевает.
«Клещ… Надо запомнить», — подумал Уолгаст, а вслух спросил:
— Есть хотите? Вас здесь завтраком кормят?
— Да, я оладьи ел. Пять часов назад.
Уолгаст взглянул на Дойла и многозначительно поднял брови. Тот кивнул и вышел из комнаты. Несколько минут Брэд пережидал, не говоря ни слова. Вопреки большому знаку с перечеркнутой сигаретой, стойка у окошка пестрела от подпалин.
— Так вы из ФБР?
— Да, верно.
— Как в том кино? — с болезненной улыбкой уточнил Картер.
Уолгаст понятия не имел, о чем речь, но ничуть не переживал: главное, чтобы Картер говорил и в себе не замыкался.
— В каком кино, Энтони?
— Ну, там агент-женщина и в каждой серии пришельцы.
Теперь Уолгаст догадался: «Секретные материалы», разумеется! Когда этот сериал шел в последний раз? Лет двадцать назад? Значит, Картер видел его в детстве, как раз повторный показ застал! Подробностей Брэд уже не помнил, только основу сюжета — похищенные пришельцами люди, заговор политической элиты, не желавшей огласки этих фактов… Так вот как Картер представляет себе ФБР!
— Мне это кино тоже нравилось. Его здесь показывают?
— Вы приехали для того, чтобы об этом меня спросить? — расправив плечи, поинтересовался Картер.
— Молодец, Энтони! — похвалил Уолгаст. — Дело и впрямь не в этом.
— А в чем?
Брэд вплотную придвинулся к стеклянной перегородке и заглянул Картеру в глаза.
— Энтони, про Террелл и местные нравы мне известно все. Хочу убедиться, что с тобой нормально обращаются.
— Ну, тут вполне терпимо, — с явным недоверием ответил Картер.
— Надзиратели не очень лютуют?
— Клещ наручники слишком туго надевает, а так ничего. — Картер пожал костлявыми плечами. — С Деннисом мы не ладим, кое с кем из других — тоже.
Дверь за спиной Картера открылась, Дойл внес желтый поднос из столовой и поставил перед Картером. В пластмассовой корзинке лоснились от жира чизбургер и жареная картошка в вощеной бумаге, рядом примостилась картонная пачка шоколадного молока.
— Налетай, Энтони! — Уолгаст кивнул на поднос. — Поговорим, когда наешься.
Картер положил трубку на стойку, поднес чизбургер ко рту, три раза откусил, и половина исчезла. Он вытер рот тыльной стороной ладони и взялся за картофель. «Кроме еды ничего не видит! — подумал следивший за ним Уолгаст. — Совсем как отощавший пес на помойке!»
— Вот что значит голод! — пробормотал Дойл.
— Десерта у них не нашлось?
— Засохшие пирожки да эклеры, внешне неотличимые от собачьего дерьма.
— Пожалуй, лучше не десерт, а чай со льдом, — задумчиво произнес Уолгаст. — Принесешь? Если получится, налей в стакан покрасивее.
— Он же молоко пьет, — нахмурился Дойл. — Не уверен, есть ли здесь чай со льдом. Честное слово, не столовая, а скотный двор!
— Фил, мы же в Техасе. — Уолгаст с трудом сдержал нарастающее раздражение. — Чай со льдом у них есть. Принеси, пожалуйста!
Дойл пожал плечами и снова исчез. Картер расправился с едой, облизал жирные пальцы и глубоко вздохнул. Трубки они с Уолгастом подняли почти одновременно.
— Как самочувствие, Энтони? Получше?
В трубке слышалось тяжелое, с присвистом дыхание Картера. Его глаза, еще десять минут назад по-звериному настороженные, покрылись поволокой. Калории, молекулы белка и сложные углеводы оказали на ослабевший от дрянной еды организм эффект разорвавшейся бомбы. Уолгаст все равно что неразбавленным виски Картера напоил!
— Да, сэр. Спасибо.
— Человеку нужно есть. Нельзя же одними оладьями питаться!
Возникла пауза. Картер медленно облизал губы, а потом чуть слышным шепотом спросил:
— Так что вы от меня хотите?
— Не-ет, Энтони, ты все напутал, — покачал головой Уолгаст. — Это я должен понять, что могу для тебя сделать.
Картер вперил глаза в стойку — перемазанный жиром памятник недавней трапезе.
— Это ведь он вас послал?
— Кто «он», Энтони?
— Муж хозяйки. — Картер поморщился: воспоминание было не из приятных. — Мистер Вуд. Однажды он навестил меня и сказал, что обрел Иисуса.
Да, в досье это свидание упоминалось. Два года прошло, а Картер по-прежнему о нем думает!
— Нет, Энтони, клянусь, он меня не посылал.
— Я сказал ему, что раскаиваюсь! — не унимался Картер, хотя его голос предательски дрожал. — Всем сказал, но повторять не собираюсь, сколько можно?!
— Никто тебя не заставляет повторять. Я знаю, что ты раскаиваешься, именно поэтому и приехал сюда из такой дали.
— Из какой еще дали?
— Из дальней дали. — Уолгаст медленно кивнул. — Из дальней-предальней дали… — Брэд сделал паузу, изучая лицо Картера. Этот кандидат отличался от других, явственно отличался. Уолгаст почувствовал: вот он шанс, подобный внезапно распахнувшейся двери.
— Энтони, а что, если мне по силам вытащить тебя отсюда?
— О чем это вы? — уточнил Картер, буравя гостя настороженным взглядом.
— О том самом. Мне по силам тебя вытащить. Сегодня, сейчас. Ты уедешь из Террелла и никогда не вернешься.
В глазах Картера читалось замешательство: слова Уолгаста казались ему совершенно непостижимыми.
— По-моему, вы просто дурака валяете!
— Нет, Энтони, это правда. Потому я и приехал из такой дали. Ты человек особенный, хотя сам вряд ли это осознаешь. Ты особенный, можно даже сказать, уникальный.
— Я выберусь отсюда? — нахмурился Картер. — Нет, даже пробовать не стоит, прошло столько времени… Мою апелляцию отклонили — адвокат в письме так и написал.
— Энтони, речь не об апелляции! Предлагаю кое-что получше — выбраться отсюда. Ну, что скажешь?
— Скажу, что звучит здорово! — Картер откинулся на спинку стула и, вызывающе засмеявшись, скрестил руки на груди. — Скажу, что звучит слишком здорово, на правду не похоже. Это же Террелл!
Брэда всегда изумляло, сколь реакция на новость о смягчении приговора напоминает пять стадий горя. Сейчас Картер проходил стадию отрицания: разум отказывался воспринимать информацию.
— Я прекрасно помню, где ты находишься, и знаю, что это за заведение. Это тюрьма для смертников, Энтони. Тебе здесь не место. Поэтому я и приехал. Не ради других заключенных, а исключительно ради тебя.