Рыцарь

Я непроизвольно притронулся к эфесу дорогой сабли, по обычаю скоморохов, закрепленной за спиной. Впервые сжав рукоять оружия в ладони, я сразу понял, что хорошо знаком с этим ощущением. И, похоже, держал саблю в руке гораздо чаще, чем топор или вилы.

– Вот и пришли, – остановился Лукаш, указывая подбородком на невысокий частокол, который если еще как-то мог отпугнуть диких зверей, то совершенно никуда не годился для защиты от людей. Одновременно с его словами из ворот в ограде с громким лаем выкатилась свора собак. И хоть каждому известно, что днем сторожевые псы никогда сами не набросятся на человека, паренек удобнее перехватил тяжелый посох, готовясь в любой момент огреть слишком зарвавшегося кабыздоха.

* * *

– Здоров будь, хозяин! – произнес громко Лукаш, когда с крыльца одного из десятка добротных домишек, стоявших вкруг, двухоконными фасадами к просторной и ухоженной площади, спустился крепко сбитый мужчина, одетый по-крестьянски неброско. Единственной дорогой деталью его одежды был широкий атласный трехцветный кушак, несколько раз обвитый вокруг отчетливо выступающего живота.

– И вам здравствовать! – густым басом ответил староста, с прищуром вглядываясь в наши лица. – Кем будете? Откуда и куда странствуете? Тебя, добрый человек, я никогда прежде в наших краях не видал, а вот лик мальца вроде мне знаком…

– А то нет, – ответил Лукаш. – Сколько раз на мельницу заезжал, столько раз и виделись, господин староста.

– Вот те на, – изумился тот. – Лукаш, мельничук? И вправду похож. Прости, что сразу не признал. Ты завсегда мукой с ног до головы выбелен, а тут – умылся, приоделся… Каким ветром к нам занесло? Деда что ж одного оставил? Али беда какая-то приключилась?

– Да нет, хвала Создателю, господин Броун, все у нас хорошо. Деда здравствует, чего и вам желает. Упросил я его отпустить меня на пару седмиц, мир повидать…

– Дело доброе, – согласился староста. – Когда ж, как не в твои годы, на мир глядеть? А то совсем носа с мельницы не кажешь. Небось и девку-то живую за подол еще не держал… У вас же, окромя русалок в запруде да наяд в лесу, длиннокосых и вовсе не водится.

– Это завсегда успеется, штука не хитрая, – отмахнулся паренек.

– Тоже верно… – Староста заметил, что Лукашу не слишком пришлась по сердцу его шутка, и поспешил увести разговор в сторону: – А ты, добрый молодец, прости, не пойму, какого сословия будешь, кем парнишке и старому Мышате приходишься? – обратился ко мне.

– Игорь, наш давний знакомый, – поспешил ответить мельничук. – Гостил на мельнице. Теперь в путь собрался, и деда отпустил меня сопроводить его. Путешествовать вдвоем гораздо веселее.

– Да, приятный разговор заметно укорачивает дорогу, – охотно подтвердил староста. – Заночуете в деревне или торопитесь?

– Заночуем, заночуем, – засмеялся разбитной Лукаш, заметил разочарование на лице старосты и прибавил: – Деда особо просил меня поглядеть, сколько ж пирогов вы за один присест съедаете. А то, говорит, в селе пара домишек, а зерно опупенцы на помол, почитай, каждую седмицу несколькими телегами везут. Куда только мука девается?

От произнесенных хлопцем как бы в шутку слов староста скривился так, словно гнилое яблоко надкусил. Но ответил степенно и вполне искренне:

– За ужином и поглядите. А пока прошу ко мне в сад. Там прохладнее будет… Передохнете с дороги, умоетесь… Слегка перекусите. Разносолов не обещаю – гостей не ждали, жена с дочерьми в огороде весь день… Но краюха хлеба и кусок буженины найдется. А там – и женщины вернутся, вареники затеют. Пить захотите – взвар есть. Воду из колодца лучше не берите, а то животами с непривычки маяться станете. Чтоб с ней свыкнуться – не меньше месяца у нас пожить надо. Да и то – не каждому… Иной страдалец так изведется, что смотреть больно. Ну, да тебе, Лукаш, сие ведомо и, если что, товарищу подскажешь… Прошу, за мной… – указал он рукой на утоптанную стежку, ведущую вокруг дома на задворки. – Утолите только мое любопытство в одном вопросе, если можно?

– Спрашивай.

– Отчего, Игорь, ты саблю поцепил по обычаям скоморохов? Или в Кара-Кермене теперь так принято?

– От того и поцепил, – ответил я быстрее, чем Лукаш собрался с мыслями. – Что я скоморох и есть. Вернее – кулачный боец. А кунтуш харцызский, это мой последний выигрыш. У хозяина денег не было, а поверить, что я его искуснее, воин не хотел. Вот и поставил в заклад свои вещи. Глупо было бы отказываться, верно? Одежка справная, долго послужит и стоит недешево.

– Угу, угу, – кивнул староста в знак согласия, украдкой поглядывая на мои костяшки пальцев. – Вполне может быть. Харцызы, они такие… Если втемяшат себе что в голову, то идут до конца, даже если заведомо знают, что проиграют. Гордый и бесшабашный народ. При этом они свято уверены, что сильнее любого. И – хитрее.

Лукаш открыл рот, собираясь что-то сказать, но я ловко ткнул его локтем в бок, давая понять, что не стоит разочаровывать хозяина. Пускай себе думает, что он о чем-то догадался. Лишь бы не лез с дальнейшими расспросами и оставил их в покое.

Восприняв молчание гостей, как растерянность перед собственной проницательностью, и уверовав, что сумел прикоснуться к большой и важной харцызской тайне, староста и в самом деле поутих, всячески демонстрируя загадочному незнакомцу, что умеет молчать и не совать нос в чужие секреты.

Но уйти в сад им так и не удалось, – раздался топот лошадиных копыт, и на деревенский майдан вынесся небольшой отряд легковооруженных королевских стражников. Старшой осадил коня прямо перед старостой и весело произнес:

– Вот и попались, птички! Как говорится: «носил волк овец, понесли и волка!» Хо-хо-хо! Нам – награда, вам – батоги! Не ожидал от тебя, Броун!.. Не ожидал… А как божился, что даже в глаза живого харцыза не видывал.

– Окстись, Нечай, – не растерялся староста. – Где ты харцызов увидал? Лишку хватил, аль на солнцепеке перегрелся?

Услыхав столь дерзкую отповедь, десятник немного поубавил в тоне, но продолжил, поигрывая кутасами на гарде короткого кавалерийского меча:

– А вот эти два молодца, тогда кто такие? Они не из вашей деревни! И пришли не со стороны замка… Ну, изворачивайся, плут, если сможешь…

Староста подбоченился, собираясь рассмеяться стражнику в лицо, но потом сообразил, что не стоит наживать себе смертельного врага. А десятник, осмеянный перед всем отрядом, легко мог именно в такого превратиться. Поэтому сбавил спесь и ответил степенно, даже чуть заискивающе:

– Совершенно верно, Нечай. Эти добрые люди не из нашего рода. Меньшой – внук мельника Мышаты, а второй – балаганный боец…

Уверенный голос старосты был убедительнее любых слов, но вот так сразу признаться, что засада в очередной раз закончилась неудачей, десятник не мог.

– Угу, – фыркнул насмешливо. – А я – хранитель равновесия…

– Малец и в самом деле с лесной мельницы, десятник… – отозвался кто-то из стражников. – Не раз приходилось его там видеть. Всего, с ног до головы, в муке… Когда с замка зерно на помол возили.

Несколько голосов вразнобой подтвердили слова своего товарища.

– А здоровяка этого тоже видали? – вскинулся Нечай. – Вот и молчите. Слышишь, ты, как тебя там?! Чем народ развлекаешь? Каково твое умение?

– Родители нарекли Игорем, – слегка поклонился я. – Я кулачный боец. Доказать?

– А то!.. – Нечай спрыгнул с коня, в предвкушении потехи оживленно потирая руки. – Не каждый день такое развлечение найдешь. И дорого возьмешь за представление?

– Сколько у нас денег, Лукаш?

– Если выскрести все, то на большую серебряную наберется…

– Слышал, десятник? Вот такой заклад. Мой шеляг против твоего. Кто кого отдыхать уложит, того и серебро. Идет?

– Идет! – хлопнул ладонями Нечай.

– Вот и ладно, вот и славно, – засуетился опупенский староста, довольный, что досадное недоразумение разрешилось более-менее мирно. Все ж, не ровен час, этот скоморох мог и в самом деле оказаться харцызским лазутчиком. А барон скор на расправу. Всей деревне батогов отсчитает и не поморщится. И тем, кому порты снимать, и тем – кому подол заворачивать… Ну, а уж о том, что для провинившейся деревушки оброк бы увеличил, это и к провидцу ходить не надо… – Вечерком и затеем представление. Когда все с поля воротятся. Пусть люди потешатся. А теперь – прошу всех в сад, откушать, чем Создатель благословил.

– Ох, и хитер же ты, господин Броун, – уже не так сурово промолвил десятник. – Норовишь за кусок хлеба бесплатное представление для всего Опупения устроить? Не на того напал… Добавишь бойцам от общества призовой кругляш, смотрите в свое удовольствие, а нет – так нечего рот разевать!

– Создатель с тобой, – вздохнул украдкой староста, который и в самом деле решил воспользоваться случаем. – И в мыслях ничего подобного не было. Конечно, победителю от деревни приз полагается. Вот только денег совсем нет, – сокрушенно развел руками. – Урожай еще в поле, скотинка мясо не нагуляла… Может, едой возьмете?

– Ладно, уговорил, горемыка ты наш, возьмем… – промолвил Нечай так уверенно, будто его противник уже валялся в пыли.

Но ссориться преждевременно нужды не было, поэтому я только скривил губы в снисходительной ухмылке и неторопливо зашагал в сад.

* * *

Детвора разнесла известие о представлении со скоростью, достойной почтовых голубей, и еще задолго до сумерек деревня стала оживать. С полей и огородов в одиночку и целыми семьями потянулись люди. Даже пастухи перегнали стада на ближние пастбища и, оставив скот под присмотром собак, поспешили в деревню. Просторное поселение вдруг оказалось тесным и шумным. А невнятный гомон и гул с каждой минутой все увереннее превращался в стоголосый ор, усиливаемый всеми иными, обычными звуками сельской жизни…

Возбуждение, охватившее опупенцев, передалось и старосте. Доселе чинный и степенный староста постоянно потирал руки и не мог найти себе места. Он то подсаживался ко мне и, посидев немного молча, уходил к расположившимся чуть в сторонке королевским стражникам, но и с ними не решался заговорить.

– Не суетись, Броун, – насмешливо промолвил Нечай, после сытной еды впавший в некое добродушие, когда нервозность старосты стала уж слишком заметна. – Если считаешь, что пора начинать, то так и говори. Нашему поединщику все едино, когда скомороху скулу своротить. Верно, Давила?

Молодой стражник крепкого телосложения и чуть живодерского вида, который его лицу придавала свороченная набок переносица и глубокий шрам на подбородке, лишь невнятно хмыкнул и пожал плечами.

– Нам тоже недосуг у вас засиживаться. Почитай, целую седмицу в замке не были, выслеживая перелетных птиц. Ха-ха-ха… Тем более не с пустыми руками…

– Ты все еще думаешь, что Игорь харцызский лазутчик? – удивился Броун.

– Скажу тебе по секрету, староста, – засмеялся Нечай. – Я, в отличие от тебя, в Академии Оплота не обучался, поэтому думать мне не по чину, а главное – без надобности. Для этого есть барон. Вот доставим скомороха в замок, а там пущай Владивой сам решает: кто харцыз, а кто – нет… Тем более парни и сами в Дубров собирались. А по нынешним временам путешествовать под охраной куда надежнее. Верно, говорю?

– Где ж еще заработать, как не в городе? – пожал плечами я, все больше свыкаясь со своим новым, придуманным Мышатой обличием.

– То-то же, – продолжил убежденный в своей правоте десятник. – Если сейчас достойно сумеешь показать свое умение, то в Дуброве от желающих помериться силой у тебя отбоя не будет. У барона, почитай, три сотни в отряде, да в ремесленной слободе тьма не ученного жизнью молодняка найдется. И каждый второй считает себя непревзойденным силачом и бойцом. Важно лишь достойную награду победителю объявить. Чтоб отсеять скучающих по дармовым развлечениям, но в то же время не отпугнуть не слишком зажиточных. Думаю, если малый дукат на кон поставишь – не прогадаешь.

– Благодарю за совет, десятник… – ответил я вполне искренне. – Так и сделаю. А что, господин Броун, не пора ли и в самом деле начинать? Вечереет…

Так и не осмелившись задать в присутствии Нечая ни мне, ни Лукашу самого важного для себя вопроса, староста махнул рукой и промолвил:

– В самый раз. Жители уже собрались. Будет с чего вам дополнительный приз выделить. Можете начинать и… храни вас Спаситель.

– Да ты чего, Броун? – удивился десятник. – Забыл, что потешные бои запрещают душегубство? Тут не столько сила, как ловкость и умение важны. Да и мы ротозейничать не станем: вмиг бойцов разведем, если забудутся. Давай, иди на площадь, собирай деньги… Мы – следом. И раз уж наш гостеприимный староста так обеспокоился, напоминаю, парни: любые удары, причиняющие увечья, будут считаться нарушением правил и соответственно наказываться! Во-первых, я тут же остановлю поединок и засчитаю победу пострадавшему, а во-вторых, провинившемуся прикажу отвесить полдюжины канчуков! Понятно? Повторять не надо?! Особенно это касается тебя, Давила! Проиграть мастеру не зазорно, но опозорить честь королевского стражника и потерять мои деньги из-за несдержанности – совсем иное… Мне это не понравится…

– Не ярись, десятник, все будет красиво… – прогудел Давила, неспешно снимая легкий тегиляй. – Я небось тоже не лыком шитый… Не впервой в потешном бою сходиться. И сам бит бывал, и другим спуску не давал.

Молодой ратник был хорошо развит физически и явно гордился своими грудными мышцами, поэтому, хоть правила того и не требовали, разделся до пояса целиком. Я решил последовать его примеру. Стыдиться собственного тела у меня тоже не было причины.

– Ну что, вольный ветер? – подмигнул заговорщицки Давила, уважительно взглянув на широкие плечи и мускулистые руки противника. – Пойдем, потешим честной народ брызгами слюны и соплей…

Вообще, стоило ответить на подначку, словесный поединок поощрялся, но мне вдруг стало скучно и как-то уныло. Словно взрослому, вынужденному принимать участие в детских забавах. Очевидно, не удалось утаить этого от наблюдательного взгляда Лукаша, потому что он сильно дернул меня за рукав и настойчиво зашептал:

– Слышь, Игорь!.. Я не знаю, какой из тебя боец, но, если хороший, не вздумай победить стражника слишком явно!.. Осрамишь его – лишнего недруга наживешь, это раз… Опозоришь королевскую стражу – разозлишь десятника, а он и так на тебя косится, это два… А самое главное: имей в виду, за короткий бой опупенцы не заплатят ни гроша. Этим людям не так часто удается поглазеть на что-либо более интересное, чем перебранка между соседками, и они хотят насладиться зрелищем сполна. Ты меня слышишь?!

– Да, – я сбросил с себя наваждение и широко улыбнулся парнишке. – Не волнуйся, Лукаш… Как заметил Давила – не впервой. Зрители останутся довольны.

* * *

Как только бойцы показались на улице, непрерывно галдевшие бабы и детвора вмиг примолкли, и от наступившей внезапно тишины даже псы поджали хвосты и настороженно прижались к изгородям. Воспользовавшись моментом, староста громко провозгласил:

– В кулачной потехе сойдутся скоморох Игорь Ночной Ужас и королевский стражник Давила! Ночной Ужас в красных шароварах, Давила – в коричневых штанах. Следить за соблюдением правил будет десятник Нечай. Пока бойцы разминаются, кто желает поддержать скомороха, бросайте медяки в шапку… А те, кто за стражника – в шлем… И не жадничайте. Потеха потехой, а увечья случаются. Так пусть бойцы знают, что не зря рискуют, а потому – покажут нам все свое умение. Главный приз победителю – два серебряных шеляга заклада и на шеляг серебром провизии от Опупения!

Если я и сомневался в том, что умею драться, то все колебания развеялись, как только я шагнул вслед за старостой, десятником и Давилой, в образованный празднично разодетой толпой круг. Все это было мне знакомо: и утоптанная сапогами земля, и восторженные вопли зрителей, и восхищенные взгляды ребятни. Манящие улыбки девушек, чьи сочные губы обещали победителю сладкую награду, а проигравшему – утеху и забвение. Наверное, в прошлой жизни мне приходилось часто выходить на арену, если ее звуки и запахи запомнились четче, нежели многое иное. Я скользнул взглядом по раскрасневшемуся личику молодой девушки, потом немного полюбовался ее задорно выступающей грудью и улыбнулся в ответ. Девица чуть растерялась, потом прыснула смехом и закрылась по брови, расцвеченным вышитыми лилиями шелковым платком.

Я только головой помотал. Надо же, за прожитое на мельнице время даже не вспомнил о том, что на свете, оказывается, есть еще и такое диво… И не одно! Жадно выглядывая в толпе миловидные девичьи лица, я очнулся лишь после того, как господин Броун объявил результат подсчета:

– Ночной Ужас поддерживает тридцать пять монет! Давилу – двадцать четыре!

– И кто после этого станет сомневаться, что опупенцы не сроднились с харцызами? – толкнул локтем в бок старосту Нечай. – Видно, придется обо всем барону доложить. – И видя, как тот враз побледнел, продолжил весело: – Да шучу я, Броун, что ты в самом деле? Просто скоморох смазливее моего воина, вот ваши девки и бросили свои монетки в шапку. Охолонь чуток… – после чего вышел на средину площади и крикнул: – Потешный бой начинается. Победителем будет считаться тот, кто останется на ногах, в то время как соперник не сможет подняться. Так же проигравшим будет признан тот боец, который нанесет своему сопернику серьезное увечье. Дополнительное наказание – полдюжины батогов и передача всех денег пострадавшему. Ну, а теперь бойцы – ваш черед!.. Покажите удаль да потешьте народ!

Давила и в самом деле имел большой опыт подобных забав, поскольку тут же стал мелкими шагами перемещаться по кругу, заставляя противника повернуться лицом к садящемуся солнцу. Но этот маневр меня лишь позабавил. В то время как ратник вытанцовывал вокруг, стараясь незаметно сблизиться на расстояние удара, я занял центр круга и теперь, слегка прищурив глаза, лишь чуть смещался по линии атаки. Любой балаганный боец знает, что порой, особенно на ярмарках, за день приходится мериться силами с десятком, а то и более, желающих заполучить приз. И если не беречься, выкладываться в каждом поединке, то до вечера с ног свалишься не то что от меткого и увесистого удара, а от простой усталости. Поэтому, оставляя за противником право нападать, знающий боец всегда сводит количество собственных передвижений до самой малости. Со стороны это выглядит тоже достаточно живописно: злобная собачонка пытается укусить солидного сторожевого пса, но, чтоб не напороться на острые клыки, носится вокруг него с громким лаем. И напасть боится, и отойти ума не хватает… Ведь тот, кто больше суетится, всегда кажется менее уверенным в себе.

Наградой за такое поведение Давиле вскоре стали смешки и колкие прибаутки.

– Куси, его, куси!

– Ату, харцыза!

– Что ты топчешься, как петух подле курицы? Вона он прям перед тобой стоит!

– Окликни его, Ужас! Видишь, стражник заблудился, найти тебя не может!

И вперемешку с этими выкриками дразнящий и насмешливый женский смех. Особенно ярящий кровь и туманящий мозги. Сбившись с шага, Давила как-то неловко переступил ногами и едва не потерял равновесие. Подобная неуклюжесть стражника была встречена новым взрывом хохота, от чего тот весь раскраснелся и, позабыв о защите и иных премудростях, почти прыгнул к противнику.

Я помнил о наставлениях Лукаша, но зрелищность лучше демонстрировать с противником уже почти побежденным и обессиленным, а не разъяренным и пылающим жаждой свалить тебя с ног одним дюжим ударом.

Я сместился чуть влево, пропуская мимо тяжелый кулак Давилы, увлекший за собой все тело соперника, быстро нанеся ему два удара костяшками напряженных пальцев по подставленному животу. Не сильно, но точно и болезненно. Стражник сдавленно охнул от острой боли и, изгибая корпус, попытался дотянуться до меня левой рукой, но я уже отшагнул в сторону и был недосягаем. А Давила аж задохнулся от пронзительной боли в боку, но совладал с собой и еще ретивее бросился на соперника.

Вот теперь, когда на каждое движение королевского стражника его же тело отзывалось острой резью в боку, можно было и праздную толпу потешить. Отдав инициативу разъяренному воину, подставляя под его, уже утратившие резвость и беспощадную силу удары, локти и плечи, а иной раз и лоб, я стал изображать избиваемого и еле удерживающегося на ногах бедолагу. Вдруг вспомнив, что, даже если толпа демонстрирует поддержку победителю, сердца зрителей, особенно женщин, в большинстве своем открыты для сострадания. И нет для них большего удовольствия, нежели воочию наблюдать торжество слабого над сильным.

Как только кулаки стражника становились немного крепче, а его атаки – чувствительнее, я вновь наносил ему несколько ударов по туловищу, сбивающих дыхание и усиливающих боль в боку. Со стороны это больше походило на попытку обессилевшего скомороха, хоть на мгновение оттолкнуть от себя беспощадного соперника. И только сам Давила да еще, наверное, Нечай понимали, что в кругу происходит на самом деле. По тому, как десятник мрачнел на глазах, а стражнику каждое движение давалось все труднее, при том, что я даже не вспотел.

– Заканчивай, мастер… – прохрипел Давила еще некоторое время спустя. – Сам не упаду… Приложись как следует… Не позорь…

– Как для воина, ты совсем неплохо дерешься, – прошептал я в ответ, повисая на сопернике и давая ему перевести дух. Хотя каждый из глядящих на поединок мог бы поклясться, что это именно безжалостно избитый скоморох едва держится на ногах. – Только наставник у тебя был никудышный. Все внимание уделял оружию… Потерпи… Еще чуток повозимся, пусть народ потешится, а потом сделаем как надо.

Оттолкнув от себя Давилу, я тяжело упал на спину и некоторое время лежал, не подымаясь… А у стражника даже не осталось сил сдвинуться с места. Он так и стоял, пошатываясь, нависая над «беспомощным» скоморохом.

– Давила! Давила! – восторженно взревели стражники, нестройно поддержанные редкими голосами тех сельчан, что бросали медяки в шлем. Большая же часть зрителей безмолвствовала, сочувствуя побежденному. И как только я, сделав кувырок назад, поднялся с земли, толпа возликовала:

– Держись, Ужас! Держись! Дай ему сдачи! Не уступай!

Взбодренный этими криками, я словно преобразился. Вытер грязь с лица и закричал что-то нечленораздельное, типа, воинственный клич моего рода, я бросился в «безрассудную» атаку.

Теперь я бил руками и ногами с предельной дистанции, и хоть такие удары совершенно не причиняли вреда сопернику, зато стали более зрелищными и эффектными. А сердобольные селянки, увидав, как ожил их боец, завизжали от восторга уж совсем безудержно. Отдышавшись и понимая, что я больше стараюсь для него, Давила тоже принялся усиленно размахивать всеми конечностями. При этом совершенно не стараясь попасть в соперника и удивляясь, видя, как я от легкого соприкосновения с кулаком или от пронесшейся вблизи ноги кубарем качусь по земле, тут же вскакиваю и непременно оглашаю площадь диким воплем.

Долго так продолжаться не могло, ведь настроение толпы, как и ее симпатии, вещь переменчивая, поэтому вскоре настал момент, когда упал не скоморох, а стражник… И – не смог подняться.

– А-а-а!!! – взвыли опупенцы и бросились в круг с таким рвением, словно собирались растерзать победителя, хотя на самом деле все закончилось лишь одобрительным похлопыванием по спине и неумелой попыткой поднять скомороха на плечи.

Воспользовавшись суматохой и неумеренной толчеей, я славировал так, что оказался плотно прижатым разгулявшейся толпой к понравившейся мне красавице. Но, несмотря на всеобщее ликование да подкравшиеся сумерки, в плотном окружении других селян я смог позволить себе лишь один короткий поцелуй. И в последнее мгновение не удержался, чтоб незаметно пошалить руками. Все же сиськи у девицы были потрясающе роскошные… Но для начала и это было неплохо. Восторженная красавица томно подняла бровь и повела глазами в сторону сеновала. Свидание было назначено. Дальнейшее пребывание в столь тесной близости становилось излишним, поскольку могло быть неверно или слишком верно понято отцом и братьями девушки. Поэтому я быстро скользнул на пару шагов назад и попал в другие, не столь приятные, но крепкие объятия.

– Спасибо, мастер, что не опозорил… – негромко пробормотал мне в ухо Давила. – Такому, как ты, не зазорно проиграть. Научил бы чему, а? – И прибавил поспешно: – За ценой не постою. Хоть самую малость?

– Хорошо… – не стал я набивать себе цену. – Выберем время, покажу пару финтов. А сейчас, извини. Надо привести себя в порядок и отправляться за наградой.

– Так малой сразу деньгу забрал… – не понял его Давила.

– Я о другом, – я понизил голос и подмигнул.

– О бабах, что ли? – засмеялся тот. – Ну, ты, брат, даешь… Да этих наград под каждым плетнем парочка… Только б не ленился собирать, – и заметив недоверчивость в глазах скомороха, почесал за ухом и добавил неуверенно: – Чудной ты, право слово…

– Ушибленный, а не чудной… – подвернулся вовремя Лукаш. – От того и объяснить толком не может ничего, что не помнит Игорь себя прежнего. Как он набрел на нашу мельницу, один Создатель знает, но деда его приютил и выходил. Теперь в Оплот идем. Мышата сказал, что только Мастер-хранитель ему помочь может.

– Что ж сразу всей правды не поведали? – посетовал староста.